***
Долорес всё и обо всём слышала, а потому была главной сплетницей в Энканто. На прошлой неделе благодаря ней сошлись София и Хуан — они прекрасная пара, девушка просто не смогла удержать всё в себе. Она не умела хранить секреты, но всё-таки один был даже у неё. Эту тайну она берегла на пару с Каситой. Начать стоит с того, что, когда Бруно «ушел», Долорес не сразу это поняла. Он и раньше не часто выходил из своей башни, так что не было ничего странного в том, что теперь дядя совсем перестал появляться на людях. Она продолжала слышать его шаркающие шаги, покашливания и шепот, даже когда он перестал бродить по дому у всех на глазах. Ей было непонятно, почему все так уверены в его таинственном исчезновении, ведь вот же он, теперь ещё ближе чем раньше. Когда она пыталась поделиться наблюдениями, все считали, что юная девушка просто пытается напугать младших сестер, и не воспринимали её слова всерьёз. Для неё дядя Бруно, тихий, но весёлый мужчина с вечно виноватым лицом, никуда и не уходил. Она слышала как он сжимает своё пончо за стеной пока все ведут непринужденные беседы за ужином, слышала как он негромко что-то бормочет и размахивает руками, слышала постукивания по дереву и всё это быстро стало для неё привычным. Несколько месяцев прошло с тех пор, как Бруно ушел, а интерес девушки всё рос. Она не подвергала сомнению родительский запрет на упоминание его имени и отчасти тоже боялась этого мужчину, которого за последние несколько лет мама превратила в детскую страшилку. Однажды после обеда она задержалась на кухне. Гулять с младшими кузинами и братом не хотелось, юной Долорес срочно нужен был отдых. Она плюхнулась на стул, подперла ладонями лицо и стала оттачивать мастерство владения своим даром — вслушиваться во всё вокруг. Это было её любимым занятием ещё до того, как девочка прикоснулась к заветной ручке, а теперь она и вовсе могла настраиваться на звуки скандалов в близжайших домах деревни, что безмерно радовало начинающую сплетницу. В этот раз от прослушивания семейной ссоры её отвлекали методично повторяющиеся отрывистые звуки. В который раз услышав негромкое «Ик», девочка не выдержала и пошла на голос. Встав на носочки, она заглянула в тонкую щель в картине, которую почему-то не замечала раньше. Звук определенно издавался оттуда. Если бы её глаза моментально адаптировались к такому освещению, она увидела бы темный силуэт, что в панике вскочил со старого кресла и прикрыл щель рукой. Но до Долорес долетел лишь резкий шорох. И этого хватило. — Привет, — прошептала она, и, не услышав ничего в ответ, сделала ещё одну попытку, — Дядя Бруно? Я слышу как бьется твоё сердце, — даже не обладай она даром, в тишине этот звук заполнял собой всё. За стенкой кто-то громко икнул.***
Бруно громко икнул. Слишком, непозволительно громко. Звук эхом пронёсся по комнате, заставляя мужчину сжаться и зажмурить глаза. Он попался. Теперь нужно будет окончательно покинуть Каситу, где, как казалось, есть место даже для такого чудака, как он. Всё пропало, пропало, пропало… — Дядя Бруно? — ещё раз произнесла девочка и, вспомнив о родительском запрете, отступила от стены, — Почему ты не отвечаешь? Он задул свечу и отлепил вспотевшую руку от щели. Сполз на пол. Его сужающиеся зрачки метались от стороны в сторону, не в силах зацепиться за что-то одно. Икота прошла. Одна крыса, самая смелая, подбежала к нему и резво заползла на плечо. Бруно трясло. Долорес точно все разболтает, а теперь у неё есть ещё и доказательства. «Вот, смотрите, за этой картиной у него комнатка, осталось только найти вход», — и ведь дети найдут. Обшарят всё и найдут, потому что они дети. Найдут и ему снова придется уйти. Тишину разрушил неуверенный звук отдаляющегося шага девочки. «О Господи, нужно срочно что-то делать, она же сейчас уйдёт, — ещё шаг, — Нужно убедить её не рассказывать никому, — шаг, — Что мне говорить? А если она испугается и закричит?» — он впился руками в голову, слыша как Долорес отходит всё дальше. — Стой! — сорвавшимся голосом воскликнул он и снова зажмурился. Она не закричала. Глаза девочки заискрились интересом, в два прыжка она преодолела расстояние обратно к стене и вытянулась на носочках. «И что теперь? Зачем я это сказал? — Бруно рвал на себе волосы, — Дурак, теперь она мне ответит и что? Что мне говорить? Извини, можешь пожалуйста не выдавать никому что я никуда не сбегал и живу здесь, питаюсь объедками и слежу за вами через дыру в стене?» — Эй, — аккуратно, будто нащупывая почву под ногами, произнесла она, вытаращив глаза на щель, — Дядя Бруно, ты слишком громко думаешь. Чувство необратимости упало на мужчину. Он бубнил это себе под нос. Он и раньше рассуждал вслух, нервничая, но был уверен что эта привычка осталась за стенами его нынешней комнаты. Он ошибся. Руки безвольно сползли по лицу. «Чтож, — активно жестикулируя, мысленно рассуждал Бруно, — Раз пути назад уже нет, сейчас я просто встану и объясню ей, почему другим не стоит знать о моей маленькой и довольно уютной добровольной тюрьме. — он резким жестом развел ладони и вскинул брови, — Скажу, что Касита выделила мне это место в день изгнания, так что я имею на него полное право…» — но все смелые намерения разбились о ватные ноги. Они были просто не в состоянии удержать мужчину. Огромным усилием воли он открыл глаза. Красивый резной стул, на который судорожными руками оперся мужчина, даже не скрипнул. Бруно поднялся, а крыса с плеча перебралась под зеленое пончо. На мгновение их с Долорес взгляды встретились.***
Уже неделю каждое утро у Камило начинается одинаково: первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь желтые шторы, душ, зеркало и неизменные грозовые облака за завтраком. Парень искренне недоумевал, куда по ночам девается печенье из кухонных шкафов, но только серьёзно, кто в это поверит? По правде, Камило слишком часто ловили на попытках отхватить лишний кусок в других обличьях, чтобы и в этой ситуации сразу не подумать на него. Сначала он спокойно пытался доказать маме, что ничего общего с этими исчезновениями не имеет и крепко спит по ночам. Но сейчас Камило яростно наворачивал круги по своей комнате. «А ведь кто-то действительно крадет это печенье! — сжал кулаки парень, — Кто-то воровато оглядывается, открывает шкафчик и тянется к верхней полке, а на утро с насмешкой наблюдает, как дурачку Камило снова достаётся за его собственные выходки!» Но сегодня всё точно изменится. Лицедей придумал план и был настроен более чем решительно. Он поклялся во что бы то ни стало пробраться ночью на кухню и наконец выследить того, кто так безжалостно подставляет его перед мамой и Джульеттой. На самом деле он задумал это ещё вчера, но пока парень размышлялл об идеальном моменте для выхода, глаза предательски сомкнулись и подарили ему ещё одно шумное утро.***
Город спал. Шаги и голоса за дверьми комнаты наконец полностью утихли и Касита погрузилась в ночь. Растущая луна заливала светом безоблачное небо, он мягко падал на крыши домов, обволакивал горы и тонкой полоской пробивался сквозь шторы, ложась на уставшее лицо подростка. Тот изо всех сил старался не уснуть, выжидая подходяшего момента для своего выступления. Просидев ещё с четверть часа для верности, он в последний раз взглянул на минутную стрелку и тихо встал с кровати.***
Свет луны из окна освещал ещё одно лицо. Вытянутое, с ярко-красными губами. Девушка считала что ночь — лучшая пора для секретов и заговоров. Гул оживленной толпы, который никогда не бывает искренним, ночью превращался в тихий, сбивчивый шепот. С детства Долорес помогала на кухне в деревенской пекарне. Давать ей после работы гостинцы с собой стало некоей традицией. Хоть она и проводила там всего по несколько часов в день, у девушки завязалась крепкая дружба с сыном семьи пекарей. Они были почти одного возраста, так что проходили через все трудности взросления вместе. Долорес всегда считала Роберта отличным другом, и не замечала в упор как заплетается его язык, когда они вместе, как усердно он избегает её прямого взгляда. Вот уже несколько лет по ночам она вздыхала о другом, потому признание старого друга свалилось на неё как снег на голову. Столько услышанных раньше историй любви не помогли девушке правильно отреагировать на это. В конце концов они поссорились, и вот уже неделю Долорес старалась обходить пекарню десятой дорогой. Она прислушалась. Возня в комнатах прекратилась, все улеглись. Она аккуратно толкнула дверь. Оглядываться не было нужды, девушка и так слышала, что в тёмных коридорах Каситы никого нет. Аккуратно переступая с ноги на ногу, она старалась не создавать лишнего шума. Первые шаги по плитке кухни дались девушке не слишком легко, холодный пол заставил Долорес поджать пальцы, но она быстро к этому привыкла. Стараясь не издать лишних звуков, она вытянула одно из одинаковых белых блюдец. Только девушка закрыла шкафчик, как вдалеке раздался еле слышный шорох, а следом — громче — звуки стремительных шагов и скрип отворяющейся двери. Вжав голову в плечи, она застыла в таком положении с блюдцем в руках. Шаги уверенно приближались. Камило. Девушка запнулась, после чего так тихо, как только возможно, юркнула под стол.***
Камило остановился за углом. Сидя днём в своей комнате, он долго думал в кого бы превратиться для разведной вылазки и остановился на своей сестре. Не в своем же обличии идти, в самом деле. А так, в случае чего, можно было сказать что-то вроде «Я всё равно слышу тебя, выходи!» или «Я слышала твои шаги по ночам всю неделю, не стыдно?» и вопросительно поднять бровь. Любой бы сдался. Сам Камило уж точно. Лицедей выглянул из-за дверного проёма, прищурив глаза на манер сестры. Кухня была пустой, что ничуть не смутило парня. Он собирался притаиться и выжидать, пока кто-то придет, чтобы выскочить в самый подходящий момент, но, осмотрев помещение, осознал то, чего не учел на этапе разработки плана — прятаться здесь было совершенно негде. Окинул взглядом плиту, раковину, маленькие шкафчики со столовыми приборами и посудой, стол, вечно накрытый скатертью, растения, которые он вряд ли мог бы причислить к какому-то из известных ему видов. Камило мысленно отметил в списке дел на завтра спросить о них у Исабеллы. В таком возрасте хочется знать всё. Его взгляд остановился на резных стульях, которые парень счел идеальным местом для слежки. Если спрятаться негде, он хоть удобно устроится. Пожав плечами, Камило беззвучно уселся. «Луиза? — Он размышлял о том, кого может сегодня обнаружить, — Ей и так разрешают есть больше других, — он согнул руку, красуясь отсутствующими мышцами, — Тёте Джульетте систематически среди ночи нужно тайно кого-то лечить своим печеньем? Тоже бред. Она может забрать себе его днём, к тому же не сваливала бы всё на своего любимого племянника. Долорес? За столько лет в пекарне ей уже должно быть тошно от сладкого. Исабелла? Слишком идеальная. Антонио? Пройдет ещё лет пять до того, как братец сможет дотянуться до дверцы верхнего шкафчика. — он откидывал варианты один за другим и чувствовал себя всё большим дураком. Получалось, что либо кто-то специально ему пакостил, либо… — Неужели действительно я?» — подумал он и улыбнулся абсурдности своей последней мысли. «А если печенья там уже нет? — внезапно насупился парень, — Если я сижу тут уже столько времени, пока вор доедает последние доказательства своей вины?» — он секунду поколебался, а потом встал со стула и направился к дальнему углу, где его тётя всегда клала угощенья, если готовила впрок. Он поднял взгляд и потянулся к ручке шкафчика.***
Кухонный стол оказался слишком маленьким для двадцатилетней девушки. Во мраке она наблюдала за дергающейся ногой, как две капли похожей с её собственной, и надеялась, что брат не слышит её отрывистого дыхания так же чётко, как она сама. Долгие минуты они сидели в полной тишине, сотрясаемой лишь стуком красной туфельки о шатающуюся перед лицом стопу. У Долорес ужасно чесался нос и она уже была готова проиграть в молчанку, лишь бы это прекратилось, но внезапно Камило опустил ногу на пол, встал и направился в глубину кухни. Девушка посмотрела в сторону выхода. Слишком далеко, он бы точно успел заметить её. Тогда в голове созрела идея, которая могла сработать. Она вылезла из-под стола, закусила губу и с надеждой посмотрела на брата. Всё зависело от того, смотрит ли сейчас парень в её сторону. Если да, обьясняться придется долго. Он не смотрел. Он стоял к ней спиной и тянул за дверцу шкафчика. Дверца скрипнула, и скрип этот слился с шорохом позади него. Долорес крупно повезло, о большем она и думать не смела. Девушка поднялась, запрокинула голову, изобразив победную ухмылку, и вывалила на растерявшегося парня гневную тираду. — Пойман с поличным у шкафчика с едой! — продолжала размахивать руками она, надвигаясь на брата, — Теперь ты не сможешь сказать маме, что спал всю ночь! — в лунном свете его беспомощно приоткрытый рот казался Долорес победным трофеем, — Никаких оправданий, молодой человек! Она прикоснулась пальцами к носу и осеклась, когда поняла куда уставлен его взгляд. Сердце пропустило удар. В руке она всё ещё крепко сжимала маленькое белое блюдце. Долорес попыталась отвлечь брата, гневно размахивая пальцем у его глаз и напирая ещё сильнее, но тщетно: ей оставалось только смотреть, как его лицо озаряет торжествующая гримаса, после чего он триумфально превращается в самого себя и хватает сестру за руку. — А это ещё что? — послышалось за их спинами и луну за окном затянули грозовые тучи. Дети развернулись к двери, Камило мысленно выругался, а Долорес сжалась. Пепа поморщила нос. Один её ребенок стоял перед открытым шкафчиком со сладостями, а другой округлил глаза и чуть не упустил десертное блюдце на пол. Камило был готов выть от отчаяния.