Солнце веселье, земля денди Я разговариваю с собаками только потому, что они меня не понимают Мои зубы желтые, привет мир Хотели бы вы меня немного больше, если бы они были такими же белыми, как ваши?
«Вы даже не можете сказать, что с ним! Тогда что вообще Вы здесь делаете?!» «Успокойтесь, молодой человек. Показатели Вашего брата в норме, так что это обычное переутомление» «А Вы точно уверены?» «Дин, Джек, успокойтесь, сейчас же! Вам уже всё сказали — вот как Сэм очнётся, тогда у него и спросим, как он себя чувствует» «Чарли!..» «Чарли… Джек и Дин… что они тут делают?» Сэм почувствовал внезапный приступ паники, когда понял, то даже не знает где они. Было темно, ощущение, словно он спал. Почему он тогда может думать? Осознанный сон? Но тогда бы он должен был видеть брата и Чарли с Джеком, а ещё этот женский голос… Голос? Голос?! Подросток резко открыл глаза, тут же принимая сидячее положение и болезненно промычал. -Куда же Вы подорвались так резко, молодой человек? — женский голос вздохнул. — Как себя чувствуешь? Ты упал в обморок. Сэм моргнул пару раз, только спустя пару секунд переводя взгляд на женщину. Их школьная медсестра. -Простите, но он, эм… он не слышит. Он не смотрел на Вас, так что, по губам наверное, не прочитал… — Чарли неловко подошла к медсестре, скованно улыбаясь. -Нет, я… — не подумав, тут же возразил Сэм, но в горле пересохло. — Можно, воды, пожалуйста?.. Голова болела. Звуки вокруг, даже обычное дыхание, казались неприлично громкими. Собственный голос — удивительно красивым. А голос Чарли он бы назвал мелодичным. Голос Дина был низким, даже грубым в какой-то степени, мужественным, что ли. -Сэм, ты как вообще? — в глазах у Джека плескалось волнение. — Ты когда упал посреди коридора, мы так испугались… А вот у Джека голос был не как у Дина, точно противоположности — у него он был совсем детским, наверное, ну точно не как у брата. Когда медсестра протянула ему стакан с водой, он ещё несколько долгих секунд смотрел в никуда, только после лёгкого прикосновения к плечу забирая стакан и запоздало кивая в знак благодарности. -Так, кхм… — женщина неловко кашляет, в этот раз убеждаясь, что Сэм смотрит на неё. — Какие-нибудь жалобы? -Да, — говорит ей Сэм с неким страхом и трепетом в груди одновременно. — Да, я… Слышу. Дин хмурится, Джек хмурится, Чарли удивляется, а медсестра (мисс Блэкки, согласно бейджику) остаётся беспристрастной, начиная улыбаться только спустя пару минут. -Как это — «слышишь»? — голос у Дина почти срывается. — То есть, прям слышишь-слышишь? — младший Винчестер неуверенно кивает, и брат тут же налетает на него с объятьями. — Ты меня слышишь, Сэмми? -Слышу… Я слышу тебя, Дин, — подросток кивает, всё ещё не до конца осознавая, что происходит. Спустя 17 лет… он слышит? Ему кажется, что плечи брата начинают мелко дрожать. -Как я понимаю, — мисс Блэкки улыбается так счастливо, будто это она вернула себе слух спустя мучительно-долгих 17 лет. — Ты нашёл своего соулмейта? В груди у Сэма всё переворачивается вверх дном второй раз за сегодня, но прежним отнюдь не становится. Соулмейт. Точно. Вот в чём дело. -Это не важно, — поражённо шепчет Чарли. — Боже мой, Саманта, ты и правда слышишь? -Я в шоке, — почти перебивает её Джек. — Я не верю… У обоих голос дрожит. Винчестер понимает, что это естественно. -Мисс Блэкки, — обращается он к медсестре. — Вы можете… написать мне записку? Я бы… Мне нужно домой. Она лишь улыбается ему снова, без вопросов кивая и садясь за свой стол. -Я всё понимаю, счастливчик, — она дёргает бровями. — Тебе нужно обрадовать родителей. Держите, — она протягивает два листочка, один из которых вручает Дину, выпустившему из объятий брата. — Ну, а ты же его старший брат, да? Вам нужно посоветоваться всей семьей. Дин кивает благодарно, смотрит так на женщину, будто она ему только что вручила миллион долларов. Сэм готов поклясться, что никогда не видел у брата такого лица. -Я напишу вам вечером, — говорит подросток друзьям, поочерёдно их обнимая. — Не говорите только никому, ладно? -Ты же нас знаешь — могилы, — Джек улыбается всё ещё потерянно. Сэму на секунду кажется, что держится он намного лучше, чем его друзья. -Ты только успей, — шепчет ему Чарли. Сэм кивает, слегка улыбаясь и, подхватывая свой рюкзак, вместе с братом спешит к выходу. -Ты только успей найти его, — говорит ему на последок медсестра, почти то же самое, что сказала Чарли пару секунд назад. — Ты же знаешь, что у тебя есть всего 24 часа? Парень улыбается, кивая, через секунду уже исчезая из кабинета вместе с Дином. -Эх, надеюсь, всё у него будет хорошо, — бормочет мисс Блэкки, подпирая рукой щеку. — Зайдите ко мне завтра, хорошо? Я и правда заволновалась за этого парня, — получив по кивку от Брэдбери с Джеком, она улыбается, даже как-т спокойно уже, и тут же начинает выгонять их по классам — урок, вообще-то, уже 20 минут, как идёт.***
-Есть предположения, кто это может быть? — Дин подаёт голос только на подходе к дому. Сэм отрицательно махает головой, пиная какой-то булыжник ногой. Он слышит. С л ы ш и т. Слышит только благодаря какому-то прикосновению. Какому прикосновению? До него сегодня много кто дотрагивался, особенно тогда в коридоре. Что же, не пойдёт же он проверять всех в этой школе? -Сэмми, — брат дотрагивается до плеча, заставляя обернуться к нему лицом. — Не переживай так, ладно? Как я понял, он из нашей школы, да? Достаточно вспомнить, кто тебя касался. Или кого касался ты. Парень удручённо отворачивается и облокачивается на балку, поддерживающую крыш на крыльце, пока Дин звонит в звонок дома. -Я не знаю, Дин, — шепчет он перед тем, как открывается дверь. — Меня много кто касался сегодня. -Сэм? Дин? Вы что-то забыли? У вас же должен быть урок сейчас, — светловолосая женщина смотрит на них весьма удивлённо. — Почему молчите, мальчики? Что-то случилось? Сэм с лёгкой улыбкой поворачивается к матери. -Привет, мама. Да нет, ничего не забыли. Нам медсестра записки дала, вот и пришли. -Медсестра? Так что-то случилось… -Я в порядке, мам, не волнуйся. Прости, что не сказал этого с самого начала, но мама, у тебя очень нежный голос. -Лучше расскажи мне, во что вы вля… погоди, Сэмми, как ты… В глазах Мэри появляется непонимание, счастье и блеск слёз. Разорвать объятий с сыном она не может ещё долгих десять минут.***
Когда Сэма всё же отпускают к себе в комнату (только чтобы переодеться!), он чувстсует едва заметное облегчение, которое исчезает почти сразу же. Он понимает, что не найдёт своего соулмейта за каких-то 24 ничтожных часа. Ну, это просто невозможно — не будет же он стучаться в каждый дом школьника? Вместе с этим тягостным чувством скоротечности, подросток ощущает ужасную вину. Его семья — мама, брат, иногда и отец — они все заботились о нём эти 17 лет, поддерживали и успокаивали. Ему больно видеть их счастье в глазах, их слёзы радости, потому что он знает, что всего через сутки это сменится на тягостные слёзы горя и боли. Причиной этих слёз станет сам Сэм — он ничего нормально сделать не может. Когда Винчестер медленно съезжает вниз по стенке, руки чешутся рвать волосы на голове. В такие бесконтрольные «приступы» вины вперемешку с болью ему очень хочется причинить себе любой физический вред. Парень даже помнит, как пытался — стащил у мамы лезвие от бритвы, дождался ночи, когда все спали и долго сидел на бортике ванны, всё никак не решаясь. А когда сделал один единственный порез — и то не глубокий — зажал себе рот рукой, чтобы не кричать. Было больно, жутко больно, Сэм вряд ли когда-то забудет. Обещанной пустоты или облегчения в душе он не почувствовал даже спустя ещё два пореза. Было только очень страшно, что он не сможет остановить кровь и умрёт. Но он не хотел умирать. А если бы и умер — это бы была самая жалкая и глупая смерть — вот так вот, он не хотел умирать или совершать самоубийства, но всё-таки его совершил, и то, по собственной глупости. Тот раз всё и показал — болевой порог Сэма был настолько высок, что даже превышал моральную боль. Но желание причинить себе вред в такие «приступы» не исчезло и через неделю, и через полгода. Парень таких моментов «безумства» боялся. Ему казалось, он даже чувствовал, словно контроль над телом и разумом пропадает, оставляет после себя только мысли роем пчёл. А в полной, до этого, тишине такое становилось в разы невыносимей. Винчестер очень боялся причинить себе вред — взять в руки лезвие он бы и не смог снова, но вот расцарапать кожу до крови, выколоть себе глаза или вырвать с корнем волосы — он боялся, что станет настоящим безумцем. Сэма Винчестера пугал он сам. -Милый? — подросток вздрогнул, когда звоночек на двери задёргался, а потом, резко прекратившись, послышался стук. — Я вхожу? — Мэри приоткрыла дверь сына, который тут же попал в её поле зрение сидящим у стены и обнимающим колени. Сердце в груди у женщины закололо и она медленно, осторожно, будто парень — дикий хищник, которого она может спугнуть или который накинется на неё, присела рядом с ним. -Как ты? Слова у Сэма застряли в глотке и комната перед глазами пошатнулась. Как он? Ох, он очень плохо. Он просто ужасно. Он дал надежду самым близким, — в том числе и его друзьям — а буквально через сутки эту же надежду заберёт. И какова вероятность, что они с соулмейтом встретятся завтра в школе снова. Двое человек из более тысячи остальных. Да иголку в стоге сена найти будет легче — та хотя бы не двигается с места на место! Подавить судорожный вздох Сэм не смог. -Милый, милый мой Сэмюель, — мама мягко обняла его за плечи, потянув на себя, и роняя его голову ей на грудь. — Ну чего же ты так распереживался? Ты обязательно встретишься с ним. Да, возможно, не сегодня — вряд ли это кто-то из твоих знакомых, ты бы уже понял, — Мэри хмыкнула, при это поглаживая младшего сына по длинным волосам, время от времени начиная перебирать их. Сэм чувствовал, как успокаивается. -Мам, — позвал он тихо. — Мне жаль. -За что ты извиняешься, солнце? -За то, что… дал вам надежду, — подросток закусывает губу, дабы не завыть. — Я не знаю, кто мой соулмейт и через сутки снова перестану слышать. А вы… я дал вам надежду, заставил поверить, что всё… всё будет хорошо… -Это нормально, что ты не знаком со своей половинкой. Я вот тоже не была знакома с вашим отцом. Да и Дин ведь был не знаком с Касом до их прикосновения… -Я не даже не знаю, кто меня касался, — Сэм поднимает обречённый взгляд. — Я не знаю, кто мой соулмейт. Мэри роняет тихое «оу», смотрит на сына растерянно и слегка подавленно. Он чувствует новое покрывало вины. -Ну, — женщина выдавливает скромную улыбку. — ничего страшного. Мы поможем тебе найти его. Дин ведь пол школы знает! А у Кастиэля вон сколько братьев и сестёр, я уверена, если он попросит, они непременно помогут, — она расплывается в широкой улыбке, когда в глазах сына видит непонимания и берёт его ладони в свои. — Я знаю, о чём ты думаешь, милый, но я не разочарована. Я готова заботится и помогать тебе до самой своей смерти, слышишь? Ты не бремя ни для меня, ни для папы, ни для Дина. Мы все любим тебя и для нас главный приоритет — твоё счастье. Ты бы никогда не смог расстроить нас этим. Да что уж там, — женщина фыркает, закатывая глаза. — Я буду готова снова возобновить общение с Кэтчем, чтобы обыскать хоть весь мир в поисках твоей родственной души! Сэм еле сдерживается, чтобы не расплакаться. Он думает, что, насчёт Кэтча мама преувеличивает, однако с ней никогда нельзя знать наверняка, поэтому лёгкие отголоски тепла разливаются в груди. Кэтч — старый друг Мэри. Сэм помнит его смутно, он был тогда ещё совсем маленьким, зато Дин всегда мрачнеет, стоит о нём вспомнить. Конечно, он ведь видел всё своими глазами. И как мама стала раздражительнее, и как домой возвращалась поздно и постоянно ссорилась с Джоном. Брат однажды рассказал Сэму про эту историю, но вспоминать очень сложно. Просто не верится, что такое реально могло происходить. Кэтч Мэри… предал, так сказать. Он занимался подпольным наркобизнесом, периодически подсыпая что-то и женщине. Или это были крошки экстази в тарелке печенья, или какой-то мутный порошок в чае. «Подруга» вот только ничего и не знала. А как только вскрылась правда, Мэри положили на реабилитацию на долгих 9 месяцев. Сэм не помнит то время — в его детских воспоминаниях всё очень смутно и дыряво — а для Дина этот период обернулся настоящим фильмом ужасов. Тот пару раз упоминал, что, буквально остался с братом наедине. Отец тогда долго пропадал на работе, иногда и не возвращаясь домой вовсе; в какой-то момент пристрастился к алкоголю. Сэм не помнит. но его тогда воспитывал Дин — Винчестер-младший спустя столько лет всё ещё не уверен, поблагодарили ли брата и извинились ли перед ним. Как только Мэри выписали, она поклялась больше никогда не возвращать общение с Кэтчем, пусть и знакомы они были — только представить — почти всю сознательную жизнь. Общаться начали ещё в детском саду, да так и не прерывали общения даже спустя года школы, разных университетов и наличия семейной жизни. В общем и целом, это всё ещё оставалось довольно болезненной темой, но то, что сегодня её подняли ещё и в таком контексте — для Сэма это и вправду много значило. Подросток не очень умел говорить откровенные вещи, любые разговоры такого контекста всегда представляли для него особую сложность. Но он всегда чувствовал, когда другие заводили разговор об этом — что и когда, насколько дорого оно им было: воспоминания, друзья, семья. -Так что, переодевайся и иди обедать, Сэмми, — Мэри поднялась на ноги, помогая встать и сыну. — Я уже позвонила Джону, он должен скоро прийти. Фрэди, его начальник, помнишь? Он понимающий, должен согласится отпустить его по-раньше, — женщина улыбается напоследок, целует младшего из братьев в макушку и уходит, тихо прикрывая дверь. Сэм всё ещё чувствует неприятное, тянущееся чувство где-то близ сердца, но, несомненно, это не те сумасшедшие боль и вина, что давила ранее. Сэм надеется, что уж это он сможет перетерпеть. -Сэмми, — Дин приходит всего через пару минут после ухода матери, не стучась и не дёргая такой себе колокольчик — они придумали его, чтобы как-то спрашивать у Сэма разрешения войти. — Ты как тут? Слышал, к тебе заходила мама… -Да, она. — парень улыбается отчего-то нервно. — Пообещала, что в любом случае поможет найти моего соулмейта. -Пф, ты ещё из-за этого паришься, — старший отмахивается, плюхаясь на кровать. — Если ты вдруг успел забыть, я знаком чуть ли не с половиной школы. -Ага, мама так же сказала, — Сэм хмыкнул. — Я ей, разумеется, не сказал, что это из-за того, что ты просто спал с половиной школы. -Ой, ты всё ещё помнишь? — Дин закатывает глаза и это так обыденно, так привычно, что дарит ещё больше спокойствия. — Это было до Каса. Просто. если ты вдруг это забыл, — он подмечает с такой строгостью, что у Сэма щёки болят от попыток сдержать смех. — Ну, у Каса, кстати, тоже своим связи. Вторая половина школы это же его родня. Младший из братьев вздыхает, кивая — правда, она на то и правда, но от этого веры и надежды не прибавляется. Изо всех сил кричащая мысль засела в голове крепко-накрепко и не отпускает ни на миг. Он ведь с самого детства знал, что обречён, не так ли? Он смирился и научился с этим жить, так почему сейчас позволил червячку надежды пробраться в душу? Сэму очень хочется ударить себя за такое безрассудство, но он сдерживается — брат посчитал его умалишённым и стебал бы до самой смерти. Такой радости ему не нужно уж точно. -Знаешь, — Дин вдруг смотрит на него внимательно, слегка прищурив глаза и над чем-то усердно думает. — отдохни-ка, чувак. Ты серьёзно выглядишь измученным. Сэм так не думает ведь, ну, камон, как можно стать измученным с эффектом на лицо всего за пару часов? Но у брата лицо серьёзно, молящее, возможно, даже слегка жалостливое, поэтому приходится согласится, слегка недовольно вздыхая. -Лады, как скажешь. Потом только. Сейчас же папа прийти должен, да и маме с готовкой помочь нужно, наверное… она точно взялась готовить всего и сразу. Я понимаю. Для них это праздник. Дин отмахивается от его слов, словно от мухи, недовольно скорчив лицо. -Я слышал только что, маме отец позвонил. Секунду, сейчас, — старший замолкает, садится, вытягивается по струнке и даже, кажется, не дышит. Лицо у него сосредоточенное, что подросток даже боится спросить, чего ждать то надо. Впрочем, отмирает брат через пару минут, довольно улыбаясь уголком губ. -Как я и думал. Отца отпустят не раньше обеда, а там, гляди, он и сам по пути задержится. И за маму не волнуйся, я ей помогу. Я же всё детство этим занимался. -Когда ты в последний раз взялся за сковородку, родителям пришлось покупать новую плиту. -Ой, всё время ты только плохое помнишь, — Дин снова закатывает глаза и его младший брат честно клянётся — ещё чуть-чуть и он начнёт подсчёт вести, чтобы потом гордо предъявить его всей семье. — Короче, не переживай, ладно? Старший брат со всем разберётся, а ты может, не знаю, подумай, с кем сталкивался сегодня? А вдруг и вспомнишь, — он пожимает плечами и треплет Сэма по волосам. — Ну или просто поспи, Саманта. А то синяки под глазами уже до щёк достанут и тоналка быстро закончится. -Да иди ты! Дин убегает из его комнаты быстрее, чем кара в виде Сэма его настигает. Хотя он и ворчит то всего лишь для показушности — если и это перестать делать, то брат бы совсем распустился, кидая шуточки и сарказмы направо и налево без разбора. И как Дин, чёрт возьми, услышал разговор матери из телефона, которая находится в другом конце дома, Сэм спрашивать не планирует. Этот случай он относит к, так сказать, ряду сверхъестественного. Перед тем, как младший Винчестер чувствует тоску проходит, удивительно много для него, около десяти минут. И все эти десять минут он сидит неподвижно, словно в трансе, таращится в одну точку. В груди болезненно тянет ностальгия и мягкая, тёплая словно плед, тоска. «Старший брат со всем разберётся…». «Я уже не маленький, ему не обязательно так поступать. Так говорить», — твёрдо думает Сэм, хмуря брови. Он уже не маленький, он и сам может взять ответственность на себя и сделать что-то, что обычно делают дети его возраста. Он уже не маленький, но краткий миг переносит его обратно в детство.***
Отец на пороге долго мнётся, бросает на младшего сына короткие взгляды и молчит. Проходит точно больше минуты после его прихода, но Джон и слова не произносит — стоит, словно приклеенный и на Сэма зыркает. Тот не может определить конкретно, что за взгляд у отца — а это он умел всегда — ему даже кажется, что он ещё ни разу такого не видел, но это точно не так. За 17 лет тишины и разглядывания людей подросток точно был уверен, что видел все оттенки эмоций отца. -Пап, — Дин первый нарушает тишину, подходя к мужчине. — Может, хоть слово уже скажешь? Брат выглядит хмурым, даже злым, но Сэм понимает — это не так. Замечает подрагивающие руки, мечущиеся глаза, что выдаёт в нём тревогу. Весь он буквально кричит о переполняющих страхах и Сэм может понять. Отчасти. Только он понимает, насколько всё безнадёжно — поэтому внутри у него пусто: ни надежд, ни мечтаний, ни глупых само внушений. -Сынок, — голос у Джона охрипший, грубый, режущий слух, но младший Винчестеры всё равно слышит в нём отдалённые нотки ласки и вязкого сладкого мёда. -Отец? — Сэм улыбается лишь уголком губ, тихо, но тяжко вздохнув. В глазах отца блестели слёзы, а вместе с ними — надежда. -Сэм… — мужчина судорожно вздохнул и, даже не снимая обуви, почти подбежал к сыну с объятиями. — Наконец-то это случилось… я так рад за тебя, сынок… Сэм понимал. Очевидная реакция, такая же, как и всех ранее. Это не было таким уж большим сюрпризом, но всё равно раздражало. Сюрпризы подросток практически ненавидел. Радость на лицах вызывала резкие приступы отвращения и злости. Почему они радуются? Чему? Тому, что он может слышать всего лишь несчастные сутки? Тому, что он проведёт мучительные месяцы, пытаясь смирится, что больше никогда не получит этот дар? Чему все радовались?! «Возможно», — подумал Сэм. — «Я слишком категоричен» «Может быть», — всплывало в его голове. — «Я просто сумасшедший» «Всё же», — смирялся он. — «Они имеют право радоваться» Злость, только, никуда не исчезала. -Идёмте за стол, — Мэри мягко разорвала объятья Джона с сыном, тепло улыбаясь. — Прошу только, милый, не забудь раздеться. Мужчина посмеивается, заверяет жену, что он помнит, конечно помнит, просто обрадовался, да и она же потом ему голову открутит за грязные полы — и поглядывает на Сэма всё время, словно он марево, приведение, что исчезнет в любой момент. Сэм чувствует себя не в своей тарелке. Отец улыбался не часто, ещё реже — именно младшему сыну. Подростку сложно, даже сейчас, сказать, в чём заключалась причина. И сколько бы он не думал, она всё не находилась и не находилась. Поэтому сейчас, когда Джон смотрит на него глазами, сияющими от счастья и улыбается так тепло-тепло и широко-широко, Сэм чувствует дискомфорт. Ему, мягко говоря, неловко и в какой-то степени даже страшно. Если отец, обычно слишком холодный к нему, так сильно изменился за долю секунды, узнав, что младшенький начал слышать — какова же будет его реакция, когда он узнает, что время так быстротечно и 24 часа — это его срок. Какова будет реакция, когда ему преподнесут контекст «извините, но через сутки вы снова окажетесь отцом у которого сын социофоб, да ещё и инвалид»? Винчестера-младшего потряхивало, пробивало мелкой дрожью. Он не знал и ему было страшно. Становится бременем снова было чертовски ужасно и душило отрицанием. На депрессию и торг времени не было, поэтому эти две стадии придётся перепрыгнуть, сразу же окунаясь в «принятие» и знакомую, давящую тишину. -Ну, — Джон спешно мыл руки в раковине на кухне, также спешно вытирая их полотенцем и садясь за стол, прямо напротив Сэма. — рассказывайте. Кто эта счастливица, что вернула нашему Сэмми слух? За столом воцарилось молчание и эта невыносимая, узкая тишина подобно той, что слышал Сэм на протяжении всей жизни. Только здесь её изредка прерывал стук столовых приборов об тарелки. Парень скосился на мать, но у той на лице не проскальзывала ни одна эмоции, словно это их обычный семейный обед — такой же, как и каждый день, как и миллионы других. У Дина же на лице напряжение выглядит настолько непринуждённо, что кажется, будто это его повседневное выражение и волноваться вообще не стоит. «Волноваться, как раз таки, точно стоит», — думает Сэм, слегка кривясь и ковыряет салат в тарелке. -Мэри? — мужчина смотрит удивлённо. — Сэм? Дин? — он переводит взгляд на сыновей. — Вы чего молчите? Что-то случилось? Дин переводит обеспокоенный взгляд на брата. Что же, он спрашивает, стоит ли сказать? Сказать что? Что Сэм не будет слышать? Или он уточняет, может, Сэму переехать куда-нибудь прямо сейчас? Сэм не знает ни одного точного определения под этот взгляд и от этого тошно. Он никогда ещё так много раз за день не говорил «не знаю». Он никогда ещё не был так далёк от происходящего вокруг. -Я не знаю, кто мой соулмейт, — выпаливает Сэм быстрее, чем кто-либо из остальных членов семьи откроет рот. — Я не знаю, кто меня касался. Прости, отец, но через сутки я снова стану глухим. Его голос отбивается от стен кухни, будто концентрируясь в её центре. Подростку до жуткого страшно, стыдно и больно. А ещё до чёртиков обидно. Ему с рождения выпалили диагноз — глухота. Ему твердили об этом всё детство везде: в семье и за её пределами. Его совали в это носом, мол, смотри, да что ты можешь? Лишь иногда кормили надеждами «вот встретишь свою судьбу, вторую половинку, и сможешь слышать», но моменты бывали нечасто, а и уверенности не внушали — что эти крупицы надежды были, что их и не было. И, неужели Сэм вправду думал, словно после семнадцати лет он сможет от этогоМне нужно избавиться от своих побуждений и стыда, стыда, стыда Мне нужно алиби, чтобы оправдаться, кого-то обвинить Это палтус, тусовочная сука, дай ему имя и скажи: «Эй, эй»
На-на-на-на-на-на-на На-на-на-на-на-на На-на-на-на-на-на-на О-о, о-о, о-о