***
Когда выпал первый снег, отросшая чёлка уже закрыла его лицо, но Бомгю не хотел видеть своё осунувшееся отражение в зеркале, такое пугающее и чужое. Точно ли он был здесь, его ли ноги исправно, словно по-заученному, ступали по припорошённому гравию на пары, расписание которых он даже не собирался запоминать? Он вообще перестал воспринимать информацию, потому что мозговой жёсткий диск был напрочь забит лишь одним единственным, что имело значение. Лишь Ёнджун имел значение. Они с Юци сильно ругались в это время, та пробовала достучаться до него, цепляя угасающее в горе сознание, но он порос мхом и плесенью и обездвижился, притворился, что ещё был в порядке. Вот только он не был, стоя подолгу напротив дома Ёнджуна и безрезультатно всматриваясь в его окна. Иногда там был лишь старший Чхве, либо чёрная пустота, которая всё никак не развеивалась одним знакомым силуэтом. Он устал жить в вечном ожидании чего-то эфемерного. Он сам от себя устал. Субин безустанно цеплялся к нему как груз на ноге у заключённого, не давая повода для мрачных мыслей. Таких страшных и ужасных, которые всё навязчиво лезли ему в голову, стоило посмотреть на проезжающие рядом с дорогой машины. Они так быстро мчались и освещали фарами его серое и безэмоциональное лицо, что думалось, что прыгнуть под них будет не так страшно. Нужно просто сделать резкий шаг в сторону и все закончится. И не будет никакого Бомгю, разбитого на остатки кромешной боли. Лишь бездыханное тело, которое уже не будет помнить. Не будет так судорожно пытаться придумать, как жить дальше. Но он ни разу не решился на это. Бомгю был слишком труслив и слаб даже для этого, даже ради самого себя. Он не мог ни помочь себе, ни прикончить… Он вообще больше без Ёнджуна ничего не мог. Бо подставлял лицо под ледяные хлопья снега и ловил их языком, как обычно делал хён в детстве, такой дурашливый и довольный. Парень стал носить тёплые шапки, чтобы уши не мёрзли, потому что Ёнджун всегда его ругал, если тому их задувало. А ещё он больно за них тянул, чтобы младшему неповадно было ослушаться хёна, а тот всё ворчливо крутился и вырывался от его такой неумелой заботы. Сейчас эти воспоминание словно сухие дрова, подкинутые в затухающий камин, теплили в нём что-то. Какое-то желание жить. Жить, чтобы помнить хотя бы это. Бомгю в какой-то момент написал огромную оду Юци с извинениями, потому что действительно был отвратительным другом и заставил её слишком долго нервничать. А эта дурочка принеслась к нему из соседнего города, потому что думала, что это предсмертная записка. Она ревела и била его кулаками по груди, потому что ещё никогда так не боялась просто — не успеть. И Бомгю тогда понял, что не только себя топил всё это время. Все вокруг погружались с ним в мрачный омут и задыхались без кислорода. Тогда Бомгю наконец попросил оказать ему услугу, после которой девушка сразу перестала плакать, размазывая остатки туши по лицу. Просьба будто излечила и её тоже, и та наконец смогла улыбнуться широко-широко, как умела, отбрасывая все тревоги и переживания. Потому что всё наладится. «— Подстрижёшь меня?» Всё обязательно наладится.***
cavetown — home
В середине весны, когда проливные ливни наконец покинули их город и двойная радуга виднелась где-то выше горизонта почти каждый день, Бомгю думалось — что он хорошо справляется. Так и было, парень не помнил, когда плакал в последний раз, вдыхая свежий запах первых набухших почек. С ручьями он позволял остаткам своей тоски вытекать и из него тоже, смешиваясь в общий поток. Время лечит. Долго, мучительно медленно и незаметно — но лечит. Лечит с новой появившейся музыкой в плейлисте, лечит бытовыми мелочами, встречами с друзьями, которые стараются наполнить твою жизнь новыми, яркими воспоминаниями заместо потрепанных старых. Время лечит, притупляя горькую боль мимолётными, случайными моментами. Вспышками событий, удачными шутками, душевными разговорами. Чашкой чая с Каем, который обязательно найдёт что-нибудь сладенькое; очередным полароидом, подаренным на память Субином; обновлённой стрижкой от мастерицы Юци, которая следила за его причёской и подкрашивала парня в её любимый медно-каштановый. Бомгю окружали целители, которые мало-помалу, день за днём сражались за него, позволяя цепляться слабыми руками за острый выступ обрыва, на котором тот так долго висел. Природа расцветала под всё ещё прохладным, но уже таким ярким солнечным светом, и сам Бомгю чувствовал себя немного свободнее. Свободнее от самого себя. Он почти нормально высыпался, переставая судорожно пробуждаться посреди ночи. Восстановил режим питания, потому что Юци безустанно напоминала ему поесть. Бомгю позволял себе улыбаться чуть увереннее, и собственное отражение в зеркале уже не пугало. Он стал чуть выше, зрелее и осознаннее, будто прожил за этот год не одну жизнь. А он всего лишь смог пережить свою. Бо привыкал к новому себе тоже постепенно, удивляясь, как начинает брать в привычку поправлять свежую короткую причёску, как начинает носить что-то из подаренного Каем и Юци, которые считали, что к новому цвету волос в гардероб нужны новые краски, кроме кромешного чёрного. До этого он был там, потому что Ёнджун так одевался, а Бомгю просто хотелось ему соответствовать. Он уже и забыл, что такое «собственный вкус», когда все время так безнадёжно был поглощён лишь хёном. И сейчас, надевая бежевый кардиган под светлые джинсы, он чувствовал себя облегчённым. Будто Ёнджун шаг за шагом отпускает его и одобрительно хлопает по плечу. «— Ой, ну всё, у девчонок челюсти попадают.» «— Дурак, хён, не будет такого.» Бомгю убрал упавшую короткую прядку на глаза и осмотрел лицо, убеждаясь, что выглядит прилично. «— Из-за этой нуны ты слишком долго крутишься у зеркала.» — Тебе просто завидно, верно? — Бомгю не заметил, как заговорил вслух. Тишина резанула по сердцу, напоминая, что он всё ещё один. И никто не собирался ему отвечать. Уведомление запиликало на телефоне, и он бегло прочёл сообщение от Юци, которая безнадёжно просила его поторопиться, если он не хочет нарваться на пиздюли. «— Не заставляй даму ждать. Они этого не прощают». Не только дамы. Бомгю тоже не мог простить хёна, который к нему уже давно не спешил. Он пытался не слушать привычное наваждение, которое говорило с ним таким узнаваемым гнусавым голосом время от времени. Бо не был одинок, но говорить с самим собой уже вошло в привычку. А ещё ощущения были почти реальные, особенно по ночам, потому что они с Ёнджуном провели бесчисленное их множество просто лёжа на кровати с закрытыми глазами и болтая обо всём на свете. Эта рутина была его частью самостоятельной терапии, на сеансе которой он долго и мучительно Ёнджуну во всём признавался. Просил прощения и молил вернуться как можно скорее. Последнее со временем он уже не произносил, даже в своей голове, потому что пустые надежды сеять себе было опасно. Как и полагаться на ответы иллюзорного Ёнджуна, которого он сам себе и придумал. Бомгю поправил кардиган на плечах, чтобы швы лежали ровно, иначе блондинка будет серчать как старая бабка из-за его неряшливости. Заправил светлую футболку потуже за пояс, перекрутил цепочку на шее, которые Кай с Субином подарили тому на день рождение и вышел из дома. Совсем скоро лето и напряжённая сдача диплома, но Бомгю, кажется, был подготовлен ко всем преградам на своём тернистом пути. Он набрал в грудь воздуха, прикрывая глаза. За домом Ёнджуна работала газонокосилка, про которую старший Чхве решил так запоздало вспомнить — их двор был уже давно как-то досадно заросшим. «— Твоей матушке бы не понравилась беспечность отца, знаешь.» «— Знаю. Думаю, она плюёт на его лысину каждое утро за это.». Почему Бомгю позволял себе такие колкие шутки? Потому что Ёнджун точно так и ответил бы, Бо мог дать голову на отсечение. Парень усмехнулся этим мыслям, разглядывая обветшалый со временем забор. Он когда-то свалился отсюда, а теперь тот был ему почти по грудь, и совсем не такой страшный и высокий, каким казался в детстве. Да и Бомгю уже далеко не шесть лет. И Ёнджуна больше нет рядом. Парень не удержался и подошёл ближе, словно ведомый каким-то порывом и коснулся шершавых досок. Юци убьёт его наверняка за задержку, но ему нужна была всего лишь пара минут, просто присесть под забором и немного потосковать. Совсем чуть-чуть и по-доброму, вспоминая ту самую песенку, которую он когда-то тут настукивал, пытаясь разоблачить притаившегося монстра. А нашёл лишь мальчишку из соседнего двора.Тук-тук. Тук. Тук-тук-тук.
Бомгю усмехался сам над собой, понимая, как бессовестно хочется плакать. Юци точно его прикончит за покрасневшие глаза и такую дурацкую причину для грусти — забор. Он контролировал мысли и дыхание почти профессионально, думая лишь о хорошем, хоть и слишком далёком и мимолётном. Он облокотился головой о забор и прикрыл глаза, продолжая постукивать под приближающиеся звуки газонокосилки. Наверное, та достаточно бренчала во дворе, чтобы отец Ёнджуна ничего беззаботно не слышал и не задавался вопросом, а не сошёл ли их юный сосед с ума. Отчасти, хорошо, что его стук был еле различимым, потому что объяснить своё поведение и свой такой внезапный порыв он не мог ни себе, ни вымышленному Ёнджуну в своей голове.Тук-тук. Тук. Тук-тук-тук.
Газонокосилка пару раз взвизгнула затихая, но Бомгю даже тогда не перестал настукивать навязчивую мелодию. Даже тогда, когда с соседской стороны послышались неторопливые приближающиеся шаги. Бомгю был слишком увлечён воспоминаниями, и будто бы уже пересматривал какой-то дурацкий мультик вместе с хёном как в старые-добрые. Даже вкус персиковых конфет откуда-то появился у него во рту.Тук-тук. Тук. Тук-тук-тук.
Стучал он вновь, в воцарившейся тишине двора, полностью умиротворённый этим моментом. Иногда не нужно бояться болезненных воспоминаний, а просто принять их и пробовать приживить к себе, словно самое драгоценное во всей жизни. Это была его неотъемлемая часть, с которой все началось и закрутилось в безумный водоворот. Ёнджун был его неотрывной, самой значимой частью. Бомгю завёл кулак для повторного стука...Тук-тук. Тук. Тук-тук-тук.
… Но так и не коснулся досок. Ему показалось, что выдуманный хён в голове играет с ним в злые игры разума и пугает слуховой иллюзией. Поэтому Бомгю не придал этому значения. Ровно до тех пор, как вновь не услышал с другой, противоположной стороны забора:Тук-тук. Тук. Тук-тук-тук.
Такое чёткое и почти осязаемое звучание досок отдавалось по ушам бешеной реальностью. Старший Чхве решил подыграть младшему, чтобы тому не было так одиноко в его печальном соло выступлении? Всё это начало превращаться в какой-то сюр и Бомгю уже стало неловко от самого себя. Психом в чужих глазах ему быть не хотелось. Он медленно привстал, скрипя досками забора за спиной, отряхнул начисто штаны и развернулся. И перестал дышать. На противоположной стороне на фоне позабытой и кинутой газонокосилки, стоял высокий взрослый парень. С выкрашенными в светло-русый волосами, которому уже давно следовало бы подкрасить отросшие корни. «Юци бы поругалась сейчас» — подумал Бомгю своим голосом, удивляясь, почему его воображаемый Ёнджун замолк. Хотя, он знал почему. Потому что настоящий он прямо сейчас потерянно смотрел на него с противоположной стороны соседского забора, и как-то слабо и невесомо улыбался. Бомгю думалось, что он в край сбрендил, раз за слуховыми пришли и иллюзорные наваждения. Правда, слишком детальный и совершено непохожий на призрака прошлого парень сделал шаг ближе, укладывая руки на колкий край забора. Бомгю лишь наблюдал за таким новым приходом, который словил в самый неожиданный момент и боялся вздохнуть — вдруг развеется. Бо был абсолютно убеждён, что его кроет. Он даже не давал себе и шанса признать в парне напротив повзрослевшего на год, немного изменившегося друга детства, который тоже его так открыто рассматривал. А потом чужак заговорил, и Бомгю обмер в момент, признавая поражение: — Волосы… отрезал, — лишь произнес парень, так привычно гнусаво и совсем не так, как Бомгю привык его слышать в голове. Настоящий голос Ёнджуна был троекратно лучше. Бомгю сглотнул, содрогаясь от дрожи в коленях. Он не мог контролировать лицо, которое вытянулось то ли от испуга, то ли от удивления, то ли от бесконечной радости. Ёнджун был беспощаден: — И цвет… Тебе идёт. Очень. Бомгю скользнул по нему взглядом, будто всё ещё не убедился. Будто не знал, кто его так безбожно дурит. Вот только на чужом запястье ярким пятном висела цветная фенечка, которую он узнает из миллиона подобных. Ту, которую до потёртостей на пластиковых бусинах заносил, ту, из-за которой летом у него было дурацкое бледное пятно на загаре. Фенечка, которую Ёнджун ему однажды когда-то в детстве подарил. Фенечка, которую Бомгю всучил ему обратно в руки, собираясь попробовать все забыть. Зачем… Он носил её? — Ён…джун?.. — сипло, еле слышно прошелестел Бомгю. Видение не развеялось, не растворилось бельмом в воздухе, лишь натянуло губы в слабой улыбке и выглядело до ужаса реальным. Хён действительно стоял перед ним, сам немного растерянный и взволнованный. А у Бомгю сердце было готово разорвать грудную клетку. — Я тут… приехал на время. Последить за домом. Пока отец в отъезде по работе. — Он чуть замялся, словно не знал, стоит ли ему всё это говорить и собираются ли его слушать. Как давно они разговаривали нормально в последний раз?.. Ён даже не мог вспомнить. — Вот, пытаюсь привести газон в порядок. Хоть и неуверенная, но явная улыбка на губах старшего сводила Бомгю с ума. От него веяло каким-то забытым детством, беззаботной юностью и домашним уютом. Бомгю не мог насмотреться, так и стоя как вкопанный, пока его мобильник не зазвонил: — Чхве Бомгю, ты, блядь, издеваешься? Сколько тебя ещё ждать? Юци напомнила ему, что жизнь вообще-то течёт дальше, и кадр с улыбающимся Ёнджуном — это не бесконечный момент времени, в котором он захотел остаться. Она кричала из трубки что-то на её любимом матершином, а Бомгю так и не нашёлся с ответом, тупорыло пялясь на старшего. — Нуна, прости, я уже скоро, — видимо его безэмоциональный тон подействовал на девушку словно успокоительное, и та грузно выдохнула и попросила поторопиться. Когда зазвучали гудки, Бомгю наощупь сбросил вызов, так и не отрывая взгляда от Ёнджуна, который смотрел так изучающе и впитывающе. Будто рыскал и выискивал в его лице что-то. — Мне… нужно идти, — звонок Юци отрезвил разум Бо, возвращая к действительности. К действительности, в которой прямо сейчас, будто сновидение, напротив за забором стоял Ёнджун, такой родной и близкий. Такой, что хотелось сорваться и броситься тому на шею, просить прощения, убеждать, что забыть так и не получилось. Не хотелось. Что время, проведённое рядом — было самое лучшее, и даже их пьяные поцелуи, даже грязный секс не могли перечеркнуть все, что было между ними столько лет до этого. Хён слишком укоренился под его кожей, и как бы он ни выводил его, словно перманентное тату, тот въедался всё сильнее. Вот только… ноги так и не двинулись навстречу, а руки не вытянулись в желании крепких объятий. Потому что… Прошёл мучительный год. Потому что фенечка на чужом запястье грубо хлестала по щекам, напоминая, что именно с младшего начался круговорот боли, и уже поздно что-то менять и пытаться исправить. Потому что… Бомгю просто боялся. Боялся, что уже опоздал, и они стали слишком чужими друг другу. И всё, что парням осталось — вот так по-соседски обмениваться дежурным фразами. Через забор. Словно в подтверждение его мыслям, Ёнджун отпрял от деревянной ограды и как-то криво ухмыльнулся. Будто пытался выглядеть непринуждённо. — Беги, не заставляй даму ждать. Бомгю понял, что уже слышал это сегодня. А ещё взгляд хёна был без причины тоскливым и неотрывным, будто слова, что он произнёс, противоречили его истинным желаниям. Но Бомгю их не понял, он сам запутался, не зная, куда себя теперь деть. Что делать с этими одинокими и безответными чувствами, которые копились так долго, не находя выхода. Бомгю отрешённо кивнул, заставляя свои ноги поспешно двинуться на выход со двора. Иначе ещё немного, и он так и останется там, в ловушке тёмных глаз без желания на спасение. Ведь это происходило бесчисленное количество раз до этого, а способ вырваться из чужого омута за столько лет парень так и не придумал. Даже спустя год он не смог охладеть к Ёнджуну, как бы ни пытался свыкнуться с его отсутствием в своей жизни. Как бы ни глушил боль, пряча её в глубины сознания ото всех. От самого себя. И даже сейчас, уходя без оглядки прочь от дома и слыша на отдалении вновь заработавшую газонокосилку, он чувствовал, словно опять ошибается.***
Юци уже полчаса ждала его около местной забегаловки, обещая самой себе, что порвёт младшего в клочья, что заставил её ждать у пыльной проезжей части. И нет, она не собиралась зайти внутрь уютного и вкуснопахнущего помещения, только лишь за тем, чтобы устыдить Бомгю ещё сильнее — пусть смотрит на её замученное лицо с лёгким душком выхлопных газов. И даже мимо проезжающие мужланы, которые пытались снять её — больше Юци не пугали. Она злилась изо всех сил, даже не обращая внимания на его такой заторможенный голос по телефону, мало ли перебои со связью. Но вот его отчётливый силуэт, который еле плёлся вдалеке, даже завидев её — не мог не обеспокоить. Он словно был бесконечно потерян, парень семенил к ней, неуклюже огибая прохожих и, о боже, на что была похожа его прелестная причёска, которую он так неряшливо теребил пальцами? Юци вскипела от негодования словно пробудившийся вулкан, тут же покрываясь каменной коркой, потому что надломанное «нуна» моментально её остудило. Бомгю выглядел так, словно увидел призрака наяву. И она даже не подозревала, как была близка в своих догадках. — Нуна… нуна… — лишь повторял он, стараясь отдышаться, только явно не от бега. Его глаза бегали по её лицу в поиске либо помощи, либо сестринского утешения, чего у неё было до краёв, хоть вёдрами греби, ради Бомгю, особенно, когда он выглядел словно на грани разреветься. — Господи, ну что такое? Что? — Она придержала его за плечи, чтобы он встал спокойно и перестал метаться из стороны в сторону, пугая прохожих. Он бегло облизывал сухие губы, и Юци захотелось вновь его поругать за пренебрежение уходовой косметикой, как он вдруг выпалил: — Ёнджун…он, — Бомгю шумно сглотнул, начиная с усилием хрипло дышать. Ему нужно было срочно сесть, иначе ноги тотчас подкосятся. Голова пульсировала и кружилась, словно весь мир с ума сошёл. Или Бомгю. Юци шустро потащила его в кофейню и усадила за ближайший столик, и господи спасибо, что как раз над ним работал прохладный кондиционер. Девушка наспех сбегала до кассы за простой водой, чуть ли не оступившись о развязанный шнурок конверсов и, чертыхаясь, поспешила обратно к полуживому Бомгю. Тот задышал медленнее, чувствуя хоть какую-то опору под своим свинцовым телом и, приняв принесённую воду, жадно её вылакал за пару глотков. — Ты меня с ума так сведёшь, пиздюк. Я собираюсь дожить до старости, знаешь ли, а не схватить сердечный приступ в свои всего ничего двадцать три года! — Тебе двадцать четыре, нуна… — А ну-ка умолкни, паршивец! — Парень натянуто улыбнулся, собирая утерянные силы и подпёр голову руками. Наваждение постепенно отходило, высвобождая его разум. Дыхание стало размеренным, и он больше не сипел, как помирающий дед. Когда Юци не смогла больше терпеть, она легко растормошила его за плечо, — Эй… ты мне расскажешь, что произошло? Бомгю поджал губы, не зная, как начать. Он всё ещё не верил, что его мимолётная встреча получасом ранее действительно не была лишь игрой уставшего разума. Юци смотрела выжидающе, понимая, что младшего что-то смертельно гложет и весь его вид говорил об этом. Даже опоздание тотчас забылось. — Ёнджун… он вернулся. Мы встретились… — парень вытолкнул из себя эти чужеродные слова, не позволяя мозгу даже свыкнуться с ними. На месте девушки он вряд ли бы сам себе поверил, но та мгновенно округлила рот и глаза и издала удивлённое «ахуеть!». — И? — выпытывала она, отчего-то загораясь, будто сияющая звёздочка. — Всё? Мир, дружба, жвачка? — Я… думаю, там уже и жвачки не будет. — Бо потупил взгляд в стол, к которому как раз вовремя подоспел официант. Животы у обоих выли от голода. Юци вальяжно листала меню, будто бы сидела в роскошном фешенебельном ресторане и стукала о нужные ей позиции своим длинным чёрным ноготком. — И всего этого по два. Ему и мне, спасибочки! — и когда официант отошёл от их столика, Юци вдруг вкрадчиво затараторила, — Что значит — и жвачки не будет? А как же объятия возлюбленных и признания в любви. Или как там в сказках пишут? — Никакие мы не… возлюбленные. И мы далеко не в сказке, нуна. Всё не просто… — Бомгю кусал губы, зная, что девушка начнёт ворчать из-за этого, но та лишь насупилась и молча выжидала продолжения его душевных излияний, — …Так много времени прошло. Я только успел привыкнуть быть без него, а он тут как тут — явился, словно был ещё вчера здесь. И что мне ему говорить теперь? Как себя вести? Я… и так сделал достаточно дерьма хёну. Может лучше просто… — Может лучше ты просто заткнёшься и послушаешь? — рыкнула та, не в силах терпеть сопливые рассказы про душевные терзания, которые ни к чему хорошему не приведут. — Гю-я, ты вроде парень не глупый, но ведёшь себя как потерянный шестилетний мальчик. Им принесли два подноса с яичными вафлями, начиненными лососем и сливочным сыром, и грушевый лимонад со льдом. Но Юци к еде даже не притронулась, продолжая наступление: — Знаешь, можно, конечно, нарастить толстую грубую кожу, словно хитиновый панцирь. Заставить себя мыслить иначе, думая, что делаешь всё только во благо. Обмануть мозг и притвориться, что так и должно быть, вот только… — Та сделала многозначительную паузу, поднимая палец вверх словно нравоучая, — вот только дадут ли тебе спокойно жить чувства, которые бурлят как кипящее масло? Сможешь потом не пожалеть, что не попробовал всё начать сначала? Она заткнула себя трубочкой и злобно засюпала сладкий напиток. — Мы не в сказке, Юци, — тихо напомнил ей Бомгю, пропуская наивную тираду девушки мимо ушей. До него было не достучаться, потому что перед глазами была треклятая фенечка на чужом запястье, а в ушах стоял звон газонокосилки. — Да и мы с Ёнджуном уже давно не те, что раньше. Я учился жить без него, а ему наверняка даже не нужно было развивать подобный навык. Поэтому, пусть всё будет так, как есть. — Ладно, знаешь, мои слова может и не убедят тебя в обратном, но вот тот взгляд, с которым он смотрел на тебя в последний день, был очень красноречивым и понятным. Да и твой тоже. Бомгю чуть нахмурился, отгоняя болезненные воспоминания. Он начал медленно ковырять свою вафлю вилкой, понимая, что стремительно теряет аппетит. Чужие сигареты до сих пор лежат в его комнате страшным напоминанием. Юци поняла, что зацепила глубоко, но решила подорвать болезненную рану: — Вы как Субин и Кай, только хуже. Даже идиоту понятно будет со стороны, что вы друг в друга влюб-.. — Хватит, — Бомгю торопливо смаргивал подступающие слёзы и вперился взглядом в изувеченную им же вафлю, напоминающую теперь чей-то сблёванный завтрак. — Ты не можешь знать, что в его голове. И ты не можешь знать, что в моей. Это был удар ниже пояса для девушки, которая его почти выходила в самые тяжёлые моменты. Она проглотила вставший комом лосось в горле вперемешку с горькой обидой и постаралась как можно увереннее улыбнуться, размахивая своей вилкой как волшебной палочкой: — Да, ты прав, я не знаю. И да, мы далеко не в сказке, и вы с Ёнджуном не сказочные принцы, но знаешь… Я всё-таки побуду немного феей-крестной и сделаю что-то волшебное! — Она направила остриё вилки на парня, заставляя того смешно скосить глаза, и таинственно зашептала с хитрой улыбкой на блестящих блёстками губах. — Я буду верить за нас двоих! И поэтому всё обязательно будет! Вот увидишь. Бомгю прыснул со смеху с разыгранного спектакля и мечтательно подпёр подбородок рукой: — Надеюсь, действие твоего заклятия не настолько быстротечное, как в Золушке? — Ещё одна подколка, и я превращу тебя в жабу, — шикнула Юци, доедая остатки своей вафли. — Мои заклятия вечные и стопроцентные, так что ты не отвертишься! Бомгю тихо смеялся, отпуская свою голову больше не думать и не терзать себя мыслями. Он ведь всё равно для себя всё решил, и, если Юци так хочет верить в лучшее — ей он мешать точно не станет. Ему бы тоже хотелось заразиться её магической верой и решимостью, но понимал, что им со старшим больше не найти сведённых мостов, точек соприкосновений. Им больше не по пути. Они потеряли друг друга ещё год назад, на том балконе, на котором Ёнджун поставил финальную точку. Вот только причину, отчего тот так легкомысленно оставил почти полную пачку сигарет, Бомгю до сих пор найти не мог. Как и не мог оправдать своё нежелание выкидывать её за ненадобностью, словно есть какой-то смысл оберегать её и продолжать хранить. Интересно, курит ли Ёнджун до сих пор? Смотрит ли он на фенечку, пока стряхивает пепел с сигареты? Думает ли он о прощальном дне, о Бомгю? Чувствует ли он эту тягучую тяжесть в сердце, которая тянет вниз как душащий ошейник? Он так хотел бы знать ответы на эти вопросы, но Бомгю пообещал себе быть стойким, не давая маленьким зёрнам сомнения расцвести пёстрыми букетами. Он травил их, выкорёживая каждую по одной так тщательно, что был почти уверен — будет нетрудно возвращаться домой и не заглядываться как раньше в чужие окна. Бо задумчиво тянул лимонад через трубочку, совершенно не замечая лукавой улыбки на губах Юци и ее быструю печать на смартфоне. Она не шутила вовсе, когда говорила, что собирается сделать кое-что волшебное.***
Бомгю с трудом разлепил припухшие глаза, понимая, что поспать должным образом так и не вышло. Старая бессонница накатила на него этой ночью, не давая уставшим векам сомкнуться и в спокойствии блаженно уснуть. И не только бессонница была причиной, скорее, та была лишь вытекающим последствием. Пока он вчера был с Юци — врать самому себе было легче. Гораздо проще было прикинуться сильным, коим он не был на деле, и поверить, что соседский дом до сих пор не таит в себе знакомый силуэт, который все так норовил высмотреть Бомгю по дороге домой. Было нетрудно рассуждать, как стоит поступать дальше, и чего не делать точно, пока наедине со своими копошащимися мыслями Бомгю не встретил среди них такое ясное и очевидное «скучал». Скучал по голосу, настоящему и родному; скучал по тёмным глазам с лисьим прищуром; просто скучал по всему Ёнджуну. И теперь, когда тот был так близко, Бомгю терялся, не понимая, как сдерживать самого себя. Как не вылететь из собственного дома, перегибая в прыжке забор и не забарабанить по чужой входной двери. Как не сорваться и не кинуться старшему на шею, как только его пустят за порог? Как потом замолчать, чтобы не высказать всего слишком стыдного и самого нежного, что было на сердце так мучительно долго? Бомгю терзался этими вопросами, вплоть до поздней ночи и неспокойно задремал, пребывая где-то на грани сознания и сна. Ёнджун умудрился прокрасться даже в его смутное сновидение, то невесомо касаясь запястий, то таинственно заглядывая в глаза. Он не покинул его даже здесь, и Бо не смог выбрать, чего хочется больше: быстрой смерти или никогда больше не проснуться. Парень сокрушенно выдохнул, понимая, что даже после пробуждения продолжает думать о нём. В мозгу будто зажевало старую плёнку и теперь у него прокручивается лишь один единственный человек в голове. Никаких больше кадров, Бомгю весь состоял из старшего, будто несчастно отравленный. И какой подобрать антидот, чтобы стало хотя бы полегче и разнообразнее в голове — Бомгю не знал. Он просто понимал, что Ёнджун где-то рядом, буквально через пару фасадов и один лишь забор, и это знание сводило парня с ума. Субин всегда появлялся в нужный момент. А сейчас сообщение, которое пришло от него, стало просто жизненно необходимым глотком воздуха, который помог вырваться парню из утягивающей воронки:«Я слышал про Ёнджуна. Не хочешь на набережную сегодня? Пройдёмся, поговорим.»
Субин точно дан ему свыше, никак иначе, и Бо улыбнулся этим мыслям, печатая положительный ответ. Он написал ему, что готов хоть сейчас выскочить из дома, лишь бы оказаться подальше от собственного соседа, и Субин обещал также выйти как можно скорее. «Но сначала хотя бы умойся. А то распугаешь всех.» — прилетело следом, и Бо фыркнул. Он слишком глубоко позволил Юци проникнуть в его жизнь, чтобы пропускать утренний уход за кожей, которую девушка оберегала даже больше, чем самого парня. Или ему так казалось. Он неторопливо засеменил в ванную комнату, в которой перво-наперво улыбнулся своему отражению. Потому что так верить в себя будет гораздо проще. Словно напоминание — что он ещё способен смело улыбнуться и не дрогнуть при этом, способен выглядеть стойким и непоколебимым, даже после внезапного возвращения Ёнджуна, мысли о котором надоедливой пластинкой продолжали крутиться в голове. Бомгю привёл себя в порядок и в ментальном плане тоже. Он обязательно не даст Субину повода для волнения и излишних вопросов, не выдаст своего тайного трепетного волнения, которым его пронизывало со вчерашнего утра. Бомгю обещал себе вживить идею, что Ёнджун никогда не возвращался и не жил сейчас по соседству, как раньше. Потому что ничего как раньше не будет и не могло быть. Повзрослевший за год новый Бомгю найдёт способы жить самостоятельно, без хёна. Обязательно их разыщет и заучит как мантру, отдаляя от себя мучительное прошлое и былое видение Ёнджуна, которое с ним так долго разговаривало. Бомгю давно пора признать, что как бы знакомо и дорого его голос ни звучал — слушать его не стоит. Незачем. Чтобы жить дальше, все что нужно — звенящая тишина и безразличие. А потом он привыкнет. Бомгю программировал себя, ловко описывая новые условия и выходные данные, будто внутренняя программа не состояла из одних лишь костылей и расшатанной архитектуры. Парень думал, что простую переменную с наименованием «Ёнджун» будет легко искоренить из витиеватых формул и выражений, которыми он был заполнен. Которые исправно работали до этого. Вот только последствия удаления были почти сокрушающими, потому что Бо сломался, перестал работать как надо, его сервера замертво легли без надежды на восстановление.***
call me karizma — sad money
Они встретились около прибрежных крупных камней, прямо у кромки воды, которая тягуче омывала край берега. Субин стоял отвёрнутый к воде и вглядывался вдаль, будто старался выглядеть натянуто непринуждённым. Но его мелкая дёрганность в том, как его резко развернуло к подошедшему Бомгю и как хён повысил тон при приветствии, от младшего не ускользнули. Бомгю у него же и научился проницательности и цепкости к деталям. Ну или просто Субин выглядел крайне взволнованным без причины. — Ты как? — абстрактно спросил он, похлопывая по-приятельски парня по спине. Он всегда так делал, когда излишне переживал за Бомгю. Но сейчас действительно стоило. — Я в полном порядке. Правда, — младший с упором глянул на старшего, но это не подействовало, потому что встречный взгляд был тяжелее на тонну. Врать хёну было проигрышным решением. Бомгю сокрушительно выдохнул, пиная мелкий камешек прямо в воду, которая с жадностью его поглотила. — Ну а что ты хочешь услышать? Ёнджун приехал. Думаешь, вопрос «ты как» не риторический в данной ситуации? — Я просто хотел услышать, что ты скажешь, — тихо заметил Субин, вглядываясь в прибрежный горизонт. Вода вдалеке почти сливалась с небом, не давая представления, какое расстояние Су мог видеть. Это как безнадёжно гадать о бесконечном размере космоса. Парень поджал губы и осторожно продолжил: — Ты поговоришь с ним? Ведь вам определённо нужн-… — Нет, — резко отчеканил Бо, яростно всматриваясь в ничем не повинную перед ним пенистую волну. Та безмолвно стелилась к его ногам из раза в раз, будто ей действительно было за что просить прощения. — Но почему? — искренне не понимал Субин, таращась на колкого парня. Разве не он выл всё это время из-за отсутствия хёна в своей жизни, за которую так неохотно цеплялся? Разве не Бомгю желал ещё хоть раз его увидеть, чтобы попробовать всё исправить, обернуть время вспять? Желал быть прощённым и вновь найденным Ёнджуном, который обязательно его примет обратно? Что вообще за парень сейчас стоял рядом с Субином? — Потому что я уже всё решил, — Бо твердо стоял на своём, ощетиниваясь. А пока он покрывал своё лицо слоями равнодушия и безразличия, изнутри так и билось отчётливое:«Потому что мне страшно» «Потому что я виноват перед ним» «Потому что я не знаю, как всё исправить»
Вот только Субин знал его слишком хорошо. Он читал его программный код, будто саморучно написанный. И знал, как Бомгю работает от начала до конца: поэтому закусанные губы и теребящие подол футболки пальцы были верно расценены. И старший ещё раз убедился, что поступает правильно. Как поступил правильно ещё вчера, ввязываясь в придуманную Юци авантюру по спасению двоих утопающих. Она написала ему, что Бомгю — бестолковый дуралей, и теперь им нужно сообразить, как вытащить его из пучины необдуманных как надо решений, спасти от самого себя. Они делали это на протяжении целого года и остался один финальный, хоть и рисковый шаг, который мог обернуться либо успехом, либо полным поражением. Субин упёрто верил в лучшее, соглашаясь с воодушевлённой Юци, что этим двоим просто необходимо поговорить. Необходимо встретиться и самостоятельно всё понять, не находясь наедине со съедающими заживо мыслями. Они нужны друг другу, чтобы дописать наконец финал своей истории, которую будто бросили на полуслове в самом её разгаре. Субин, недолго думая, увязал и Кая в сговор, и трое придумали дурацкий и банальный план, который Бомгю определённо раскусит, но деваться уже будет некуда — неожиданное двойное свидание. Как пойдёт дальше лежит на воле судьбы — Бомгю либо оскалится и сбежит, возненавидев весь мир вокруг себя, либо смиренно останется до самого конца, не понимая, что происходит. Юци обязывала их сделать всё возможное, чтобы их Бомгю был счастлив. Субин правда обещать этого не мог, потому что расценивал трезво риски, но сдаваться не хотелось. Он решил, что безрассудство — единственный их выход. По плану — Кай уже должен был привезти Ёнджуна к назначенному месту пересечения, Субин прокашлялся и спросил у притихшего младшего: — Тут неподалёку продаются отличные хот-доги. Каю они очень нравятся, пойдём я угощу тебя, — Бомгю подумал, что старший по своей привычной проницательности решил сменить тему и благодарно кивнул, позволяя ногам смело двигаться следом за идущим рядом, чуть улыбающимся Субином. Вот только он не догадывался, насколько его поникший вид позволял старшему убеждаться, что он делает всё правильно.***
Бомгю действительно не сразу понял, что происходит. Субин что-то буднично рассказывал про почти законченную магистерскую работу, и младший с упоением слушал, даже не обращая внимания, что за смутно знакомые силуэты были вдалеке. Субин не разрывал их зрительный контакт до тех пор, пока не настал этап решительных действий — их план пора было начать. Около хотдожной лавки уже скакал Кай и подначивал Ёнджуна выбрать что-то побыстрее. А тот лишь заинтересованно рассматривал прайс с обилием уличных закусок и тоже не имел представления, какая буря его ждёт совсем скоро. Когда расстояние было достаточное, чтобы начать выполнение секретной операции по спасению утопающих, Субин вдруг нервно вперился вперёд и шумно воскликнул: — О, Хюнини! Какая неожиданная встреча! Ты тоже тут! — Субин на всякий случай схватил Бомгю за запястье, который ещё отходил от баек про сдачу дипломных работ и безбожных завалов комиссии каверзными вопросами, и поволок к блондину. Старший хорошо постарался запугать его, чтобы притупить внимательность — тот даже Кая не сразу разглядел. А вставшего к ним спиной Ёнджуна, который был увлечён выбором еды, тот и вовсе не признал. Пока всё шло как по маслу. — О, ребята! — Кай размашисто махал им, стараясь натянуть самую широкую улыбку из возможных, чтобы справиться с неподдельным волнением. Ведь блондин переживал не меньше своего бойфренда за и так изувеченную судьбу обоих друзей. Он старался выглядеть как можно добродушнее и приветливее, чтобы создать нужное настроение. Чтобы Бомгю точно не сбежал, сверкая пятками. Он даже поскакал навстречу, чтобы крепко задушить его в объятиях и остаться рядом, на случай, если придётся его пригвоздить на месте своими крепкими руками. — Вот так совпадение, мы тут с… хёном тоже гуляем. Субин с Каем переглянулись, набираясь друг от друга решимости. Бомгю, всё ещё пребывая в полном замешательстве, только сейчас обратил внимание, что Кай был не один. Ёнджун, благодаря напоследок продавца, обернулся с довольной улыбкой: — Я взял нам с терияки и чипсовой-… — он вдруг затих на полуслове. И перестал дышать. Бомгю перестал дышать тоже. Они вперились друг в друга непонимающим взглядом. Бомгю думалось, что он снова бредит, что отсутствие здорового сна вновь подводило его разум, подкладывая словно свинью, Ёнджуна, прямо здесь — напротив. Он не был готов видеть его вновь. Он, кажется, уже никогда не будет готов к этому. Ноги, будто живя своей жизнью, попробовали сделать шаг назад, пятясь наутёк, вот только лежащая рука Субина на его спине не дала этому случиться. Так же, как и крепко сжимающая его под локоть ладонь Кая, которая мелко вздрагивала от повисшего в воздухе напряжения. Бомгю наконец сообразил что к чему, не зная совсем что делать и куда бежать. Он был в безвылазном плену двоих сговорившихся друзей и одних лишь зеркально потерянных глаз напротив. И что ему, блять, теперь делать? — С терияки и чипсовой крошкой? Вау, хён, отличный выбор! — Кай сделал безуспешную попытку развеять свинцовое молчание, но Ёнджун отреагировал слишком запоздало. Он еле оторвал свои глаза от Бомгю и неуверенно улыбнулся: — Видимо, действительно популярное место, раз все сюда пришли, — он качнул головой в сторону хотдожной, пытаясь вновь не засматриваться на притихшего Бо. А тот всё никак не мог собраться с мыслями. Он неловко замялся, метаясь взглядом по лицам друзей, будто искал спасения — вот только никто ему помогать не собирался, по крайней мере в том смысле, в котором бы он хотел. Субин не подхватит его под руку и не уведёт его подальше от этого злополучного места, а Кай не собирался утащить Ёнджуна в противоположную сторону, бодро махая на прощание. Эти двое решительно сделали шаг к старшему хёну, не собираясь выпускать из своих оков ступором стоящего друга, и Бомгю не знал, как самого себя спасти. Ноги, повинуясь напору со стороны, безропотно вышагивали, словно по парапету. Ещё немного, и его ждёт мучительная погибель; ещё немного, стоит Ёнджуну вновь заговорить, он уже не сможет сбежать отсюда без оглядки. — Давно не виделись, хён! Здорово, что ты смог приехать! — Субин крепко пожал его руку свободной рукой, боясь отстраняться от Бомгю, пока тот ещё был так сконфужен и растерян. Но нужно было срочно завязывать разговор, который уладит тягучее молчание: — Хот-дог с двойным сыром и карамелизированным луком самый лучший здесь. Звучит вкусно, правда, Бомгю? Собственное озвученное имя послышалось будто чужое, и парень наконец вернулся на землю, вспоминая, что он действительно присутствует здесь тоже. Что нужно было судорожно придумать план побега и собрать так постыдно разбросанную уверенность и решимость. Нужно было быстрее отвести глаза и прикинуться слепым и глухим, чтобы утихомирить разбушевавшееся сердце. Нужно было срочно перестать думать о***
Они продолжали неспешно вышагивать вдоль набережной, пока не наткнулись на одиноко стоящую фотобудку, завидев которую, Кай радостно запищал: — О, Субини, давай туда! — тот потянул старшего за собой как безвольного пёсика, заставляя двоих других друзей прибавить шагу, чтобы нагнать воодушевлённого блондина. Хюнин заглянул внутрь, отодвигая чуть пыльную заслонку и огляделся: — Блин, тут очень узко. Все не вместимся. — Давайте тогда по очереди, мы пойдём первые, пока подождите нас, — Субин утянул Кая вглубь фотобудки, оставляя потерянного Бомгю и такого же старшего хёна позади. Оставляя их побыть наедине друг с другом, надеясь, что Бомгю не придумает какую-нибудь нелепую причину уйти отсюда. — Как дети малые, — по-доброму фыркнул Ёнджун, ища глазами место, куда можно было приземлить пятую точку в ожидании. Бомгю несдержанно ухмыльнулся его словам, тут же стирая с лица непрошенный смешок, будто испугался, что старший мог увидеть его след. Но тот лишь кивнул в сторону пустой скамьи в паре метров от фотобудки, и Бомгю уже безропотно следовал за старшим, всё ещё не понимая, почему не может без оглядки рвануть домой. Подальше от Ёнджуна. Разве могут они после всего просто сидеть здесь, наблюдая за спокойными прибрежными волнами? Разве молчание и присутствие не должно напрягать и угнетать Бомгю, который всё продолжал растирать взмокшие ладони и периодически косился на чужое запястье с разноцветным браслетом. Так хотелось задать лишь один вопрос, который его мучил, но Бо молча поглядывал на фенечку и не решался. Он вообще боялся издать хотя бы звук, и даже дыхание старался сделать как можно тише. Бо пробовал слиться со скамьёй, притвориться невидимым и незаметным, но Ёнджун все равно периодически косился на него, быстро отводя взгляд к воде. Он тоже не знал, что нужно говорить. — Ты ведь скоро выпускаешься, так? — спросил хён чуть приглушенно, будто вскользь бросая слова. — Угу, сессию закрыл, теперь пишу диплом, — Бомгю вдруг на удивление смог связать больше двух слов. Отстранённая тема для разговора не сковывала его, помогая наконец расслабить напряжённые плечи. — Субин пугает меня, что на защите всех валят. Ёнджун хмыкнул, не одобряя подхода Субина к запугиванию младших, но все равно волей-неволей улыбнулся, зачем-то представляя юлой крутящегося вокруг Бомгю и молящегося всем богам подряд об успешной сдаче. Этот милый образ немного теплил сердце, но живой он, совсем рядом, грел ещё сильнее. Почти обжигая так, что Ёнджун не мог насмотреться. Он проследил за его длинными пальцами, которые поправили упавшую на глаза прядку медных волос и ужасно захотел сделать также. — Ты справишься. Всё будет хорошо, просто постарайся сделать умное лицо, когда будешь отвечать на вопросы, — Ёнджун пробовал слабо шутить, пока несмело натягивал озорную улыбку, а Бо невольно вспыхнул, превращаясь в бушующий шторм. То ли от подколки хёна, то ли от накатившей в одночасье ностальгии. Они раньше так часто препирались между собой, что это стало стилем их общения. И, видимо, даже год поодаль ничего не изменил. — Хочешь сказать, что у меня тупое лицо? — не выдержал Бомгю волны негодования, и под шумный прилив всё-таки выпалил дурацкий вопрос. Он, вообще-то, не собирался здесь рассиживаться и вестись на подначивания старшего, как в старые добрые времена. Они ведь давно чужие друг другу люди, и даже этот псевдодружеский диалог не мог ничего изменить в его душе. Ведь так? — Ну, порой бывает, — Ёнджун издал сдавленный смешок оттого, как младший чертыхался и испепелял его дерзким взглядом. Это тот Бомгю, по которому он так давно скучал. — Но по большей части оно просто красивое. Бомгю подавился ругательством и застыл на полуслове, стремительно краснея. Ёнджун что, действительно сказал это вслух? Или может ему послышалось и разум сам додумал необходимые слова? Он моментально вперился в асфальт под ногами и продолжал буравить его, пока кровь не отлила от зарумяненных щёк. Но покрасневшие уши, которые теперь чётко виднелись из-за его аккуратной стрижки, все равно его выдали. Ёнджун и сам растерялся после сказанного, поджимая губы и обещая себе попробовать усерднее сдерживать необдуманные порывы. Но он ничего не мог с собой поделать, когда младший был наконец так близко и так реален. Ён ведь даже не собирался его тревожить, хотел лишь незаметно последить за домом, как и попросил отец, не выдавая себя и не навязываясь на общение. Ведь Бомгю вряд ли желал с ним общаться, они всё выяснили ещё тем летом, и фенечка, которую он не снимая носил, была напоминанием. Чтобы он притормозил. Что уже однажды знатно облажался. Вот только… зачем Бомгю стучал вчера по забору, возвращая старшего в тот самый первый день их знакомства? Почему смотрел на него с таким трепетным волнением, словно тоже уже очень давно скучал? Ёнджун не знал, как ему стоит поступать, он продолжал балансировать на тонком канате над глубокой пропастью, и, кажется, уже немного оступился. Робко молчать дальше для младшего вдруг стало невыносимо. А если хён спросит, отчего Бомгю так стыдливо отвернулся и замолк, что ему тогда ответить? Нужно было быстро придумать, пока желудок совсем не скрутило от волнения. — …Ну, и как тебе учёба в столице? — совсем глухо произнёс Бомгю, сглатывая. Он должен был спросить это будничным тоном, словно встретил очень старого приятеля, но вышло как-то холодно и слегка язвительно. Будто старший его бросил и свалил куда подальше. Ёнджун на выдохе облизал губы и задумчиво отвёл взгляд вдаль. Словно Бомгю загадал ему какую-то шараду, и он её обмозговывал. — Сносно, сейчас у меня сессия, но я один из немногих, у кого в группе по всем дисциплинам автоматы. — Он как-то грустно усмехнулся, продолжая вглядываться в пенистую воду. — Удивительно, — протянул Бомгю, — и как тебе хватает времени на пьяные тусовки и девчонок? Не ты ли мне когда-то сказал, что молодость слишком ценная, чтобы тратить её на скучную учёбу? Ёнджун продолжал болезненно тянуть губы в улыбке, понимая, что правду хочется сказать просто невыносимо. Правду, что ни одной девчонки после Бомгю у него не было, и что глушить боль учёбой оказалось проще и полезнее, чем запивать свои мысли алкоголем в компании новообретенных сокурсников. Он направил остатки себя в аспирантуру, заставляя себя забыть далёкого друга детства, которого оставил в родном городке. Пытаясь стереть его из памяти, каждое его гитарное соло, вкус поцелуя и обнажённую кожу. Получалось совсем плохо, поэтому навещать отца он не решался, лишь зовя его к себе в Сеул, и благо отец был не против самостоятельно приезжать в гости. Но теперь он в командировке, и деваться уже было некуда — он был решительно настроен по дороге сюда, но теперь окончательно растерялся, стоило ему увидеть такого похорошевшего, чуть вытянувшегося Бомгю с очаровательной стрижкой. Он не был таким при нём, и Ёнджун предполагал, что именно та самая таинственная «нуна» могла так повлиять на парня — тот цвёл и пах. Ёнджун ведь и правда искал ему кого-то, кто сделает его счастливым и самостоятельным. А ему для этого нужно было просто исчезнуть из его жизни. Какая горькая ирония. — Нет у меня ничего, кроме учёбы теперь, — тихо прошептал Ёнджун себе в ноги, болезненно хмурясь. Бомгю не смог чётко его расслышать и хотел уже переспросить, как сзади послышался довольный возглас подбегающего к ним Кая, который махал им полученными из будки фотографиями. — Вы только посмотрите на лицо Субини, когда я попросил сделать его секси позу! Ну и лицо он состроил! — он заливался звонким смехом, развеивая тяжёлую атмосферу между парнями. Даже Ёнджун выглядел живее, чем секундой ранее. — Действительно, его словно перекосило, зачем он вообще так губу прикусил? — старший хён с задором рассматривал протянутые фото, пока виновник смешков наконец не явился сам с недоуменным лицом. — Эй, там просто места не так много, вот я и не смог проявить всю свою природную сексуальность, — пробубнил Субин, скрещивая руки на груди. — Главное, чтобы ты проявлял её в другом месте, — Бомгю поиграл бровями, с прищуром уставившись на Субина, который вместе с Каем моментально зарделся. Хюнин смущённо хихикнул, поддакивая, мол, с этим у хёна всё в порядке, а тот лишь торопливо выпалил: — Теперь ваша очередь, посмотрим, как вы там развернётесь, чтобы вас также не перекосило, — Субин звучал наигранно обижено, пока прогонял Бомгю с насиженного места, и даже Ёнджун повеселел, поднимаясь следом. Они продолжали подтрунивать над надутым парнем, пока ведомо шли к фотобудке, как вдруг прямо около неё не встали словно вкопанные. Они так увлеклись, что совсем не поняли, что делают. Они действительно собирались сделать совместные фото? Вот так просто, словно приятели? Бомгю как-то неуверенно потоптался, боясь взглянуть на хёна, тот в свою очередь тоже что-то молча обдумывал, закусывая губу. — Ты можешь пойти без меня, если хочешь, — предложил неуверенно Ёнджун, будто читая мысли младшего. Он звучал так, словно боялся испортить их фотографии своим нахождением на них, и у Бомгю отчего-то затрепетало сердце. А хотел ли сам Ёнджун подурачиться с ним в будке, корча рожицы? Разве так после горького прощания люди должны вести себя при встрече? Разве те, кто так отчаянно хотят забыть прошлое, должны утопать в нём? У Бомгю было столько вопросов в голове, но ни один из них он бы не произнёс вслух даже находясь под дулом пистолета. Он поджал губы и стыдливо признался: — Не хочу, — затем Бо сделал вдох и не смог сдержаться, позволяя позорным словам течь с губ самостоятельно, — не хочу без тебя. Ёнджун вновь видел его залитые кровью кончики ушей и начинал сомневаться в своей уверенности, что сможет стойко выстоять против равнодушного взгляда бывшего друга при встрече. Сможет свыкнуться с его желанием навсегда проститься и самостоятельно искоренить Бомгю, который поселился в каждой клетке его мозга. Сможет принять его решение, отпустить парня и идти дальше. Надеть свою возвращённую фенечку, как напоминание, что уже больше не сможет быть рядом. Но… вот только Бомгю не был равнодушен, ни сейчас, и ни в то самое утро, когда они разглядывали друг друга по обе стороны забора. Младший не сбегал от него, хоть и был взволнован внезапной встречей, пробовал разговаривать, даже угостил хот-догом. А сейчас сказал что-то настолько переломное для Ёнджуна, что старший потерялся и не знал, как теперь быть. Весь этот год только и думал, что Бомгю наверно отлично живётся и дышится с его отсутствия, ведь это, вероятно, именно то, что тот хотел. Тогда почему весь его растерянный вид, слабый румянец на щеках и теребящие друг друга пальцы говорили об обратном? —…Ну, нам же нужно утереть нос Субину, верно? — хён так долго молчал, что Бо успел пожалеть о своей несдержанности и отчаянно попытался все перевести в шутку. Ёнджун лишь светло улыбнулся ему, приоткрывая заслонку фотобудки и приглашающе махнул рукой. Усевшись почти впритык друг к другу на жёсткой сидушке, парни разглядывали небольшой дисплей окружённый цветными диодами по периметру. «Нажмите, чтобы продолжить!» пестрила надпись на экране и Ёнджун ткнул в него, доставая из кармана купюры для оплаты. Бомгю стало душно от тесноты и сумрака узкого пространства, а ещё от Ёнджуна, который был непозволительно близко. От него приятно пахло пряным одеколоном и кофе, немного терияки и собственной кожей, что сводило младшего с ума окончательно. А ещё их бёдра и плечи тесно соприкасались, и если повернуться чуть вбок, можно было столкнуться со старшим нос к носу. Понимание этого кружило голову только пуще, и Бомгю старался лишний раз вжаться в противоположную стенку фотобудки. Иначе он точно что-то снова ляпнет не подумав. — Готов? — спросил Ёнджун с зависшим над кнопкой пальцем. — Сделаем три нормальные фотографии, а финальную что-то раскрепощённое — покажем Субину, что такое сексуальность. Старший подмигнул Бомгю, который задохнулся уже в который раз, но непроизвольно кивнул. Он и понятия не имел, что будет так тяжело просто находиться рядом. Он собрался с мыслями, пытаясь выглядеть отрешённо, ведь если он продолжит так пялиться на хёна, на чертовых фотографиях будет запечатлена его больная одержимость. Бомгю нужно было срочно вылепить из своего лица непроницаемую маску. Ён запустил обратный отсчёт и сделал знак мира, подначивая Бомгю повторить. Старший даже наклонил свою голову ближе, а Бо все боролся с собственной непослушной мимикой, молясь, чтобы та выглядела естественно нормальной. Первая вспышка скользнула по их силуэтам и на экране вновь появились цифры. — Теперь рожицы, — скомандовал Ён, втягивая подбородок в шею и смешно раздувая ноздри под нахмуренные комично брови. Бомгю не сдержался и хохотнул, торопясь оттопырить губы и скосить глаза к переносице. Снова вспышка и оба сдавшись, рассмеялись. Вот так просто, позабыв все преследующие их горести и страдания, которые пропитали обоих за последний год. Позабыв, что ещё совсем недавно они были уже далеко друг от друга, позабытыми незнакомцами. А теперь, с каждым смешком, Ёнджуна отпускала эта удушающая тягость, а широкая улыбка Бомгю лечила все ноющие раны. Он вновь смотрел на него и не мог налюбоваться. И в этот раз парень так же неотрывно смотрел в ответ, вспоминая такой задорный смех старшего. Третья вспышка запечатлела растворившихся друг в друге парней и те встрепенулись, будто их поймали на горячем. Но оставался последний кадр: — Так, теперь секси-позы! — Ёнджун запустил пятерню в свои волосы и упёр кончик языка в пухлую верхнюю губу, делая взгляд более томным. Бомгю знал, что смотреть на того хёна он не в силах, поэтому, не успев уловить чужих поспешных действий, он с закрытыми глазами откинул голову назад и, приоткрывая губы в немом стоне, огладил пальцами выпирающий кадык. Он так бы хотел посмотреть на выражение лица Ёнджуна в этот момент, но боялся, что сам умрёт в болезненных муках от его крышесносной ауры. Последняя вспышка завершила цикл фотосессии и аппарат внутри фотобудки с надрывом зажужжал. Из тонкой щели панели появилась сначала одна копия, и за ней сразу же следующая, обе которых вытянул Ёнджун. Они сидели в полумраке фотобудки, пытаясь разглядеть результат своей работы. И оба зависли, и даже не над последней, определённо горячей фотографией, которая в пух и прах разбила попытки Субина выглядеть сексуальным парнем. Ёнджун впечатался взглядом в третий кадр, на который также неотрывно смотрел и младший через его плечо. Они выглядели так… Так… ...Будто были неразлучны всё это время, связанные чем-то невесомым сквозь километры трасс и дорог. Даже на расстоянии между ними продолжало гореть неутолимое нечто, что виднелось в их обращённых друг другу улыбках и тёплых взглядах. То, как Ёнджун смотрел на Бомгю, и то, как он сам смотрел на Ёнджуна… с этой отчаянной нежностью и грустью, которая зеркально отражалась на лице старшего, была так очевидна и понятна обоим, что парням показалось на миг, что они стали абсолютно голые друг перед другом. Ещё более обнаженные, чем в тот роковой вечер их первой болезненной близости. Ён медленно, совсем нерешительно перевёл взгляд с фотографии и взглянул на притихшего Бомгю, который рвано набирал воздух в грудь. Ему было тяжело справиться с возникшим штормом в душе, который вызвал лишь один такой улыбающийся совсем по-летнему хён. А старший всё смотрел неотрывно, разглядывая его искрящиеся бликами от диодных лампочек глаза, бегающие сначала по фотографии, а затем, растерянно, по лицу Ёнджуна, который молча собирался с мыслями. Он хотел бы сказать так многое, излить ему всю душу и наконец снять дурацкий браслет с запястья, чтобы вновь поверить — он Бомгю ещё нужен. Как друг или приятель, как что-то большее или совсем меньшее, просто как компания для прогулки или мимолётного разговора — но нужен. Ёнджун был готов довольствоваться даже малым, лишь бы младший остался рядом. Бомгю же терялся окончательно, осыпаясь на глазах. Его и без того неокрепший панцирь равнодушия сыпался без возможности на восстановление. Он не знал, как совладать с самим собой, даже собственное сердце объявило бойкот, не желая успокаиваться и перестать барабанить в ноющую грудную клетку, пока Ёнджун был в такой опасной близости. Пока Ёнджун смотрел так настойчиво и открыто. Пока Ёнджун просто был. Тот в свою очередь тоже не смог с собой совладать и после вымученного вздоха приглушенно признался: — Мне тебя не хватало. Ёнджун ожидал хоть какой-то реакции, молился, чтобы Бомгю сказал что-то в ответ. Но тот распахнул глаза и задышал так хрипло, с нарастающей дрожью, что Ён не на шутку испугался. А после того, как младший схватился рукой за голову и начал фактически задыхаться, старший уже собрался звать остальных на помощь. Но Бомгю, на неустойчивых и подкашивающихся ногах вытолкнулся из фотобудки и, не соображая, сбежал подальше от этого рокового места, от Ёнджуна, от его сказанных слов. Это было слишком, он не был готов к такому. Он даже не допускал мысли, что Ёнджун будет тоже… скучать. Нет, это точно не могло быть правдой, какой-то дикий сюр, глупая шутка. Вот только чётко озвученные слова отдавались эхом в ушах, а злополучная фенечка обвязывала его горло и затягивалась, затягивалась, затягивалась… Бомгю торопливо старался скрыться, убежать подальше, чтобы успокоить своё к чёрту разорванное взрывом сердце и попытаться заглушить вкрадчивый голос в голове. А именно свой голос, который отчаянно отвечал «И мне тебя, и мне тебя…», вот только как ему набраться смелости сказать это вслух хотя бы самому себе после всех убеждений в обратном? Пытаясь прыгнуть выше своей головы, он вновь грохнулся на землю, больно отбивая спину и затылок. Шестилетний внутренний Бомгю так и не вырос, хотя и повзрослел внешне. Юци была права во всём, но младший пожелал просто не слушать. И теперь, пожиная плоды своей глупой упёртости, сидит в одиночестве на корточках, уткнувшись в колени и пытается восстановить сбитое дыхание. Субин позвонил моментально, понимая, что не сможет угнаться — его физическое состояние было далеко не выносливым, но вот мозг работал как надо. Он, видя растерянного Ёнджуна, который так и стоял как вкопанный около фотобудки, лишь попросил его «дать Бомгю время». Он ответил так, потому что фотографии в руке хёна были красноречивее всяческих слов, но всё равно волновался, пока Бо не соизволил ответить на вызов: — Бомгю, ты в порядке? — выпалил Субин не дожидаясь приветствий. — Субин-хён, — донёсся судорожно сбитый голос из трубки, — всё… в порядке, прости, я… Ёнджун просто, он… — Что произошло? — шепнул Су, отходя от старшего хёна на расстояние, позволяя Каю позаботиться о растерявшемся окончательно парне. Тот и правда чувствовал себя единственным не понимающим всей ситуации. — Он… Субин, он… сказал, что ему меня не хватало, — а затем младший несдержанно всхлипнул, прикрывая рот. Ему нельзя никак плакать, особенно из-за каких-то необдуманно брошенных фраз, которые никак не могли быть правдой. Бомгю не мог заставить себя поверить в их реальность, — Он ведь… не это имел в виду, верно? Просто какая-то дурацкая шутка… Субин оглянулся на старшего хёна, которого тормошил Кай и пытался тому что-то успокаивающе объяснить, а тот лишь потеряно пялился то на фото в своих руках, то в сторону скрывшегося Бомгю, отчаянно пытаясь высмотреть потерянный из вида силуэт. Ёнджун выглядел подавленно и мрачно, словно жалел о чем-то, о каких-то принятых решениях и мыслях. Жалел, что не успел схватить за руку, броситься следом из-за сраной сдерживаемой его фенечки, как вездесущее проклятие. Да что он вообще мог сделать, если Бомгю чётко дал понять ещё год назад, что водиться с ним больше не собирается? На что Ёнджун вообще рассчитывал, говоря эту злополучную фразу, которую, как ему казалось, просто необходимо было произнести вслух, чтобы не сбрендить? Субин молча складывал пазлы, понимая, что оба парня находятся слишком далеко по обе стороны баррикады, чтобы услышать друг друга. Между ними пуленепробиваемое стекло толщиной не в один метр, и как бы они не бились в него, звук другого человека не достигнет. Вот только Субин был бронебойным танком и не собирался раскисать от первой неудачной попытки. Так ли неудачна она была? Ведь Ёнджун даже не догадывается, как уже многое сказал, и теперь осталось лишь заполнить оставшиеся пустоты недопонимания. Субин собрался с мыслями и выдохнул прямо в телефон. — Идиот ты. Вы оба. Домой дойдёшь сам? — Дойду… — Бомгю смаргивал непрошенные слёзы. Почему их внезапно оказалось так много, будто появились по команде? — Не беспокойся, я напишу тебе, как доберусь. Су попрощался с ним, беря обещание, что тот обязательно наберёт, если станет совсем худо. Но тот, находясь уже на расстоянии от Ёнджуна, причины его паники, звучал пободрее, и старший без волнения дал ему время на подумать обо всем. Та фотография в руках Ёна, на которой парни смотрели друг на друга, словно бесконечно влюблённые, не дала Субину сомневаться в их проделке. Половина пути уже пройдена.***
Бомгю не помнил, как утомлённо уснул ближе к вечеру, восполняя такие необходимые запасы сна. Но спал он по-прежнему неспокойно, дёргаясь и жмурясь от ярких вспышек каких-то сюрреалистических картинок в голове: Ёнджун без устали врывался в его сновидение и продолжал убеждать, что Бомгю ему нужен. Вот только во сне младший верил. Бесконечно верил и шёл навстречу, утопая в крепких объятиях и поцелуях, жадных до боли. Подчинялся настойчивым рукам, шептал в ответ о своей тоске и признавался во всем на свете, цепляя чужие губы своими. Это не тот сон, в котором он сможет блаженно выспаться. И его терзания были прерваны под утро с громким хлопком дверцы машины, которая стояла во дворе ёнджуного дома. Работал заведённый двигатель, из динамиков доносился лёгкий вой олдового рока, и кто-то с силой захлопнул багажник. Бомгю не понимал особо, что происходит, и решил, что поспать ему снова не удастся. Парень вяло привстал с кровати и направился к своему окну. Что в чужом дворе вообще происходило? Осознание увиденного окатило его ледяной водой, заставляя кожу покрыться болезненными мурашками. Так, словно в него разом воткнулась тысяча иголок. Волосы на загривке встали дыбом, а дыхание спёрло от ужаса, который волной охватил его душащим объятием. Ёнджун собирал вещи и готовился уехать. Вот что смог понять Бомгю из увиденного. А затем он как в тумане вылетел из комнаты, оступаясь о ковёр и расшибая коленку о синтетический ворс. Наплевав на боль, он рывком встал и абсолютно босой выбежал из дома, распахивая входную дверь нараспашку. Он сам был сейчас нараспашку. Бомгю, отрываясь от земли, перелетел злосчастный забор и по колкому, скошенному газону помчался к ещё ничего не подозревающему Ёнджуну, который вынес очередную сумку вещей. Бомгю совсем не соображал, его тело двигалось само, будто на аварийном автопилоте, не слушаясь глупого хозяина, который ещё не успел всего сам понять. В голове, среди всеобщего хаоса была лишь одна чёткая и ясная мысль — «Ёнджун снова уезжает», которой тело беспрекословно подчинялось словно сигнальной ракете в опасной ситуации. Бомгю, растеряв весь здравый смысл, преградил хёну путь до заведённой машины. Он, в пижамных шортах и домашней футболке, с растрёпанными после бега и сна волосами и припухшим, полным ужаса и страхом лицом так и стоял напротив Ёнджуна, который вытаращился на него во все глаза. — Бо.. мгю..? — Ёнджун говорил сипло от неожиданности, рассматривая чужие босые ноги и такой помятый, запыхавшийся вид. Парень перед ним словно был на грани. — Ты... куда? — истошно выпалил Бомгю, всё ещё не отдавая себе отчёта. Все его естество свелось лишь к желанию никуда старшего не отпускать. Мозг будто удалили из его черепной коробки, и он не мучил себя излюбленными вопросами «зачем?» и «почему?». Не строил из себя сильного, решительного принца, которому все горести по плечу. Бомгю сейчас как никогда был настоящим собой. Он очень боялся Ёнджуна вновь потерять. И эта мысль словно была высечена на коже парня, и каждый бы смог её тотчас прочитать. Ёнджун тоже её будто бы видел в содрогающемся голосе и заломанных мучительно бровях, в полном отчаяния взгляде, который так прямо ему был адресован. В сжатых до побелевших костяшек кулаках, в содранной до крови коленке, на которую младший даже не обращал внимания. Он был словно раскрытой книгой, умоляющей её прочесть. И Ёнджун читал, страницу за страницей, каждый его хриплый вздох, каждую судорогу на поджимающемся подбородке, каждое смаргивание влажности в глазах. Бомгю был так понятен сейчас, что у старшего до боли защемило сердце. — Я… в Сеул, — глухо произнёс старший, будто тоже мучился. Ему самому захотелось отчего-то разреветься, потому что на Бомгю, такого надломленного и мелко трясущегося, смотреть было невозможно. Он сделал неуверенный шаг ближе и несдержанно сжал его плечи в руках, когда тот судорожно вздохнул после его брошенной фразы. — Но я ненадолго. День - два. Экзаменатора сменили, а новый, как баран, упёрся и сказал, чтобы я лично на экзамене присутствовал. Даже несмотря на автомат. Принципиальный сильно, понимаешь? Бомгю шумно дышал через рот и просто неотрывно смотрел на Ёнджуна, будто заново видел. А его горячие руки ощущались через ткань футболки так привычно и правильно, и он утопал в этих ощущениях, желая лишь навсегда прирасти к Ёнджуну всем телом. Тот лишь продолжал: — Как раз остальные вещи решил перевезти. А то отец пригрозил, что выкинет весь мой хлам. — Он попытался улыбнуться, чтобы рассеять нависшую тревогу. Бомгю начало лихорадить то ли от озябших голых ступней, то ли от обнажённых нервов. Он наконец улавливал что-то своими ушами, постепенно вникая, что Ёнджун просто собирался временно уехать по делам. И он вскоре снова вернётся. Тогда какого чёрта он всё никак не может собрать разбросанного клочьями себя? Почему так жаждет просто впиться в чужие губы и никуда больше хёна не отпускать, даже на мгновение? Бомгю стало стыдно за свой безрассудный порыв, за свой никчёмный, растрёпанный вид и откровенный взгляд, который он так и не смог скрыть. Ни сейчас, ни вчера. Никогда. Он смотрел на хёна как и многие годы до этого. Если он пробудет рядом ещё хотя бы минуту, определённо совершит кучу ошибок, за которые потом придётся краснеть до конца жизни. Бомгю сделал шаг назад, выпутывая нагретые плечи из уже расслабленных пальцев Ёнджуна и тихо просипел: — Хорошо… У-удачи, хён… — он потупил взгляд на газон и сделал ещё шаг, пятясь. Ёнджун вдруг затараторил: — Погоди, я принесу тебе твою копию фотографий из будки, — и как можно скорее поторопился в дом, понимая, что рискует. Понимая, что, оставляя младшего одного во дворе и хватая наспех его с трепетом уложенные в конверт фото, даёт ему время сбежать. И когда он, запыхавшись, выбежал вновь на улицу, его предположения подтвердились — встретила его одинокая бездушная тишина, скрашенная лишь исправно звучащим двигателем машины. Через миг захлопнулась дверь соседского дома и Ёнджун перевёл туда взгляд, понимая, что слишком надавил. Субин просил дать Бомгю время, вот только на что конкретно так и не объяснил. Дать Бомгю время вновь подружиться с ним, попробовать привыкнуть, забыть прошлое, притвориться старым приятелем? Что он имел в виду? Что Ёнджуну вообще думать и делать с таким нараспашку вывернутым Бомгю, которого стоит коснуться или сказать что-то потаённое, что прятал старший за закрытыми дверями, как тот тут же сбегает без оглядки и оставляет без ответа? Садясь за руль отцовской машины и врубая погромче музыку на фоне, чтобы скорее заглушить какофонию собственных мыслей, он впервые за долгое время словил себя на желании вновь безбожно напиться.