***
— Ну и какого хуя, Джек? Брок выглядит уставшим, лежа на больничной койке. У него морда лица чисто под белоснежную наволочку, но врачи дают позитивные прогнозы. Впрочем, Джек в нем не сомневался ни разу: Рамлоу упертый, Рамлоу и не из такой задницы выворачивался. А там, где не мог — Джек подставлял плечо. Почему сейчас должно быть иначе? Он спокойно пожимает плечами. — Можешь не благодарить? — А если бы погибли наши? — с ехидной горечью уточняет Брок и пытается сползти вниз по подушке, чтобы смотреться более внушительно. Выходит пока не очень. — Думаю, Кэп как минимум запросил дохуя длинный отчет из-за твоего неумения следовать приказам. Джек косится в окно. Там птички, листочки и прочая весенняя поебень. Он рад, что Брок не отлетел и тоже сможет скоро ее увидеть. Своей красивой и собранной по кусочкам рожей. — Ничего, — он закладывает руки в карманы, а под пальцами до сих пор тепло чужого тела, шершавая ткань и теплая кровь. — Я скрупулезный. Сделал все, что просили. Брок смотрит на него разъяренно-восхищенно. Пробует присвистнуть. Косячит из-за подживающих губ Джек думает: ничего. Скоро получится.***
— Уже на своих двоих, командир? Джек даже не поднимает глаза. Об этом баре на окраине района знают два-три бойца СТРАЙКа, а о том, что он не против объявиться здесь лишний раз, вообще только Рамлоу. И это он. Это не может быть никто другой. Джек, как бы глупо ни звучало, узнает по запаху: больничная койка, мятная паста и тот пиздатый одеколон, будто созданный персонально под Броковскую альфа-сущность. Рамлоу не говорит длинных и вычурных фраз. Не благодарит, красиво поблескивая влажными глазами. Он скидывает пальто, падает грузно на сиденье напротив и спрашивает: — Что пьем? Что ж, это самое искреннее, что от него можно услышать. Несколько шотов спустя — бедная охуевшая Броковская печень — Джек расслабляет плечи. Брок напротив, такой знакомый и даже снова заросший щетиной. Его допустили до службы, он снова в строю, снова возглавляет СТРАЙК. И все почти что как прежде. Почти — этот пристальный, достающий до пяток, выворачивающий наизнанку взгляд — становится для Брока новым укомплектованием. И Джек не то чтобы против. Джек просто не совсем понимает, как расценивать то, что он направлен на него. Брок хмыкает, замечая его внимание. Гнет шею; под кожей бугрятся змеи вен. Самец, идеальный образчик для канала про дикую природу. Брок для Джека — что-то на запредельном, непонятном, хотя и знакомы так долго, что дохуя. — Нравлюсь? — говорит Брок, и, если бы не шароебились вместе еще со времен учебки, Джек и не уловил бы этот тонкий, осторожный намек. И толику сомнения. Джек думает: нельзя отвечать. Даже несмотря на то, что распидорашенную харю собрали лучше, чем была. Даже несмотря на то, что зубы ломит от желания впиться в это сильное тело, заклеймить, оставить навсегда только себе. Это животное. Так не бывает между сослуживцами, друзьями. Так нельзя. Нет. — Да, — язык обгоняет мозг. Бах. Ранение осколочной. Но Брок почему-то съезжает взглядом куда-то в угол скамьи. И лыбится как Чеширский кот. — Ну хуе-мое, чисто как в книжке, — у него эти вечно поэтично торчащие волосы, крепкие руки и даже после десяти операций самый красивый в мире оскал. — Роллинз, блять, ты че, Шекспира перечитал и решил не дать мне сдохнуть как елейной принцессе? Джек качает головой. Слов много, и они — шелуха. Они совершенно не то, что он действительно хочет слышать. Но внутри уже набирает обороты бешеное сердце. Ведь Брок — тот Брок, который еще несколько месяцев назад хвастался трахом с тремя девчонками разом — не гонит прочь. Только хмурится. Бросает на стол двадцатку. — К черту. В машину или я тебя прямо здесь засосу. Джек думает: раз так повернулось, он не слишком-то против. Думает — и решает озвучить. Брок улыбается шало. А потом целует. И все. И пиздец.