твоя красивая история

Знаете, что особенно в жизни Дэниела больно? особенно обидно и неприятно? С чем сложнее всего смириться — и вместе с тем чему сложнее всего противостоять? Да, наверное, самому себе; своему прошлому; это правда. Быть может, и Томпсон именно на это намекал, посылая на помощь Сузе никого иного, как Картер. Злая шутка или ирония судьбы? Уловка или очередное нравоучение Джека? От этого проклятого Томпсона никуда не убежать и нигде не скрыться, даже в другом городе. Он всегда найдет, как его по-настоящему достать. Дэниел замирает на месте, лишь крепче хватаясь за костыль — то ли опору пытаясь найти, то ли просто чтобы связь с реальностью окончательно не потерять. Весь мир вдруг, внезапно, в одно мгновение сужается до одних лишь карих глаз напротив. Эти глаза не зачаровывают, быть может, но явно — даже спорить нет смысла, — затягивают в воспоминания — и сколько бы Суза ни пытался от них сбежать, на деле лишь всюду носит их с собой. Под самым сердцем, где-то глубоко внутри, припрятав, захламив чем-то другим, однажды похоронив, а потом — здравствуй, Пегги, в смысле, агент Картер, здравствуйте, вы на службу? уже готовим эксгумацию! И вот они — снова здесь, снова ворошатся, снова заставляют что-то чувствовать и чему-то изнутри болеть. И ведь как же было глупо хоронить все это живьем, правда, Суза? От этого ни одно воспоминание и чувство не станут менее живыми и остро ощутимыми. Легче содрать с себя заживо кожу и ходить обнаженным ободранным скелетом, даже пускай и без одной ноги, правда, Дэниел? Это хоть бы было не настолько жалко. Впрочем, кому об этом говорить? Дэниел с самого, самого начала знал, кто здесь жалок. Кому больше всего не повезло. Кого отправили на фронт, только чтобы потом посадить здесь, на скамье запасных, наблюдать когда-то знакомую, давнюю игру, и вроде даже ее немного судить, как-то участвовать, мяч подавать, только вот незадача — все кажется чересчур наигранным, неправильным, ненастоящим. Таким же, как и ты сам. Все меняются после войны, Суза. И Томпсон даже, и та самая Картер — черт бы их обоих побрал. Только что изменилось в тебе, Дэниел? изменилось ли хоть что-то? чего ты добился? чем гордишься? о чем не хочешь вспоминать? как пытаешься начать с чистого листа? получается? Как смешно, Суза, ведь изо дня в день, каждую минуту новой жизни тебе обо всем этом напоминает почти вросший в руку костыль. Кто ты теперь, Дэниел, и кем был всегда? герой или забытый солдат? сброшенный груз? похороненная в братской могиле разрушенная судьба? безликая тень, утопающая в чужой тьме? массовка для черно-белого фильма, где тебя никогда никто на картинке не разберет, даже если будет сильно присматриваться — и мотать, мотать, мотать? Вот и вся твоя жизнь, вся красивая история, Дэниел — награда за старания, звание взамен на ногу, надежда, разменянная на разбитое сердце, и вселенская пустота внутри, которую никак не получается заткнуть. Тебя, Суза, продувает — эта дыра сквозная, а ты давно болен. Так не смотри в эти глаза, — глаза убийцы, справедливой и честной, так не потому ли пришедшей по твою душу? Тебя давно пора казнить. Если не за ошибки, то за бездействие — уж точно. Так знаете, что страшнее всего? Сузе страшнее всего сталкиваться с прошлым. Но прошлым не таким размытым и далеким, приходящим во сне разрывами гранат и бомб и оглушительными взрывами; не маячащими на горизонте, в сумерках ночи, силуэтами врагов и предателей; не привкусом горечи в одинокие вечера и не менее одинокие утра, когда твой последний друг — чашечка крепкого кофе. Нет, прошлым другим; совсем рядом, осязаемым, стоящим перед тобой, отдающим реальной болью в ребра или фантомными в давно уж потерянную ногу, до чего можно дотронуться, до чего можно прикоснуться, даже если кажется непозволительным, настоящим, как отголосок всего, через что пришлось пройти, вместе или одному, как настойчивый, но неубедительный шепот совести. и вечного, бесконечного, бескрайнего чувства вины, неуверенности, жалости и стыда. — Мисс Картер, вы что здесь делаете? Пришли по мою душу? покарать пришли? сбить голову с плеч? истерзать подольше? преследовать думаете? сбежать нельзя, верно? Что ж, Суза знал это с самого начала. Как было глупо отрицать. Сама судьба-злодейка смеется ему в лицо и приговаривает — о, братец, милый, глупый, наивный Дэниел… тебе не скрыться, тебе не отпустить, тебе не справиться. И если поначалу это были отголоски бессмысленной войны, теперь — безжалостная девушка напротив. У его жнеца смерти будут карие глаза, он уверен. Они будут смотреть хищно, но оторваться от них будет все равно невозможно. У него будут ярко-красные губы, это точно. Жнец убьет его прямо наповал, — неожиданным и вместе с тем долгожданным поцелуем. И ему не будет жаль — нет, ни капли. Но до этого ведь еще надо дожить, Суза, не правда ли? Подойдет на замену пока что, например, кто-то вроде агента Пегги Картер?