Ловить Найтмера самостоятельно было сродни самоубийству. Потому что брат Дрима не желал спокойно сидеть в одной негативной вселенной, предпочитая питаться сразу в нескольких. Но набирая достаточно сил, Кошмар направлялся в нейтральные АУ, пытаясь перевесить их в сторону негатива и добавить к списку своих кормушек.
Конечно, Инку и Дриму это не нравилось, и они также оказывались в желаемой осьминогом вселенной, превращая ее в очередное поле боя. Подобные битвы оканчивались порой весьма плачевно, в особенности, для хранителя позитива. Порой он получал не только физические раны. Обратившийся во тьму хранитель негатива не чурался давить на брата морально — и его методы имели успех, открывая в душе светлого скелета старые раны. Помочь в этот момент мог только непрошибаемо-безэмоциональный Инк, взаимодействие с которым всегда вводило Кошмара в ступор. Краско-заменители художника он на дух не переносил и не понимал, не ощущал, а оттого терялся. Так и получалось, что шансы на победу за очередной мир у братьев были равны, даже несмотря на «подкрепление» Найтмера в лице Киллера, Хоррора и Даста.
Наверное, еще никогда Дрим так не боялся очередного нападения брата. Потому что он понимал, что собирается сотворить Инк. И если бездушный художник был едва ли не безразличен к судьбам персонажей, желая лишь стабилизации вселенной, то Дрим не мог не волноваться из-за предстоящего покушения на Андерновеллу. То, что нападать на вселенную будет его брат, а не он сам, хранителя позитива не особенно успокаивало. Порой он жалел, что обладает душой, в отличии от приятеля.
Наконец, почувствовав исходящий негатив из Сторишифта, Дрим взволнованно сообщил об этом Инку. Тот едва не вылизал жёлтую краску — но вовремя остановился, боясь спугнуть Кошмара своим праздничным настроением. Очутившись в Шифт вселенной, скелеты ринулись в бой. Все должно было пройти как обычно, за исключением окончания битвы.
Едва ступив в АУ, Дрим выпустил меткую стрелу света в брата, прячущегося от света в тени водопадов. Тот был готов к внезапному нападению и поприветствовал хранителей коварной улыбкой:
— Ай-я-яй, Дрим. Хочешь ранить своего бедного «братца», еще и со спины? Какое острое приветствие, — Кошмар кивнул своей команде и те устремились к светлым.
Выпрыгнув из-за спины приятеля, Инк махнул кисточкой, с конца которого сорвалась яркая, розово-лиловая краска и полетела к Кошмарам, выбирая цель. Киллер и Даст, будучи более проворными, ушли в сторону от краски. Менее поворотливый Хоррор поднял топор, что и стало ошибкой. Оружие оказалось в липкой жиже. Алая глазница запылала ненавистью, и уже художнику пришлось уклоняться от пущенного в его направлении топора в краске, что никак не испортило его настроения. Он хитро сощурился и высунул язык с еще не успевшей смыться, желтой краской. А кому помешает позитивный настрой в битве с самым негативным существом?
Битвы за миры для них с Дримом были обычным делом. Инк — на передовой, бился с приспешниками Найтмера, прикрывая Дрима. Золотые стрелы позитива были эффективным оружием, но лук не предназначался для ближнего боя. Потому хранитель позитива, как и его брат атаковал издалека, не давая Найтмеру приблизиться, схватить щупальцами, окутать в кокон беспросветной тьмы. Ситуации, когда Кошмар таки добирался до Дрима можно было считать фатальными — битва за мир была проиграна, а хранителям приходилось срочно бежать от распалившегося принца негатива.
Сегодня нельзя было допустить такого исхода ни в коем случае. Именно сегодня Найтмер должен оказаться в их руках и оказать всего одну маленькую услугу. В конце-концов, ему же ничего не стоит совсем немного потерроризировать Азгоро… А уж Эррор придет. Он ведь никогда не пропускает новые эпизоды.
Шел третий час битвы. Кошмары упорно не желали отступать, продолжая выбиваться из сил. Инк и Дрим тоже весьма устали, но не желали сдаваться, несмотря на тяжелые раны, нанесенные противниками. То ли тактика нападения напившегося радости Инка была действительно хороша, то ли свою роль сыграла решимость, так ценящаяся в Мультивселенной, но Хоррор мирно посапывал в снегу, слегка похрапывая, а Даст оказался нейтрализован краской об дерево. В бою оставались только Киллер да шипящий на солнце Найтмер. Но и им долго не протянуть. Заметив, как Киллер начинает пропускать удары Инка, Кошмар сощурился и, наконец, смилостивился.
— Отступаем, — прорычал осьминог и спеленал валяющегося без сознания Хоррора. Инк махнул рукой — Даст, не имея поддержки, безвольной куклой упал в открытый портал Найтмера, больше не скованный краской. Киллер поспешил присоединиться к сокоманднику и прыгнул туда же. Сам же Кошмар, собиравшийся уходить, был остановлен стрелой света, преградившей ему дорогу. Хранитель негатива разъяренно обернулся. Защитники вселенных всегда отпускали его после проигрыша, не чиня препятствий тактическому отступлению. Но, похоже, не в этот раз. Едва Найтмер обернулся, как был придавлен к дереву красочной волной.
— Эй, Найтмер! Как насчет небольшой просьбы? — весело предложил подошедший Инк и уклонился от щупальцев, — Эй, поумерь пыл! — все так же радостно, будто в шутку, прикрикнул художник.
— О, и что же нужно хранителю всея Мультиверса и моему братцу от меня? Не нападать на вселенные? Не пробуйте, не соглашусь, — нахмурился осьминог.
— Как раз наоборот… — осторожно сказал подошедший Дрим. Кошмар посмотрел на брата, кажется, впервые заинтересовавшись его словами.
— Да! Нам нужно, чтобы ты напал на Андерновеллу, а конкретно — на Азгоро! — подтвердил Инк.
Интерес мгновенно пропал с лица хранителя негатива. Его взгляд будто вопрошал: «Вы сошли с ума?».
— Это связанно с Эррором? — полюбопытствовал хранитель негатива. Инк и Дрим переглянулись. Конечно, Найтмер должен был знать об отношении Эррора к мультивселеннской мелодраме и его обожанию местной версии Азгоро. Но стоило ли говорить о том, ради чего их просьба?
Инк кивнул:
— Да, это имеет отношение к Эррору. Нам нужно его поймать.
— И вы, верно, думаете, что я соглашусь на вашу авантюру? — Кошмар нахмурил глаз, — Ни за что.
Инк ухмыльнулся и достал подозрительный черный пузырек, наполненный до краев. Открыв крышечку, художник дотронулся кончиком языка до темной жижи. В ту же секунду Найтмер ощутил мурашки. Бездушие и пустота почти мирного защитника АУ будто распространились на все вокруг, на молчащего Дрима, даже на самого осьминога.
Стараясь не подавать виду, Кошмар продолжал сверлить взглядом брата, не желая смотреть на Инка. Тот, заметив это, ухмыльнулся. Схватив руками череп Найтмера, он повернул его к себе и, приблизившись очень близко, выдал одно из самых ужасающих выражений лиц. Темные провалы глазниц, без вечно меняющихся цветных символов, ставший каким-то более зубастым, черный рот с подтеками чернил и острые черты черепа во много раз усилили ощущение страха перед бездушным чудовищем.
— Я прямо сейчас напою тебя всей желтой краской, что найду и оставлю в подвале с Дримом и десятком кошек! — угрожающе прорычал Инк.
Бездушный монстр отвлекся полюбоваться произведенным впечатлением. Неприкрытый глаз Кошмара был сужен, зрачок слегка подрагивал. Но добил окончательно тихий шепот хранителя:
— А потом я вдохновлю создателей на перезагрузку Дримтейла. И будь уверен, если я хорошо постараюсь, то уже через пару дней ты окажешься без слизи, сил и уверенности в себе.
Готово. Найтмер был в ужасе и желал выполнять все, что скажет бездушный художник. Замахав щупальцами, хранитель негатива вжался в ствол дерева. Единственная вещь, которой он боялся как огня, было возвращение в прежнее никчемное состояние. Возвращение к унижениям и насмешкам. Дрим этого, наверное, не поймет никогда. Ему нужен был только его добрый и безгрешный братик. И хранитель Мультивселенной прекрасно понимал это. Да что там, многие, кто был знаком с историей Дримтейла, понимали это. Лишь сами яблочные братья, что прекрасно понимали чувства других, ни капли не разобрались в чувствах друг друга. Инк считал это довольно ироничным.
— Согласен! А теперь, отпускай! — гаркнул Найтмер.
Художник достал прозрачный пузырек с белой жидкостью и отпил немного. Жуткое выражение лица исчезло, хранитель скривился — ни ненависть, ни выпитая сейчас жидкость, не были особо любимы бездушным. Инк махнул рукой, освобождая врага. Найтмер хмуро посмотрел на Инка, пусто смотрящего сквозь него, на давно притихшего Дрима, будто пытавшегося быть как можно дальше от этой ситуации, открыл портал и ушел.
— Может, не стоило так угрожать?.. — тихо уточнил светлый скелет. Инк пожал плечами.
— По другому никак.
Хранитель позитива огорченно покачал головой.
— Скажи хоть, чем ты ему угрожал, что он так испугался.
Художник оценивающе посмотрел на друга. Нет. Нельзя ему говорить. Инк тщательно хранил в тайне от многих жителей АУ, что может влиять на создателей. После такого Дрим ведь не отстанет от него, умоляя о перезапуске родной вселенной. А этого ну никак нельзя было допустить…
— Ничего особенного, — протянул Инк.
***
Неизвестная история.
В Мультивселенной тысячи АУ. Миллионы. Посмотришь издалека: покажется, что находишься под ночным небом, усеянным мириадами звезд. Они сияют своей историей, переливаются персонажами. Посмотришь на одну грань этой звезды — увидишь одно событие. На другую — следующее. Но за золотой оберткой иногда скрывается не счастье и восторг. Порой, сама вселенная является ничуть не доброй, а очень даже кусачей и злой. Либо автор ее такой сотворил, либо персонажи сами ее разрушили. Иногда же звездочки-вселенные почти неотличимы от собратьев — такие же аккуратные уголки, та же история, те же люди и монстры…
Эта вселенная мало чем отличалась от множества таких же. Персонажи, похожие на оригинал, запертые в рамках перезапуска, человек, что приходит в Подземелье. Казалось, словно это очередной близнец оригинала. Человек этого мира не был удовлетворен одним путешествием по Подземелью. Он сделал это во второй раз. Но никто ничего не помнил… Никто, кроме одного низкорослого скелета.
Санс никогда не желал знать о Перезапуске. О цикличности своего мира. О извечных повторах, словно попадения в день сурка. Когда Фриск ступили в Сноудин впервые, Санс честно исполнял обещание, данное старой леди, любящей шутки. Это дитя было и правда хорошим, приглядывать за ним было одно удовольствие. Несмотря на природную леность, скелет не жаловался на количество использованных коротких путей при аккуратной слежке за ребенком. Он с интересом наблюдал за тем, как малыш шел на свидание с Папайрусом, как убегал от Андайн, как выпутывался из паутины Маффет, танцевал с Меттатоном… Исполняя свою роль, как судьи, Санс не мог не улыбнуться куда более искренне, чем обычно. Он отпустил Фриск, даже не подозревая о том, что произойдет вскоре…
Когда монстры наконец достигли Поверхности, произошло нечто странное. Внезапно, скелет почувствовал, что его голову схватили невидимые лапы, но отпустили, исчезли. Он обернулся назад и увидел всего одну надпись, мягко сияющую золотым светом. Сброс.
И он проснулся в своей кровати. В Подземелье. Оглядевшись, Санс уже подумал, что ему приснился хороший сон. Сейчас его просто должен позвать Папайрус…
— Са-а-а-анс! Вставай, ленивые кости, ты опять дремал всю ночь и до сих пор не откалибровал свои головоломки!
…и попросить заняться головоломками. А вот и он. Сон, конечно, был хороший, но, как и любой сон, должен заканчиваться.
— Сон костей не ломит, Папс, — тихо усмехнулся скелет и, лениво потянувшись, встал с кровати. Не озаботившись уборкой постели, смял одеяло в комок и закинул подальше. Сунув ноги в розовые тапочки и накинув голубую куртку, Санс вышел из комнаты, насвистывая прилипчивую мелодию из сна.
— Сегодня на завтрак… Спагетти! — гордо воскликнул Папайрус и сел за стол, ожидая брата. Тот спустился по лестнице и занял свое место. Вооружившись вилкой, Папайрус наворачивал на прибор еду. Санс улыбнулся и не смог удержаться от очередной шутки:
— Bone appetite! — повисшие сопельками в воздухе макароны, оказались едва не снесены с вилки воздушным потоком громкоголосости Папса.
— Санс!!! — воскликнул высокий скелет. Его брат пожал плечами и потянулся за кетчупом.
— Андайн сказала, что человек должен скоро прийти! Возможно, именно сегодня! — восторженно рассказал Папайрус.
Санс улыбнулся… И застыл прямо с бутылкой кетчупа в руке. Красная жидкость же продолжила литься на спагетти Папайруса.
В смысле «именно сегодня»?..
— Санс, я знаю, что ты любишь эту липкую гадость, но ты, кажется, перебарщиваешь, — обеспокоенный голос Папайруса вернул ленивого скелета в реальный мир.
Санс выдохнул. Да уж, глупый скелет, так просто начать сравнивать жизнь и сон? Костенеешь в клише, да? Он усмехнулся.
— Хотел попробовать разнообразить твою великолепную еду, бро. В конце-концов, у меня нет желудка, который бы не выдержал такую пищу, — Санс подмигнул брату.
— Ньех! — не зная, злиться ему или принять комплимент, буркнул Папайрус.
После завтрака, Папайрус бодро понесся к своим головоломкам. Санс же лениво поднялся и, воспользовавшись коротким путем, очутился на свое рабочем месте. Оперевшись локтями о дерево наблюдательного пункта, скелет медленно уложил череп на руки, ожидая прихода утреннего сна.
Не успел он погрузиться в сон, как услышал скрип двери неподалеку. Захрустел снег под чьей-то обувью. Санс открыл глаза и оказался позади. Идя невидимой тенью, скелет рассматривал незнакомца. Полосатая кофта сине-лиловых цветов стала удивительной деталью из сна… Вот только кофта эта оказалась покрыта чем-то серым… Пугающе серым то ли порошком, то ли чем-то еще… Пепел? Или пыль?..
Оказавшись за спиной ребёнка, Санс медленно поздоровался.
— Человек. Разве ты не знаешь, как приветствовать нового приятеля? Повернись и пожми мне руку.
Человек послушно развернулся и подал руку. Что-то холодное блеснуло во второй руке, которую малыш спрятал за спиной. Звук подушки-пердушки заполнил собой пустоту зимнего леса. Но смеха за этим не последовало. Ребенок продолжал сверлить Санса безэмоциональным взглядом. Тот усмехнулся. Ну, что же, у всех разное чувство юмора… Старая леди, а вы умеете выбирать подзащитных!..
Подзащитный. О нет. Стоя в Зале Суда, Санс разочарованно покачал головой. Он и думать забыл о каком-то глупом сне… Сейчас в его черепе был только странный ребёнок с холодными глазами и оружием в руках. Он убил всех… Всех, кого мог достать! Гнев наполнял каждую косточку, обвивал шею и шептал о мести.
О, он отомстит! Вот только это уже не имеет значение… Никто не сможет противостоять этому ребенку.
И он снова проснулся в своей кровати.
