***
Автоматический гудок объявляет о конце тренировки и о том, что скоро сюда придут отрабатывать своё время фигуристы. Вова весь вспотевший и побитый спустя пару часов игры хочет выйти со льда, параллельно с этим болтает с друзьями, поэтому вперёд себя не смотрит, а стоило бы. Парень испускает тихое бля, когда тыкается носом в чьё-то плечо. Недовольно фыркает и трёт нос, поднимая взгляд на высокую проблему на его пути. Видит голубые глаза, такого чистого оттенка и на секунду залипает, когда понимает, что слишком долго пялится, взгляд фокусируется не на одних глазах, а на конкретном человеке, точнее фигуристе. Вова сразу хмурится, а на удивлённо выгнутую бровь Алексея хмыкает, проталкиваясь через парня, дабы выйти со льда, тот же тактично отходит, пропуская грубого хоккеиста вперёд. Бесит идеальность и вежливость этого придурка, поэтому Семенюк шлёпается мягким местом на трибуны, снимая шлем и устало вздыхая, наблюдает за вытягивающимися в разных позах фигуристами, переводит взгляд на Лагоду, который здоровается с Алиной, чуть ли не сразу начиная флиртовать. Язвительность, которая копится в нём, сейчас очень хочется сплюнуть, желательно на кого-то. Рядом садятся сокомандники, о чём-то оживлённо болтая. Илья, кажется, подметил красивую фигуру одной девушки на льду, из-за чего Вова сам того не понимая, стал ещё более хмурым. Атмосферу грозовой тучи около хоккеиста пытается развеять Шабанов. — Ты мне должен, помнишь об этом? — Хлопает парня по плечу, и тот будто выходит из транса, переключая внимание с фигуристов, наворачивающих круги по льду, на друга. — Да помню, помню… Ты что, кстати, Лагоде сказал? — Да так… Что ты на приёме у уролога был и уже бежишь на тренировку. — Мазеллов рядом прыскает со смеху, а Макс поджимает губы, чтобы не заржать на всё помещение. — Ты что?! — Вова вскакивает, и его крик разносится эхом, привлекая на себя внимание. Лагода, сидящий на несколько рядов ниже него, грозит ему кулаком и поворачивается обратно, наблюдая за профессиональным руководством Алины. Внимание фигуристов, кажется, тоже переключилось на Семенюка, особенно того высокого парня, который, кажется, посмеялся, спрятав смех за кашлем. У Вовы начинает подгорать, и он недовольно падает обратно на своё место. — Ты еблан, Макс, знал об этом? — Конечно знал, но четыре банки энергетика никто не отменял. — Шабанов улыбается и даёт пять Мазеллову, которому он обещал отдать одну банку. — Козлы. — Злобно выплёвывает Вова, складывая руки на груди и переключая всё своё внимание на лёд, всем своим видом показывая, что он не намерен продолжать диалог с этими двумя.***
Кажется, прошла вечность с начала тренировки по фигурному катанию, Вова уже успел задремать, но слышит крик Лагоды, видит уходящих фигуристов и их тренера, фыркает и разминает затёкшие мышцы. Понимает, что страдать ему ещё минимум час и устало стонет, спускаясь по лестнице и слушая наставления тренера по поводу упражнений, которые они сейчас будут делать, но из-за сонливости Вова не слушает и только сладко зевает, пропуская половину слов мимо ушей, а потом вместе со всеми выкрикивает, что ему понятно, надевает надоевший ему за сегодня шлем, вновь закрепляет его как попало и выходит на лёд, слушая подколы Макса в сторону фигуристов, которые тот пытается завуалировать в комплименты, когда Лагода пару раз кашляет, тактично намекая ему заткнуться. Слышится свист, и все срываются с места. Вову пару раз прикладывают телом и лицом об бортики, чуть не заезжают клюшкой в глаз, но он всё же забивает пару шайб. Тело болит, поясница ноет, хочется просто прийти домой и завалиться на кровать, даже мысли о еде сейчас на втором месте, на первом только сон. До конца остаётся 20 минут, и Вова всеми силами старается, выкладывается по полной, в крики тренера особо не вслушивается, он и сам всё правильно делает, ну, по его мнению. Из-за усталости большая часть органов чувств кажется почти не работает, так что, когда в него влетает его сокомандник, Вова не замечает и увернуться не успевает, успевает что-то осознать только тогда, когда его тормошит тренер, по губе стекает кровь, а в висках сильно пульсирует, челюсть болит, а встать сил совсем нет. Через пару минут начинает слышать неразборчивые бормотания Лагоды, который пытается привести его в чувства. С помощью Макса и Ильи поднимается, шлем валяется где-то в стороне, как и клюшка. Семенюк шипит от боли, из всего понял лишь то, что он сплошное недоразумение, парни отведут его в медпункт, а остальных Лагода распускает по домам. Тренер недовольно ворчит на Вову, переживает, это все знают. Травма несильная, да и не первая, так что по просьбе Вовы парни оставляют его в медпункте дожидаться Татьяну Денисовну, которая будет вздыхать и ругать хоккеиста, который так неуважительно относится к себе и своему здоровью. Вова уже знает, что завтра тренировку для него отменят, сколько бы он не пререкался с тренером, тот всё равно заставит его отсиживаться дома, было в нём для него что-то отцовское, наверное, забота, которой не хватало в детстве. Семенюк улыбается своим мыслям и неосознанно облизывает губу, чувствуя на языке металлический привкус. Парень сидит на кушетке, ждёт медсестру, болтает ногами, прикрыв глаза. Дверь открывается, но в комнату входит явно не медсестра, а парень – фигурист. Они сталкиваются взглядами, но Вова молча отводит его, неловко потирая коленки. Голубоглазый парень, в обычной одежде, которая никак не сходилась с тем образом, что Семенюк видел на льду, спокойно проходит дальше, открывает шкаф, достаёт бинты, собирается уходить, но любопытство берёт вверх, поэтому он разворачивается, облокачиваясь на косяк двери и осматривая побитого парня. — А с тобой-то что? — А тебя ебёт? — Не обязательно так грубо, Владимир. — Хмыкает Алексей, когда Вова поднимает на него взгляд, удивляясь тому, что тот знает его имя. — Да твоё имя все знают, горе-хоккеист, сколько Таня о тебе болтала, что ты одна ходячая проблема, одни травмы, а Алина о том, как ей Ваш тренер все уши прожужжал. — Усмехается Губанов, оглядывая с ног до головы парня в бело-синей форме, которая на удивление ему шла, хоть и была не по размеру. Вова выглядел поникшим и виноватым, где-то внутри Лёши закралось странное чувство, а взгляд грустного щеночка заставил Лёшу захотеть пожалеть это недоразумение. — Татьяна, вроде, нескоро придёт, её вызвали на несколько этажей выше, там помощь нужна. — И что? Подожду. — Фыркает Вова, скидывая с ног злосчастные коньки. Ебаное воспитание, чтоб его. Алексей устало вздыхает, кладёт бинты на место и под изучающий взгляд хоккеиста идёт к полке с ватой и спиртом, хватает бутылёк с упаковкой и подходит к парню, уверенно беря того за колени и вклиниваясь между них. Недовольно бурчит что-то себе под нос, рвёт упаковку, отрывает вату, смачивая спиртом и подносит к ушибленному лицу Вовы, на что тот сразу дёргается, хмуря брови. — Если тебе страшно, я подую, только прекрати дёргаться. — Схуяли мне должно быть страшно? — А схуяли ты дёргаешься? — Слышать мат от самого Алексея Губанова Семенюку явно понравилось, такой Лёша совсем не сходился с тем, которого он показывал на публику. — Все матерятся, придурок, и нечего на меня так смотреть. — Просто неожиданно... Но мне зашло. — Смеется Вова, и Лёше хочется его ударить. — Сиди смирно, а то покалечу тебя ещё больше, и Таню ты будешь дожидаться ещё дольше. — Угрожает ему Губанов и наконец прикладывает пропитавшуюся спиртом ватку к расшибленной губе, обрабатывая, а позже и к остальным ссадинам, находит пластыри в ящике и клеит побитому парню на лицо. Прыскает со смеху, прикрывая рот ладошкой, а когда видит, что выражение лица парня становится ближе к раздражённому, сразу замолкает. — Какие у тебя нежные руки, как у девочки прям. — Прерывает тишину Семенюк, когда Лёша забирает бинты и собирается уходить. — Просто кто-то ухаживает за кожей, и не только рук. — И правда как девочка. — Фыркает Вова, хватает шлем и выходит из медпункта, топая к раздевалке. — Девочка, которая может с лёгкостью нагнуть одного наглого хоккеиста. Вова оборачивается, но фигурист уже скрылся за углом. Пока парень идёт по коридорам огромного здания, тихо материт старшего, но не понятно из-за чего трёт покрасневшие щёки.