Подмена

Вся моя жизнь идет кувырком с того самого момента, когда я опоздала с рождением на двадцать минут. Именно столько понадобилось моему непутевому братцу, чтобы оказаться снаружи и крикнуть об этом всей палате раньше меня. Этот факт удручает меня вот уже двадцать лет. Именно столько я терплю Глеба Ржевского, своего старшего (всего на каких-то двадцать минут!) брата. Мы с ним близнецы, и этот факт мне никогда не нравился. Вообще. Абсолютно. Не было в этом той самой вишенки на торте. С малых лет я прознала весь сок жизни с братом сначала в одной комнате, потом в одной квартире. Мама всегда, что странно, становилась именно на сторону Глебки, а папа, за что я ему искренне благодарна, на мою. Как бы сильно я не хотела открутить своему старшему собрату голову, я его люблю. И именно эта мысль сотни, а то и тысячи раз, спасала меня от его убийства, которое я спланировала еще в пять лет. Тогда смерть от удара пластмассовой лопаткой казалась мне скучной, да и успеха в этой операции было мало. Поэтому я попросила папу купить мне футбольный мяч. В те годы с меткостью у меня были проблемы. Мириться с этим я не могла, и папа отдал меня в футбольную секцию, где я была единственной девочкой. Зачем я изначально пошла учиться правильно бить мяч, никто не знал. Кроме меня и самого мяча, естественно. Через неделю меня оттуда забрала мама. Ругающийся пятилетний ребенок ей не нужен был. Хватало Глебки и его хоккейных заморочек. Тогда мне было жутко обидно. Мама делала все, чтобы Глеб посещал тренировки. Покупала ему дорогущую форму, отправляла в спортивные лагеря со всей остальной командой, а я … я сидела на попке ровно и училась готовить ореховые пирожные, зная, что у Глебки аллергия на орехи. Жестоко? Не думаю. Честно? Более чем. Сейчас пару дней назад я наткнулась на видео о том, что старшие дети — сущие ангелы, а младшие — потенциальные убийцы и монстры. Ха-ха! Моя мама открыла этот секрет, когда мне и Глебу было десять. На дне рождении нашего двоюродного брата мой братец зарекомендовал себя милашкой-очаровашкой, а я злюкой и врединой, что съела мишку из птичьего молока, предназначавшегося имениннику. — Ты монстр! — так и прокричал семилетний Петр, тыкая в меня пальцем, измазанным в крем. И, судя по тому, как мы общаемся с ним сейчас, в своих выводах он остался верен себе. Отвлеклась. Вернемся к главному. Когда мне было восемь, папа меня снова вернул в футбол. Правда в небольшую девчачью команду, которой управляла Зоя Дмитриевна. И до сих пор управляет. Держит нас в ежовых рукавицах и спуска не дает. Она для нас плохой полицейский, который постоянно держит кнут в руках. Высокая, подтянутая женщина с короткими каштановыми волосами и военной закалкой. Зоя Дмитриевна взяла под свое крыло десять маленьких девочек, а сейчас держала в своей власти чуть больше двадцати девушек, каждая из которых была по-своему хороша в спорте. В свои двадцать я люблю и уважаю эту женщину, заменившую мне мать в отдельных моментах. Правильнее будет сказать — во всех спортивных моментах, ведь моя мама спорт, кроме хоккея, на дух не переносит. Вот и сейчас, поговорив с мамой десять минут и кратко посвятив ее в курс своей студенческой жизни, я сбросила вызов и села за свой небольшой стол у окна. В планах на вечер было решить вопросы с курсовой и парой самостоятельных, сроки сдачи которых давно выгорели. Я была немного уставшей и голодной после тренировки, но взяла с себя слово — ни крошки в рот, пока хоть одна самостоятельная не будет готова. В соседней комнате было тихо, и мне никто не мешал. С первого курса по нынешний день я делила небольшую двушку с Глебом, родители переехали в частный дом за город, поселились в небольшой деревушке. В гости к ним мы ездили стабильно пару раз в месяц и возвращались с гостинцами, питаться которыми нам хватало на неделю точно. Мать увлеклась садоводством, а папа открыл небольшую автомастерскую. Автомастерскую в деревушке, спросите вы? А я гордо кивну, ведь «бизнес», как любил повторять отец, у него взлетел в гору. Я же с Глебкой так и осталась в двушке. Сделали мы с ним ремонт, и теперь он жил бывшей комнате родителей, а я в нашей старой спальне. Она не так давно была разделена длинным и высоким деревянным шкафом на две жилые зоны. А теперь все это было мое! Сидя за белым столом, на котором было слишком много лишних бумажек, я заскучала и засмотрелась в окошко, подперев щеку кулачком. Наблюдала за закатными лучами солнца. На душе становится так хорошо и спокойно, что я опомниться не успела, как уже жую бутерброд с огурчиком и колбаской. Взвесив все «за» и «против», все же решила отложить сдачу одной самостоятельной, а с курсовой подойти завтра к преподавателю. Сама же ложусь на кровать и уже отсюда смотрю в окно, не задернутое занавеской. И все же в квартире было подозрительно тихо, если не обращать внимания на шум от холодильника. Будто прочитав мои мысли, телефон зазвонил, и на экране всплыла фотография довольного Глебки, лицо которого было перемазано персиковым вареньем. Его, в отличие от орешков, братцу можно. — Алло, мелочь? — слышу я его голос в динамике. А помимо него еще смогла расслышать звонкий смех и музыку на заднем фоне. И где это чудо-юдо рыба-кит шастает? У него учеба, тренировки и работа, на минуточку! Так как родители в квартире больше не жили, то все растраты мы с братом делили пополам. Коммунальные счета и другие наши совместные хотелки, включая еду. Исключение составляли лишь наши личные желания, например дорогущая приставка, на которую Глеб самолично копил уже несколько месяцев, или новенький кактус, который я купила буквально пару дней назад. Его я назвала Шурочкой, если кому-то интересно. — Иными словами улучшенная версия тебя в симпатичном женском теле, — протягиваю я, доедая бутерброд и вытирая пальцы о пижамные штаны. — ты не представляешь себе, как я устала, так что давай сразу с места в карьер. Ты где? — Ни привет, ни как дела? — возмущается он. — Я вот, наконец, дозвонился до тебя, интересуюсь твоими делами, а ты… — Что тебе надо? — хмурюсь я, ворочаясь в кровати и пытаясь лечь удобнее. Зная Глебку достаточно хорошо всю свою жизнь, я была уверена в двух вещах — домой он сегодня не вернется и ему от меня что-то точно надо. Раньше я прикрывала его задницу перед родителями, когда те еще жили с нами, а сейчас… Что ему надо от меня сейчас? — Какая же ты злюка. Тебе надо почаще гулять. Видела, какая погода? Солнышко, птички — весна. Почти лето. А ты дома штаны просиживаешь, так и вся молодость твоя пройдет. А она, чтобы ты понимала, не резиновая! — Я тебя сейчас на поводок привяжу и выгуливать буду. Заодно и сама пройдусь! — ворчу я. — И будут тебе и птички и солнышко. — Ты меня не достанешь, — смеется братец, а потом я слышу удаляющиеся шаги, и музыка на заднем фоне становится еще тише. — Не выводи меня из себя. Глеб Дмитриевич, чего мы от меня хотите? — Я хочу попросить тебя о небольшой услуге, — вздыхает Глебка. — крошечной. — Я не буду изображать твою девушку, чтобы избавить тебя от очередной глупой подружки. Я уже не в том возрасте, Глеб, — сразу же твердо говорю я. Солнце постепенно полностью скрывалось за горизонтом, и в комнате становится сумрачно. Нужно было подняться и включить фонарики, повешенные на стене и на самом окне, но мне лень подниматься. Потянувшись и прикрыв рот ладонью, я зеваю. Что-то разговоры брата меня изрядно вымотали. Прикрываю глаза и поворачиваюсь на бок, на всякий случай укрываюсь одеялом. Мало ли кто подумает ухватить меня за бочок. — Нет, я не про такую услугу. Хотя и для этого ты еще очень даже молода. — прям чувствую, как он улыбается. — Мне нужно, чтобы ты вышла за меня на смену. — Зачем? — открываю глаза и приподнимаюсь на локтях. Осматриваюсь в комнате. Разговор явно шел в степь, из которой я потом не выберусь сама. — Позвони и скажи, что заболел. В чем проблема? — Меня нет в городе и некому выйти за меня. — И что ты от меня хочешь? Ну, выйду я за тебя на денек и дальше что? Та меня даже не впустят туда. У них, если ты помнишь, работает Глеб Ржевский, а не Яна. — Янина, — поправил он меня, а я в ответ лишь прорычала. Терпеть не могла свое имя. Раньше, когда была еще маленькой, а интернет не изобрели, я его просто обожала. Янина — красивое имя, а в совокупности с фамилией вообще идеал. Янина Ржевская. Но все изменилось, когда я услышала от дяди, что в молодости мой папа был в Греции, обколесил ее всю вдоль и поперек, но больше всему ему понравился город *барабанная дробь* Янина, то есть столица провинции Эпир. Я сама там не была. Но уже тогда сам факт того, что меня назвали в честь города, а Глеба — в честь одного из бывших фронтмэнов «Агаты Кристи», чьи песни раньше папа заслушивал до дыр, мне не нравилась. Думаю, понятно, какую музыку сейчас я терпеть не могла. — Где ты? — спрашиваю я, пропуская это мерзкое имя мимо ушей. Ну вот, был прекрасный вечер, а братец лишь настроение испортил. — На фестивале. Приехал пару часов назад. — Что? На каком еще фестивале? — слишком громко говорю я я, сев на кровать. Из-за резкого подъема голова немного закружилась. Все же я уже слишком стара для этого. Точнее для всего. — А родители в курсе? А учеба? Твои тренировки? Работа? — На музыкальном, — мой брат был спокоен как удав. — Нет, никто не в курсе. Кроме тебя, конечно же. С учебой все будет в порядке, я договорился. Но на работе и тренировках меня нужно подменить. — Подме… что? — Притвориться мною и поприсутствовать на работе и тренировках, — объясняет мне Глеб, будто я глупый ребенок и не понимаю простых вещей! — Подожди. Тут либо у меня со связью проблема, либо у тебя с головой. Телефон у меня новый, значит проблема в тебе. Тебя чем там на твоем фестивале приложили, что у тебя такие мысли в голове? — Это простая просьба, Янина. Ну? Пожалуйста-а-а, — протягивает он, явно издеваясь надо мной и моими нервными клетками. Ничего не отвечая, опускаю голову, но вызов не сбрасываю. Ну, знаете ли! И как он себе это представляет? У нас разная комплекция, совершенно. Начнем с того, что он парень, а я девушка. Как я себя под пацана-то переделаю? Обрежу и приклею что-то? Нет, ерунда! Я взрослая, самодостаточная (ну почти) девушка. И подменять своего братца, как было это в детстве не стану. Но ведь он мой брат. Кто, если не я поможет ему? Если это тот фестиваль, о котором он мне во все уши втирал, то это важное событие в его жизни. Но все же настолько важное, чтобы забивать на работу и тренировки! Глебка молчит. Я слышу лишь его дыхание, размеренное и спокойное. Будто он меня тут хлеба попросил купить, а я отнекиваюсь еще. — Ты как себе это представляешь? — недоумевая, шепчу я. — То есть…все ведь знают, кто ты такой. И мы вообще разные. — Я знаю, что у тебя уже получалось такое. Много раз. Поменяй голосок свой, оденься, как я, — отвечает он мне, а затем после недолгого молчания добавляет. — и грудь ужми. Придумай как. — Я как тебе ее ужму? — кричу я в трубку, поглядывая на себя через горловину футболки. — она ж у меня не крошечная. — Ну ты придумаешь. Как спортсмены это делают, — нравоучительным тоном советует мне брат. — и не разговаривай ни с кем много. А я быстро вернусь. — Быстро это сколько? День-два? — Неделя, — слышу я. Падаю на кровать, желая спрятаться под одеялом от всего мира. Особенно от своего глупого братца. — это прям точно. Все мои вещи в шкафу в моей комнате. Только не ройся в нижних ящиках стола! — Я, если ты не заметил, еще не согласилась. — Хорошо, думай, — смеется Глебка, снова куда-то топая. — Я бы на твоем месте не смеялась сейчас, а сидела бы и помалкивала, — хмурюсь. У меня резко появляется желание схватить братца за грудки и хорошенько его встряхнуть! Сбрасываю вызов, плюхаюсь на кровать и завываю от досады. Ей богу, страннее ситуации и не придумать. Полежав так еще немного, я поднимаюсь и иду в комнату брата. Там все еще пахло его парфюмом, значит, он здесь днем точно был. Пока я была в универе и роптала над книжками, этот балбес собирал свои вещички и улепетывал на свой фестиваль. И где справедливость? Почему Глебке никогда не доставалось из-за прогулов, а вот стоило проспать хотя бы одну пару мне, как мама сразу же звонила и выясняла со мной отношения. Что со мной не так? Вещи брата разбросаны по всему периметру, включая люстру и подоконник. Дверцы шкафов раскрыты, кровать расправлена. Мда-уж, мне тут еще и убираться нужно будет. Уборка меня всегда успокаивала, поэтому недолго думая, я поправляю края футболки, включаю музыку и начинаю неспешно убираться в комнате Глебки, складывая чистые вещи в ящики шкафа, а грязны — бросая в угол комнаты для ближайшей стирки. И, судя по огромной куче вещей, стирка у меня планируется уже сегодня. Сразу же после уборки. Заправив кровать темным покрывалом, я отхожу к двери и осмотриваю комнату. Так стало намного чище, только из-за проветривания аромат духов брата пропал, но его присутствие в комнате все еще заметно. На серых стенах, которые мы с ним вместе красили, прикреплены кнопками плакаты фильмов, половину из которых я в глаза не видела. Только вот «Отряд самоубийц», «Чудо-женщина», «Матрица» и «Темный рыцарь». Эти фильмы я смотрела с Глебом, а вот об остальных только слышала. На другой половине стены висит полка с его хоккейными наградами, под ней гитара, на которой Глеб играть умел, но делал это редко. Рядом с кроватью рабочий стол и компьютер, напротив двери — шкаф, а рядом тумбочка, над которой висит большое зеркало. Комната очень отличалась от моей, но мне тут нравилось, было по-своему уютно. Сажусь на кровать брата и выключаю музыку, чем прирываю припев песни Светочки Лободы, набираю номер Глеба Ржевского. Он не заставляет себя долго ждать и отвечает почти сразу же. — Я согласна, — выпаливаю я, боясь передумать. — и мне нужно твое расписание. И готовься к тому, что я буду часть тебе писать и звонить, консультироваться. — Спасибо, сестренка. Буду должен, — усмехается он. — скину расписание сообщением. Жди. Не удостоив меня даже прощанием, Глебка сбросил вызов, и я услышала лишь размеренные и спокойные гудки. — Мерзавец! — ворчу я и бросаю телефон на кровать. На душе было так гадко, что хотелось упасть и уснуть, обнимая своего плюшевого кролика с оторванным ухом и пришитой серой лапкой. Что я и сделала. Но перед этим сначала закинула вещи братца в стирку. В его потертых джинсах нашла пятьсот рублей и пару сотен в спортивных штанах. Когда вся одежда была в стиральной машинке, я достала из своего кармана найденные деньги и пересчитала. Если брать в расчет и мелочь, то у меня было девятьсот восемьдесят шесть рублей и пять копеек. Откуда у Глеба нашлось даже пять копеек, боялась спросить. Эту монетку я лет сто не видела и сейчас разглядывала серую денежку на ладони. Управившись со всем и перекусив бутербродами и чаем, я ухожу в свою комнату. Плюхаюсь на кровать и готовлюсь ко сну, но не все так быстро и просто. Новенькое сообщение от Глеба изменило все мои планы.