Суровые уроки века сего в первую очередь научили нас необходимости постоянного надзора и эффективных ограничений и, следовательно, тому, что системы обеспечения правопорядка непременно должны осуществлять свою деятельность с безупречной принципиальностью и согласованностью. Доклад Джейкобсена, август 2091 г. «Чёрный человек». Ричард Морган.
Самой сильной стороной либерализма остается его существовавший веками прагматизм и его способность создавать разнообразие в плюралистических обществах. Тем не менее, тому разнообразию, с которым могут справиться либеральные общества, тоже существуют пределы. Если достаточное множество людей сами отвергают либеральные ценности и стремятся ограничить основные права других, или если граждане прибегают к насилию, чтобы добиться своего, то либерализм сам по себе не может поддерживать политический порядок. И если общества отходят от либеральных принципов и пытаются основывать свою национальную идентичность на категориях расы, этнической принадлежности, религии или каком-либо другом понимании "хорошей жизни", они провоцируют возвращение к потенциально кровавому конфликту. Мир, полный таких стран, неизменно будет более разделенным, более беспокойным и более жестоким. Фрэнсис Фукуяма, апрель 2022 г.
***
Пути Господни неисповедимы. Скользкие дорожки. Однажды во время поездки по Европе Антон зашел в Museo della Sindone, музей Святой Плащаницы в Турине, и увидел отпечаток измученного лика на ткани. И стоял в полумраке по ту сторону пуленепробиваемого стекла, окруженный благоговейным шепотом верующих. Никогда и ни во что не веривший, Антон был сильно тронут жесткими линиями худого лица, смотревшего на него из герметичной вакуумной камеры. Это было свидетельство человеческих страданий, которое совершенно не вязалось с заявленной божественной природой, и молитвы ему казались неуместными. Глядя на это лицо, поражаешься незамутненной упрямой стойкости органической жизни, передавшейся по наследству неотъемлемой, упорной способности не поддаваться, которой одарили нас долгие века эволюции. Это мог бы быть он. Здесь, сейчас.[1] Он опирается на стену спиной, смотрит спокойно. Безмятежная синева. — Вы опасны, мистер Шастун? — А кто интересуется? — Полагаю, мой коллега успел немного рассказать, прежде чем вы на него бросились. Антон с ухмылкой поднимает руки, демонстрируя цепи, которыми скован. — У вашего коллеги нервы шалят. Я всего лишь встал со стула, хотел размяться. — Наручники вас не сдержат. — Вы слишком высокого обо мне мнения. Он пожимает плечами. — Да, иначе меня бы здесь не было. Вы можете размяться, если нужно. Антон потягивается, но продолжает сидеть, цепь короткая, встать и выпрямиться не получится в любом случае. — Так кто вы? Он подходит, останавливается в опасной близости. Легко дотянуться до затылка, разбить голову об стол. — Арсений Попов. Я из Северо-Атлантического Союза. И я здесь, мистер Шастун, по поручению Колониальной Инициативы Западных Стран. Мы бы хотели предложить вам работу. — Полагаю, ваш коллега успел рассказать вам, что я не заинтересован. Снова легкое пожатие плеч. Взгляд чистый как небо за окном. — Пять лет. — Мне скостят срок. — Думаете? Я читал ваше досье. Преступления против нравственности здесь караются гораздо строже, чем насильственные. — Человеческая жизнь нигде не ценится. — Соглашусь. — И вы вытащите меня из тюрьмы, чтоб я для вас убивал. — Мы не убийцы, мистер Шастун. — А я убийца. — И гордитесь этим. Антон чувствует непреодолимое желание возразить, но вот оно досье. Арсений его читал. — Послушайте, я не заинтересован. Вряд ли вы предложите мне плести веночки или рассказывать шуточки в барах на побережье. Арсений смеется. — Поможете нам и свободны. Записывайтесь хоть на курсы флористики, хоть на курсы стендапа. — Как же у вас все просто, — Антон вздыхает. — Я не люблю усложнять. — Не усложняйте. Передайте своему начальству, что я не заинтересован. — В Мексике вы убили гражданского. Безоружную девушку. Ранили, а затем убили. — Оружие у нее было. — Нож. Вы казнили ее выстрелом в затылок. Господи, Антон завидует этой чужой безмятежности, позволяющей говорить ужасные вещи и сохранять лицо. — Вы ведь в курсе, что такое пистолет «Хааг»? — Да, я знаю. Это биологическое оружие. — Именно. Поражает организм комплексом вирусов иммунодефицита. И лечения не существует. Люди умирают медленно, умоляя об эвтаназии. — Вы считаете, что сделали ей одолжение? — Она не страдала. — Гордитесь своей человечностью? — А вы мне в ней отказываете, так? Арсений снова пожимает плечами. Это начинает бесить. — Мне все равно, верите? Отсидите пять лет здесь. Потом в Мексике три года. Мексиканские тюрьмы гораздо хуже тюрем Республики. И там очень не любят парней вроде вас. — Вроде нас? Модифицированных монстров? — Нет, европейцев. — Я не европеец. Кончики пальцев зудят от желания переломать чужие пальцы, лежащие на столе, ребром ладони. Тонкие. Даже не придется замахиваться. — Я знаю. Я тоже. Антон медленно моргает. — Вы из Северо-Атлантического Союза. — Да. Почему вы удивлены? — И вы не европеец. Арсений скрещивает руки на груди. Антон с удовольствием отмечает, что вытолкнул кирпичик из стены чужого спокойствия. — Мы можем перейти на русский, если вам удобнее, мистер Шастун. — Даже так? Признаюсь, меня сбил с толку ваш британский акцент. — Я учился в Лондоне. — Поздравляю. Я думал, вы болгарин. — Нет. — И как давно вы уехали из России? Антон ловит себя на том, что ему действительно интересно. Волн глобальной эмиграции за последние восемьдесят лет было двенадцать. Людей носило по свету туда сюда. Граждане мира. Причины в основном идеологические. Передел после двадцатых годов шел катастрофично быстрыми темпами, не успевал только за научными открытиями. Поэтому Антон здесь, поэтому Антон не зацепился за чужую фамилию и сверх меры удивлен. — Давайте лучше поговорим о том, как давно вы в тюрьме, и сколько лет вам еще предстоит провести в камере. — Не самое ужасное место на планете. — Тюрьма Конфедеративной Республики? Сомнительное утверждение. — О боже, у вас что, британский паспорт? Арсений игнорирует вопрос. Снова возвращает пальцы на стол, подтягивает к себе планшет, перелистывает страницы, поднимает наконец взгляд. Безмятежно синий. — Позавчера вы избили пятерых заключенных в душевой. По какой причине? — Мне захотелось. — Пятеро белых мужчин и один черный. — Тюрьма Конфедеративной Республики. Обычное дело. — Но вы вступились. — Я знаю, к чему вы клоните. Я хотел спокойно помыться. Это достаточно расово-гендерно-национально-нейтральный мотив? Арсений вздыхает устало. Убирает вьющуюся мокрую челку со лба. Обмахивается планшетом. Антон с одной стороны завидует, потому что у него волосы тоже вьются, и выглядит он с ними гораздо лучше, чем сейчас побритый налысо. С другой стороны здесь ужасно жарко. Арсений наверняка обтекает в застегнутой наглухо рубашке. Его даже жаль слегка. — Откройте окно, — говорит Антон. Арсений несколько секунд без всякого выражения смотрит куда-то в пространство. — Я не сбегу. Просто не пролезу в эту форточку. Он никак не реагирует на слова, молча идет к окну и пытается открыть. Вращает ручку, давит, тянет. Но несколько слоев краски намертво запечатали доступ к свежему воздуху. Вряд ли это окно вообще когда-то использовалось по назначению. Да и зачем оно в принципе было в комнате для допросов, Антон не очень понимает. Для изощренных пыток если только: смотри, наглядись на годы вперед, а дальше ты света белого не увидишь. — Может, вы откроете? Инициатива ебет инициатора. — Я конечно мог бы, но… — Антон демонстративно гремит наручниками. Тяжелый вздох. — Зачем вас вообще приковали? Варварство. — Конфедеративная Республика. — Я сейчас попрошу снять с вас наручники. Арсений стремительно пересекает комнату и стучит в дверь. Надзиратель появляется спустя несколько секунд. Расторопный. — Снимите наручники с мистера Шастуна. — Этот заключенный склонен к насилию, я бы не советовал вам… — Снимите наручники, — перебивает Арсений приказным тоном, не дающим ни малейшего шанса ослушаться. Антон поднимает руки наверх и косится на сотрудника тюрьмы. Он очевидно боится подойти. Шагает медленно, держа ключи перед собой. Арсений качает головой и выхватывает ключи. — Благодарю, вы свободны. Надзиратель мгновенно улетучивается из комнаты. На лице Арсения мелькает нечто похожее на брезгливость. — Не боитесь, что я сверну вам шею, мистер Попов? — А вы хотите? — Нет. — Вот и замечательно. Антон не успевает среагировать, слишком неожиданно это происходит. Его хватают за пальцы, тянут вверх, заставляя привстать. Обжигают запястье другой руки. Антона так спокойно и внезапно давно никто не касался. Наручники с грохотом падают на стол. Интерес к Арсению растет неадекватно быстро. — Откройте окно. Здесь и правда ужасно душно. — Это все ваше гражданство, — не удерживается Антон. Никакой реакции. Безмятежная синева. Арсений продолжает стоять опасно близко. На расстоянии удара. И не боится. — Я понимаю, что вы способны выдерживать экстремально высокие температуры, мистер Шастун… Антон встает. Арсений не отступает ни на шаг. Ни страха. Ни брезгливости. Расслабленные плечи. Прямой взгляд. Очень подкупает. Да Антона тут дрессируют как агрессивное животное, которое легче бы пристрелить, но эффективнее натравить на других таких же, пусть грызутся. Кончики пальцев зудят. За кудрявую челку хочется схватиться и лицом в стол, чтоб стереть спокойствие, увидеть за ним иную более яркую эмоцию. Антон смаргивает пелену. Слишком стремительно он пикировал в гормональную тьму инстинктов. Потому что Арсений слишком очевидно пытается забрать контроль. Дрессирует под себя. Антон ведь животное. Монстр. Тьма. Модификант. Тринадцатый. — Что-то не так, мистер Шастун? — спрашивает Арсений. И расстегивает верхнюю пуговицу рубашки, обнажая горло. Антон отворачивается. Иначе вцепится, вырвет зубами кусок мяса. Огибает стол, оказывается у Арсения за спиной и нависает. Хрипит: — Зря вы меня не боитесь. — Откройте окно, — не просьба, приказ. Антон ухмыляется, с удовольствием отмечая, как шевельнулись от его дыхания волосы на темноволосом затылке. Отступает на шаг, убедившись, что вернул над собой контроль, и идет к окну. Тюремная роба отвратительно тянется, мешает, трещит при попытке дотянуться до окна. Специально пошита, чтоб драться в ней было неудобно. Приходится снять, остаться в майке. Это должно и Арсения припугнуть. Антон после драки разукрашен синяками и порезами, зрелище неприятное. Окно не поддается. Антон бесполезно дергает ручку и опять звереет. — Мистер Шастун, приложите силу наконец, — устало говорит Арсений. — Вы слишком высокого мнения обо мне, — рычит Антон. И вырывает окно вместе с частью стены. — Благодарю, мистер Шастун. — Не стоит благодарности, мистер Попов. Антон оборачивается. И тьма ударяет в голову. Потому что Арсений смотрит. Ни страха. Ни брезгливости. Чистая жажда. Он не успевает вернуть контроль над лицом. Или не считает нужным. Жадность плещется на дне зрачков. Антон стремительно падает во тьму. Прищуривается, склоняет голову на бок. — Так о чем вы хотели со мной поговорить? — Вы же не заинтересованы. — Теперь заинтересован. — Я думал, ваша заинтересованность покупается исключительно деньгами. — Она покупается исключительно деньгами. Вы пойдете бонусом. Антон возвращается к столу, роняет окно ровно в центр. Арсений не вздрагивает. — Ужасная жара. И расстегивает еще одну пуговицу рубашки. Антон решает вернуть любезность, подходит близко, снова нависает, губами касается волос. — Просто скажите, что вам нужно. Арсений разворачивается. Антон почти вжал его в стол. — Мы ищем беглого Тринадцатого. — Это я понял сразу. И АГЗООН не спешит вам помогать. Вы подписали Соглашение. — Зрите в корень. Работать не мешает. — Правда? Арсений паскудно спокоен. — Как видите. — И других лицензированных агентов кроме меня вы не нашли? — Скажем так, нам приглянулись отдельные части вашей биографии. — У меня неприглядная биография. Арсений пожимает плечами. Антон заостряет внимание на чуть вздернутом правом. Нервы? Ранение? Сколиоз? И родинки на шее. Сформулировать вопрос вдруг становится невероятно тяжело. Инстинкты давят. — Тринадцатый сбежал с Марса? Арсений кивает. — Корабль, на котором он летел, упал в Тихий океан. — Умно. Планшет упирается Антону в грудь. Арсений пытается отвоевать себе немного личного пространства. Безуспешно. И садится на стол. Антон вздыхает. Блядская ситуация. Манипуляция на грани фола. — Мы не знаем, кто это. — Но он убивает. И количество жертв начало вас беспокоить? — И их территориальный разброс. К тому же Тринадцатый ел криокэпированных пассажиров корабля, пока летел на Землю. — Даже так? Вылез из криокапсулы сильно раньше срока? — Да, проснулся на три месяца раньше. — Неловко вышло. С кулинарной точки зрения. Арсений морщится. — Как вы понимаете, КолИн не хочет огласки. — Да, полагаю, разгуливающий по континенту убийца-каннибал может навредить репутации вашей корпорации. Кстати, почему после пробуждения одного из пассажиров корабль не развернули обратно на Марс? Система безопасности была взломана? — Да. — Ему очевидно помогли. — Думаете? Антон думает, что Арсений абсолютно бесстыжий и не стесняется. Приходится склониться якобы к планшету, на самом деле просто положить ладони на стол критично близко к чужим бедрам, обозначая намерения на будущее. — Уверен. На Марс не ссылали Тринадцатых, обученных работе с информационными системами. А значит мы ищем не столько Тринадцатого, сколько тех, кто вытащил его с Марса. — Для начала нужно узнать имя беглеца. Но доступа к базам данных АГЗООН у нас нет. Обратиться к ним за помощью мы не можем, потому что эта ситуация сразу станет достояниям общественности. — Репутация, все дела, — ухмыляется Антон. — У вас на руках его генетический материал? — Да, обнаружили на корабле и телах нескольких жертв. Фактически убийств уже больше тридцати. Для стороннего наблюдателя связь между ними не очевидна, но, если присмотреться к деталям, становится ясно, что почерк одинаковый. — Лучше бы вам обратиться в АГЗООН. — Мы решили обратиться к вам. — Он Тринадцатый. Призрак. Я впустую потрачу ваши деньги. — О деньгах не беспокойтесь. — Я вряд ли смогу вам помочь. — Я вас понял. — Арсений спрыгивает со стола. И ладонью давит на грудь, заставляя Антона отойти назад. — Я дам вам полчаса на размышления. Больше дать не могу. Суборбитальный лайнер, на котором мы должны улететь в Нью-Йорк, стартует через два часа. Надумаете улететь со мной, скажете охране, они сопроводят вас. Антон с трудом заставляет себя отступить. Арсений зачесывает взмокшую челку набок, потирает шею и идет к двери. Грязный прием. Не успевает правда даже за ручку взяться. Антон перехватывает его за предплечье, разворачивая к себе, вжимает в стену и рычит: — Мистер Попов. — Арсений. Вы предсказуемы, Антон. Тьма откликается на имя быстрее, чем сознание Антона. Пальцы вцепляются в чужой подбородок, хотя необходимости в этом нет, Арсений и так смотрит глаза в глаза. С вызовом. Тянется навстречу. — Я вряд ли смогу тебе помочь, Арсений. Но деньги, полагаю, будут хорошие. — Более чем. Корпорация заплатит щедро при любом раскладе. — А что насчет бонуса? — Встретимся на лайнере, Антон, — говорит Арсений, мазнув губами губы. Стучится в дверь и ускользает из пальцев Антона куда-то в жаркий день Южной Флориды.