Una vita così diversa

— Эй, вставай… Просыпайся, миссия окончена.       Бельфегор, сидя на коленях прямо в грязи, потряс Луссурию за плечо. В ответ — гнетущая тишина. Дождь, начавшийся несколько минут назад, очень скоро превратился в ливень и сейчас потоками воды заливал землю, пузырился в лужах, ручьями стекал по пологому склону. Редкий лес, окружавший небольшую поляну, темнел в наступающих сумерках, деревья острыми силуэтами тянулись к небу. Вода падала с высоты, попадала в глаза, превращая варийскую форму в мокрые тряпки, стекала с волос, делая пряди похожими на извивающихся червей. В лужах расползались кровавые пятна, вливались ручейками друг в друга, перемешивались. — Эй, Луссурия… — уже тише позвал Бельфегор. Картинно разбросанные по поляне трупы, отрезанные руки и головы, душный кровавый смрад, смываемый бурей. Миссия успешно выполнена. Принц чудесно провел время в компании пары десятков врагов и своего Солнца. Развлекался как мог, чтобы не дать добраться до базы и вовремя перехватить результаты исследований. Ничего не предвещало беды. Стандартная миссия, на которую босс их отправил вдвоем. Не было нужды притворяться и прятаться — танцуй в смертельном вихре, сколько хочешь, а хранитель солнца лишь подстрахует, чтобы принц не заигрался, не порезался и не сошел с ума. Так почему же?.. Бельфегор опустил руку на чужую грудь и огладил контуры пятна. Сначала маленькое, оно расползалось, пачкало темную ткань, с водой уходило в землю, оставалось на королевских пальцах. Поднеся кисть к лицу, Бельфегор внимательно всмотрелся, одновременно веря и не веря. Слишком смешно, чтобы быть правдой. Слишком нереалистично. Но от фатальных случайностей не застрахован никто. Вария не берется за миссии, если успех составляет менее девяноста процентов. Оставшиеся десять приходятся на шальные пули, застревающие в самом сердце и обрывающие жизненный путь. Луссурия лежал во влажной грязи. Такой красивый и мертвенно бледный. Разноцветные волосы разметались по редкой траве, понуро обвисли. Вечные темные очки, сломанные, валялись рядом. Какая теперь в них надобность? — Сними очки, сейчас же. Это приказ принца, — Бельфегор, поглаживая в пальцах стилет, выписывал круги вокруг Луссурии, словно хищник вокруг своей добычи. — Дорогуша, ты просто невозможный. В могилу меня сведешь своим ужасным характером, — хранитель солнца театрально всхлипнул, но покорно кивнул. — Хорошо, но только взамен на твои глаза. На счет три. Раз, два… Принц нехотя откинул с глаз челку, с долей любопытства воззрившись на Луссурию и… — Ты меня обманул, чертов павлин!!! Луссурия смеялся, перехватывая стилет в сантиметре от лица, целуя своего сумасшедшего принца в макушку. Ему безумно нравилось дразнить Бельфегора. — Значит, вот так все и закончится? Из горла рвался истерический смех. Как кровавые пузыри лопались и исчезали в уголках губ солнца Варии, так что-то важное лопалось и разрывалось в груди принца, перемалывая легкие в фарш. Руки дрожали. А хотелось сделать сразу столько всего… Например, дать пощечину, такую, чтобы этот павлин прекратил прохлаждаться и открыл, наконец, свои чертовы глаза. Прижать его голову к себе, чтобы ощущать привычное и необходимое тепло. Провести большими пальцами по острым скулам и поцеловать тонкие губы. Которые сейчас оказались невероятно холодными и солеными от привкуса крови. Бельфегор смеялся. — Закрой шторы, мне солнце светит прямо в лицо, — заворчав, принц натянул одеяло до подбородка и отвернулся к стене. Послышался звук шагов, шорох ткани, а после кровать прогнулась под чужим весом, и Бельфегора обхватили сзади, тепло прижимая к себе. — Не могу допустить, чтобы какое-то другое солнце портило настроение моему высочеству. — Да, с этим прекрасно справляешься и ты сам. — Прекращай ворчать, — легкий и щекотный поцелуй в шею и крепкие объятия со спины. — Я сделал нам кофе и круассаны. Встанешь или принести тебе завтрак в постель? Принц довольно жмурился, плавясь под теплыми руками; пламя солнца мягко обволакивало его, исцеляя душу и защищая. Их ждало восхитительное ленивое утро.       На месте королевской души сейчас зияла черная сквозная дыра, из которой по кровеносным сосудам растекалась сосущая пустота. Смех давно перешел во всхлипы, злые горькие слезы стекали по щекам, и Бельфегор размазывал их испачканной ладонью. Лицо гениального принца сейчас пестрело грязными кровавыми подтеками. Заявись он в таком виде в замок, Луссурия бы наверняка всплеснул руками и утянул свое чудо умываться. Но сейчас лежал перед ним — недвижимый, холодный и мертвый. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу, как ты посмел оставить меня одного, — бормотал принц, стискивая зубы, вцепившись побелевшими пальцами в лацканы форменного пиджака. — И с кем теперь прикажешь мне быть? С дурным орущим капитаном? Или с жадной малявкой, которая бы каждого в разобранном виде продала, будь у нее такая возможность? Рядом со своим Солнцем Бельфегор не чувствовал одиночество. И сейчас оно сносило все возведенные за годы хрупкие защитные конструкции, оставляя голый остов, оставляя истекающее кровью сердце и пустоту в душе. — Да пошел ты… Все вы врете. И родители, и брат, никому я не был нужен, — тихо всхлипывая, Бельфегор свернулся, обхватив колени руками, и как загипнотизированный уставился в родное любимое лицо, — при первой же возможности оставляете меня одного. Принц погрузил пальцы правой руки по фаланги в кровавую лужу, и мазнул Луссурию по щеке, оставляя нелепый и пугающий красный след. Безумие тонкими щупальцами проникало в голову, и никого не было рядом, чтобы спасти, утешить, успокоить. Больше всего на свете гениальный убийца — ураган Варии, а по совместительству просто ребенок с дурным характером, боялся одиночества. Но со смертью любимого человека самый страшный страх превратился в реальность. Темнота, затягивая, сомкнулась над головой.