Одно пламя

В бункере было темно и сыро. Лунный свет небрежно пробивался через бреши потолка, позволяя рассмотреть два нечетких силуэта: высокой девушки и статного, рослого мужчины. Куват. Высокий темноволосый джентльмен с глазами цвета коры векового дуба. Он крепко стоял на ногах, как дерево, пустившее свои корни глубоко в землю. Его истинное имя не было известно никому: слишком длинным было оно для чужеземных ушей, среди которых провёл он добрые тридцать лет, подобно Древнему Дракону, скитаясь по галактике в поисках Истины. Густые эбеновые брови придавали его лицу оттенок благородной ярости. Акан, юные и зрелые, избрали его когда-то своим лидером, и эту ношу он принял с гордостью. — Убийство королевской семьи ничего не решит, — в полумраке звучал напряженный голос — Мы должны найти другой способ. — Не может быть никакого другого пути, — Муза, заворожённо смотревшая на очертания Кувата, вскочила с ржавых ступеней и решительно приблизилась к нему. Синие раскосые глаза лидера впились в розовые щёки девушки. Она была слишком молода… — Разве вы не видите?! Камертон веками затуманивает их рассудок! Они не способны принять решение сами. Мы можем лишь взять власть в свои руки. — И вновь устроить тиранию? — Куват улыбался. Муза почти ребёнок. Она не понимает, к чему это приведёт, и даже то, что она одна из них, такая же акан, её годы не позволяют ей осознать опасность таких мыслей. — Почему ты считаешь, что свержение монархии снова приведёт к тоталитаризму? — она вскинула обиженный взгляд на наставника. — Потому что единоличная власть развращает, — ответил вождь — Каменный камертон туманит рассудок не только пату. Акан, что становится хранителем, так же теряет его. — Говоришь так, будто бы у нашего народа когда-то был выбор, — горько усмехнулась Муза. — В нашей истории известно три Хранителя, избранных народной волей. Первый прыгнул в жерло вулкана, второй развязал мировую войну, а династия третьего сейчас сидит на троне, — невозмутимость Кувата одновременно восхищала и раздражала. Но с его логикой сложно было спорить. — Но что, если это просто были не те люди?! Разве ты не можешь стать Хранителем? — вскинула она наивные глаза на учителя и вождя. — Камертон должен быть уничтожен. Это единственный путь, — сухо ответил Куват — Если бы твоя мать успела… — Не будем об этом, — бункер сотряс звук, хорошо знакомый юной, но уже опытной экстремистке. Муза отправилась домой. И следующим утром уже посапывала на мягкой зелёной циновке в своей комнате. Затылок саднил как после хорошего туака, крепость которого фея музыки уже познала в неполные пятнадцать лет. Муза поднялась на локтях и слегка прикрыла глаза рукой. Солнце слепило, проворно пробираясь через висящие над ней деревянные бусины. Пространство ничуть не отличалось от того, что ей приходилось лицезреть обычно: белые стены с нотоносцами, исписанные многочисленными музыкальными темами, шкафы из пальмовых стеблей, густо покрытые блестящим прозрачным лаком, молчаливое прямоугольное зеркало в бамбуковой раме. Полуистлевшие цветы в вазе тянули к Музе старческие руки давно опавших стеблей. Созерцая их, она невольно вспоминала старую Мин-Пхи, сожженную заживо стражами правопорядка на городской площади. Муза невольно поёжилась, но одернула себя. Та сцена должна была лишь закалить её решимость. Муза погладила стену. Недавний мотив агрессивно въелся в её голову и даже не думал выходить. Впрочем, это было ей привычно. Фея музыки никогда не знала тишины. То, что иные называли даром, Муза кличила проклятьем. При том, что фея музыки росла спокойным и добрым ребёнком, которого все любили, она довольно рано начала страдать от внезапных вспышек агрессии и раздражительности, да ещё каких! Подчас возвращаясь с очередных гастролей, мать и отец Музы ужасались, увидев разбитую мебель и вывернутые вещи. — Почему? — Я не знаю как это прекратить. — Прекратить что? — Музыку. И пусть Ва-Нин не считала хорошей идеей в раннем возрасте тащить ребёнка в музыкальную школу, как это было с ней самой, это показалось ей хорошим решением. Муза произвела фурор. Едва коснувшись клавиш фортепиано, она родила на свет совершенную с точки зрения классической гармонии импровизацию, остроумно обыграв звуки из коридоров. Девочка села за инструмент второй раз в жизни. Это казалось невозможным. А Музе казалось невозможным жизнь с этим, с позволения сказать, даром. Все, что она слышала, превращалось для неё в готовую, аранжированную и обработанную музыку. Стук каблуков пожилой дамы, гудок автомобиля, крики беспризорников, шелест листьев под ногами… Тональность определялась ей безошибочно и превращалась в новую музыкальную тему, мгновенно вплетающейся в новую импровизацию, симфонию, оперу. В девять лет Муза уже выступала перед монархами, удивляя их своей совершенной техникой, чувством стиля и тонкой музыкальностью. В одинадцпть дирижировала своей первой «Симфонией городских птиц» в Айрон-холл и купалась в бешеных и неистовых аплодисментах многонациональной публики, однозначно признающей её уникальность. Уже в тринадцать Магикс и Солярия заказывали ей оперную и балетную музыку, и Муза бралась за неё, поскольку единственным способом избавиться от постоянной музыки в голове было — записать и сыграть её. Иначе целую вечность юная музыкантша ходила злой, бешеной и раздражённой. Как здесь успокоишься, когда вожделенная тишина возможна лишь в виде маленькой четвертной паузы?! Муза лениво перевернулась в кровати и зарылась головой в подушку. — Я знаю, где ты была сегодня ночью, — будто из неоткуда прозвучал хмурый голос уставшего отца — Думаешь, твоя мать была бы рада тому, где ты проводишь время? — пусть фея музыки не видела выражение его лица, но предположить было нетрудно. — Насколько я помню, ты был не против, — начала было Муза, но Хо-Боэ пресёк её: — Тебе повезло, что у меня остались связи, тебя выследили, — тон был жёстким и бескомпромиссным — Они знают о твоих похождениях. — И? — Я не хочу, чтобы ты закончила, как твоя мать. — Зачем я тогда родилась акан? Чтобы просиживать штаны в концертном зале? Или чтобы продолжить то, ради чего она рискнула… — Муза! — он снова перебил дочь — Я не хочу, чтобы ты закончила так же. У меня осталась только ты. Другого выбора сейчас у тебя нет. — Ты же сам говорил, что лучевая болезнь — это случайность! — Если бы она не провезла запрещённую литературу на Мелодию, ей бы не пришлось посещать по госпиталям раненных и умирающих из Домино. — Значит, это была или случайность, или спланированная казнь! — Ты едешь в Магикс, это не обсуждается. — Что?! — Там ты будешь в безопасности. Я смогу быть уверен, что ты больше не пойдёшь по кривой дорожке. Я обо всем договорился с Дю Фор, она позаботится о тебе. — Ты не можешь решать за меня! — Учебный год начнётся через месяц. — Подожди… То есть… — Да. Муза встала с циновки и поймала себя на мысли, что вчера легла спать, даже не переодевшись. О душе не было и речи. Она почувствовала некоторую неловкость перед отцом, сидящим в плетёном бамбуковом кресле. Глаза старика были устало прикрыты, испещрённый мелкими морщинками, как царапинами, он смотрел вглубь комнаты, будто не обращая внимания на дочь. Муза все поняла сразу, но решила уточнить. — Выследили, выбор не велик, я не понимаю… — Да, Муза, — его голос не дрогнул. Хо-Боэ — Скоро здесь будет канцелярия. Меня они не тронут, они знают, что Сопротивление вербует помоложе, таких, как ты. — Как?.. — Я не знаю. Друзья доложили, что они будут здесь через несколько часов. Твой портал будет готов в 15.18, отправляйся незамедлительно. Дю Фор сообщит, что ты была на вступительных. Записи с камер мы успели зачистить. — Пап… Я люблю тебя. — И я тебя, дочь. Ротанговая дверь шумно захлопнулась. Фея музыки подошла к большому зеркалу в бамбуковой раме и оглядела себя с головы до ног. Любимые рваные карго, с торчащими серыми стрингами, красный топ на одно плечо, два неопрятно болтающейся коротких хвостика. Бледное истощённое лицо с грубо размазанной по глазам тушью. «Похожа на проститутку, » — усмехнулась она про себя и, опустившись на колени, раскрыла ящик маленького комода. Внутри стройными рядами расположились ленты царского золотого, кроваво-красного, изумрудного зелёного, глубокого синего и белого цветов. Муза осторожно вытащила первые три и начала плести. Золото Короля-Хранителя на языке мятежников означало покидать страну, белый — верность делу, синий — готовность пролить чужую кровь. Сноровистые руки пианистки справлялись за считанные минуты. Узлы, один за другим, повествовали об Алфее и Магиксе, о том, что необходимо схорониться. Муза надела уже готовый пёстрый браслет и отправилась на городскую площадь. На улицах столицы торжественно возвышались многочисленные пагоды. Усталый свет бумажных фонарей, нелепый шелест городских декораций, тусклый блеск неоновых вывесок — здесь сливались воедино старые традиции и новые технологии. Меракататан сиял безысходностью. Маленькие каменные драконьи алтари располагались почти на каждом перекрёстке, и люди покорно оставляли там рис, рыбу и золотые монеты. Каждый из них втайне надеялся на возвращение Дракона, на перерождение мира и, как следствие, жизнь вечную. «В капсулу бы вас всех, — подумала Муза, быстрыми шагами минуя целую серию каменных статуэток — Вот вам и вечная жизнь». Она миновала аляписто разукрашенные улицы и вскоре оказалась на Драконьей площади. Вымощенная из красного мрамора, центральная улица Меракататана пестрила случайными прохожими, странствующими музыкантами и влюблёнными парами. Солнце обжаривало людей, как хорошо отбитые говяжьи стейки, именно так видела Муза тех, кого обделили возможностью жить собственным темпоритмом. Пату, вечно счастливые пату, которые даже будучи голодными и умирающими, останутся преданными власти. Проклятый Хранитель. Проклятая династия. Проклятая страна… Муза двинулась навстречу исполинскому золотому изваянию Великого Дракона. Там свои браслеты оставляли те, кто искал любви, в надежде, что нужный человек откликнется на их отчаянный зов. Фея музыки по обыкновению зачаровала браслет на Кси-Лин, связную, с которой их соединяло когда-то нечто большее, чем совместная протестная деятельность. После этого нехитрого действия, она повязала предмет на одну из многочисленных торчащих драконьих чешуек. Где-то в глубине её сознания зрела мысль, что когда ей удастся встретить единственную наследницу Мелодии, ни о какой пощаде речи идти не будет. Но сейчас. Сейчас эта Муза была предана той, новой, глупой и импульсивной, погубившей идеальное преступление без лишних следов. Чертовы личные симпатии никогда не способствовали делу. Это она уже понимала на Ривене, однако, сетуя на саму себя, фея признавала, жизнь её ничему не учит… **** Все вокруг засияло фиолетовым и золотым. Из мрачного огня показались два желтых крыла и Муза, будучи ещё в замешательстве от собственных действий, даже не смогла в точности осознать, что произошло. Галатея испуганно ахнула. Впервые в жизни она стала свидетельницей получения Энчантикса и едва не растаяла от такого зрелища. Пыльца с крыльев легонько коснулась лопаток Галатеи и она ощутила, как и её собственные крылья начало отрастать, сильнее и выносливее прежних. Она взмыла в воздух и будто бы забыла о том диалоге, который возник между ней и Музой. «Пожалуй, ей просто не хватает принятия. И от меня тоже…» — подумала она про себя, предпочитая не предаваться мрачным мыслям. Разве Муза стала бы спасать её, если бы действительно хотела ей смерти? Конечно, нет. Она не может поступить так с Галатеей. Они ведь были так близки… Фея музыки быстро вернулась в здравое сознание и легким движением рук потушила неуправляемый дикий огонь. Муза делала это механически, стараясь отключиться и не думать о содеянном. Она сделала глупость. В очередной раз. Снова. Как она сможет теперь смотреть на голографию матери? И сумеет ли? — Муза! Мы тебя поздравляем! — девушки бросились к подруге, потерявшей на время дар речи. Фея музыки не отозвалась. Она лишь бессильно позволила им обнять себя и приняла волевое решение донести свои чувства хотя бы до туалета, а там… Она сможет с ними разобраться. Сумеет. — Что с тобой? — Блум легонько встряхнула её и посмотрела прямо в обезумевшие глаза — И… что ты наговорила перед тем как… — Я была расстроена недоверием подруги, — отрезала Муза. Она знала, что если не покажет, не даст понять, что творится внутри, никто из них даже не поймёт. И это было её силой. Глаза феи музыки мгновенно потухли. Движения стали жёсткими и выверенными. — С тобой что-то не так… — вмешалась Текна. Да, она знает её слишком хорошо, но и перед ней Муза сумеет объясниться. — Я до сих пор не верю, что смогла сделать это… И да, я расстроена и тем, что… — она обвела рукой обгоревшее пространство библиотеки — Вы же видите, моё превращение не имело никакого смысла. Часть манускриптов теперь не подлежат восстановлению… — Но ведь, могло бы быть и хуже, согласись, — Текна улыбнулась. Скупо, как обычно, в своём стиле — И ты спасла подругу. — Муза, спасибо тебе, — Галатея подошла к ней и легонько обняла соотечественницу — Чего бы ты там мне не наговорила, я пони… Муза стояла как вкопанная. Она едва находила в себе силы подавлять агрессию. Злость на себя, на то, что ничего нельзя сказать тех, кого она зовёт подругами, на свой собственный невыполненный перед Мелодией долг… Внутренне она уже рвала на себе волосы. Остального мира будто бы и не существовало. Все замкнулось здесь, в этой проклятой библиотеке. И Муза искренне желала, чтобы это место сгорело дотла.