Акт X. Немного про Камико
Пока Кацуки чувствовал грусть от игнора всех и радость от утешения Очако, а Эйджиро разрывался между Цукино и лучший другом, Изуку было изумительно. Его вполне устраивал тихий Бакуго, и также устраивало быть близким другом Камико. Хотя, она сделала его своим приятелем даже не спрашивая, ведь считала его своим героем, и думала, что теперь обязана ему будет всю жизнь, потому что так было в сказках Цукино. Но до неё ещё никак не могло дойти, что жизнь намного сложнее, чем поучительные истории подруги, что была ей как старшая сестра. В силу ничтожного жизненного опыта, Ёсида не могла осознать, что делал с ней Вакуссу. Её психика не осознала это, она считала всё, происходившее с ней там, игрой, как и преподносил это Хонейкомбс. Она зачастую даже не ведала, что творила, и люди, окружающие её, относились к таким выходкам с пониманием, но больше с жалостью. Эта девочка просто делала то, что привыкла, и не понимала, что так делать нельзя. Когда Изуку было грустно, Камико подходила к нему и повторяла «Я утешу Вас собой», не понимая до конца, что это означает, и садилась на колени, целуя в шею. Если же хандра заставала Мидорию врасплох, то она обнимала его сзади, кладя голову на плечо, и что-то напевала. Мидории было гнусно это осознавать, что его утешают те же действия, что и подонка Вакуссу, но ничего с этим поделать не мог. В конце концов, намного страшнее то, что Камико делала всё это, не осознавая. А ведь, был бы Мидория хоть на капельку менее приличным,Акт XI. Откровенная Очако
Девушка усердно учила уроки вот уже третий час подряд, пытаясь отвлечься от гнетущих недобрых мыслей. Её тревожило одно — что и в какой момент пошло не совсем так, как можно было ожидать. Она думала, что вот, она сблизиться с Изуку, как-нибудь признается, и будет у них свой дом, трое детей и хомячок, а в итоге Мидория сблизился с Камико, а Очако неожиданно стала намного лучше понимать Кацуки. Иногда создавалось впечатление, что сейчас он единственный, кто её понимает, ведь Бакуго, ровно так же, как и она, оказался выкинут за борт и забыт. Девушки уже больше месяца находились по попечительством ЮЭЙ. Камико уже намного реже проходила обследования, хотя за ней всё так же внимательно следили, а Цукино училась самостоятельно, пытаясь обучать и Ёсида, что, кстати, было намного сложнее, чем ожидалось. Ребёнок, пускай он и гениальный и выглядит как подросток в пубертате, всё ещё ребёнок, и ей хотелось познавать мир, а не решать задачи. Хоть сейчас она и проходила уровень начальной школы, никто не сомневался, что через год-два, может три она будет наравне с ними, тем более, что обучением займутся специалисты, а не лучшая подруга. Думая об успехах пленниц Вакуссу, Урарака с унылым стоном откинула ручку и стукнулась лбом об стол, на котором лежала раскрытая тетрадь по биологии. Рядом лежали различные фломастеры, выделители, гелиевые ручки и ленты с наклейками — с недавнего времени она начала очень красиво оформлять тетради и вести ежедневник, делая из него эстетическое произведение искусства. Ещё Очако поработала над своим, до селе ужасным, куриным почерком, и теперь с каждой её тетради смотрели прекрасные иероглифы. Подобное дело отлично помогало развеяться и не думать о «мыслительной жвачке», с удовольствием выбирая цвет ручки, но жвачка каждый раз настигала её с наступлением ночи. Урарака с ней засыпала и просыпалась, ходила с этой отвратительной думной резиной весь день, пытаясь безуспешно отогнать её и отвлечься. Что за этот месяц выдающегося, или, хотя бы, полезного, сделала Урарака Очако? Ну, помогала патрулировать улицы и помогла вернуть тётеньке сумочку. Ну, прилежно училась, хотя и до Момо ей всё ещё далековато. Но это всё посредственные задачи, которые быстро решаются по мере поступления. Чего-то грандиозного, хотя бы исключительно для своей жизни, девушка так и не сделала. Например, не стала ближе к Деку… Зато не позволительно близко к Деку стала эта пигалица Камико! Очако стукнулась лбом об стол. Где-то в подкорках сознания въелась мысль о том, что первая любовь всегда неудачная и это всё нужно только для опыта и ничего более. Но ещё сильнее били по голове все эти услышанные, увиденные, прочитанные истории о первой, целомудренной, и единственной любви до гробовой доски. «Мда, недалеко я от Камико ушла с этой наивной верой в сказки», — раздался ещё один звук глухого удара об деревянную поверхность, и из-за стены послышалось недовольное: «По голове себе постучи!». Что ж, иронично. Урарака горько усмехнулась, и решила выйти на балкон. По полу зашуршали тапочки «крысятушки» и девушка вышла. Сразу кожу обдало приятным, успокаивающим ночным холодом. Очако прикрыла глаза, наслаждаясь этим моментом, ведь наконец, смогла избавиться от этого мыслительного шума, и не задумываясь сейчас о том, что только она зайдёт обратно, он накроет девушку новой волной. Голова была полностью пуста. И, о Ками, как же это было прекрасно. Ветер ласково колыхал распущенные волосы Урараки, ускользая под одежду, заставляя Очаку несильно и умиротворённо улыбнуться. Но не прошло и десяти минут, как долгожданному и блаженному состоянию покоя пришёл конец. Девушка услышала голос возлюбленного, который вёл за собой Камико с завязанными глазами. Пара вышла на поляну, откуда было видно звёзды и луну. Внутри Урараки всё переворачивалось. В горле предательски поселился ком обиды. Очако сжала ладони в кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу рук. Она затаила дыхание, будто бы это могло её выдать. Девушка и без того понимала, что между этими двумя происходил тот пресловутый «дзынь», как не скажет Ашидо. Внутри всё горело. Еле сдерживаясь чтобы не заплакать, она смотрела за действиями пары. Очако хотела развернуться, пойти в постель успокоиться, забыть увиденное и продолжать по-глупому надеяться на взаимность, но что-то сейчас держало её, замуровав на этом балконе. Очако смотрела, почти не моргая, на то, как ласково и бережно Деку погладил Камико по щеке тыльной стороной, как он влюблённо улыбнулся, глядя на девушку сверху вниз. Ёсида раскрыла рубиновые глазки: она не могла понять, что же с ней такое. Почему её сердце так сильно бьётся? Почему так горят щёки? Почему бегут мурашки от невесомых прикосновений Мидории? Почему не хочется, чтобы он уходил? Неужели, это и есть та трепетная, первая влюблённость, про которую читала ей Цукино? Двойник не знала, что с ней происходит, откуда столько непонятных ей, незнакомых, но таких чудесных чувств, которые, казалось, заполнили каждую клеточку её тела. Она не понимала: почему прикосновения бывшего хозяина не вызывали никакой реакции организма, а от любого взгляда Изуку становилось жарко, хотя вокруг бродил прохладных ночной ветер; подкашивались ноги, хотя в организме было полно сил… Если это болезнь, то Камико нравится болеть. Очако забежала домой, когда увидела, как Деку поцеловал Камико в лоб, не смея заходить дальше, и вплёл в её волосы заколочку с красными камушками. Урарака опустилась по стенке, обхватив колени дрожащими от обиды руками. Она пыталась плакать как можно тише, переставая дышать, чтобы её никто не услышал. Она кусала указательный палец, пытаясь успокоиться. Грудь рвано подымалась и опускалась, дрожащие от рыданий плечи ссутулись окончательно. Урарака хотела стать полом, стеной, слиться с окружением, чтобы не думать об этом. А лучше, вообще не думать. Как же хочется прости уткнуться в кого-нибудь, чтобы утешил, чтобы понял, и чтобы у неё были силы завтра лживо улыбаться. Этот же день. Ранний вечер. Комната Бакуго Какое-то неприятное чувство тревожило Кацуки целый день. Тихое, но навязчивое ощущение того, что сегодня произойдёт что-нибудь нехорошее, не покидало его. — Здарова, — в комнату парня ворвался счастливый Эйджиро. Он так и сиял. — Опять один в игры играешь? Как не надоело тебе тут тухнуть, — он притворно закатил глаза и с грохотом приземлился рядом с лучшим другом, абсолютно не беспокоясь об его личном пространстве. Тот что-то проворчал в ответ, предпринял попытки отпихнуть мужицкие братские обнимашки, но сдался. — Ты чё так сияешь? — пробурчал Каччан, тяжело выдохнув и осознав, что руку с плеча его друг не уберёт. — Я на свидание с Цукино ходил! — всплеск радости оглушил Кацуки. — Угу, я так и понял, — Бакуго тыкнул пальцем на след от помады на щеке Киришимы. — Ты такой злой, потому что у тебя девушки нет! Была бы девушка, было бы настроение, — Эйджиро явно гордился своим статусом в соцсети «занят». Каччан не успел ответить, как его друг снова забабаболил. — Кстати, что у тебя с Ураракой? — Бакуго аж забыл как моргать, уставившись на друга. — Вы двое очень много времени проводите рядом. — Разве? — Каччан застыл, смотря внимательно на друга. — Она мояпростоподруга и ничего такого! — Ты отрицаешь тот факт, что я твой лучший друг, но при этом так легко назвал Ураракой своейпростоподругой? — Киришима внимательно посмотрел на Бакуго, который уже понял, что спалился. — И как давно она тебе нравится? — этот вопрос он задал аккуратно, чуть тише, искренне. Киришима отодвинулся от лучшего друга на немного, чтобы пронаблюдать за реакцией Кацуки. Тот не спешил отвечать на поставленный вопрос, уставив рэдстоуновые глаза куда-то вбок, чуть затуманевшись. Эйджиро не стал поторапливать Бакуго — парень прекрасно понимал, что признаться в таком вопросе ему будет невероятно сложно. Тишина густо осела между ними: даже малый вздох давался так, будто отрывался миниатюрной тонкой ниточкой от расплавленной карамели. Киришима убрал руку с плеча своего верного товарища, и внимательно смотрел на Кацуки, стараясь отследить каждое, даже самое маленькое, движение его лицевых мышц. На его лице не выражалась ничего около нескольких минут, которые тянулись как резина. Эйджиро был готов поклясться, что слышал звуки за окном и биение своего сердца в этой тяжёлой тишине. Наконец, Бакуго сжал губы до побеления с такой силой, что почти слились с цветом его лица. Он нахмурил брови, и повернулся с решительным, настороженным взором к другу. — Ну с фестиваля, и чё дальше? — для буйного Бакуго такой спокойный тон дался со значительным усилием, и Киришима сглотнул, даже растерявшись от такого напора. — Ты пробовал быть ей не простовнезапнымдругом, а кем-то посерьёзнее? — распрямил плечи Киришима. — Ты пробовал добиться её взаимности? — Нет, — коротко ответил Кацуки. — В этом не было смысла, она никого не видела никого, кроме Деку. Киришима вскинул бровями в удивлении и заметно повеселел. — Я не ослышался? — уголки его губ задорно приподнялись, и Кацуки недовольно сморщился, не понимая, откуда столько радости у Эйджиро. — Сам Бакуго, Бакуго Кацуки, самый упёртый человек на планете Земля, ненавидящий Деку как соперника, не уступающий ему и кому-либо другому, сдался, даже не попробовав?! — в его голосе выступали ехидные и азартные нотки, и Киришима улыбался всё шире и шире. — Он не стал отбивать у него подружку, даже не из-за того, что она ему нравилась, а просто из эгоистичного желания поднасрать?! — было видно, что распалённый парень уже еле сдерживал смех. — И этот нерешительный парень и есть нахальный, надменный, идущий на пролом взрывной Бакуго, которого я знаю? Хотел бы Кацуки отлупить его за эту речь, но понимал, что лучший друг прав, и Каччан сам на себя не похож. Бакуго ухмыльнулся, поймав волну энтузиазма от Киришимы. — Сейчас я позволю тебе меня получить без последствий, но в следующий раз точно отмудохаю как боксёрскую душу! — на лице Кацуки растянулся его привычный оскал, ладони заискрили, а в глаза вернулся привычный озорной огонёк. — Это и есть тот Бакуго, которого я знаю! Поздний вечер Он попрощался с Киришимой минут двадцать назад, и только сейчас осмелился поднять свою задницу с кровати и не спеша отправился в сторону комнаты Очако. В разговоре с лучший другом было много удали и спеси, но как только дошло до дела, энтузиазм испарялся с каждый шагом. Хотя, Киришиме надо было отдать должное, он отлично замотивировал Кацуки на активные действия. Кацуки слышал скрип каждой половицы от своих умеренных шагов. Просто удивительно — из своей комнаты он выбежал, словно гепард, но по мере приближения к заветной двери едва плёлся, поднимая ноги. Ему даже подумалось, что повезло, и он никого не встретил по пути. Кацуки не хотелось объясняться перед каким-нибудь Денки. И вот, Бакуго уже стоял перед дверью комнаты девушки, в которую был влюблён. Парень закрыл глаза, вспоминая все советы Эйджиро. Ну вот если хоть один не сработает, он лично его закопает под кустом в парке в полнолуние! Бакуго постучал. Сердце тоже постучало. — Уйдите! — услышал парень надломленный голос девушки. Теперь Бакуго просто не мог не зайти. — Я же сказала! — Урарака, это я, Бакуго, — Кацуки поднял руки вверх и начал потихоньку приближаться к расстроенной Очако, пытаясь понять, что же могло довести всегда позитивную, поддерживающую всех и вся, девочку, его девочку до того, что он сейчас сидела на холодном полу, вся в слезах. Стоит ли говорить, что все советы он забыл, как и самого Киришиму в этот момент. Сейчас для Кацуки ничего не существовало, кроме сидящей на полу в слезах Урараки. Он подошёл совсем близко, и позволил чуть отодвинуть штору, впустив полоску лунного света в тёмную комнату, и ужаснулся. Бакуго увидел, как Изуку и Камико лежали на траве, сцепив руки. Деку что-то ей рассказывал, а она кивала и слушала. Он что-то показывал на небе свободной рукой, поглядывая за реакцией девушки. Было видно, что им хорошо друг с другом. Бакуго задёрнув штору, даже более яростно, чем Очако несколько минут назад. Столько горечи и обиды осело в его сердце, за себя, но за возлюбленную ещё больше. Парень знал, как долго и безответно была влюблена в Мидорию Урарака, и прекрасно понимал, какого это, — видеть, как человек, которого ты любишь, смотрит сквозь тебя на другого. Забыв всех и всё, Кацуки снова действовал не обдуманно, по какому-то внутреннему импульсу. Он сел напротив неё, обнимая её холодные колени, прижатые руками, поверх которых положил свои. — Очако, — тихо произнёс парень, лаского выдыхая каждую букву её имени и вкладывая в это одно слово все свои эмоции. Урарака отвела глаза в сторону, не в силах смотреть на столь непривычное на лице Бакуго сочувствие и смирение. От этого стало даже ещё хуже, раз даже ему стало девушку жалко. Но слёзы она была остановить уже не в силах. Урарака пыталась спрятать позорно ревущее лицо в своё плечо и всеми силами старалась плакать молча, переставая дышать. Но из раза в раз краснели щёки, и когда в лёгкие поступал живительный кислород, вдох становился слишком рванным и громким, отчего ещё более постыдным. Подумать только — Очако ноет на глазах Кацуки, который и слова скверного в её сторону не сказал! Мысли, одна хуже другой, мелькали в её сознании, мешая успокоится, и когда Кацуки сел рядом, пытаясь приобнять её, Урарака попыталась вырваться. — Очако, Очако, Очако! Угомогись! — Бакуго повысил голос и схватил ладони лицо девушки, заставив её смотреть в свои глаза. — Я все уже увидел, смысл от меня пытаться скрыть что-то сейчас? — парень сказал это намного тише и спокойнее, пронзительно смотря в покрасневшие карие глаза напротив. Попытки выбраться прекратились. — Я никому не скажу о том, что ты умеешь плакать не только тогда, когда спасаешь Японию, — он попытался пошутить, и легко ухмыльнулся одним уголком губ, но это не помогло. — Очако, я же до этого молчал! Ты можешь мне сказать, что тебя тревожит. Девушка внимательно смотрела на парня несколько десятков секунд, прежде чем заговорила осипшим от слёз голосом. — В детстве, родители постоянно выглядели усталыми и мне было больно видеть их такими, — начала она неспешно, сбиваясь и шумно вздыхая. Слов едва можно было разобрать в потоке чувств, одолевающих её, но парень справлялся. — Однажды я впервые увидела героя за работой. Но я смотрела не на его действия, а на выражение лиц наблюдателей, — она принялась вытирать слёзы. — Мне понравилось, что они такие счастливые. Поэтому помощь другим была для меня обычным делом. Вот только иногда обычное дело бывает невероятно трудным. Я наблюдала, как отчаянно он сражается ради помощи другим и думала: герои защищают людей, но кто защитит их когда им больно? — голос сорвался на крик. — Кто защитит МЕНЯ, когда МНЕ, больно? Этим риторическим вопросом она поставила точку. Точку для обоих, и, похоже что, навсегда. Ничего не отвечая Кацуки прижал к своей груди свою девочку, нежно поглаживая по спине и голове, зарываясь в её волосы. Она сама прижалась сильнее, что-то невнятно бормоча в его футболку. — Ты говорила мне, что чувствовать боль, плакать и просить о помощи, заботе и поддержке — это нормально. Чтож, похоже я верну тебе эти слова назад, — Бакуго немного отстранил от себя личико ревущей девушки, и нежно расплываясь я улыбке, пригладил её по щеке, убирая слёзы. — Моя ты булочка с корицей ~ сказал Кацуки, чмокнув девушку в лобик. Просто он наконец вспомнил советы лучшего друга, которые что-то там гласили про комплименты, милые обращения и касания. — Мой рисовый пирожочееек! — протянула слезливо Очако, в порыве чувств накинувшись обнимать парня и повалив его на холодный пол. Теперь она плакала отнюдь не из-за грусти. — Какой я тебе рисовый пирожек, с ума сошла что-ли? — возмущался Бакуго, хотя улыбку радости скрыть таки не смог. В ответ на это девушка лишь звонко засмеяламь ему в шею. — Нет, я сегодня точно здохну, у меня сегодня передоз ванильности на одного меня! А между этим, лёжа на полу, обнимал счастливую Урараку за талию. Надо же, как удивительно легко оказалось её развеселить и успокоить.***
— Как тебе это удалось, Стиратель? — Всемогощий удивлённо смотрел на эту картину через другое окно. — Я тоже не ожидал, что у тебя с этой затеей свести буйного Бакуго Кацуки с тихой Ураракой Очако что-то выйдет, — Сущий Миг кивнул. Айзава ничего не ответил на это, хотя явно был доволен проделанной работой. — Когда Камико заберут отсюда? — Через неделю, — ответил Яги. — А Цукино? — Высока вероятность что её оставят в ЮЭЙ. Хотя Шикецу тоже ей заинтересовались, — Сущий Миг скрестил руки. — Её сила не очень боевая, обычный сон, возможно она попадёт на факультет поддержки. — Вероятно, — будто в пустоту произнёс Шота, смотря куда-то вдаль. — Но я всеми силами буду пытаться, чтобы она перевелась в мой класс.На этом разговор был окончен.