Ричард не помнит, как оказывается в ванной. Ловит собственный испуганный взгляд в зеркале. Что только напридумывал его возбужденный разум! Дрожащие ресницы Лу, заломленные брови, скользящая чёлка и приоткрытый рот. Он уперся руками в раковину, открыл кран с ледяной водой и, набрав её в ладони, окатил лицо. Подрагивающие кудряшки Фрэнсиса, искусанные пухлые губы и закатывающиеся глаза. Зачерпнув новую порцию, он повторил ритуал. Помогало слабо. Чертова фантазия. И все из-за простого пения.
В целом, если знать меня достаточно хорошо, можно углядеть огромную слабость — я легко иду на поводу у людей, к которым питаю симпатию. Эгоизм растворяется, личные планы отменяются, а чувство собственного достоинства сдувается. Как бы всё печально ни звучало.
Греки называют это προφητεία — пророчество. И я стал оракулом — на этот короткий миг между двумя ударами кулака о дверь.
«Я знаю, кто там. Не открывай».
Вечный вид межсезонья, если бы Френсис лежал в коме несколько месяцев, взглянув на этот пейзаж он бы не смог сказать, что сейчас за окном, «осень, лето или весна?» Лишь зиму можно было отличить холодами, что впрочем подошло бы и под их отношения…
И все же, удивительно, что после стольких лет я все еще везу Фрэнсиса в больницу каждый раз, когда поднимая трубку слышу его частое дыхание:
-Ричард. У меня сердечный приступ.
А затем, возвращаясь в его квартиру и лежа на смятой простыне, он шепчет:
-А я все еще не умер...
На какое-то мгновение геометрия мира стала предельно ясной, и я знал, что он не сдвинется с места, пока не сдвинусь я - что он будет цитировать бесконечную Сапфо, но никогда не будет говорить своими словами, никогда не сократит это последнее оставшееся между нами расстояние.
Не бывать моей мечте о том, чтобы жизнь была легче, если я сейчас поддамся вперёд. Видимо, я никогда и не искал лёгкой жизни.
У Фрэнсиса в голове — руками грязными такие нежности не трогать. У Фрэнсиса в голове — чёткая мысль, что приближаться к чему-то светлому ему ( д а ж е ) посмертно разрешено не будет.
Ричард приезжает на похороны Джулиана. Грекогеи воссоединяются, чтобы в последний раз очароваться злом и расставить все точки над i в отношениях друг с другом. Мрачная атмосфера Новой Англии осенью: кладбища, оранжереи, фонтаны и тёмные кабинеты
Фрэнсис смотрит на него и думает, что он очарователен. еще думает, что, может быть, дожить до старости — не такая уж и плохая идея. они вполне могли бы переселиться сюда, выращивали бы в огороде морковку, помидоры и клубнику, посадили бы в саду вишневые и персиковые деревья, завели бы овечек, чтобы каждое утро выводить их пастись в поле, и большую собаку, лабрадора, например, чтобы он помогал пасти овечек и охранял дом от воров.
я вспоминаю его тонкие черты, его рыжие-рыжие волосы, его высокую, почти болезненно худую фигуру в привычных для него элегантных одеяниях, и целостная картинка живого человека в моей голове не складывается, его образ остается рисунком, он кажется призраком, плодом моего воображения, потому что, ну, не может быть такого человека в реальности.
Моя любовь состояла из песен Cavetown, чая, который мы пили из бокалов прямо у меня на кровати, и ночных посиделок у светящей через окно луны.
(Немного о глупых, никому не нужных взаимных влюбленностях).
