***
Дверь дома на удивление была открытой. Мори надеялся оставаться незамеченным до прихода Фукудзавы, поэтому пытался зайти в гостиную максимально тихо. — Пап, — позвал Фёдор, поправляя ушанку. Он глядел на отца самым невинным взглядом, каким только умел. От чего становилось неуютно и даже страшно, ведь Достоевский был явно в Мори, и следовало ожидать чего угодно. — Да, сынок? — Ты помнишь, как заставил меня пить тот сироп, хотя я не хотел? — как будто невзначай вспомнил Фёдор. Ухмылка, играющая на его губах, не предвещала ничего хорошего для Мори. Огай понял это ещё по взгляду. Ох, уж эти дети и их жестокие натуры. — Это было нужно, чтобы ты поправился, но я не понимаю, зачем ты про это вспомнил, — Мори старался объяснить, что это было необходимо, но Фёдор и так это уже понял. Мальчик постепенно подводил отца в свои цепи, которые Огай мог расценивать как месть, но это было что-то другое. — Просто знай, что я тоже делаю это для тебя, — ухмылка Фёдора стала шире, а в голосе просачивалась явная издёвка. — О чём ты? — Нацумэ-сан! — громко заорал Достоевский. — Мы пришли! Нац-… — Мори прикрыл рот сына и шикнул, подводя указательный палец к губам. — А ну замолчи! — прошипел Мори, хмурясь. Огай ожидал чего угодно, но только не этого. Сейчас он находился в немом шоке с хитрости этого маленького подлеца. — Что вы там разорались? — послышался голос Нацумэ стоящего в дверях. Мори остолбенел, когда услышал голос учителя, глаза расширились, а лицо побледнело. Фёдор с ожиданием смотрел на отца, но тот лишь грозно взглянул на сына в ответ. — Если хоть на шаг отойдёшь, — Огай запнулся, мысленно додумывая угрозу. — Накажу. — И всё? Ты не мог придумать что-нибудь оригинальное в этот раз? — Фёдор демонстративно закатил глаза и театрально вздохнул, показывая, что ему всё равно на эти «глупые угрозы». Мори недовольно нахмурился на слова этого маленького паршивца. — Пришли уже? — Нацумэ зашёл в гостиную, опираясь на трость. — Здравствуйте, — поздоровался Мори, отводя взгляд. Нацумэ рассеянно кивнул. Хоть внешне он выглядел спокойным, пальцы, сжимающие рукоятку трости, выдавали всё волнение великого эспера. Фёдор переводил взгляд с одного взрослого на другого. Те явно не знали, как начать разговор. Мори неловко глядел то на учителя, то в пол. Атмосфера становилась неуютной и давила на них. Достоевский, кажется, понял, что без его помощи им не обойтись, и решил спасать ситуацию. — Пап, — Фёдор потянул Огая за пальто, привлекая внимание двоих взрослых. — Я голоден. Мори удивлённо взглянул на Фёдора, ведь прекрасно помнил, что тот только час назад уплетал маньтоу за обе щеки, но возражать не стал. Да и Сосэки явно посчитал это хорошей возможностью избежать разговора с Огаем и переключился на ребёнка. — Идём, мой мальчик, — Нацумэ подтолкнул ученика к двери. Уже на кухне Фёдор удобно устроился на коленях Огая. — Молодчина, продолжай отвлекать его, — тихо шепнул Мори, пока учитель накладывал еду на тарелки. — Ты мне будешь должен, — ответил Достоевский так же тихо, при этом хитро улыбаясь. Он надменно приподнял голову, выставив подбородок вперёд. — Оппортунист, — фыркнул Мори и натянул на глаза Фёдора ушанку. Нацумэ же положил две тарелки перед ними. — Спасибо, я не голоден. — Ешь, и так весь тощий, — хмыкнул Сосэки и придвинул тарелки ближе. — Я нормально питаюсь, — буркнул Мори. — Ты только кофе пьёшь и куришь, — заявил Фёдор, уже приступая к еде. — Ты же говорил, что бросил курить. Сосэки прищурил глаза, внимательно присмотревшись к Огаю. Курить Мори начал ещё в подростковом возрасте. Как бы Нацумэ и многие другие ни старались избавить подопечного от дурной привычки, Огай не бросал. Сперва он курил исключительно на зло учителю, зная как тот ненавидел табачный дым, а дальше уж втянулся. Как врач, Мори прекрасно знал о вреде курения, даже регулярно делал попытки бросить эту дрянь, но всё равно при первой же проблеме брался за пачку. Потому Мори научился мастерски скрывать факт существования своей вредной привычки. Даже Фукудзава до недавнего времени считал, что Огай больше не балуется сигаретами. — Тогда я бросил, — невозмутимо ответил Мори, хотя внутренне содрогался. Нацумэ же хотел ещё что-то добавить, но промолчал. И лишь тогда, когда заметил, что Огай не притронулся к еде, указал на тарелку. — Ешь уже. Мори поджал губы и молча приступил к еде, стоически делая вид, что всё нормально. — Ой... — замешкался Достоевский, когда ложка с едой упала на него, испачкав свитер. — Будь поаккуратнее, — мягко напомнил Мори, вытирая жирные пятна с одежды и подбородка сына. Затем взглянул на его лицо и добавил. — Нужно есть, а не обмазываться этим, котёнок. — Сам не лучше, — хмыкнул Фёдор и, взяв салфетку со стола, вытер щеку отца. — Фёдор, — позвал Сосэки, как только мальчик закончил с обедом. — Иди, пройдись по дому. — по голосу Нацумэ было понятно, что это далеко не просьба. Достоевский поглядел на Мори, лицо его было непроницаемым. Но по глазам было ясно, что Огай ни в коем случае не хочет пускать сына. Ведь ему всё ещё неловко оставаться тет-а-тет с учителем. — Иди, сынок, — Огай неохотно поставил Фёдора на пол и подтолкнул к двери. Выпроводив сына, Мори быстро взял тарелки и направился к раковине. — И как у вас дела? — неожиданно спросил Нацумэ. Огай застыл, но постарался взять себя в руки. И конечно, он сразу понял, о чём идёт речь. — Он тот ещё непоседа, — ответил Мори про Фёдора. — Хей, аккуратно, — предупредил Сосэки, когда Огай неловко поставил тарелку рядом с острыми приборами. Разговор был натянутый. Еле выжимая из себя слова, Нацумэ пытался заполнить давящую тишину. Ещё пару минут они стояли почти молча, но потом разговор резко оживился. И казалось, будто неловкости между ними и вовсе не было. Но стук со стороны двери заставил их снова погрузиться в безмолвие. — Подожди, — Фукудзава поймал сына, пытающегося пролезть в дом. — Извините, мы опоздали. Все дороги замело снегом, — рассказывал Фукудзава, стряхивая с куртки Николая обильное количество снежинок. — Па, мы похоже не вовремя, — пробормотал Николай, кивком указывая на неловкую сцену. Фукудзава смущённо оглядел присутствующих и наконец спросил: — Мы помешали вам? — Нисколько, — пробормотал Мори, сжимая переносицу, а Нацумэ обречённо вздохнул. — Идёмте дети.***
— Дос-кун, смотри сколько снега выпало! — Прям как в России! Всем было известно про русские морозы и снежные зимы. Глаза Николая загорелись от восторга, ведь дороги были покрыты уже достаточно высоким уровнем снега. Счастливыми возгласами он слегка напугал Фёдора, тот вздрогнул, ибо не ожидал, но после улыбнулся и поддержал восхищения Гоголя. — Сейчас опасно выезжать. Все дороги в город перекрыты, — подметил Фукудзава. Кому точно не нравилась картина за окном, так это Мори. Огай отозвался, что ничего страшного нет в заснеженных дорогах и уже был готов направиться к выходу, но мечник его остановил, посмотрев с недоумением в глазах. — Это опасно. Думаю, нам всем лучше остаться здесь. — Так мы здесь останемся! — Николай подпрыгнул на месте с радостью в глазах. — Видимо, — ответил Фукудзава, зарываясь рукой в волосы сына. Внезапно все помещение окунулось во мрак. В темноте ничего не было видно, и дети в панике столкнулись лбами, упав на пол. Гоголь потер больное место, которое отдавало ладоням свое тепло от удара. Кажется, будет синяк. Федор от неожиданности и не понял, что произошло, поэтому просто сидел на полу. Позже он обратил внимание на легкое жжение и нахмурился, потирая лоб ладонью. — Света нет! — крикнули дети одновременно, как было понятно по звуку, потопали искать родителей, натыкаясь на препятствия. — Не двигайтесь! — крикнул Фукудзава, но было уже поздно, судя по доносящемуся грохоту. Тяжело вздохнув, директор агентства направился к уже распластавшемуся по паркету сыну. — Нужно быть аккуратным, — предупредил или даже напомнил, ведь повторял это неоднократно, Фукудзава, пытаясь разглядеть в темноте лицо сына и посмотреть ему в глаза. Николай, присев на колени, уже хлопал глазами, с интересом наблюдая, что же изменится вокруг. Мечник на это только посмеялся и заботливо потрепал сына по голове. Мори выглянул в окно. Кажется, свет в соседних домах тоже не горел. Похоже, свет отключили во всем городе. Огай с досадой повернулся к остальным, сообщив эту новость. — У меня где-то лежали свечи, сейчас поищу, — сказал Нацумэ и поспешил к ящику. В темноте, конечно, было достаточно тяжело ориентироваться, но Фукудзава быстро включил карманный фонарь, чтобы помочь учителю. — Вот они. — Мы могли использовать фонарь, — проворчал Мори, но быстро понял, что мечник использует его только при необходимости, поэтому ему нужно экономить заряд батарейки. Фукудзава удивлённо взглянул на Огая, когда тот быстро переменился в лице, но ничего не сказал. Подумал, что Мори всё ещё может быть некомфортно в одном помещении с учителем. Хотя тогда на кухне не казалось, что им неловко в компании друг друга, но Фукудзава решил сделать вид, что ничего не заметил, и дать им еще времени во всем разобраться самостоятельно. Четыре золочёных подсвечника озарили комнату огненным светом. Федор и Николай расположились на полу от скуки, несмотря на холод, который тянулся со стороны двери по низу комнаты. Мори ворчал на детей, говорил, что они непременно простудятся, если и дальше продолжат обниматься с полом. Но никто из детей ни разу не шевельнулся, они упрямо делали вид, что не слышат Огая и остальных взрослых, которые поддержали его позицию. — Дети, да вы упрямее баранов! — уже не стерпел Мори, хмуря брови. — Давайте, поднимайтесь. На удивление дети действительно встали с пола. Федор наигранно облокотился на Огая, делая вид, что ему нехорошо, и его нужно помиловать. Хитрец еще тот, и Мори это сразу понял. Тогда Фукудзава решил помочь и предложил детям интересное для них занятие. — А вы хотите научиться сами делать свечи? У Николая в ту же секунду загорелись глаза, и он перевел взволнованный взгляд на друга. Федор не сразу переварил слова мечника, но позже он понял, что его предложение — действительно потрясающая идея. Дети переглянулись и улыбчиво закивали головами в знак согласия. Следующие пару часов прошли максимально неловко для Мори, и он почти завидовал детям, которые с радостными лицами слушали указания Фукудзавы, правила безопасности и саму схему построения свечей. Или же он хотел оказаться на месте самого мечника. Всё что угодно, но не тет-а-тет с Нацумэ. Первые полчаса Мори молчал и старался не встречаться взглядом с учителем, хоть совсем недавно они могли свободно говорить без каких-либо неловкостей. Но Огай списал это на собственную неосторожность, поддавшись атмосфере разговора. Нацумэ первым развеял безусловную волну напряжения между ними, отвлекая взгляд почти остолбеневшего Мори в сторону детей, которые так радостно проводили время за новым интересным делом. Фёдор улыбался и даже не хмурился рядом с Фукудзавой, что в последнее время зачастило. — Он похож на тебя, — произнёс Сосэки, не осмелившись посмотреть в глаза ученику. — Но он шустрее. Эти слова приятно удивили Огая. Становилось ясно, что Нацумэ хоть и не настолько, но доволен Фёдором, каким бы он ни был. Сосэки не согласен с таким воспитанием, ему по нраву строгость. Но, казалось, что сейчас он полностью принимает и доверяет ученику отцовство. И это действительно грело душу мафиози.***
Под конец дня дети вымотались. Довольные сегодняшним днём они послушно собирались спать. Электричество так и не включили, а дороги замело ещё больше. Фукудзава настоял на том, чтобы остаться у учителя на ночь. Фёдор и Николай расположились на кровати в гостевой комнате, Фукудзава уже укладывал детей спать. Сегодня он весь вечер играл роль няни, но для него это не составило труда, ведь он уже научился справляться с таким гиперактивным сыном. Достоевский сначала воротил нос от мечника и даже, как могло показаться Мори, пытался как-то нагло нагрубить, но всё же лёг спать — строгий взгляд отца решил эту проблему. Хотя позже Огай пришёл ласково потрепать сына по голове и пожелать добрых снов. — Ты и Нацумэ-сан уже помирились? Вопрос сына заставил Мори задуматься. Они действительно больше не злились друг на друга, и оба понимали, что были не правы. Озвучить они этого конечно не собирались, но недосказанность всегда была присуща им.