Вторая статья представляет собой невольное, но от того не менее показательное самообвинение современной прессы. Это колонка в The Washington Post другого ветерана и бывшего главреда газеты Леонарда Дауни-младшего под заголовком "Выйдя за рамки "объективности", редакции укрепят доверие" (Да, а начать стоит с того, чтобы уволить всех, кто сочиняет такие заголовки). Так вот, автор призывает коллег отказаться в своих репортажах от "устаревшего" понятия "объективности" — поскольку она "десятилетиями насаждалась редакторами-мужчинами в подавляюще белых редакциях, утверждавших свои взгляды на мир". Иными словами, сама идея объективности — мысль, что в истории есть некая объективная правда, которую репортер обязан донести раскрыть — не что иное, как расизм! В последние годы по этому поводу кипят жаркие споры в той же The Washington Post и других изданиях. Колонка Дауни, где приводятся мнения редакторов со всей страны, подтверждает крепнущее убеждение элиты, что прессе предстоит заменить объективность некой "моральной ясностью". То есть сотрудники редакции, со всем присущим себе разнообразием в этническим и гендерном плане, будут не искать истину, а излагать каждый "свою" правду о социальной и расовой несправедливости, неравенстве, климате — и всем остальном. "Молодые журналисты сходятся во мнении, что мы все сделали неправильно, — говорит в статье главный редактор San Francisco Chronicle Эмилио Гарсиа-Руис. — С объективностью пора распрощаться". Если это покажется вам вернейшим способом, как журналистам растратить остатки общественного доверия, то это потому, что так оно и есть. Джерард Бейкер, февраль 2023 г.
***
Антон открывает глаза за мгновение до касания. Арсений так и замирает с легкой улыбкой на губах и протянутой к волосам рукой. Замирает и деревенеет. — Прости, что разбудил. Я думал, ты спишь, — улыбка сползает, смазывается, лицо превращается в маску, за которой сложно разглядеть эмоции. — Сделай, что хотел, — хрипло требует Антон. Арсений касается волос. Слишком ласково, невесомо и выдыхает, расслабляется весь, шепчет: — Прости, все равно бы пришлось будить тебя минут через пять. На завтрак. — Нам обязательно завтракать сейчас? — Лучше сейчас. Денек будет не самый легкий. — Я понял, — Антон вздыхает и притирается к чужой руке, продлевая касание, целует внутреннюю сторону запястья. Арсений смотрит с нежностью, и ей как-будто нет места в этих обстоятельствах, но он смотрит. А еще он заметно нервничает, и Антон не может уловить причину подобной реакции на себя. Не страх, что-то пока не поддающееся анализу, назойливо зудящее в висках. — Хочу поцеловать тебя, — вдруг говорит Арсений. — Мы можем опоздать на завтрак, — предупреждает Антон, уже ведя указательным пальцем по чужим позвонкам. Арсений вместо ответа закрывает глаза и тянется к губам, целует неглубоко, едва-едва. Антон нащупывает смазку, сжимает ягодицу, обозначая намерения, и скользит ниже. Арсений, блаженно улыбаясь, сползает щекой на подушку. — У тебя пять минут. — Перевернись на спину, пожалуйста. — Нет. — В таком случае мне понадобится больше времени. Антон возится со смазкой, скрывшись под одеялом, как преступник. — Пустишь меня в свой домик? — с усмешкой интересуется Арсений, оглядываясь через плечо. Антон выныривает и кусает так удобно подставленную шею, ввинчивает палец, ласкает по кругу, проверяя, не причиняет ли боль. Арсений снова закрывает глаза, продолжает улыбаться. Он расслаблен, дыхание контролируемо ровное. Второй палец проскальзывает легко — Антон вылил на руку пол бутылки смазки. Движения все равно осторожные. Приходится заново искать нужный угол и глубину, в горячке с прошлого раза ничего не запомнил. Арсений блаженно плавится, сонный еще, заторможенный. Позволяет исследовать свое тело так, как того хочется Антону. Не пытается направлять, наслаждается пальцами внутри себя, пусть Антон и непозволительно долго выясняет, что же заставит чужие бедра дрожать. Арсений не подсказывает, терпеливо дожидается момента, когда не сможет быть тихим, и мычит, закусив подушку. Антон ведет носом по позвонкам от лопаток к шее, выдыхает в ухо с легким укором: — У нас же мало времени. И повторяет движение, которое заставило Арсения нарушить режим тишины. Усиливает нажим, ввинчивает пальцы глубже. Торжествующе вгрызается в шею, выбив надрывный вскрик. Арсений раздвигает ноги шире, трется о простыни и стонет глухо в подушку. Антон рывком ставит его на четвереньки. Удерживает за пояс, насаживая на пальцы. Сжимает зубы на загривке. Сопротивляться животным инстинктам уже не может. Тьма ядерным цветком распускается в голове. Арсению должно быть больно, но он стонет только громче и вообще едва ли понимает, что творит Антон. Кровь на языке не приводит в чувство. Под веками пляшут разноцветные круги. Арсений соскальзывает с пальцев, размазывается по простыням, требуя срывающимся голосом: — Вставь! Трахни меня! Антон еле нащупывает презерватив под подушкой, раскатывает по члену дрожащими руками и входит. Вбивается с животным рыком. Арсению хватает нескольких яростных толчков. Он кричит, бьется под Антоном и обмякает резко, будто получает удар по голове. Антон продолжает бешено вколачиваться, рычание превращается в беспомощный вой. Тьма сыто оскаливается и начинает растворяться, медленно утекает в самые дальние уголки раздавленного инстинктами сознания. Оставляет Антона осознавать тщетность попыток взять себя под контроль. Открыть глаза страшно. Арсений дышит ровно. Сонно. Не двигается. Голос, ленивый и довольный, пускает ток по коже: — Мы опаздываем на завтрак. — Опаздываем, — соглашается Антон. У него под щекой плечо в россыпи родинок. Хочется каждую поцеловать. — Антон, у меня вечер свободен. И мы могли бы… — Поужинать? Арсений прищуривается. — Давай поужинаем. Он очевидно хотел предложить секс. Но и на ужин согласился легко. — Есть один отличный ресторан в центре, красивый вид, вкусная паста, — Антон скатывается на свою подушку. Арсений садится и потягивается, сыто улыбаясь. — Итальянская кухня? Замечательно. Я в душ. И соскальзывает с кровати. — Арсений, — зовет Антон и старается смотреть только в лицо, чужая нагота будоражит тьму, — я тебя укусил! — Я заметил, но я не модификант, можешь кусаться. Делай, что хочешь.***
— Я проспал, — отвечает Арсений на укоряющий взгляд Пауля. — На тебя непохоже. — Умоляю, я не спал нормально две недели. — И не поспишь, — мрачно замечает Пауль. — У нас еще один труп. — Потрясающе. Только не за завтраком, дай мне проснуться. — Предпочитаешь не говорить о работе за едой? — интересуется Антон, наконец обогнув толпу у кофе машины. Пауль ощутимо вздрагивает. Он определенно не ожидал Антона увидеть. — Не хочу подавиться, — зло рубит Арсений. И сам заговаривает о работе спустя минуту. — Что у нас? Антон ему благодарен. Пауль косится и орудует ножом чуть сильнее, чем того требует яичница. — Тони Монтес, сорок четыре года. Была убита ночью выстрелом в голову. Антон отхлебывает кофе. — Фотографии с места преступления есть? — Антон, пожалуйста! Арсений больно тыкает локтем в бок, недовольно цыкнув. Пауль замирает с вилкой у рта и отвечает через несколько невероятно долгих секунд. — Есть. До Антона причина чужого ступора докатывается еще позже. Арсений произнес имя требовательным, чуть капризным голосом, говорящим о сегодняшней бурной ночи очень многое, если не все. С потрохами сдал. Хорошо еще, в водолазке сидит. Антон выбирает не усугублять ситуацию и прячется за чашкой. — Покажите мне, Пауль. Пауль смотрит исподлобья, но планшет протягивает. — Следов взлома нет, сигнализация не сработала. Либо Тринадцатый ее отключил, либо… — Скорее всего жертва сама открыла ему дверь. Тринадцатый не стал бы возиться с сигнализацией. — То есть жертва Тринадцатого знала? — Вероятно. Антон листает фотографии, стараясь не заострять внимание на деталях. Много крови и увечий. Лицо женщины превратилось в кашу из мяса и костей. Рыжие волосы размазаны по полу. В самом углу снимка видно ярко-зеленый кубик Лего. Антон откладывает планшет. — У нее есть дети. — Да, двое детей и муж. Это важно? — Она долго сопротивлялась. Кровь по всему дому. Выстрел с небольшого расстояния, жертва стояла прямо напротив убийцы. Что-то должно было заставить ее прекратить сопротивление и замереть. Думаю, Тринадцатый шантажировал Монтес детьми. Арсений качает головой и отбрасывает вилку. Антон завязывает себе мысленный узелок на память, чтоб спросить потом, а в чем собственно дело. Пауль морщится как от зубной боли. — С чего вы взяли? — Насмотренность. — Настрелянность, вы хотели сказать? — Пауль, кажется, ищет любой способ задеть. — В том числе. По положению тела… — Почему Тринадцатый сразу ее не убил? Зачем избивал? — вмешивается Арсений. — Хотел получить информацию. Хотя вряд ли, — Антон пожимает плечами. — Я не знаю. — Просто садизм, свойственный сверх людям вроде вас, — это не вопрос, Пауль язвительно усмехается. Антон свирепеет. Опускает взгляд в чашку, надеясь найти на дне спокойствие. Смотреть стоило бы в бокал красного. Истина в вине. Той, что не дает спать по ночам. — Я не понимаю… — начинает Арсений через долгую паузу. — Ты… Вы и не должны понимать. Генетически. В лимбической системе, мозжечковой миндалине и орбитофронтальной коре Тринадцатых происходит около тысячи биохимических процессов, которые вам не свойственны. Лицо Арсения окончательно превращается в маску. Антон крепче сжимает чашку. И крошит тонкую ручку пальцами. Контроль ускользает. — У нас на руках тридцать один труп, правильно? — Антон внимательно смотрит Паулю в глаза, осторожно возвращая на стол треснувшую чашку. — Правильно, — умница Пауль отвечает мгновенно. Не смог бы не ответить, не смог бы отвернуться. Инстинкты бы не позволили игнорировать опасность. Арсений игнорирует, намертво уставившись куда-то Паулю за плечо. — Карту убийств вы составляли? — Составляли. — Насколько я помню территориальный разброс огромный? — Огромный. Антон выдыхает, умоляя тьму утихнуть, иначе Пауль окончательно превратится в перепуганного попугайчика. — Покажите карту. — Да, — Пауль смаргивает. — Полистайте планшет. Арсений резко отмирает и, быстро поколдовав над планшетом, сует карту Антону под нос. Инфографика. Северо-Американский континент, прошитый нитями автомагистралей и рассеченный красными линиями границ Штатов Тихоокеанского Кольца и Союза. Тридцать один красный квадрат и на каждом – миниатюрное фото жертвы и информация о ней. — Разные возраста, национальности, профессии, — говорит Арсений и склоняется над планшетом. Антон чувствует запах. Тихонько втягивает носом. Тьма услужливо заменяет ярость возбуждением. — Жертв ничего не связывает? — Нет, — подает голос Пауль, — но может быть вы найдете связь, не зря же мы вас наняли. Антон оскаливается в улыбке. Арсений, тряхнув головой, двигается еще ближе. Кудри мажут Антона по щеке. И запах ударяет по сознанию так, что Антон на несколько секунд отключается, зависая где-то между желанием вгрызться в чужие позвонки, вдавив Арсения собой в стол, и необходимостью схватиться за черные волосы и впиться в губы. — Что-то не так? — опять синяя безмятежность. — Спроси меня еще раз! — рычит Антон. Необходимость придется удовлетворить в ближайшее время. Пауль закашливается. — Я лучше ознакомлюсь с делом и постараюсь найти связь, — Антон добавляет в оскал чуть больше очаровательности. Выглядит наверняка страшно. Пауль на этот раз выдерживает взгляд. — Антон, обрати внимание на даты, — просит Арсений. Имя тоже выбивает из колеи. — Я обратил. Тринадцатый бессистемно мотается по континенту. Видимо в его списке изначально были не все имена, иначе маршрут бы сильно сократился. — Да, — Пауль кивает и добавляет, плохо скрывая свое недовольство: — Лайнер сядет через пять минут. Надо заканчивать. Мистер Шастун, у вас есть какие-то пожелания насчет нашего дальнейшего сотрудничества? Свои пожелания насчет дальнейшего сотрудничества Антон высказывает лично Арсению. Прошибает две двери, вбивает в стену спиной, хватает за волосы и целует. Арсений истерично хихикает в поцелуй, кусает больно, почти до крови и легко отталкивает ладонью в грудь. — Ты сломал дверь, она открывалась в другую сторону. Надеюсь, у тебя есть навыки плотника. — Я починю дверь. — Больше не ломай мой дом, — и тихо: — Лучше меня. Антон отступает. Вдыхает глубоко, выдыхает. — Ты точно не модификант? — Нет, я не омега. И мои родители тоже. Никаких заблудших генов. Как ты думаешь, я бы смог работать оперативником КолИн, постоянно отбиваясь от желающих меня нагнуть? — Не знаю, может ты делал перенастройку. — Корректировал гены? Умоляю. Меня бы в любом случае шатало на волнах моих гормонов. И не факт, что зимой я бы не впадал в спячку. А осенью не становился бы крайне ебанутым, — ух ты, русское слово, — слегка располневшим телом без социальных навыков. Ты что плохо читал доклад Джейкобсена? Не помнишь основные пункты? — Я Тринадцатый. Доклад у меня на подкорке. — Тогда ты должен знать, что сейчас у меня скорее всего началась бы течка. — Настолько я тебе нравлюсь? — И ты бы не смог работать. Я бы не смог работать. И вряд ли я бы сейчас выбирал между недолгим бесполезным сном и тобой. Смирись, ты просто меня хочешь. Впрочем после полугода в тюрьме ты бы выебал любого. Антон сжимает чужое горло и рычит: — Вот тут ты не прав, я хочу именно тебя! — Как хорошо, что наши желания совпадают, — Арсений хватается за пояс штанов Антона и тянет к себе. — Давай! Сделай, что хотел! Вопреки дикому вою инстинктов в голове Антон целует нежно. Быстро разбирается с ремнем и ширинкой джинсов, запускает руку под белье и оглаживает вставший член. Арсения перетряхивает. Он глушит стон в поцелуе и подается бедрами к ласкающей ладони. — Антон, просто трахни меня! Антон скользит губами по родинкам на шее, прикусывает плечо, свободной рукой ведет по позвоночнику вниз и проникает пальцами между ягодиц, дразнит. Арсений дрожит, скулит умоляюще, извивается, требует срывающимся голосом: — Вставь пальцы! Я растянут. Трахни меня! Антон обхватывает член жестче, дрочит в сумасшедшем темпе. Сам бы кончил мгновенно. Но Арсений еще держится, стонет на выдохах все громче, пытается насадиться на пальцы. Антон не позволяет, давит, но не проскальзывает внутрь. Арсений ударяется затылком о стену, зажмуривается и кончает, вздрагивая всем телом, на несколько секунд замирает, тяжело дыша, и сползает на колени. Антон даже не успевает осознать, его джинсы вместе с бельем стягивают на бедра, член ложится на язык. Арсений играется недолго, облизывает головку и берет сразу в горло. Антону хватает пары глубоких движений, он упирается ладонями в стену, утыкается лбом в плечо и, задохнувшись, изливается Арсению в рот. Тьма удовлетворенно урчит. Антон рвано дышит, приходя в себя. Валится на пол к чужим ногам, к чужим губам, целует настойчиво. Арсений шепчет: — Вставь пальцы. — Где смазка? Сопротивляться бессмысленно. Антон чувствует, как отдает капля за каплей контроль над собой. Не тьме. Арсению. — В сумке. Руки дрожат. Замок на дипломате хитрый, открывается с третьей попытки. Бумаги рассыпаются. Антон не обращает внимания, не он кинул смазку в документы, хватает тюбик, выдавливает на ладонь остатки и командует: — На диван, на живот! Арсений оказывается на диване через пару секунд и, кажется, ему плевать, что обивку придется чистить, на документы ему тоже плевать. Антон медленно подходит, любуясь изгибом поясницы, встает на колени, нависает проскальзывает пальцами между ягодиц, сливая смазку. Арсений призывно поднимает бедра. И Антон ввинчивает сразу два пальца, утробно зарычав. Чертовой тьме все мало. — Не хочешь поговорить о работе, Арсений? Сознание снова проваливается во мрак. Но Антон надеется остаться собой. — Меня не возбуждает работа. — Поговори со мной. — Зачем? — Арсений искренне не понимает. — Просто говори, отвлеки меня! Арсений не боится. Задумывается еще, а стоит ли выполнять просьбу и все-таки выстанывает: — Я знал… — захлебывается воздухом, продолжает хрипло: — Знал, что на Марсе есть, скажем так, неофициальная тюрьма. Знал сам факт наличия не более. — Не сталкивался с этими особыми заключенными? Арсений? — Антон меняет угол, сбавляет темп, реагируя на слишком долгое молчание. Арсений недовольно шипит: — Нет! И очень рад. Сбежавшая тварь меня пугает. — А я? Арсений вместо ответа вскрикивает, насаживается на пальцы, вскинув бедра, вынуждает Антона трахать себя под правильным углом. Сжимает член и кончает за пару резких движений. Растекается по дивану, пытается отдышаться, укладывается щекой на подушку. — Кстати американские СМИ писали и про неофициальную тюрьму на Марсе, и про сбежавшего Тринадцатого. КолИн замяла шумиху быстро. — Как? — Антон сидит на полу, уткнувшись лбом в ягодицу Арсения, как брошенная кукловодом марионетка. — Ну, американские СМИ уже лет сто предпочитают сенсации фактам. И мы подкинули отборной чуши одним, другим, третьим. Чудовищно накалили обстановку. Люди не способны долго концентрироваться на информации, противоречивой и причиняющей им неудобства. А СМИ выдоили из этой новости все, что смогли. Через пару недель тема была исчерпана. — Ясно. — Антон, — Арсений садится, прижав ноги к груди, обхватывает себя руками, кладет подбородок на колени, — почему ты думаешь, что я должен тебя бояться? — Ответ очевиден, разве нет? Антон рушится на диван и поднимает взгляд в потолок. — Для меня нет. — Я тебя укусил! — Со мной происходили вещи и похуже. И я на них соглашался сам, — Арсений криво ухмыляется. — Соглашался… — Я разрешаю тебе себя кусать. Я не омега. Никаких последствий. Да даже если бы и был! Метка ничего не значит. — Многие считают ее чем-то вроде обручального кольца. — А ты романтик. Не тороплюсь замуж. Но обещаю подумать, ты потрясающе трахаешься. И я уже считаю трагедией потерять тебя как любовника. Антон нахмуривается, понимает, что утробно рычит. Тьму устраивает происходящее. — Господи, Шастун, — Арсений подползает ближе, потирается носом о плечо, — метка — чушь собачья. Ни одного научного доказательства, что укус подчиняет омег или инициирует создание пары. Но если кто-то жаждет верить в неземную любовь от укуса, пусть. — Дело не в метке, она лишь первый звоночек. — Тринадцатые полигамны в большинстве своем. Ты же не станешь бросаться на людей из-за меня? Просто пойдешь и трахнешь кого-нибудь еще. Антон качает головой. — Может и стану. Но не в этом проблема. — А в чем? — Я могу причинить боль тебе. — Были прецеденты? — Были. — Ты кого-то убил? В твоем досье нет… — Покалечил, — перебивает Антон, — сломал обе руки. Потерял контроль, и мне было плевать какое-то время, пока не пришел в себя, будто из комы вынырнул сразу на чужие крики. Такое не раз происходило. Тьма способна поглотить мой рассудок полностью. Я больше животное, чем человек, ты должен понимать. — Хочешь, удивлю тебя, — вдруг зло шипит Арсений, отстраняется, смотрит с прищуром в глаза, — ты самый заботливый любовник, который у меня был за последние несколько лет, а трахаться я обожаю, поверь. — Люди считают Тринадцатых монстрами не просто так. — Я не считаю тринадцатых монстрами. Знаешь, если долго называть кого-то монстром, он им станет. Я предпочитаю не приумножать зло. Ты не монстр. Попробуем поработать? — Арсений потирает рукой лоб. — Или ты желаешь продолжить дискуссию? — Желаю, но тебе же плевать на предупреждения. — Я их услышал. Достаточно. Замяли тему. Присоединишься ко мне в виртуале? — Конечно, мне определенно платят не за то, что мы трахаемся, — Антон наигранно огорченно вздыхает. — Досадно. — Тебе после этого все еще нужна оплата? — Да, мне же нужно есть, покупать одежду и где-то спать. Вдруг ты передумаешь и выгонишь меня из своего дома. — Съемное жилье входит в контракт. — Значит, выставишь? — Нет, только двери не ломай. Я охотно целуюсь и без дополнительных разрушений. Странно, внутри Антона кирпич за кирпичом осыпаются стены. — Одежду кстати можешь брать мою. Джинсы точно будут коротки, но не сильно. Сколько у нас разница в росте? Сантиметров пять? — Наверное. — У тебя вообще нет никакой одежды больше? — Ага, только та, которая устилает пол перед твоим диваном. — Ясно. Так, — Арсений сползает на пол, — техника для виртуала у меня старовата, сразу предупреждаю. Входить некомфортно. Я там все время лежа оказываюсь. — Меня устроит. Арсений шлепает до тумбочки абсолютно, чтоб его, голый. Антон почему-то прикипает к пяткам. Ахиллесова пята. — Пользоваться этим старьем умеешь? — Я сам старье, — фыркает Антон и ловит метко брошенную технику. — Погружайся, я через пять минут присоединюсь. Антон ныряет. Качается на спокойных теплых волнах, позволяет себя унести в глубокий тихий океан. Темный и пустой. В мертвой тишине. Глаза привыкают. Виртуальный мир прогружается до белизны. Сквозь голубую дымку проступают очертания массивных шкафов с инфо папками. Перед лицом появляется экран, предлагающий приступить к ознакомлению с нужными делами. Арсений падает откуда-то сверху, клубясь строками машинного кода. Встает, чуть качнувшись, и потирает голову. Антон ощущает далекую легкую тяжесть в ногах. — Летаешь во сне? — Извини, я сел на диван, но, кажется, в процессе все равно сполз к тебе на колени. — Я не против. Что мы хотим здесь посмотреть? — Давай начнем с дома Монтес. Арсений уверенно щелкает по кнопкам полупрозрачного экрана и отступает чуть в сторону. Огромный дом возникает резко. Дверь распахивается, проходя Арсения насквозь. Он морщится. — Монтес в гостиной. — Я помню. Тело лежит рядом с диваном. Антон присаживается около головы, взгляд как назло цепляется за окровавленные детальки Лего. — Запустить реконструкцию событий? — Давай последние две минуты. Арсений снова вызывает экран и нажимает треугольник в центре. Тони Монтес встает. Антон вздрагивает. Кровь и мозги с пола и стен втягиваются женщине обратно в голову. Она пятится к убийце, неровной антропоморфной тени, больше похожей на кошмар из снов. Обратная перемотка и отсутствие звука делают картину омерзительной. Арсений раздраженно цокает. — Сейчас перезапущу. — Не стоит. Убери это все. — К исходному состоянию? — Вообще убери. Арсений произносит цифровой код, и их снова окружает бескрайняя белизна. — Что-то не так? — Вся информация — полная хрень. — Почему? — Жертва сопротивлялась явно активнее, чем здесь предполагается. Она дралась с убийцей. И вполне профессионально. — С чего ты взял? — По натяжению кожи на черепе, ногах и руках видно, что у Монтес кости укреплены сплавом. Штуки для военных. — Антон, жертва — просто домохозяйка. — Послушай, наш Тринадцатый конечно поехавший, но он Тринадцатый, и он пересек континент, чтоб убить ее, кем бы она на самом деле ни была. И уж точно не просто домохозяйкой. — У нее стандартный набор хромосом никаких аномалий и боевых… — И боевых экстрасом, ага, — Антон говорит это резче, чем хотел. — Тебе не нравятся генетические усовершенствования? — Арсений сразу задает верный вопрос. — А должны? — Ты Тринадцатый. — Именно, и не то чтобы у меня был выбор. Я не в восторге от генетических усовершенствований. — Большинство считает, что это наше будущее. — Херовое будущее. Так. Информации о каких-либо боевых заслугах жертвы нет, значит, она ее скрыла. — Видимо. — И теперь я уверен на сто процентов: она была хорошо знакома с убийцей. Она позволила себя убить, поверила ему, что он не тронет ее детей, иначе бы сопротивлялась до конца. — Логика в этом есть. Интересно правда, где обычная домохозяйка могла завести себе подобного друга. — Стоит поразмышлять, а? Выйдем? Арсений кивает. Выгрузка оказывается не такой приятной как загрузка. Антон зажмуривается. Все мышцы скручивает спазмом. Он пытается встать с дивана, но лежащий на коленях, все еще дремлющий Арсений, не позволяет. — Блядь! Арсений моргает. — М-м-м? — В тюрьме был не слишком качественный хлорид бетамиелин. Надо достать где-нибудь. — Я сейчас принесу обезбол, — Арсений скатывается с дивана. — Ненавижу виртуал. Как-будто год спал, а потом не понимаешь, кто ты, где ты, как ходить. Ты плотно сидишь на этой наркоте? — А ты нет? — Я нет. — Святой человек. Арсений качает головой. — Достанем ее, не волнуйся. К тумбочке он ползет. Антон со свистом втягивает воздух ртом. — Выглядишь замечательно. — Извращенец. — Уж извини, ты красивый! Арсений разворачивается, усаживаясь у тумбочки на задницу. — Пользуйся. Тут не только обезбол, смазка есть. Он швыряет и обезбол, и смазку. Антон, сморщившись, ловит и ржет. — Еще один заход? — У нас полчаса, успеешь? — Конечно!