Каким он был

— Я хотел пригласить тебя на свидание. — Вот на что ты готов ради домашки, Ричард? Самое сложное в Фрэнсисе — понять его вымученную, смеющуюся ухмылку — широкую и тонкую. Он улыбался глазами, как все эти девушки на подиуме из нулевых. Подиумом Фрэнсиса был весь мир, но особенно коридор колледжа. Поискать более драматичное существо — ваш глаз замылится спустя пару минут, потому что всюду за пасмурной погодой и трагичными сюжетами следует облако дыма и тривиальный вихрь рыжих волос. Он, настолько карикатурный и почти ненастоящий, в своих манерах и движениях, проявлял настоящего себя только в прыгающих бровях, неуклюжих чертыханиях и сбивчивом дыхании после игры в снежки. Фрэнсис наверняка был несоразмерным подростком. Вы знаете, длинные ноги и острые локти — то, что общество считает красивым, даже если детский врач, посоветал бы увеличить порции еды. Он все еще был несоразмерен, в свои 22. Несоразмерен этим покрытым росой лугам, шумным маленьким речкам и болотистым землям. Он сам был маленькой шумной речкой, он сам был лугом, он был всем и сразу, как бы наивно это не звучало. — Тебе с молоком или без? Его голос не отличался стабильными интонациями. Иногда мне казалось, что он научился этому в каком нибудь театральном кружке. Иногда мне казалось, что я его выдумал. В этом длиннющем мешке интиллигентности и дорогого вина прятался истинный фанат, господи помоги, подросткового фэнтези. Я думал, что понял его, в день, когда не-случился-сердечный приступ, но это была капля в море. Я думал, что понял этого рыжего сатаненка, когда он бросился целоваться, и увещевать в том, насколько это выгодное предложение для меня. Как будто я сомневался. Я понял его, когда обнаружил в комнате, где стены, пол, потолок, вся мебель и сам Фрэнсис, пропитались никотиновым дымом насквозь, минуя слои сдержанной терпимости и принятия. Он был бы жалок, если бы не был так уязвим, несчастен и потерян. Как и все мы. — С молоком, Фрэнсис, ты же знаешь. Я привык инстинктивно сжиматься под пытливым взглядом Камиллы, привык считать это влюбленностью. Сложнее оказалось привыкнуть к осознанию того, что дело было в пронзающих спину глазах Фрэнсиса. Я боялся, что однажды свет от его маленьких солнц преломится и через линзу сожгет все корпуса, лес, холмы и оставит только нас. — Знаю.