Реки скорби

      Лань Ванцзи забрал к себе ребенка. Спустил с горы, прижав к горячему, тоскующему сердцу еле-живое, исхудавшее и измученное обстоятельствами тело. Тело, что еще дышит. Тело, что борется за жизнь.       Дитя выжило.       Из последних сил билось сердце мальчика, желая этой жизни. Ребенок чудом уцелел. Но, будто бы в обмен на это, получил жгучую лихорадку.       Ванцзи забрал Вэнь Юаня в Гусу, принёс в цзинши. Ни на шаг не отходил от ребенка. Всякий раз сидя на холодном полу перед кроватью, раз за разом прикладывал руку ко лбу мальчика, контролируя его жар, если понадобится — давал снадобья.       Наблюдая за ним, всматриваясь в его лицо, глаза, улыбку, которая тяжело, казалось, с трудом, расцветала на его лице, Ванцзи вспоминал Вэй Ина. Он видел его частичку, которая уже заложена в этом ребенке. Мужчина сжимал руками аккуратно уложенную, белоснежную простынь, комкая её под пальцами,стараясь захватить больше. Он не хотел показывать свою слабость А-Юаню, ведь сейчас мальчик должен видеть перед собой силу, надежду... Но как же больно, невыносимо больно, видеть в этих глазах-бусинках человека, которого до безумия любишь. Человека, который погиб. Человека, которому ты так и не сказал те самые слова. Слова, что до сих пор отдаются прожигающим клеймом на душе.       Слова любви.       В такие моменты Ванцзи старается контролировать свои слезы, не давая им воли, сглатывать ком, что встал поперек горла, словно кость, мешая ровно дышать. Всю горечь и боль старается перенести в сжатые, чуть ли не до дрожи, кулаки.       Если не получается — резко встает и уходит в сторону — иногда выходит на улицу, давая горьким слезам высохнуть, запрокидывая голову назад и глубоко дыша, наполняя легкие воздухом родных мест... Во время борьбы с недугом А-Юаня, Ванцзи не желал подпускать кого-либо к нему. Бывало только, что встречался с братом, которому рассказывал о состоянии Вэнь Юаня.       О своём молчал.       — Х-Ханьгуан-цзюнь... — голос мальчика выведет Ванцзи из мыслей, заставит подойти, снова присесть рядом, приложить теперь губы ко лбу... И вот оно счастье. Жар сходит.       Тогда мужчина накроет своей рукой маленькую ручку, чуть поглаживая. Скажет, что необязательно называть его так... Снова заглянет в глаза, что так страстно горят жизнью... И наконец, даст ему имя Лань Юань — в быту, затем и Лань Сычжуй. Мальчишке понравится новое имя, он улыбнется снова. Колкие мурашки пройдут по спине Ванцзи, вновь откликнутся на сердце скорбью... Но в ответ мужчина также подарит ему улыбку. Улыбка эта — как надежное и крепкое плечо отца, но в тоже время — как теплые материнские объятья. Она буквально вселяет надежду: говорит, кричит, о том, что все недуги обойдут. Что все будет хорошо.       Но верит ли ей сам Лань Ванцзи?       Лань Юаню с каждым днем, к счастью, все лучше. Пламя охватывает его все реже, только иногда, обычно по вечерам или по ночам. Днем он ходит по цзинши, наблюдает за Ванцзи и иногда садится рядом, внимательно рассматривая мужчину или спрашивая о чем-либо. Последний иногда краснеет, когда, например, мальчик берёт его за руку, играет с длинными волосами угольного цвета, или обнимает за ногу. Ванцзи не делает никаких замечаний, все таки ребенок ещё болен. К тому же, он никак не может забыть, как в одну из бессонных ночей, когда Юаня изнурял сильный жар, он, чуть приоткрывая губы, и смотря все такими же круглыми глазами-бусинками, назвал Ванцзи "папа".       Цзинши есть - тихая комната. И тишина, как ни странно, царит в этом месте день за днем и час за часом. Когда на облачные глубины опускается тьма, тишина эта нарушается. По небу рассыпается белый бисер в виде миллионов звезд, а Лань Ванцзи принимается играть расспрос. Снова и снова, день за днем, не пропуская ни единой возможности, звучит одна и та же мелодия. Она наполнена надеждой, верой и горькой скорбью. Она наполняет не только сердце и душу Лань Чжаня, она расползается по всей комнате и даже выходит за пределы.       Отпустив последнюю струну и проводив протяжный гул, Ванцзи вновь слышит лишь тишину. Она больно пронзает сердце, но не разрывает надежду. Она будет жить вечно, она не умрет, её не сломать, он в этом уверен. Он знает, чутко чувствует, что однажды он услышит ответ... И он будет пытаться столько, сколько потребуется. Он готов на все. Отчаянно смотря на неподвижные струны, чувствуя, как слезы щиплют глаза, Ванцзи замечает, как тянется вниз край его ханьфу. Он оборачивается на Сычжуя, который проснувшись, незаметно подкрался к нему. В глазах мальчика печаль, сочувствие и сострадание. Он, как будто, понимает, чувствует тоску сердца Ванцзи. Впитывает, словно губка. Лань Чжань берёт Юаня на руки. Сейчас он разрешает себе не сдерживаться, выпускает из глаз тихие мокрые ручьи горечи и скорби, слегка прижимая к себе дитя, поглаживая его по спине одной рукой и придерживая другой. Он смотрит в круглое окно цзинши, наблюдая за движением ночи и вслушиваясь в её звуки. Чувствует, как ребенок прижимается в ответ, маленькими ручками стараясь обхватить его плечи :       — Ханьгуан-цзюнь, все же будет хорошо, правда? — в вопросе детская наивность, надежда и нотки печали.       — Правда. — скрывая дрожь в голосе, Ванцзи отвечает уверено, не заставляя это дитя ни на секунду сомневаться.