call me karizma — sad money
Бомгю казалось, он задыхается. Мучительный год в одиночестве показался лишь сказкой по сравнению с двумя жалкими днями, пока Ёнджун был в столице. Почему он ощущал потерю хёна сейчас так отчётливо остро — парень не понимал. Он продолжал бороться с мыслями, что хочет как можно скорее его увидеть.«Идиот, он же когда-нибудь вновь уедет, тебе не стоит привыкать» — повторял себе Бо, как заведенный — «Только не снова».
Иначе, даже чары Юци в этот раз не помогут, и он бросится под самый громоздкий грузовик, чтобы, наконец, покончить со всем. Он так устал от вечного ожидания чего-то, от вездесущих, преследующих его мыслей, которые врывались несдерживаемым потоком в его сознание и топили, тянули ко дну. Бомгю казалось, он уже порос склизкой гадкой тиной, пытаясь сквозь толщу своей кромешной боли разглядеть проблески солнечных лучей. Он начал ловить себя на вздрагивании каждый раз, стоило очередной машине проехать рядом с его домом. Он вслушивался, пытаясь уловить знакомое звучание мотора, звук торможения у соседнего дома, вслушивался в исходящую из магнитолы музыку. Но не узнавал её и тяжело выдыхал, понимая, что снова подсел на Ёнджуна как на сладкую дозу серотонина. Он вновь нуждался видеть улыбку, адресованную ему; слышать гнусоватый, вкрадчивый голос и быть рядом, как и раньше. Бомгю был прикован к кровати, не набираясь сил занять себя хоть чем-то полезным. Он тоскливо поглядывал на свою позабытую в углу за шкафом гитару и узнавал в себе старое желание сыграть на ней. И желательно, чтобы Ёнджун обязательно слушал и подпевал. Но Ёнджуна не было. И Бомгю душил в себе необходимость увидеть его вновь.«Да когда ты уже, сука, привыкнешь». «Не будет его уже в твоей жизни, смирись, тряпка».
Он упёрто убеждал себя, что сможет без Ёнджуна обойтись. Что придумает инструкцию по выживанию, распишет по пунктам, что ему нужно делать и как себя вести в новом для себя мире без хёна. Спасать себя каждый день, самостоятельно. Он должен хотеть этого, бороться и жить дальше. Но появление Ёнджуна спустя столько времени будто подорвало всю еле насобранную уверенность, что у него действительно могло получиться. Хоть что-то, без старшего. Но теперь он лишь чувствовал своё жалкое существование, старательно вслушиваясь в каждый инородный звук с улицы. Он снова ждал его, снова мечтал найти встречи и тайно в мыслях умолял Субина придумать ещё не одну авантюру, потому что сам бы не решился. Но это было слишком опасно, потому что привыкал он моментально, а рот стало невыносимо держать закрытым. Он в любую минуту мог расколоться и выдать всё то сдерживаемое, что он запечатал в себе намертво. То, что видела в нём Юци, во что не боялся ткнуть Субин и что молчаливо понимал Кай. Все вокруг, казалось бы, были гораздо умнее, чем сам Бомгю. Парень зарылся носом в подушку, желая лишь поскорее в ней задохнуться. У изголовья кровати послышалась слабая вибрация уведомления и на экране высветилось новое сообщение от «Кролик Субин-хён»:«Ёнджун отписался мне, что скоро вернётся. Если тебе интересно».
«Не интересно» — соврал Бомгю, печатая трясущимися руками встречное сообщение.
«Я даже на расстоянии понимаю, что ты врёшь» — пришёл быстрый ответ, и Бо представил, как Субин ворчливо закатывает глаза.
Следом пришло ещё одно:«Не хочешь собраться, выпить? Вместе с Ёнджуном».
Бомгю показалось, что Субин спятил, раз предлагает ему подобные вещи. Он захлебнулся негодованием.«Свихнулся? С Ёнджуном? Не шути так. Конечно, нет. Мне хватило эпизода на набережной».
Старший на это томительно долго не отвечал, словно затаил какой-то каверзный план. Бомгю уже успел расслабиться, предполагая, что тот бросил жалкие попытки переубедить его, но Субин внезапно позвонил. Бомгю выждал несколько гудков, надеясь, что тот в итоге сдастся, но из уважения всё-таки ответил: — Ну чего тебе, хён? — раздражённо пробубнил Бомгю, не отрывая лица от подушки. — Хочу услышать твой уверенный ответ. Так ты хочешь или нет? — тот был непробивным, словно Бомгю со стеной разговаривал. Иногда упорство старшего пугало его. Он шумно сглотнул, понимая, что писать в мессенджере было куда проще, а лжец из него был никудышный. Все это знали. Но он как всегда не сдавался и продолжал упорствовать на своём: — Н-нет, не хочу… — просипел Бомгю в трубку, мысленно давая себе подзатыльник. Если Субин поведётся сейчас на эту безвкусную ложь, он уверует во всевышнего. Но этому не было дано случиться, потому что спустя пару секунд напряжённого молчания тот задорно выпалил: — Не убедил! — и сбросил вызов. Бомгю вперился взглядом в экран, не понимая, что только что произошло. И это всё? Он просто хотел ему ткнуть очередной раз, как Бо совершенно неумело врал, или что? Зачем он звонил-то? Парень откинул телефон подальше от себя и разрешил себе игнорировать все последующие сообщения, если они будут. Ненужные мысли вновь поселились в его голове, подбрасывая кадры весёлой пьянки, которой никогда больше не случится. Смешной, бубнящий какие-то глупые истории Ёнджун, который кружил с бутылкой виски в руках был почти забытым видением из далёкой юности. Как бы хотелось увидеть его таким вновь… Бомгю зажмурился, не позволяя себе вестись на грязные игры собственного мозга, который, кажется, был в тайном сговоре с Субином. Бомгю насильно заставлял себя вспоминать, что было в последние их такие вечеринки, и ничем хорошим это не заканчивалось. Юци всегда ругала его, что Бомгю думает только о плохом, но что ему остаётся? Из раза в раз наступать на уже тупые грабли и отбивать промятой деревянной ручкой разбитый в кровь лоб? Надеяться на что-то абстрактное и верить в лучшее? Тешить себя надеждой, что всё когда-нибудь наладится и что они с Ёнджуном… ещё смогут быть вместе, хотя бы как приятели, как старые знакомые? После всего, что произошло? Смешно. Нельзя вычеркнуть гнетущее прошлое, которое дышало в затылок и преследовало парня как проклятие. Бомгю облажался, Ёнджун тоже. Вот и хватит с них. Хватит. Рёв двигателя вдруг вырвал его из собственных мыслей, которыми он мучил себя на протяжении долгого часа. Время так быстро летело, пока парень по привычке саморучно себя пожирал. Но все безысходные мысли разом испарились, будто разбежались как тараканы по углам, стоило лишь включить яркий свет. И Бомгю, со всё ещё помутневшим сознанием вскочил с кровати и прилип к окну, потому что этот гул мотора он ни с чем не спутает. Проезжающая машина завернула во двор соседского дома и припарковалась, лишая Бомгю дыхания. Он затаился за шторкой, чувствуя себя безобразным сталкером. Но ему просто нужно было его сейчас увидеть — Ёнджун выволокся с водительского места, громко захлопывая за собою дверь. Затем подошёл с пассажирского сидения и выудил из машины какую-то небольшую коробку. А потом, когда поставил транспорт на сигнализацию и проверил закрытые двери, развернулся в противоположную от дома сторону и вышел со двора. Бомгю, замерев, следил за его передвижением и тут же обмер, стоило Ёнджуну сравняться с его калиткой и упереться в неё рукой, приоткрывая. Бо судорожно вдохнул спёртый воздух и отвернулся от окна, не веря в то, что происходит. Ёнджун… идёт прямо к нему? Зачем? Что он от него хотел? Бомгю закусил губу до боли, стараясь не вслушиваться в еле различимые шаги с улицы, которые мучительно приближались к входной двери. Ему казалось, что как только в неё постучат или зазвенят трелью звонка, его всего разорвёт в клочья, будто в упор выстрелили из дробовика в бурлящую голову. Извилины мозга хаотично перемещались внутри черепа, словно там кто-то крутил их, превращая в кашу. Ёнджун будто издевался над ним даже на расстоянии, томя ожиданием. Но ни стука, ни звонка не последовало, и Бо неуверенно глянул в окно. Ёнджун, скрытый козырьком, возился на пороге совсем недолго и… Просто неспешно побрёл обратно к себе, так и не потревожив затаившегося парня. И Бомгю, противореча самому себе, в очередной раз вскипел, не осознавая, что уже несётся к входной двери, не собираясь хёна так просто отпускать. «Что ты хотел? Что ты хотел?» — не давал покоя единственный вопрос, который хотелось выкрикнуть в спину уходящему, когда Бомгю нараспашку отпер дверь. Ёнджун встрепенулся от внезапного звука и обернулся вполоборота, встречаясь с удивлённым взглядом напротив. А затем как-то несмело улыбнулся и потупил взгляд: — Прости, не хотел тебя беспокоить. — Совсем неуверенно заговорил Ёнджун, засовывая руки в карманы. Ему словно было неловко. Бомгю разделял его чувства заочно, сам не понимая, чего дёрнулся и выдал себя с головой. А теперь стоит тут в дверях в полном непонимании что делать дальше. Он просто по какой-то причине не хотел, чтобы Ёнджун уходил. — …Как экзамен? — выпалил Бомгю первое, что пришло в голову. Он цеплялся за старшего, боясь, что тот просто развернётся и покинет его. Но Ён лишь увереннее улыбнулся и повернулся к Бомгю всем телом. — Поставили мне, всё в порядке. Препод лишь поворчал, что «экзамен есть экзамен, и даже если у вас автомат, молодой человек, прийти нужно обязательно». — Ёнджун чуть усмехнулся, закатывая глаза и расслабил отчего-то напряжённые плечи. Бомгю не прогонял его, и это позволило ему быть немного смелее. Он сделал пару медленных шагов ближе к крыльцу, наблюдая за меняющимся лицом младшего. Тот поджал губы и стушевал взгляд, стоило расстоянию между ними сократиться, и Ёнджун заставил себя говорить быстрее, пока парень напротив вновь не сбежал: — Я… Привёз тебе кое-что, — Он аккуратно приблизился ещё на пару шагов и поднял оставленные им около двери коробку и конверт, который так и не успел ранее отдать. Он сунул его временно подмышку и вытянул белесую коробку вперёд, предлагая Бомгю её приоткрыть. Тот будто заворожённый послушался, приподнимая картонную крышку и заглядывая вовнутрь. А там был миниатюрный тортик в виде мордочки плюшевого мишки с двумя цифрами «22». Пахло кофейным кремом и шоколадным бисквитом, глазуревые глазки медведя переливались на закатном солнце и Бо думал, что если продолжит вглядываться в них, в миг разревётся. Ёнджун неуверенно продолжил: — Поздно поздравляю, но всё же… с прошедшим днём рождения, Бомгю-я. Бомгю тщетно пытался скрыть свою дрожь, борясь с надвигающими приливами слёз. Это первый год с их знакомства, который он праздновал не с Ёнджуном, а с кругом новых приобретённых друзей. До этого вся развлекательная программа одного мартовского дня была расписана выдумками хёна, который любил устраивать ему сюрпризы, дарить самые желанные Бомгю подарки и облеплять младшего с ног до головы собой, своим вниманием; крепкими дружескими объятиями, под громкие завывания поздравлений в его честь. Бомгю не хватало былого мимолётного счастья этой весной, даже в компании близких друзей, которые не меньше веселили его и были самыми внимательными к имениннику в праздничный день. Бо улыбался тогда во все зубы и задорно смеялся в голос, но в душе тосковал лишь сильнее, не в силах перестать думать об отсутствии важной детали каждого своего дня рождения. Та, что наполняла смыслом столь одноразовый праздник из года в год. Бомгю продолжал тосковать по Ёнджуну, даже стоя напротив него. Расстояние между ними исчислялось в световых километрах, а они будто были развёрнуты в противоположные стороны и продолжали отдаляться. Оба боялись даже посметь взглянуть в сторону друг друга, боялись вновь ошибиться, встретиться с обжигающим разочарованием, что ничего уже не выйдет. — С-спасибо, хён, — тихо шепнул Бомгю, стараясь взять под контроль голос, но звучал он всё равно разбито и поникши. Ёнджун понял его тон по-своему, горько ухмыляясь. Ничего назад уже не вернёшь, как бы они не захотели всё наладить — между ними непроглядная пропасть, всматриваясь в которую начинает кружиться голова. У Ёнджуна и правда кружилась, будто подскочило давление или не хватало дыхания, ему было тяжело смотреть на Бомгю и уйти сейчас было лучшим решением. Но тот вдруг заговорил: — Помнишь, как раньше, в детстве… ты постоянно дразнил меня плюшевым мишкой и кружил меня в руках, пока я пытался отбиваться от тебя? — голос Бомгю изменился, стал теплее, с ностальгическими нотками. Он слабо улыбался, продолжая разглядывать подаренный торт и не решаясь поднять взгляд. — У меня никогда не получалось и ты безвольно таскал меня, как личную игрушку. И засыпал со мной тоже, обвиваясь удавом. Я думал, что однажды точно задохнусь на утро, как крепко ты зажимал меня… Бомгю тепло улыбнулся этим воспоминаниям, на мгновение совсем выпадая из реальности. Ёнджун притих, и это позволило Бо окончательно утонуть в потоке ностальгии. Он продолжил: — А ещё ты смешно сопел мне в самое ухо, и я выспаться нормально не мог. Знаешь, как долго я пытался распинать тебя, чтобы ты хоть немного был потише, но ты только лип сильнее. А потом я привык со временем, и зимние ночёвки с тобой были самые лучшие. Потому что я мёрз постоянно, а ты горячий как печка, и мне даже стало нравиться это. Ты был теплее всех одеял в моем доме. Хотел бы я-… Бомгю осёкся на полуслове, наконец приходя в себя. Он не сдержался и наговорил слишком многого и ненужного, вновь ощущая себя зависимым и ничтожным. Младший прикусил нижнюю губу, внезапно сожалея, что вообще открыл входную дверь. Кому теперь интересно слушать его детские воспоминания, кроме собственного отражения в зеркале и его выдуманного Ёнджуна, который целый год поддакивал ему и болтал без умолку? Настоящий он вряд ли даже вникал, слушая эту пустую болтовню, такую же бессмысленную, как и сам Бомгю, который как полный идиот продолжал одиноко утопать в преследующем прошлом. Но Ёнджун, самый реальный и живой, сухо вздохнул, прошептав лишь краткое: — Я тоже. Бомгю стремительно поднял на него глаза, потому что точно не ослышался. А ещё он не был слепым, убеждённый в том, что видит: по чужой щеке скатывалась горькая, сиротливая слеза, которую старший даже не пытался стереть. Бомгю хрипло вздохнул, осознавая что-то. Осознавая разом все сказанные Юци слова, наставления Субина, свои тайные, заткнутые холодными рассуждениями желания. Позволил зерну сомнения начать расти в нём, расцветая в нечто незыблемое, трепещущее под сердцем — неосознанную надежду, что они смогут достучаться до друг друга через километровые недосказанности и прожитый на расстоянии год; наконец услышать и понять, что так долго пытаются сказать сквозь толщу мешающих болезненных воспоминаний и режущих по сердцу сомнений. Ёнджун набирался смелости сказать что-то ещё, делая короткие вдохи и нерешительно приоткрывая губы, и Бомгю уже был готов послушно впитать всё, что тот скажет. Как вдруг со стороны послышался радостный возглас: — А вот и мы! — крик Хюнина был как раскат грома среди ясного неба. Ёнджун поспешно протёр щёку рукой и повернулся на звук чужого голоса, замечая помимо его источника ещё и воодушевлённого Субина, идущего с парнем рядом. В его руках был целый ящик пива, а у Кая пакет снеков и закусок, оба растягивали по лицам яркие улыбки, стоило им завидеть сцену на крыльце чужого дома.call me karizma — dead body
Субин впервые был рад стать свидетелем их случайных коммуникаций и растерянных взглядов, поэтому спешно похлопал Кая по спине, поторапливая, хотя тот и так несся паровозом к двум неловко переглядывающимся парням. Бомгю нелепо хлопал круглыми как тарелки глазами, смотря на подошедших как на неземных пришельцев. Те даже, кажется, говорили на каком-то непонятном, выдуманном языке: — Ёнджуни-хён, ты не знал? Бомгю позвал нас всех на скромную тусовку! — Кай широко улыбался, радостно крутя в руках пакеты с едой и раскачиваясь на пятках от нетерпения. Субин лишь загадочно подмигнул Бомгю перед тем, как перевести взгляд на старшего хёна и начать лукаво вторить: — Ты, хён, кстати тоже приглашён. — Повеселимся! — воодушевленно воскликнул Кай, подхватывая Ёнджуна под локоть и торопя поскорее войти в чужой дом. В который никто никого конечно же не звал, и Бомгю, в край обомлев от наглости друзей, вылупился на Субина и еле слышно зашипел: — Вы что творите?! Старший лишь глухо хохотнул, и поравнявшись к плечу парня, хитро шепнул: — Не благодари, — и вновь подмигнул двумя глазами, будто задумал шалость. Бомгю не понял, за что того стоит благодарить, всё что он хотел — это вмазать пару раз своими кулаками по его роже, которая растягивалась в самодовольной улыбке. Бомгю зарделся от негодования, но был подпихнут к двери собственного дома, словно чужак, который не жил тут вовсе. Родное жилище вдруг показалось небезопасным и пугающим, потому что теперь, спустя так много времени там был Ёнджун. И это сочетание вскрывало давно закрытые на замки старые воспоминания, в которых старший почти каждый день тусовался у него, прося играть на гитаре до умопомрачения и вместе смотреть его любимые мелодрамы. — Не тормози. Ты же не вышвырнешь его теперь из дома, а то будешь глупо выглядеть, — Субин открыто потешался над ним, а Бомгю желал лишь превратить его щёки в боксёрские груши. Тот с любопытством заглянул в коробку, которую держал младший и присвистнул: — Милый тортик. — Иди к чёрту, — буркнул Бо, прикрывая коробку под глухой смех старшего. Тот плечом растолкал парня, заставляя наконец зашагать к дому, в котором Кай уже командовал старшим хёном, заставляя превращать маленькую кухоньку Бомгю в злачное тусовочное место. Он зачем-то принёс c собой дурацкую гирлянду, которую растянул поверх кухонных стеллажей и подключил портативную колонку с бодрой, заводной музыкой, под которую активно тряс головой. Ёнджун скромно заставлял небольшой стол принесёнными снеками, начиная тоже в такт притаптывать ногой. Он не переставал чувствовать себя случайным гостем, видя растерянность на лице младшего, когда все пришли. Кажется, всё было далеко не так радужно, и его точно не звали. От этого стало неловко, и когда Бомгю с Субином наконец появились на кухне — всё стало только очевиднее, потому что Бо смотрел куда угодно, только не на Ёна. Он убрал подаренный торт в холодильник, позволил силачу-Каю поднять себя повыше, чтобы закинуть конец гирлянды на кухонный гарнитур; помогал Субину с перекладыванием выпивки из ящика. Делал что угодно, лишь бы не оказываться рядом с Ёнджуном, который чувствовал себя не в своей тарелке, будто напросился на приём. Он, потирая руки от неловкости об джинсы, подошёл к Бомгю, ловя его испуганный на секунду взгляд и стушевавшись, неуверенно заговорил: — Слушай, я, наверно, лучше пойду. Тем более я после дороги устал и… — троица вперилась в него взглядами, полными непонимания. Бомгю входил в это число, кажется, даже не понимая, как выглядит сейчас его лицо. — Но, Ёнджуни-хён, когда мы ещё так соберёмся? — тоскливо взвыл Кай, заламывая брови. Субин тоже не остался в стороне, понимая, что их план на грани полного краха. Он сложил руки на груди и поравнялся с Бомгю. — Верно, хён. Оставайся, — а затем приобнял Бо за плечо и обратился уже к нему. — Правильно же говорю, Бомгю? Ты же не против? Бомгю прикусил губу, теряясь в собственных мыслях. Уже который раз. Субин умело манипулировал им, и даже если бы он действительно хотел, чтобы старший хён тут же испарился, он не смог бы сказать ему это в лицо. Вот только он, блять, не хотел этого. Рядом с Ёнджуном, в собственном доме было настолько позабыто-привычно, насколько и удушающее страшно, но Бомгю хватило целого мучительного года и двух добивающих дней, чтобы затосковать так, что парень уже был почти рад его видеть. И пускай причина была абсурдной неправдой и он был не готов к тому, что Ёнджун действительно появится ещё хоть раз в стенах его жилища, отпускать его не хотелось. Вообще больше никуда. — В Сеуле своём отдохнёшь, — буркнул Бомгю, отворачиваясь за пивом. Он взял сразу две бутылки, вторую впихивая в руки столбом вставшему Ёнджуну и ворчливо договорил, — Побудь с нами. «Побудь со мной» он бы не осмелился произнести даже под страхом смерти, эту мысль он судорожно запил крупным глотком хмельного напитка, даже не удосужившись дождаться первого тоста. Ёнджун тепло улыбнулся, видя расслабившегося наконец младшего и позволил себе отпустить себя тоже. Он потом подумает, правильно ли поступает, оставаясь рядом, или нет. Пока Бо не гнал его пинками из дома, он позволил себе немного повеселиться со старыми друзьями. С младшим, о котором тот не переставая думал всю обратную дорогу в родной город. — Давайте за воссоединение! — встрепенулся Кай, расправляясь с гирляндой и наконец включая её. Та осветила лица присутствующих мерцающими переливами бликов, и оставшиеся открыли свои бутылки пива, присаживаясь группой за общий стол. Субин поднял свою в воздух, зазывая, и уже следом послышалась череда звонкого стеклянного постукивания. Все немного выпили, и Хюнин уже подкрутил громкость музыки, заставляя ребят невольно выстукивать такт мелодии. Из колонки доносилась dead body какого-то депрессивного американского исполнителя, и Бомгю уже волей-неволей выучил текст песни наизусть, потому что Кай без устали включал её на очередных посиделках. И теперь он целенаправленно шептал слова «so who the fuck are you to sit and judge me?» обращаясь именно к Субину, который несменно по-хитрому улыбался и лукаво подмигивал ему, пока цедил своё пиво. А ещё парень ловил на себе краткий взгляд Ёнджуна, который сидел рядом, и периодически посматривал в ответ, будто убеждаясь что все происходит взаправду. Будто они действительно вместе выпивают как в старые времена и не чувствуют дискомфорта при этом. Бомгю поймал себя на этой мысли и отчего-то в момент расслабился, позволяя себе стукнуться с бутылкой Ёнджуна и совсем незаметно ему улыбнуться. Тот лишь одаривал его глубоким взглядом, полным влажного блеска, который медленно будто ласкал лицо Бомгю, чуть покрасневшее от хмеля и небольшого градуса. В его глазах неисчисляемый поток, затягивающий на самое дно радужки; в его глазах миллионы безмолвных фраз, в которые Бомгю не смог бы вникнуть, даже бесконечно читая и перечитывая их. Парень задыхался от нехватки кислорода, будто хён нарочно душил его, перекрывая дыхательные пути. Вот только Бо уже не сопротивлялся, засматриваясь в ответ совсем открыто и непроизвольно крутя в руках полупустую бутылку. Пока Субин с аппетитным хрустом уминал принесённые сырные палочки, Кай достал из кармана свежую одноразовую электронку розового цвета. «Опять баблгам» — подумал Бомгю, ожидая своей очереди, пока блондин медленно затягивался и под слова песни выпускал из себя приторный дым. — Я так давно не курил, — бросил Ёнджун без причины, принимая протянутую электронку и затянулся. Он долго держал в себе затяжку и сквозь зубы медленно пропустил выдох, запивая остатками пива сладкий привкус. Брошенная им фраза цепко уселась в мозгу Бо, и парень вновь задумался, зачем же тогда он брал себе ту самую судьбоносную пачку. Неужели лишь как причину для прощального разговора, чтобы младший ему не отказал? Чтобы выглядеть как можно отрешённее, пока трясущимися руками смахивал пепел с сигареты? Су оперативно раздал парням по очередной бутылке и бодро заговорил: — Хён, ты на сколько тут? Сколько ещё будешь? — все уставились на старшего в ожидании ответа, даже Бомгю невольно притих, переставая напевать под нос. Он боялся услышать ответ, но в это же время трепетно его ждал. — Ещё пара-тройка дней, как только отец отзвонится — сразу в столицу поеду. Так что скоро уже. Субин удручённо замычал, а потом очень красноречиво стрельнул взглядом в Бомгю, который его поймал. Он будто специально допытывал его, показывая, мол, действуй, времени не так много. А Бомгю терялся в мыслях, пробуя залить их пивом и перестать так нервничать. — Как жалко, хён! Без тебя совсем скучно стало, правда, Бомгюни? — от его неофициального обращения Бо встрепенулся, будто от укола и теперь парочка влюблённых сверлила в нём прожигающие дыры. «Вот тебе, блять, и друзья» — думал Бомгю, шумно сглатывая. Он как-то несуразно угукнул и уткнулся в этикетку пива, отковыривая её краешек, словно весь смысл его жизни свёлся к избавлению бутылки от этой несносной бумажки. — Я тоже скучал, — признался Ёнджун, скромно скользя по лицам ребят и останавливаясь на Бо, который внезапно притих. Старший поднял свою новую начатую бутылку, заставляя всех отогнать досадные мысли и приободриться. — Но вот мы увиделись, поэтому давайте повеселимся. Кай довольно заулюлюкал в своей манере и был первым, кто потянулся к старшему хёну, чокаясь. Остальные моментально примкнули к завуалированному тосту следом, и на губах Бомгю вновь появилась лёгкая улыбка. Может стоит просто отпустить себя и насладиться моментом? Пиво не давало уставшему мозгу продолжать крутить один и тот же водоворот мыслей, который и так парня отягощал изо дня в день. И теперь, смотря как Ёнджун жадно присасывается к горлышку бутылки, Бомгю уже не тушевался и позволял себе просто смотреть на него. Тот вдруг заговорил, оглядывая двух парней напротив: — Слушайте, парни, я, конечно, далеко не слепой, но вы толком мне ничего не сказали, поэтому я прямо спрошу… — он как-то таинственно заулыбался, по старинке облизывая пухлые губы, и Бомгю поймал себя на стыдливой мысли, что тот выглядел так чертовски горячо сейчас. — …Вы ведь вместе, так? Кай моментально издал внезапное «Ой!» и переглянулся с растерянным Субином. Они видимо настолько привыкли к своим открытым отношениям, что не подумали рассказать об этом старшему, который и так всё понял. Ещё тогда на набережной, когда те мило держались за руки время от времени и перешёптывались лицом к лицу в недружеской близости. Это почти не отличалось от их старой «жвачной» дружбы, вот только жадные взгляды и язык тела был красноречивее всех объяснений. Да и Ёнджун не тупой и помнил прощальный вечер и их «игровой» поцелуй, который игровым совсем и не был. Скорее желанным и трепетным, словно оба давно об этом мечтали. — Прости, Ёнджун-хён, совсем из головы вылетело, мы просто… уже давно вместе. Тот добродушно покивал, будто и не собирался злиться из-за недоказанности, и как-то особо кокетливо улыбнулся, подпирая подбородок рукой: — Ну хорошо, сладкие, ну и кто из вас ведущий ваших постельных вечеринок? — Ёнджун глухо засмеялся, понимая, насколько сконфузил зардевшегося Кая, который смешно округлил рот. Субин неловко прокашлялся, а потом, аккуратно приобнимая своего парня, лишь заговорщически произнёс: — А у нас по настроению, — он скосил глаза на вспыхнувшего румянцем Хюнина, и нежно протянул, — знаете ли, Кай-я талантлив во всём. — Твою мать, — ругнулся Бомгю, запивая негодование пивом. Эта не та информация, которую он хотел услышать. А представлять Хюнина сверху совсем не получалось, и в целом, нахера он это представлял? — Ай-я, Хюнин-а, а ты хорош, — восхищённо произнёс Ёнджун, удивлённо приоткрыв рот. Кажется, старший был шокирован не меньше. — Ну всё, прекратите! Мне стыдно! — Кай обхватил своё горячее лицо руками в тщетной попытке его остудить. А затем выдернул из рук Субина пачку снеков и заткнул себя ими, с жадностью поедая. Все добродушно рассмеялись и вновь выпили под поставленную на репит песню. Бомгю совсем расслабился из-за переключения внимания к чужим персонам и поймал себя на желании заговорить с Ёнджуном так же буднично, спрашивая различные мелочи. Какую музыку он сейчас слушает? Что вкусного ел в столице? Какие у него планы на будущее? И хотел бы он спеть ему, если Бомгю наконец заиграет на гитаре? Последняя мысль так остро засела в нём, что он впервые за год захотел действительно достать запылённый инструмент и сыграть хотя бы парочку складных аккордов. Стоило Ёнджуну появиться вновь в его жизни, как старые привычки пробуждались словно после долгой спячки. А потом Ён заговорил, отчего-то всматриваясь в глаза Бомгю, будто ожидал именно его реакции: — А я себе гитару купил, — вкрадчиво произнёс тот, растягивая губы в улыбке, потому что Бо замер, невольно задерживая от шока дыхание. Хён уже давно обжился в его голове, обитая там как настоящий Джон Рэмбо, который сокрушительно разрубал ползучие лианы доводов и упёрто пробирался сквозь тернистые заросли предрассудков. Прямиком к самому сердцу. Даже мысли синхронизировались, вращаясь вокруг музыкальных инструментов. — Пробую играть. Но так же хорошо, как у тебя, Бомгю-я, пока не выходит. Ёнджун, поглощая пиво, тоже не мог больше держать рот на замке. Ему ещё столько хотелось сказать, но пока трезвый разум позволял высвобождаться лишь мелким крупицам всего того массивного груза, что был на сердце. Поэтому вторую бутылку он старался прикончить побыстрее, чтобы перестать удерживать себя в удушающем плене. Электронка Кая была у Субина, который медленно её посасывал и вглядывался в Бомгю, ожидая от парня решительных действий. — Ого, хён, может сыграешь нам? — Кай как всегда был за движ-Париж, и даже из уважения приглушил музыку из колонки. Ёнджун как-то непонятливо глянул на него, мол, а на чем ему играть, если своего инструмента при нём нет. Вот только Бомгю вдруг медленно поднялся и неуверенно брякнул: — Я сейчас свою принесу, всё равно без дела стоит. И парень потерянно поплёлся в свою комнату, совсем не соображая, что Ёнджун действительно будет играть. Он и представить не мог хёна с гитарой в руках, это видение было сплошь сюрреалистичным и невероятным, что Бо, ведомый своему порыву, нашёл инструмент, запрятанный от глаз за громоздким шкафом. Вся покинутая и в пыли, она словно испускала последнее дыхание и парню стало стыдно, что он заставил ждать её так долго. Как и Ёнджун его. Внезапно за спиной заговорили: — Ты точно не против? Ёнджун видимо последовал за ним из кухни, сам пребывая в лёгком шоке. Ведь что значили слова младшего, что его излюбленный с детства инструмент стоит без дела? Что это значит? Вот только лёгкий слой пыли на ней отвечал достаточно понятно: её давно никто не трогал и у старшего загорело сердце. Да как так? Бомгю вздрогнул от его вопроса и ещё из-за того, что тот стоял слишком близко, когда младший развернулся. И вот, с гитарой в руках, наедине с хёном в своей комнате, Бо тушевался, сминая гриф рукой. — Конечно, не против, — кивнул он, не смея поднять глаз. Ёнджун вдруг протянул ему конверт, который без дела сначала был у него под рукой, пока он дарил торт, потом ютился у него на коленях под столом на кухне. И теперь, поймав наконец момент, собирался вернуть тому фотографии. — Держи, — он протянул ему конверт, забирая прежде гитару из рук. Тот лишь неслышно поблагодарил и несмело принялся вытягивать глянцевое фото. Он так и думал: дыхание перехватило, стоило глазам зацепиться за ответные улыбки и задор в глазах парней, обращённых друг к другу на фотографии. Кто это были? Неужели это они с Ёнджуном, такие открытые и понятные? Где они сейчас, и почему такая скованность преследует их до сих пор? Ён перекинул себе на плечо гитарный ремень, примеряя инструмент в руках. Он любовно огладил крепко натянутые струны и улыбнулся Бомгю, который не выпускал фотографию из рук, впитывая напечатанную картину. — Пойдём, спою тебе кое-что, — тихо позвал он, медленно вышагивая по направлению к кухне. И Бомгю послушно зашагал следом.***
rhodes — you & i
Субин встретил Бо, протягивая электронку и зазывая перво-наперво выпить. Все разменяли по третьей порции пива, и пока Ёнджун умещал в своих руках чужую гитару и пробовал струны пальцами, Бо открыл себе и ему тоже новую бутылку. Младший чувствовал невесомый трепет смотря на хёна с инструментом, как тот ласково потирает гриф в своей ладони. Своя гитара смотрелась в руках Ёнджуна почти чужеродно и незнакомо. И он терялся в собственных ощущениях. — Не судите строго, мне просто понравилась песня и я решил её выучить, — без надобности оправдывался Ёнджун, устраиваясь удобнее и заводя кисть над струнами. А затем он совсем трепетно и нежно запел, неумело перебирая аккорд за аккордом:«I don't mind if you lie with me You're my friend. I don't like to hide Think about all the finer things In our lives And how time can fly»
Он ошибался, сбиваясь с ритма простых нот, которые Бомгю начинал впитывать, как заученную мантру. Потому что слова песни прожгли его кожу клеймом и не желали стираться без шрамовых остатков.«Oh is it still you and I, forever? Is it still you and I, forever?»
Ёнджун мучил его прямым взглядом, протягивая голосом такие громогласные слова. Были ли они все ещё теми самыми детьми из детства? Были ли Бомгю и Ёнджун самими собой в этот момент? И могло бы слово «навсегда» отнестись к их увядающим и нераскрывшимся чувствам? Бомгю крыло от выпитого пива и сладкого вокала Ёнджуна, по которому он так скучал. А ещё пальцы словно от аллергии чесались потянуться к струнам, чтобы тоже заиграть ласковый ритм. Чтобы Ёнджун смог петь свободнее и непринуждённее. Тот старался что было сил, чётко выверяя каждую ноту и продолжал:«Whether you like it or you don't Sometimes we live alone If we can find a little hope We can make it on our own»
Бомгю хотел бы верить в то, во что убеждали слова спетой песни. Хотел бы навсегда позабыть тягучую тоску в сердце и то леденящее расстояние, которое протянулось между ним и Ёнджуном. Бомгю хотел быть до невозможного близко, пробуя на вкус его губы, сминая в крепких объятиях. Хотел показать без слов, как дорожил им всё это время и не хочет больше отпускать. Когда палец Ёнджуна вдруг на миг сорвался в нужной ноты, ослабляя его голос, Бомгю не выдержал: — Дай сюда, — он стянул с того почти силком гитару под непонимающим взглядом. Ён уже успел подумать, что его захотели поскорее заткнуть, пока не обомлел, увидев, как Бомгю прошёлся пальцами по струнам, повторяя схваченный на лету ритм. Он сыграл акустическую версию припева и кратко попросил: — Пой, — а затем заиграл, будто песня принадлежала ему всецело. Словно это он её учил неделями, повторяя вновь аккорд за аккордом. Ёнджун, бесконечно восхищённый, вслушивался в начальный проигрыш, чтобы затем поймать мотив и вновь сладко запеть только для Бомгю:«I don't mind if you cry with me You're my friend I know times can get hard»
Хоть Кай и Субин также внимательно слушали, трепеща от чужих взаимодействий, Ёнджун глубоко погрузился в переливы нот под пальцами парня, сидящего рядом. Голос стал увереннее, слова текли складнее и Ёнджун позволил себе смелее протянуть такой близкий текст:«Oh is it still you and I, forever? Is it still you and I, forever?»
Он будто действительно ожидал ответа от Бомгю, трепетно всматриваясь в его внезапно влажные глаза. В его с силой поджатые губы. В его отчаянные, выверенные движения по струнам тоскливо звучащей гитары. Младший сымпровизировал небольшой проигрыш, под который Ёнджун финально проговорил, обращаясь только к определённому слушателю, который покорно его слушал:«Is it still you and I, forever?»
Под затихающую вибрацию гитарных струн, Бо сдерживал нарастающее давление в голове и подступающие преступные слёзы. Он так бы хотел впечататься ответом в губы старшего, давая понять, что и сам хочет верить: still и forever действительно про них. Он захотел поверить в это так отчаянно, наперекор прошлым собственным убеждениям, что боялся даже раскрыть рот, чтобы не сорваться. Он зажимал в пальцах гитарный гриф и страстно желал покурить этих безвкусных ёнджуновых сигарет, чтобы успокоить бушующее из последних сил сердце. Бомгю под взгляды компании резко встал и молча вышел из кухни, оставляя в растерянности всех, но первым, кто встрепенулся, был резко вздохнувший Субин: — Хён… иди за ним, сейчас. Иди, — он словно сам трепетал изнутри, верно прикидывая, что настал тот самый подходящий момент. Момент, когда Бомгю позволит себе услышать всё, что Ёнджун ему скажет. Позволит и самому себе перестать прятаться в выдуманном мире, в котором обязательно всё плохо и безуспешно, и любые попытки наладить что-либо обречены на провал. В мире, в котором он сам от себя прятал теплящиеся чувства, которые так и не смогли укрыться под непроглядной пеленой. Ёнджун несмело приподнялся со стула и нерешительно проследовал за Бомгю, ведомый какой-то призрачной надеждой и наваждением. Пока гитара звучала, сливаясь с его собственным голосом, Ёну показалось, что стало как прежде и они вновь самые близкие и дорогие друг другу люди. Друзья. Возлюбленные. Словно заворожённый, прокручивая в голове строки спетой песни, он подбадривал себя, что Бомгю перестанет бегать от него и теперь ему позволительно быть немного решительнее. Перестать бояться, что ничего не получится и Субин мог ошибиться — ведь вся жизнь состоит сплошь из ошибок и глубоких провальных ям и дыр, в которых каждый застревал со сломанными ногами без возможности выбраться. Но Ёнджун упорно цеплялся за склон очередной безвылазной расщелины, стараясь вытянуть своё болезненное тело наверх. И даже если впереди его ждёт ещё большая боль и разочарование в виде всепоглощающей пропасти, в которую он свалится, расшибая и без того изломанные кости — он всё равно попробует сделать шаг навстречу в неизвестность. Ёнджун нашёл его на крыльце дома, молча плачущим и судорожно выдыхающим сизый никотиновый дым. Парень сжимал в руке смутно знакомую пачку сигарет и безнадёжно растирал лицо, стараясь скрыть потоп внезапных слёз. Лёгкое опьянение и пение Ёнджуна делало его слишком эмоциональным и открытым, таким, коим он тщетно старался не быть. Бо держался стойко все это время, почти не теряя голову при виде Ёнджуна, почти не высказывая всего накопленного за год. Он почти не чувствовал, что… любит. Но червиновое «почти» скользило, пронизывая каждое затёртое до дыр убеждение в своей непреклонности. Но лишь один Ёнджун смог в пух и прах разбить его жалкие попытки скрыться от самого себя. И теперь, делая очередную затяжку, он боится обернуться, потому что чувствует чужой взгляд спиной и не решается оправдаться. Не знает, как объяснить хёну свои рекой льющиеся слёзы, как объяснить хранимую пачку сигарет, которую тот когда-то забыл. Как объяснить, что каждый раз, сбегая от него, всего лишь хотел остаться навсегда рядом. Ёнджун молчал долго, не решаясь заговорить. Он хаотично прикидывал, какие слова нужны в такие моменты, что стоит сказать, чтобы зацепить струны чужой человеческой души, чтобы та послушно откликнулась и прислушалась. Вот только сколько бы он ни думал, ни гадал, ни складывал предложения в голове из копошащихся кучи мыслей — ничего складного не выходило. Ему казалось, что если он приоткроет хоть немного рот, также несдерживаемо заплачет. Собственные ноги медленно зашагали по направлению к младшему, и с каждым движением Ёнджун наливался решимостью. Он страстно хотел быть как можно ближе, разделить сигарету одну на двоих и стереть чужие слёзы. Посмотреть тому в глаза, прочитав их верно и без слов понять. Ёнджун наконец поравнялся с парнем, открыто разглядывая заплаканное лицо. Бомгю резко зажмурился и отвернулся, тихо ругаясь на старшего под нос: — Ну чего тебе? — его голос был хриплым от слёз и совсем растерянным, потому что Ёнджун выглядел пугающе спокойным. Словно старший уже всё для себя решил и что-то прикинул, пока младший остаточно упирался и путался в чувствах. Ёнджун за подбородок развернул его к себе, мягко вытягивая зажатую в зубах почти дотлевшую сигарету. Он глубоко затянулся режущим, горьким никотином, и докурив остатки, отбросил использованный фильтр. Старший пытался высмотреть в сжатой чужой руке пачку, чтобы вспомнить такой знакомый привкус табака, но Бо опередил его, тихо признаваясь: — Ты забыл её тогда… на балконе. А я забрал, и храню зачем-то, как прощальный подарок. Бомгю вымучено выдохнул, словно наконец произнёс страшную тайну вслух. Он не хотел выглядеть давно потерянным в собственных воспоминаниях и мгновениях прошлого, тем самым слабаком, который даже не удосужился по-нормальному проститься с Ёнджуном, когда тот уезжал. Слабаком, который трусливо сбегает, стоит чувствам захлестнуть его затуманенный сомнениями разум. Потому что чувства всегда были убедительнее всех холодных рассуждений. Ёнджун в понимании на мгновение округлил глаза, будто вспоминая, а затем легко улыбнулся, аккуратно протягивая свою ладонь к чужому запястью. Бомгю больше не сопротивлялся и лишь с затаившимся трепетом наблюдал, как хён медленно охватывает его руку и притягивает к себе, ближе. Хён вкрадчиво зашептал: — Я тоже храню твой прощальный подарок, — он коснулся пальцами свободной руки цветных бусин фенечки, заставляя Бомгю, который продолжал досадно поджимать губы, взглянуть на неё. Взглянуть без страха за осуждение, без лишних вопросов «Зачем?» и «Почему?». Наконец посмотреть на фенечку не как на острое лезвие, режущее их долгую, близкую дружбу, а как на нечто связывающее их все эти годы, самое тёплое и юное воспоминание. Ёнджун, чувствуя, что страшное заклятие разрушается, трясущимися пальцами потянул завязанный бантиком край браслетика. Узел безропотно поддался и развязался. И Ён вновь заговорил, наконец, освобождённый: — Не могу избавиться от мысли, что я должен тебе его вернуть… — а потом медленно, перекинул фенечку на чужое запястье и затянул новый узелок, поднимая глаза на продрогшего от происходящего Бомгю, который не мог подобрать слов, чтобы ответить. Он неотрывно смотрел на своё запястье, словно вновь узнавая его. Вновь вспоминая привычку крутить им, чтобы поправить криво лежащий браслет. Снова узнавая бывшего себя, который намертво был приклеен к Ёнджуну, без шанса на спасение. Ёнджун продолжал говорить после паузы, желая как можно больше заполнить молчание младшего своим уже окрепшим голосом: — Прости, я так и не смог принять его. Как и не смог принять твоё желание все закончить. — Он содрогающейся от дрожи ладонью провёл по сырой щеке парня, заставляя того наконец поднять заплаканные глаза. Бомгю поднял на уровень груди пачку сигарет, которую продолжал отчаянно сжимать в руке и, сделав глубокий вздох, судорожно заговорил в ответ: — Больше никаких прощальных подарков, — он всхлипнул, вжимая пачку в чужую грудь, словно не желая больше хранить её призрачное существование ни в своей комнате, ни в мыслях, бесконечно возвращаясь на тот треклятый балкон. Ёнджуново сердце отдавалось глухим стуком о вжимающуюся руку и Бомгю терялся от этого безумного ритма. Собственный орган гнал кровь не на меньшей скорости, совсем лишаясь тормозов, когда Ёнджун уже смелее перехватил чужую ладонь и вытянул ненужную никому пачку. Он взглянул на неё лишь на мгновение, чтобы потом светло улыбнуться и выкинуть ту через плечо, вычёркивая её существование из жизни обоих. Перечерчивая болезненные воспоминания, чужой балкон, горькие пролитые слёзы и сизый режущий нос дым. — Никаких больше прощаний, — прошептал старший перед тем, как без каких-либо преград в виде зачарованной фенечки и хранимых сигарет, вжать парня напротив в себя всем телом, обвиться руками вокруг плеч и запустить пальцы в стриженные волосы на макушке. Он почти до боли сжимал его в крепких, отчаянных объятиях, не желая больше отпускать его даже на мгновение. Даже если он сейчас забарабанит ему по груди и начнёт вырываться, он больше не сможет ослабить хватку и точно прирастёт к нему, обвиваясь вьющейся лианой. Вот только Бомгю не сопротивлялся и не противился. Парень лишь издал хриплый вздох, кратко замолк и потом зашёлся новой волной плача, будто наконец отпустил себя. Он судорожно хватал кислород ртом, рыдая в голос, крепко обнимая Ёнджуна в ответ. Вся его годовая боль, вся его бесконечная любовь текла из него, перекручиваясь в срываемых, таких несдерживаемых фразах: — Я так ждал тебя, сукин сын. Я так хотел тебя снова увидеть, — сокрушался он, давясь слезами, а Ёнджун слушал его срываемый голос и счастливо улыбался под нос. Он давно не ощущал себя так умиротворённо и свободно, не нужно больше скрывать собственное оголённое сердце, выдумывать, как завуалировать разбухшие, ноющие чувства. Ёнджун просто был собой, желая лишь утонуть в руках младшего и навсегда остаться на крыльце чужого дома, слушая такие отчаянные ругательства и признания. — Ублюдок, да чтоб тебя, — выл Бомгю, сильнее вжимая пальцы в чужую спину. Он насквозь промочил футболку старшего своими солёными слезами, но никого это уже не волновало. Особенно две контрастные макушки, которые затаились у входной двери и прикрыв рты впитывали представленную во дворе картину. Субин, бегло печатая Юци пересказ произошедших на их глазах событий, не мог налюбоваться на чужие необузданные объятия. Кай стирал выступившие от радости слёзы и шептал Субину тоже, как сильно он его любит, поддаваясь чувственному моменту. Су мимолётно зацеловывал его лицо, стирая губами выступившую солёную влагу, как пришёл быстрый ответ от их подруги. Девушка накатала ему краткое сообщение, которое парни не совсем поняли и переглянулись: — Зачем она просит перекрыть отопление? — растерянно шепнул Кай, пытаясь не выдавать их присутствия за дверью. — Не знаю, но мудрых старых женщин лучше слушать, — усмехнулся Субин, безгранично счастливый. А затем крутанулся в поиске ванной комнаты и скрылся за ней.***
— Ты совсем озяб, — Ёнджун потирал его прохладные плечи, покрытые россыпью мурашек. Они возвращались в дом, совсем позабыв, что были в разгаре весёлой вечеринки, и им в момент стало неловко. — Не страшно, — ответил несмело Бомгю. На самом деле он готов был до посинения стоять там и зажиматься с хёном, не в силах оторваться. Вот только вечерняя прохлада подбивала их скорее вернуться в дом. Парень без устали оглядывал вновь приобретенный браслет и мимолётно улыбался сам себе, будто заново рождённый и обновленный. Кай и Субин ворковали на кухне, поочерёдно затягиваясь электронкой и бегло целуясь, пока Ёнджун не прокашлялся, привлекая внимание двух персон. Кай скромно икнул, краснея, а Субин буднично заулыбался, будто всё ещё был в неведении двух наконец открывшихся друг другу друзей. — Ну что, выпьем? — произнёс он воодушевлённо, не обращая внимание на заплаканное лицо Бомгю. Ведь слёзы радости шли ему гораздо больше, чем горькие солёные потопы от мучительных терзаний. Субин протянул свою бутылку за тостом и изрёк: — За воссоединение! — Но мы уже пили за это… — буркнул под нос Кай, тут же тушуясь под пронзительным взглядом своего парня. Ёнджун довольно усмехнулся и поддержал Су своим протянутым пивом: — Думаю, сейчас самый подходящий момент, чтобы за это выпить, — и взглянул на Бомгю, который теперь сидел ближе и без страха засматривался на хёна, такого раскрепощённого и искренне улыбающегося. Компания зазвучала поочерёдным постукиванием бутылок и ликованием тоста. И пока все принялись посасывать пиво, Субину пришло очередное сообщение от Юци:«Ну что, вы всё сделали, как я сказала? А теперь испаритесь. Иначе магия не сработает (;»
Субин растерянно мазнул взглядом по Каю, незаметно крутя экран мобильника в его сторону, давая также прочесть, а затем наигранно раздосадовано протянул: — Мои родители возвращаются. Чёрт, Хюнинни, я… кажется, забыл выкинуть презерватив… — Субин покраснел то ли от лжи, то ли от стыда за подобные подробности, которые в действительности частенько случались, поэтому Кай почти натурально его подхватил, вспыхивая в сердцах: — Ты опять завязал его и оставил на полу? Сколько раз мне тебя просить так не делать! — Хюнин взмахнул руками, пугая даже Субина, словно он взаправду налажал. Но разыгранный спектакль был так правдоподобен, что Бомгю уже чертыхался пивом, а Ёнджун скромно посмеивался в кулак, разглядывая балбесов напротив. — Ребят, простите, мы наверно поспешим домой, пока… Ну вы поняли… — Субин так вошёл в роль, что растерянно поднялся с места, подхватывая под руку своего ворчащего от негодования парня. Будто этот злосчастный использованный презерватив существовал взаправду. Ёнджун с Бомгю заторопились проводить почти убегающих восвояси парней, которые торопливо натягивали не расшнурованные кроссовки и виновато улыбались на прощание. — Хён, ещё увидимся! — воскликнул Кай на прощание, помахав уже за порогом. — Обязательно, — отозвался по-доброму Ёнджун, прикрывая входную дверь. Субин, следуя за парнем, который усмирил свой пыл и больше наигранно не ругался, внезапно наступил на что-то с глухим бумажным хрустом. Под ногой оказалась растоптанная пачка сигарет, одиноко лежащая рядом с окурком. — Что такое? — торопливо спросил Кай, стоя возле приоткрытой калитки. — Ничего, пошли скорее, — Субин шустро подобрал полуразорванную пачку и сунул туда докуренный окурок, не позволяя им и дальше лежать на чужом газоне. Ведь для ненужного мусора есть урны, которую он постарается найти по пути домой и наконец выкинет треклятую пачку, не позволяя ей больше загаживать чужой двор. Отравлять своим существованием разум Бомгю. Ведь всё ненужное пора было уже выкинуть и идти дальше. Субин сунул мусор в карман и сжал руку своего парня, подгоняя как можно скорее зашагать прочь. Оставляя в доме дописываться истории двух дорогих ему людей.***
chase atlantic — you too
Бомгю периодически потирал руки в попытке согреться, пока убирал пустые бутылки со стола и пола. Ёнджун выключил пестрящую цветными огнями гирлянду и снял её с кухонных шкафов, причитая, что ребята сорвались слишком быстро. И каждый раз, когда он ворчал из-за этого, Бомгю хитро смотрел на него и те обменивались смешками, из-за открытых про Субина и Хюнина личных подробностей. — Ах, эти дети так быстро выросли, — продолжал ухмыляться Ёнджун, скручивая гирлянду в плотный шарик. По завершению, он сунул его в пакет, куда отправилась колонка и забытая электронка — складывалось ощущение, что их друзья никуда не уходили, оставляя повсюду крупицы себя. — Звучишь, как дед, — поддел старшего Бомгю, дразнящее улыбаясь. Младший стал болтливее и уже смелее набирал обороты, обращаясь к хёну, и Ёнджун искренне радовался этому. Всё будто бы возвращалось на свои места, и даже он сам был в привычных стенах чужого дома, не желая уходить. — Могу я обнаглеть и… напроситься на ночь? — слегка взволнованный вопрос Ёнджуна застал младшего врасплох. Не потому что он до сих пор нервничал в его присутствии, а потому что из головы совсем вылетело, что хён тут лишь гость, и он рано или поздно тоже уйдёт. Он рано или поздно вернётся в Сеул. Поэтому отпускать Ёнджуна он даже не собирался, но ответил более сдержанно, пытаясь скрыть лёгкий румянец: — Обнаглей и напросись, — он неловко пожал плечами, пытаясь куда-то деть свою ласковую улыбку, которая так и растягивалась по губам. С хёном было так хорошо просто говорить. Просто наблюдать за его движениями, быть рядом, взаправду и по-настоящему. Без страха и предрассудков смотреть в ответ и не быть скованным собственным разумом. Бомгю чувствовал себя легче на тонну и безгранично счастливым. — Я не против. Ёнджун пятерней поправил свои волосы, закидывая те назад и добродушно заулыбался, словно желал услышать именно такой ответ. — Устроим ночной просмотр мелодрам? Или может, хочешь, я поучу тебя играть на гитаре? — замялся Бомгю, трепетно сдерживая свои порывы как можно скорее приклеиться к Ёнджуну, как в детстве, особенно когда тот становился все довольнее с каждым сказанным предложением. — Хочу всё и сразу, — протянул хён мечтательно, помогая младшему закончить с уборкой кухни. Ёнджун протёр прохладной ладонью лоб, словно там выступил пот и вдруг заговорил, рассматривая трущего замёрзшие пальцы Бомгю. — Только можно мне сначала в душ? Хочу смыть с себя пару часов езды и дорожную пыль. Бо кивнул, мол, без проблем, и отправился отыскать свежее полотенце для старшего и сменную одежду, пока тот направился в ванную комнату. Бомгю отчего-то продолжало морозить даже в доме и ему казалось, что уличная прохлада, несмотря на наступающее лето, все ещё сквозила весенней стужей. Или ему просто не хватало горячих объятий Ёнджуна, к которым тот слишком легко и моментально привык, не желая теперь быть в отдалении. Будто собственное тело не могло согреться самостоятельно, Бо всё безрезультатно пытался стереть выступающие мурашки на коже и согревать дыханием промёрзшие пальцы. — Бомгю-я! — позвал его громко Ёнджун, обдавая звонким голосом кафель ванной. Младший, выхватывая стиранное полотенце и комплект из крупной футболки и домашних штанов, поторопился на зов какого-то внезапно обеспокоенного старшего. Когда Бо уже заглянул к нему из-за двери, тот стоял по пояс голый и обхватывал рукой трубу, по которой обычно журчала горячая вода. И то, как без проблем хён держал на ней свою ладонь, говорило лишь об одном, что Ён и произнёс вслух немного раздосадовано. — Нет горячей воды, — он хмыкнул, упирая руки в бока, — кажется, летний сезон начался слишком быстро. Обычно управляющая их районом компания предупреждала об отключении отопления в жаркое время, вот только никаких объявлений в этот раз не было. Да и лето ещё не наступило, чтобы перестать дополнительно подогревать дома. Ёнджун пожал плечами и развёл руками, мол, поделать нечего, и скорее всего, в собственном доме такая же ситуация. Вот почему Бо так мёрз всё это время, растирая открытые из-под футболки предплечья. — Вот скоты, — ругнулся Бо, когда подошёл ближе и также, словно тоже желая убедиться, потрогал еле-еле тёплую, почти прохладную трубу, — Ладно, в титане ещё будет вода. Он всегда держал водонагреватель включённым на такие случаи, особенно когда подобные подставы случались зимой. Тёплый душ был спасением в морозную стужу. В баке как раз оставалось пару десятков литров, чтобы Ёнджун мог спокойно принять душ и Бомгю удовлетворенно выдохнул, вновь растирая уже заледеневшие пальцы рук. Он хотел было успокоить старшего и позволить тому уже вымыться, как поймал на себе обеспокоенный взгляд тёмных глаз. — Замёрз? — хён хмурился и боролся с желанием обхватить чужие ладони и согреть их своим дыханием. Потому что ещё был потерян и не понимал той грани их вновь вспыхнувших отношений: они друзья или… ему можно быть смелее? Насколько далеко хёну можно зайти и нужно ли это теперь им? Как теперь к этому относится Бомгю и не испортит ли это их из праха возрождённую дружбу? — Немного, — Бомгю чуть помедлил, ловя себя на внезапном смущении под пристальным взглядом, — …думаю, тоже схожу в душ. После тебя. Ёнджун продолжал бы ещё долго терзать себя вновь появившимися сомнениями, но решение, которое вскружило его голову, дало необдуманным как следует словам сорваться с губ: — Тогда пошли вместе? — старший кашлянул, сам себя не узнавая и теряясь в распахнутых глазах напротив, стараясь звучать как можно более непринуждённее, — Ну, как в детстве, помнишь? Мы же часто голышом на местной речке купались. Он изо всех сил старался не вспоминать их первый секс, который был словно высечен перед глазами манящей обнажённой кожей младшего. Те обстоятельства резали как по живому, и Ёнджун заглушал в себе кадры безумного оргазма, влажных глаз и распахнутого в сладком стоне рта Бомгю. Это не те воспоминания, которые он хотел прокручивать в своей голове, потому что после всего был заколдован возвращённой фенечкой на целый долгий год. И если Бомгю… если бы только Бомгю дал ему второй шанс, он бы все обязательно исправил, переписывая болезненные воспоминания новыми, томительными и ласковыми. Вот только как к этому относился сам младший, Ёнджун мог только догадываться и продолжать закусывать губу в ожидании ответа. Бомгю покрылся волной мурашек далеко не от холода, который и так его всего пропитал. Он был напуган и взбудоражен предложением, не зная, как его верно истолковать. Было ли это действительно дружеским предложением или ему отчаянно хотелось верить в нечто большее? Парень испугался самого себя, прекрасно помня, как уже однажды налажал. А видеть обнажённое тело хёна было смертельно опасно, потому что воспоминания становились слишком истязающими и навязчивыми. Даже сейчас, смотря на голый торс старшего, у Бо перехватывало дыхание и он боялся что не удержится, прильнёт губами к выпирающей, такой манящей ключице. — Н-не, я всё же после пойду, — со сбитым в миг дыханием, просипел Бомгю, отводя взгляд. Щёки вспыхнули, стоило его мыслям уйти куда-то не туда. — Ладно, — чуть поникши согласился Ёнджун, тут же стирая с лица остатки расстройства и слабо улыбнулся, — тогда постараюсь побыстрее. Бомгю кивнул и поторопился покинуть ванную, пока не передумал. Пока не поддался своим дразнящим желаниям остаться с притягательным хёном и попробовать сделать что-то вновь необдуманное. Он прикрыл за собой дверь, так и оставаясь за ней, вслушиваясь в приглушённые звуки шуршания спускаемых остатков одежды, босые шаги до душевой кабины, раздавшийся шум воды, под которой Ёнджун блаженно выдохнул. Бомгю отчего-то всё ещё держался за дверную ручку, сомневаясь, что делает всё правильно. А ещё он не мог перестать думать о полностью обнажённом парне за стеной комнаты, его вальяжно зачёсанных назад волосах; о влажной, тёплой коже, по которой спускались струйки воды, путь которых захотелось повторить собственными кончиками пальцев или губами. Бо вновь чувствовал себя затаившимся как когда-то в шкафу извращенцем, вслушиваясь в приглушённые звуки. Но в этот раз он не хотел просто слушать, или смотреть, он хотел быть единственным зрителем на первом ряду представления. Бомгю так хотел оказаться как можно ближе, что почувствовал, как собственная рука исполняет его громогласно бьющееся желание. Дверь добродушно открылась почти не слышно, позволяя Бомгю остаться незамеченным и давая возможность ещё убежать. Поспешно закрыть дверь, притворяясь, что никогда не решался зайти и побеспокоить Ёнджуна своими странными порывами. Но Бомгю так надоело сбегать всё время, что он решительно вошёл в ванную комнату, аккуратно прикрывая дверь. «Что теперь, умник?» — ругал себя Бомгю, сглатывая. За мутным стеклом душевой стоял разнеженный Ёнджун, подставляющий лицо под тёплые потоки воды. Бомгю радовался, что всё ещё был незамеченным и судорожно думал, как выглядеть спокойнее и не взволнованно, пока медленно стягивал собственную одежду. Он нерешительно засеменил по прохладному кафелю и замер перед стеклянной дверцей. Бо, кажется, даже придумал как оправдать своё глупое возвращение и решил притвориться, что совсем не нервничает. Ёнджун обернулся на звук открывания душевой и замер, обомлев. Бомгю, полностью обнаженный и смущённый этим, чуть мялся и тушевался под чужим, полным непонимания взглядом. — Я тут подумал ещё немного и… — он от дрожи растирал собственные плечи, пытаясь не выдать трепета и не разглядывать Ёнджуна так открыто, — наверное, воды на двоих в баке не хватит. Поэтому я присоединюсь, если ты, конечно, не против. Сэкономим воду. Он пытался звучать как можно добродушнее, но глубокий изучающий взгляд Ёнджуна, не дышащего и не двигающегося, выбивал весь кислород из лёгких. Бомгю не мог понять, смущён ли он вторжением или зол на младшего? Что это за сдерживаемая эмоция, которая скользила по его лицу, прячась в сведённых бровях и приоткрытых губах. Издав медленный выдох, Ёнджун неловко улыбнулся и уступил младшему место под основной поток воды, торопя согреться под ним. Старший старательно отводил взгляд от голых бёдер и острых плеч парня, перекатывающихся лопаток на спине и ямочек на пояснице. Хён встал чуть позади парня, лишая последнего дыхания, ведь чувствительная, нагая кожа Бомгю чувствовала его близкое присутствие так остро, что он уже пожалел, что поддался на собственную провокацию. Горячий душ согревал его продрогшее тело, а вот румянец с лица так и не сходил, и парень продолжал вслушиваться, как хён смывает остатки пены после шампуня с волос. Так хотелось сорваться и прижаться спиной к его влажному от воды торсу и остаться так, совсем близко и откровенно. Бомгю терпеливо прикусывал губы, глуша собственные интимные желания и занял свои руки мытьём головы, заставляя ту перестать мучить его. Ёнджун тоже наблюдал слишком пристально, водя по телу нагло присвоенной себе мочалкой. Гель, которым он её вспенил, дурманяще пах Бомгю, чтобы прекратить думать, что это он касается его кожи, мягко оглаживая. Ён всматривался в его затылок, желая лишь, чтобы тот обернулся и посмотрел на него. Ответил на все молчаливые вопросы, позволил сделать ещё один смелый шаг, открыть все встречные пути. Но Бомгю сохранял молчание, промывая волосы и чуть слышно вздыхал, хватая ртом воздух. Старшего тянуло к нему необузданной силой, он терял голову от близости и словно в тумане потянулся мочалкой к его натянутой спине, проводя вдоль загривка по позвоночнику. Тот вздрогнул и растерялся от внезапного прикосновения, судорожно выдыхая и прикрывая глаза. Спустя тягучее мгновение младший кратко покрутил плечевым суставом, приглашая продолжить, и Ёнджун медленно втёр мыльную пену в его кожу, проходясь по предплечью и обратно. Бомгю шумно дышал через нос от нарастающей дрожи во всем теле и неустойчивости в ногах, но безумно хотел, чтобы Ёнджун не останавливался. Чтобы заменил мочалку на собственные пальцы, оставляя ими прожигающие следы на коже, такие желанные и необходимые ему сейчас. Но Ёнджун будто всё ещё сомневался и продолжал молчать, растирая другое плечо парня, поэтому Бо сделал краткий шаг назад, совсем небольшой, чтобы быть чуть ближе. Чтобы не осталось сомнений между ними: вот они — голые, обнажённые душой и телом, и Бомгю уже готов быть распятым и наказанным. Ёнджун замедлился лишь на мгновение, обрушаемый осознанием, что парень перед ним вовсе не против его странных порывов, и продолжил томительно растирать чужую кожу, становясь настойчивее и смелее. Он положил свою ладонь на плечо Бо, заставляя того стоять смирно, чтобы было удобнее вновь проходиться мочалкой по выгибаемой спине и пояснице, отчего последний непроизвольно поджимал пальцы на ногах. Воздушная мыльная пена омываемая градом воды, спускалась вдоль спины прямиком в ложбинку между ягодицами и Бомгю был уверен, Ёнджун следит за этими потоками взглядом. — Повернёшься? Бомгю замер, не в силах вздохнуть, потому что голос хёна был таким хриплым и низким, отчего все его поджилки затряслись от накатывающего желания. Но сопротивляться было невозможно, и Бо неторопливо развернулся, встречаясь с чужим горячим взглядом и лёгким румянцем. Ёнджун чувственно облизал пухлые губы и несдерживаемо прикоснулся мочалкой к груди младшего, поднимаясь выше к шее и ключице. Он бегло метался взглядом от мыльной кожи до глаз младшего, будто убеждаясь, что он делает всё правильно. Бомгю лишь рвано хватал ртом воздух и не сводил со старшего робкого взгляда из-под чуть прикрытых век. — Согрелся? — вкрадчиво произнёс Ён, стараясь не следить за стекающими мыльными полосами, которые устремлялись по подтянутому животу младшего прямиком вниз. Он был взбудоражен открытым видом чужого тела и внезапной податливостью, которую Ён уже не ожидал от парня. А тот подставлял своё тело под завуалированные ласки и смотрел так прямо и неотрывно, что у Ёнджуна срывались последние тормоза, воспламенялось бушующее сердце и стирались без следа сомнения, что он один горел этим тайным желанием стать ещё ближе. — Не совсем, — шепнул Бомгю, не сдерживая слышимый вздох, когда мочалкой прошлись по солнечному сплетению и обратно к острому плечу, задевая чувствительный сосок. Ёнджун замер, сглатывая, резко осознавая как захотелось заставить Бомгю звучать ещё более непристойно, только собственными руками, без дурацкой мочалки. Ён с трудом оторвал руку от предоставленного тела и откинул на кафельный пол более не нужный предмет. Теперь только он и Бомгю, парни молча вглядывались в глаза друг друга и рвано дышали, наливаясь нетерпимостью. Бо, не желая больше сдерживаться, вновь зашептал: — Может, есть ещё идеи, как согреть меня? Ёнджун вытянул уголок губ и хмыкнул, перед тем как упереться ладонью в чужую грудь и надавить, заставляя парня перед ним до предела пятиться. И когда спина младшего соприкоснулась с прохладной стенкой душевой, тот горячо выдохнул в чужие губы, которые оказались до невозможного близко. Те опалили кожу встречным дыханием и интимной фразой: — Есть одна мысль, — после чего Ёнджун прокрался пальцами к загривку младшего и притянул за шею, впечатываясь в парня глубоким, томительным поцелуем. Бомгю мелко затрясся в его руках, порывисто цепляясь сначала за чужие плечи, затем уже смелее впиваясь пальцами в горячую кожу. Язык Ёнджуна скользил неторопливо в чужом влажном рту, который ему покорно предоставляли, стараясь поспешно отвечать на ласку. Бомгю жарко дышал сквозь поцелуй, притягивая обнажённого, почти обжигающего парня к себе. Было глупо что-то прятать и скрывать за манипуляциями с мочалкой, когда у обоих так откровенно стояло. Парни гортанно протянули первые сладкие стоны, стоило налитым членам соприкоснуться и толкнуться навстречу друг другу, вновь вздрагивая от тесного трения. Бомгю плавился от ощущений и прикосновений настойчивых рук Ёнджуна с каждым скольжением по своей бледной, влажной коже: теперь хён самолично водил ладонями по его торсу, опускаясь к талии и ниже. Старший почти до боли смял чужие бедра, прижимаясь ближе, заставляя Бо задохнуться от накатывающего возбуждения. Парень прервал поцелуй протяжным стоном, разрывая в клочья тлеющее терпение Ёнджуна, который просто не мог больше остановиться. Он слишком истосковался по нему, решая забрать всего младшего по крупицам себе: Ён впился в его шею, разрисовывая её влажными узорами. Каждый раз, когда кончик языка неспешно вылизывал тонкую кожу и острый кадык, заставляя Бомгю запрокидывать сильнее голову и издавать такие безбожно сладкие вздохи, Ёнджун хотел лишь свихнуться, потому что оставаться разумным не выходило. Он рассыпал порцию поцелуев по его ключице, прикусил каждую выпирающую косточку и оставил моментально налившийся красный засос в изгибе шеи. Он согнулся ниже, к шумно вздымающейся груди младшего, который чувствовал себя покорным мучеником, который страстно желал быть растерзанным и запытанным. Ён смял губами затёртый ранее мочалкой припухший сосок, влажно обводя его языком и обжигая дыханием изнеможённую кожу. Бомгю мог лишь послушно зарываться пальцами в чужие волосы и благодарно выстанывать его имя, пока не понял, что не может больше оставаться в стороне. Он упёр руки тому в плечи, отстраняя, и Ёнджун уже успел испугаться, что сделал что-то не то, пока не взглянул на решительный взгляд младшего, который уже прижимал его спиной к противоположной стенке кабинки. Они переместились, и теперь Бомгю требовательно целовал старшего, прижимаясь всем телом. Ён обвил его талию руками и не успев опустить ладони ниже, на крепкие ягодицы, как младший медленно спустился дорожкой поцелуев вдоль всего его тела, пока собственные колени не стукнулись об кафель. — Что ты-… — не успел среагировать Ёнджун, как Бо уже обхватил его член рукой и начал размеренно надрачивать, пока томно смотрел снизу вверх из-под подрагивающих ресниц. Он впитывал его хриплое рычание и рваные толчки навстречу, пока сам шумно дышал от возбуждения. Ёнджун неотрывно смотрел в ответ, как Бомгю приоткрыл рот и игриво потянулся кончиком языка к выступившей капельке смазки на набухшей головке, но так и не коснулся её, издав заигрывающий смешок. Ёнджун шикнул, раздразнённый этим пошлым действом и прикусил губы, давая себе обещание ещё отыграться на чужом теле. Ёнджун выглядел так развратно жаждущим, что Бо сам начал трогать себя, повторяя движения за другой занятой старшим рукой, не в силах больше сдерживаться. Ёнджун сходил с ума, становясь зрителем такой грязной сцены и невольно толкнулся в чужие губы, призывая поскорее начать задуманное. И Бо, послушно поддаваясь навстречу, с гортанным стоном вобрал в рот горячую головку, заставляя старшего запрокинуть голову от ударившей в неё крови и удовольствия. — Бо.. мгю.. — Ёнджун запустил пальцы в чужие волосы, пока младший осторожно пробовал брать глубже и учился на ходу, плотно сжимая припухлые губы и слизывая прозрачную смазку, дразня шершавым языком воспалённую от похоти кожу. Старший и подумать не мог, что его Бомгю может быть таким… чувственным и горячим любовником, лишающим его рассудка, а его тело безотрывно хотелось изучить, наощупь находя самые отзывчивые места. Пока Бо медленно надрачивал себе, обдавая член Ёнджуна горячими волнами вибрации от гортанных постанываний, старший лишь желал поскорее им завладеть на этом холодном, бледном кафеле. Он не больно оттянул его за затылок, заставляя губы парня пошло причмокнуть, и низко нагнувшись, впился в его губы жадным поцелуем, слизывая привкус собственной смазки. Ён крепко обхватил его плечи, заставляя встать на неустойчивые ноги и вновь прижал к покрытой конденсатом стенке душевой. Становилось душно, кровь кипела у обоих и Ёнджун уже не мог остановить себя, когда требовательно отворачивал податливого парня к стеклянной поверхности. Он скользил по его телу руками, очерчивая пальцами вогнутый живот и узкие бёдра, пока зацеловал загривок и шейные позвонки. Бо послушно прогнулся в спине, упираясь руками в стенку душевой, когда старший твердо провёл по его пояснице и притянул к себе за бёдра, обильно вылизывая собственные пальцы. В этот раз он обязательно сделает всё правильно, хоть и не имея приторной смазки. У них даже не было презервативов, но о них Ёнджун больше не мог думать, когда в его руках такое драгоценное и желанное сокровище, содрогающееся от любых близких прикосновений. Бо прикусил кожу на тыльной стороне ладони, чтобы держать сознание ясным, когда почувствовал пальцы внутри себя. Но выходило плохо, потому что Ёнджун был плотно прижат сзади, растягивая его, пока завёл другую руку спереди и поглаживал его болезненно вздрагивающий член. Бомгю не заметил как, сладко постанывая, сам стал толкаться навстречу, то ли крепкому обхвату на плоти, то ли пальцам сзади, которые любовно его изучали. — Я сейчас свихнусь, если не трахну тебя, — горячо зашептал Ёнджун ему на ухо, впитывая его распахнутые от наслаждения губы и затуманенный возбуждением взгляд. Оба были на пределе, одинаково сходя с ума. Бомгю тоже падал всё глубже, желая лишь одного: — Так трахни уже, — с низким стоном протянул Бомгю, прорывая бушующую лавину в Ёнджуне. Старший, почти рыча и впиваясь укусом тому в плечо, вытянул собственные пальцы из Бомгю, чтобы наконец сменить их подставляемой головкой члена, который уже выл от предвкушения. Ёнджун не протянул бы долго, если Бомгю продолжил на него так умоляюще смотреть в пол оборота, молча прося не сдерживаться. И Ёнджун медленно толкнулся в парня, пробуя не сорваться сразу и затрахать узкого младшего до дрожи в коленях. Он обязательно сделает это чуть позже, а пока парень вновь привыкал к тягучим ощущением внутри и лишь тихо скулил, аккуратно толкаясь навстречу. В этот раз было гораздо легче и слаще, Ёнджун был нежен и внимателен, отзываясь на каждую судорогу и приглушённый стон. Он тоже учился, пробовал определённые углы, высоту, чтобы Бомгю в полной мере насладился их настоящим, не прощальным сексом. Они делали это не потому, что рвали на куски обременяющую дружбу, не потому что собирались остриём вычеркнуть из памяти горькие воспоминания. А потому что оба были без ума друг от друга, до срываемого голоса, до дрожи в ногах. И когда Ёнджун стал настойчивее, жадно вдалбливаясь в гибко выгибающегося навстречу Бомгю, голос которого становился все громче с каждым звонким шлепком кожи об кожу, мир перед глазами стал превращаться в безумный, утягивающий водоворот. Чувствуя себя таким завладетым и подчиненным, Бомгю думал лишь о том, что именно Ён мог делать его таким. Что именно Ёнджун, никто иной, почти возвышал его в абсолют, обнажая нервные окончания и нащупывая чувствительные точки, заставляя парня окончательно терять голову. И как сладко звучало имя старшего, срываемое с его губ, когда тот толкался в него по особенному глубоко. Ёнджун был ненасытен, выпытывая самые развратные стоны и жаркое дыхание. Он хотел его всего и сразу, впечатываясь в его ягодицы в необузданном темпе, сгорая в нём без остатка, без шанса на спасение. И когда тот задрожал, жалобно лепеча, что уже близко, Ёнджун понял, что уже сам давно на грани, рыча в предвкушении разрядки. Бомгю запрокинул голову в глубоком, протяжном стоне, взывая в оргазмической дрожи лишь к одному человеку, и обильно залил стекло душевой собственной спермой. Старший вжался в него всем телом, судорожно изливаясь в парня, пока тот так крепко сжимался вокруг подрагивающей плоти. Оба тяжело дышали, не в силах совладать с дыханием. Ён невесомо покрывал чувственную кожу за ухом Бо поцелуями, придерживая того за торс, потому что ноги младшего предательски тряслись и были донельзя неустойчивыми. Сердца жгли грудную клетку обоих парней, норовя так и выскочить наружу. Ён коснулся губами его влажного виска и низко шепнул, довольно улыбаясь: — А теперь согрелся? Бомгю хрипло усмехнулся, стыдливо смотря на старшего из-за плеча. Говорить сил тоже не осталось, но дразниться желание не пропало: — Вполне, вот только… — он развернулся к нему в тесных объятиях вновь прижимаясь и заглядывая в блестящие глаза, — в спальне наверняка холодно, и я вновь продрогну. — Я не дам этому случиться, — томно шепнул Ёнджун в чужие губы, перед тем как вновь поцеловать. Он больше никогда его не отпустит.***
Просыпаться в ёнджуновых объятиях было так знакомо и близко, что Бомгю думал, что заплачет от счастья, продолжая ютиться в его крепком захвате после пробуждения. Ён, уткнувшись в его макушку, чуть слышно посапывал и периодически поджимал тело младшего ближе, будто даже во сне ему было всё ещё мало тесного соприкосновения обнажённых тел. Они так и уснули голые, после повторного «обогревания», как и обещал ему Ёнджун. Тому потребовалось полчаса, чтобы вновь с пущей силой наброситься на парня, сжигая его ещё не успевшее остыть тело. А затем, перед сном старший баюкал его нежным шёпотом, рассказывая о своей болезненной тоске, истязающей его на протяжении года, и Бо признался ему тоже, как всего полгода назад желал лишь свести концы с концами. — Два идиота, — выдохнул тогда Ёнджун, притягивая к себе как можно крепче Бомгю, который в ответ жался к горячей груди. — Что теперь будет? — кратко и совсем неуверенно спросил он, глуша собственный голос в поцелуе мягкой кожи под ключицей. — Про что ты? — не понял его растерянности Ёнджун, продолжая ласково поглаживать его предплечья. — Ты ведь скоро уедешь, — Бо досадно поджал губы, поднимая свой прямой взгляд на хёна, который совсем просто ему улыбался. Младший не понимал, отчего хён выглядит так беззаботно, несмотря на собственный скоропостижный отъезд. — Мы ведь, кажется, договорились — никаких прощаний, — он притянул взволнованного парня к себе за шею, покрывая лицо россыпью поцелуев. Он невесомо касался губами его век, кончика носа, находя вслепую губы, задерживаясь на них особенно долго. Наконец, оторвавшись от разнеженного под ним парня, Ён уверенно продолжил: — Получай диплом, собирай вещи и переезжай ко мне, в Сеул. И даже не смей провожать меня, когда я поеду обратно. Понял? Бомгю обомлел на миг и послушно кивнул, заражаясь спокойной решимостью, что теперь все точно будет хорошо. Что им теперь не придётся вновь махать друг другу на прощание и прятать внутреннюю тоску, пожирающую их изнутри. Он крутанул запястьем, поправляя фенечку и подумал, что всё это похоже на какой-то сказочный сон, будто чары Юци действительно, как она и обещала, подействовали. Да, ни он, ни Ёнджун не были вымышленными мультяшными персонажами, они не предназначались друг другу судьбой и над «жили долго и счастливо» им придётся ещё поработать, зализывая ноющие раны, полученные на их тернистом к финалу пути. Их история не похожа на художественный рассказ, но удивительным образом вышел хороший конец, за который Бомгю расшибётся, но будет неустанно бороться и дальше, до последнего вздоха. Ведь реальная жизнь полна препятствий и бесконечных преград, как собственный треклятый забор, и всё намного сложнее, чем морали из детских книжек. Но пока Ёнджун был рядом, по-новому открытый и близкий, Бо будет верить в счастливые финалы историй, которые совершенно обнадёживают в начале, не оставляя надежду на лучшее. А ещё в сказочных диснеевских принцев, один из которых теперь наконец всецело принадлежал лишь ему.