Please let me go

Звук, о, таких знакомых, волн, разбивающихся о берег, чаек, перекликающихся друг с другом в небе, хихиканье маленьких детей, подпрыгивающих в воздухе, тепло от солнца, окружающего его. Каждая песчинка шевелилась под ним, пока Дрим осторожно двигался, боясь, что если он сделает одно неверное движение, все снова исчезнет. Он хотел остаться здесь. Ни на мгновение, ни на день — он не хотел ничего меньше, чем провести здесь всю жизнь. Дрим хотел наблюдать, как растут его сыновья, состариться вместе с Джорджем, прожить остаток своих дней в этой идеально продуманной фантазии. — Может кто-нибудь, пожалуйста, разбудит его? Он будет зол, да, но мы не можем играть с неравными командами. Дрим почувствовал, как его сердцебиение начало учащаться. Это был не голос Джорджа, но это был голос, который он всегда узнавал. Ясный, как день, безошибочный, голос, который он мог различить в толпе — Сапнап. Почему он был здесь? Когда Сапнап и Карл были в его последнем сне, это был кошмар, потенциально более ужасный, чем его нынешняя реальность. Ну, было ли это вообще реальностью? Является ли это место — промежуточное, чистилище, чем бы оно ни было — его новой реальностью? Была ли это смерть? Тонкие, холодные пальцы пробрались по его щеке, нежно касаясь щетины на подбородке. Даже с закрытыми глазами мир, казалось, стал ярче, так как волосы, которые, должно быть, упали ему на лицо, были заправлены за ухо. Ловкие пальцы продолжали нежно тереть его кожу. Это было интимно, это было похоже на любовь, это было похоже на жест, сделанный по доброте душевной. Это было похоже на Джорджа. Дрим медленно поднял руку, чтобы взять ту, что была приложена к его лицу, и облегчение затопило его, когда рука повернулась ладонью вверх, чтобы взять его. — Тебе лучше поскорее встать, пока Сапнап не подошел и не начал швырять песок тебе в лицо, — прошептал Джордж с легким смешком, явно пытаясь убедиться, что Сапнап не услышит и не получит никаких идей. Даже с закрытыми глазами на лице Дрима появилась улыбка облегчения. Где бы он ни находился в этом времени и пространстве, у него всегда был Джордж. Может быть, в этой реальности у них и не было детей, но, по крайней мере, у него было любящее прикосновение Джорджа. Дрим все еще мало что понимал в этих снах, если это то, что они собой представляют. Может быть, он мог бы остаться здесь достаточно долго, чтобы дойти до этого момента с Джорджем — создать семью, о которой он и не подозревал, что хочет, с человеком, которого он всегда знал, что хочет. — Поцелуй меня, — невнятно выпалил Дрим, — Поцелуй меня, чтобы я знал, что это реально, — он продолжал, не открывая глаз. Ему нужно было убедиться, быть абсолютно уверенным, что у него нет никаких неправильных представлений о том, кем они с Джорджем были здесь. У него не было времени погружаться в молчание, полное сомнений. Джордж мгновенно рассмеялся, отчего улыбка на лице Дрима стала еще шире. Нежность в голосе Джорджа, в его смехе, в пальцах, которые быстро переплелись с его собственными. Дрим знал, что он был прав. Он знал, что Джордж принадлежит ему. — Дрим! Вокруг, типа, люди и дети! Ты действительно… — Поцелуй меня, — прервал его Дрим, убирая руку Джорджа от своего лица и опуская ее на песок у своего плеча, эффективно приближая Джорджа к себе. Он чувствовал прерывистые выдохи Джорджа у своего носа, когда тот смеялся, спускаясь вниз. Другая рука Джорджа, которая казалась намного прохладнее из-за того, насколько сильно Дрим согрел первую руку, которую Джордж протянул ему, лежала у него на груди. Дрим наконец открыл глаза, медленно позволяя им привыкнуть к яркому свету окружающего дня. Небо было ярко-голубым, без единого облачка. Вода выглядела чистой, даже несмотря на волны, набегающие на берег, и морскую пену, выглядывающую на вершине каждой волны. Пляж был несколько забит семьями и детьми, группы друзей играли во фрисби, художники по песку строили грандиозные скульптуры — но ничто из этого не шло ни в какое сравнение с лучшим видом из всех. Вид подбородка Джорджа, покоящегося на руке, которую он положил на грудь Дрима. Сияние в его улыбке, когда он наблюдал, как Дрим фокусируется на нем. То, как Джордж застенчиво закатывал глаза, наблюдая, как Дрим смотрит на него так, словно снова влюбляется. — Давай! Ты должен был поднять его, а не лечь с ним! Кто-нибудь заберет единственную открытую сетку, если мы не поторопимся! — крикнул Карл, и его голос прозвучал гораздо дальше, чем когда Сапнап заговорил в первый раз. Дриму даже не нужно было отрывать взгляд от Джорджа, чтобы понять, что они явно направлялись к сетке без них. Дрим еще не был готов позволить этому моменту закончиться — позволить этой ложной реальности измениться, прежде чем он сможет хотя бы один раз поцеловаться с Джорджем. Он не хотел страстных поцелуев, которые наверняка привели бы к большему, если бы это было в реальной жизни. Он не хотел застенчивого поцелуя, который мог бы переписать смущение их первого поцелуя. Дрим хотел, чтобы Джордж поцеловал его так, как будто это была самая нормальная вещь в мире. Он хотел, чтобы его целовали, как будто это было привычкой, чем-то, что ты делаешь, даже не думая об этом. Он хотел, чтобы Джордж поцеловал его так, как будто это не имело значения, если это не было вызвано страстью, потому что в будущем им предстояло разделить еще бесчисленное множество поцелуев. — Я поцелую тебя…- медленно произнес Джордж, вставая на колени, чтобы наклониться к Дриму, его глаза озорно мерцали между глазами и губами Дрима. Дрим положил руку на талию Джорджа, его глаза уже были прикрыты веками в предвкушении их поцелуя, — Если ты сможешь поймать меня! — Джордж сказал это так быстро, что у Дрима даже не было времени схватить его, прежде чем он побежал в том направлении, куда направились Сапнап и Карл. Дрим улыбнулся, закрыв лицо обеими руками, чтобы рассмеяться сквозь стон. Он быстро встал и побежал к друзьям. Он видел, как они машут ему, как Карл сидит на спине Сапнапа, а Джордж корчит ему детские рожицы. Чем быстрее он бежал к ним, тем дальше, казалось, они удалялись. Толпа становилась все гуще, замедляя продвижение Дрима по возвращению к своим друзьям. Он лавировал между группами, наступал на замки из песка, натыкался на незнакомцев. Дрим чувствовал, что у него заканчивается время, что, если он потеряет их из виду, сон закончится. Если бы он не мог видеть их руки, машущие над головами всех людей, которые их разделяли, он бы проснулся в аду, где Джордж смотрел на него только с неловким дискомфортом. Его легкие горели от того, как тяжело он дышал. Песок, казалось, прилипал к его ногам с каждым шагом — ирония в том, что зыбучие пески такие медленные. — Эй, полегче там. Я прямо здесь,— голос Джорджа был мягким и нежным, словно хриплый шепот ему на ухо. Дрим даже не понял, что закрыл глаза, пока не почувствовал, как чья-то рука пробежала по его груди, и, открыв глаза, увидел обеспокоенную улыбку на лице Джорджа под ним. Дрим обернулся, перенаселенный пляж теперь снова превратился в те же разрозненные группы, что и раньше, море тел, которое поглотило его, нигде не было найдено. Дрим снова повернулся к Джорджу, крепко держась за руку, лежавшую у него на груди. — Ты первый подаешь, Дрим! — крикнул Сапнап, безжалостно бросая мяч в сторону Дрима. Джордж бросился вперед, чтобы швырнуть волейбольный мяч в песок, отбросив Сапнапа, когда они с Карлом начали смеяться. Дрим притянул руку Джорджа обратно к своей щеке, возвращая свою руку на талию Джорджа. Джордж удивленно повернулся к нему, явно все еще обеспокоенный множеством глаз незнакомцев, которые также населяли пляж. — Я поймал тебя, — прошептал Дрим, наклоняясь и слегка соединяя их губы, отстраняясь как раз в тот момент, когда Джордж начал наклоняться. Когда он открыл глаза, Дрим увидел, что Джордж смотрит на него в замешательстве, прежде чем усмехнуться с легкой улыбкой и поднять мяч с песка. Дрим усмехнулся про себя, радостно наблюдая, как Джордж практически протопал на другую сторону корта, явно разочарованный тем, что поцелуй оказался не таким долгим, как он надеялся. — Ты даже не поймал меня, это я подошел к тебе, — усмехнулся Джордж, бросая мяч обратно Дриму. Улыбка, с которой Джордж боролся, ясно давала понять, что его язвительный ответ был всего лишь попыткой притвориться расстроенным. Джордж отвернулся от него, скрестив руки на груди, как только его улыбку больше нельзя было сдерживать. Даже глядя на неукротимые кудри на затылке Джорджа, Дрим видел, как Карл и Сапнап толкают друг друга и пытаются запрыгнуть друг другу на спины, принимая игровую стойку. Боже. Дриму хотелось, чтобы пляж был пуст, чтобы солнце садилось, чтобы они с Джорджем были единственными людьми на многие мили вокруг. Он просто хотел обнять его. Чтобы крепко обнимать Джорджа, пока они смотрели, как небо переходит от сумерек к полуночи, споря о том, какие созвездия какие. Бодрствовать до рассвета, хихикая над неправильно произнесенными словами и предложениями, которые больше не имели смысла из-за чувства пьяной усталости. Засыпать на песке как раз в тот момент, когда солнце поднималось над горизонтом, не заботясь ни о каких солнечных ожогах, с которыми они наверняка проснутся, — потому что все это не имело значения. Никакая неудобная боль из-за безответственного отсутствия солнцезащитного крема или слишком позднего сна не отнимет у них ночь, которую они провели вместе. — Ты собираешься подавать или просто продолжишь пялиться на задницу Джорджа? — крикнул Сапнап, сложив ладони рупором вокруг рта, чтобы усилить свой голос. Карл подбежал и толкнул его с громким смехом, когда несколько незнакомцев обернулись, чтобы бросить на них неловкие взгляды. Джордж повернул голову с широко раскрытыми глазами, его рот слегка приоткрылся, еще одна улыбка пыталась вырваться наружу. Дрим рассмеялся и, спотыкаясь, отступил к едва видимой границе корта, выстраиваясь в линию, чтобы подать мяч. После нескольких раундов Дрим не мог удержаться от смеха про себя, поскольку игра шла в никуда. Никто из них даже толком не знал, как играть в волейбол, не говоря уже о том, каковы были правила. Карл сидел в центре своей и Сапнапа стороны, рисуя фигуры на сухом песке маленькой палочкой, которую он нашел. Джордж полностью сдался, прислонившись к шесту, который поддерживал сетку, после того, как заявил, что Сапнап «нацелился» на него. Это просто оставило Сапнапа и Дрима бить по мячу взад и вперед, иногда пиная его под сетку, чтобы испортить каракули Карла. — Я возвращаюсь к нашим полотенцам, смотреть, как вы двое отстой играете в волейбол, скучно, — Джордж закатил глаза гораздо менее ласково, повернулся и пошел прочь. Дрим обернулся, раздумывая, звать его или просто бежать, чтобы догнать. Группы, усеявшие пляж, начали рассеиваться, солнце только начинало клониться к закату. Как раз в тот момент, когда Дрим собирался окликнуть Джорджа, сказав ему, что хочет присоединиться, Сапнап прервал его. — Дерьмо… Дрим! Дрим обернулся всего за миллисекунду до того, как мяч врезался ему в голову. Дрим упал на колени, голова у него болела, глаза были плотно зажмурены. Это был всего лишь волейбольный мяч, почему было так больно? Он чувствовал, что даже не может встать на ноги. Он чувствовал, как, как он предполагал, руки его друзей тянут его, пытаясь заставить встать. По какой-то причине это было слишком похоже на то, что он чувствовал непосредственно перед тем, как снова погрузиться в воду. Блять. Почему он должен был думать о том, когда снова пойдет ко дну? Слышать, как Карл и Сапнап шепчутся о том, как Джордж решил уйти. Как врачи, медсестры, друзья и родственники набросились на него, как стервятники на свежую добычу, каждый пытаясь отхватить от него кусочек. Ощущение рук, блуждающих по его телу, покалывающих кожу и держащих его так крепко, что это причиняло боль. Как, несмотря на то, что вся любовь в мире собралась в одной больничной палате, умоляя его продолжать борьбу, все, что ему нужно было сказать — умолять — это чтобы они сдались. Чтобы они, пожалуйста, отпустили его. Разве? Неужели они сдались? Исполнили ли они последнее желание умирающего человека? Не было ли это просто еще одной серией снов, прежде чем он неизбежно проснулся в той же забытой богом больничной палате, окруженный лицами, которые любили его, лицами, которые его не знали, и все еще скучающими по лицу человека, которого он любил? Был ли это конец? В игре жизни он прошел или потерпел неудачу? Была ли жизнь вообще игрой, в которой кто-то когда-либо должен был выиграть? Руки медленно начали исчезать, осталась только одна пара, держащая его. Тело Дрима устало, его голова все еще болела от сильного удара Сапнапа. Песок царапал кожу. Дрим даже не был уверен, в какой момент он лег. Медленные руки двигались микроскопическими движениями, как будто они знали, что ему очень больно, и не хотели усугублять ситуацию, но и не хотели отпускать. Одна рука обхватила его бицепс, другая провела по волосам, короткие ногти едва задели кожу головы. Дрим попытался пошевелиться, его тело почти не двигалось в ответ. Он хотел знать, кто остался с ним. — Тсс. Тебе нужно больше отдыхать, Дрим. Ты еще недостаточно силен, — Дрим потратил последние остатки энергии, которые у него были, на то, чтобы открыть глаза. Пляж исчез. Естественный свет был заменен резкими флуоресцентными лампами. Отталкивающий стерильный запах заменил запах соленой океанской воды. Он вернулся в больничную палату, которую, как ему казалось, оставил позади навсегда. Трубки и провода торчали из его рук, как что-то из фильма ужасов. Единственное, что заставило Дрима усомниться, было ли это правдой или подделкой, — это вид Джорджа, свернувшегося калачиком рядом с ним на невероятно маленькой кровати. — Ты…- Дрим слегка кашлянул, прочищая горло, отчего голова Джорджа встрепенулась, — Ты здесь? Ты вернулся? — спросил Дрим, приподнимаясь на кровати так высоко, как только мог. Джордж медленно убрал руки от Дрима. По его лицу было так трудно что-либо прочесть. Определенно было облегчение и чувство вины, может быть, к ним примешивался и страх? Джордж выглядел таким измученным, его руки крепко сжимали собственные бицепсы, его тело скрючилось так, что выглядело просто неудобно. Он создал как можно большую дистанцию между собой и Дримом, не вставая с кровати, как будто хотел дать Дриму свое пространство, но не мог заставить себя уйти. — Я-Я. Я никогда и не уходил. Я не мог. Я даже не добрался до парковки, а просто спрятался на лестничной клетке и заплакал, — Джордж даже не мог смотреть Дриму в глаза, пока тот объяснялся. Несмотря на то, что зрительный контакт не был взаимным, Дрим продолжал смотреть в налитые кровью, полные слез, красивые карие глаза, которые сверкали так, как сны не могли воспроизвести. Это казалось реальным. Действительно настоящим. Его тело болело, Джордж больше походил на самого себя, в застоявшемся воздухе витал тот безошибочно узнаваемый больничный запах, даже та же самая койка все еще была беспорядочно разобрана у стены комнаты. Происходило ли это на самом деле? — Извини, я могу, эм, уйти. Я тот, кто сделал это с тобой, я уверен, что ты не хочешь меня видеть. Я… я просто не мог уйти, зная, что последние слова, которые, я был уверен, ты слышал от меня, были те, что я сказал дома. Дрим, мне действительно так, так, так чертовски жа… Дрим прервал Джорджа в ту секунду, когда он увидел, как слезы начинают скатываться по его нижним ресницам. Несмотря на то, что это было больно, несмотря на то, что он клялся, что чувствовал, как иглы и провода перемещаются под его кожей, Дрим крепко прижал Джорджа к груди. Джордж издал несколько рыданий, которые не смог подавить, прежде чем мягко надавил на грудь Дрима, чтобы тот отодвинулся. Дрим проигнорировал просьбу, притянув его обратно к груди и запустив руку в слегка спутанные, отросшие кудри цвета воронова крыла Джорджа. — Не уходи. Не уходи, потому что ты думаешь, что это то, чего я хочу. Это никогда не было тем, чего я хотел. Я знаю, что заставлял тебя так долго думать, и мне чертовски невероятно жаль, Джордж. Ты не помещал меня сюда. Я сделал это сам с собой. Я был в таком стрессе из-за всего этого раскрытия лица, как это заставило меня смотреть на мир так негативно, соглашаясь принимать у себя так много людей, когда я знал, что не готов, подталкивая тебя быть со мной, когда ты не был готов, и бог знает, что еще. У меня было все это дерьмо, и я не заботился о себе. Я не давал себе времени что-либо обдумать — я просто. Прыгнул. Бросался на каждое препятствие головой вперед, не задумываясь о том, как это повлияет на меня или людей, которых я люблю. Я сделал это сам с собой, Джордж. Пожалуйста, пожалуйста, просто пообещай мне, что ты никогда больше не будешь винить себя за это, — Дрим замолчал, обнимая Джорджа так крепко, как только позволяли его ноющие конечности. Он чувствовал, как слезы Джорджа просачиваются сквозь его тонкую больничную рубашку, моча его грудь. Он задавался вопросом, чувствовал ли Джордж слезы, которые катились по его щекам на макушку, где покоился подбородок Дрима. Рука Дрима бездумно погладила Джорджа по затылку, как будто это было инстинктивное поведение. Когда он закрыл глаза, чтобы позволить еще нескольким слезам скатиться по его лицу и упасть на пряди ниже, он вспомнил их первую ночь вместе — как будто по-настоящему вместе. Ночь в воде в парке, когда он держал Джорджа так же, как сейчас, только теперь с гораздо меньшим сопротивлением. Он вспомнил, как Джордж сказал, что все, чего он хотел, когда плакал, — это чтобы Дрим провел руками по его волосам и напомнил ему, как сильно он его любит. — Я люблю тебя, Джордж. Независимо от того, считаешь ли ты это дружеской любовью или чем-то большим — вот моя любовь, и вся она для тебя. Я люблю тебя, — пробормотал Дрим в кудри, в которые зарылся лицом. Слезливое сопение Джорджа, которое соперничало со звуком беспорядочно пищащих машин, окружающих их, прекратилось, когда он сделал прерывистый вдох. Дрим не был уверен, был ли скачок в дыхании Джорджа хорошим или плохим, но, несмотря ни на что, он держался. Впервые за долгое время Дрим почувствовал, что не лжет самому себе. Он знал, что несмотря ни на что, сколько бы они ни ссорились, какой бы сложной ни была их дружба, Дрим хотел, чтобы Джордж никогда не сомневался в том, что он любит его — независимо от того, была ли эта любовь платонической или романтической. Он никогда больше не хотел, чтобы Джордж сомневался в его любви. — Но… — Я так тебя люблю… — вздохнул Дрим, глядя на неумолимые флуоресцентные лампы, которые освещали потенциально самый жестокий момент, который они с Джорджем когда-либо разделяли, — Я так сильно люблю тебя, Джордж. Никогда больше в этом не сомневайся. Обещай мне. — Если ты любишь меня, то, пожалуйста, проснись, — Джордж прошептал достаточно громко, чтобы Дрим услышал. Дрим почувствовал, как участилось его сердцебиение, машины ожили с сигналами тревоги и колокольчиками, которые зазвенели у него в ушах. Дрим вздрогнул, на мгновение отпустив Джорджа, прежде чем попытаться прижать Джорджа крепче, как будто его объятия могли каким-то образом защитить его от пронзительного звука мониторов, но Джордж исчез. Раскладушка исчезла. Дрим остался один. Даже врачи или медсестры, которых он умолял позволить ему умереть, не пришли проведать его. Дрим был одинок. Совершенно, совершенно, бесспорно одинок. В приступе ослепляющего страха Дрим начал вырывать все провода, капельницы и пластыри, которые были приклеены к нему, полный решимости прекратить шумы. Как только он вытащил последнюю иглу из своей руки, Дрим встал с кровати, пошатываясь и хватаясь за маленький столик рядом с собой для поддержки. Стол быстро откатился в сторону, как только он слишком сильно надавил на него, в результате чего Дрим рухнул на землю. Черт возьми, черт возьми. Все болело, все болело, каждая часть его тела говорила ему просто лежать и позволить боли поглотить его, пока все это в конце концов не закончится. Дрим игнорировал свое тело, свой разум, свой негативный менталитет, который, казалось, проникал в каждый ход его мыслей. Оттолкнувшись от земли, застонав почти в агонии, он встал на ноги. Дрим был уже за пределами. Его руки кровоточили из тех мест, где он небрежно вытащил капельницы, его кожа была покрыта липкими остатками, оставленными медицинской лентой, которая удерживала провода точно на месте — провода, которые теперь разбросаны по земле, поскольку одна машина продолжала ритмично пищать, несмотря на то, что больше не была прикреплена к нему. Делая один кропотливый шаг за другим, Дрим медленно, но верно добрался до двери своей комнаты, медленно открывая ее и прислоняясь к стене в поисках опоры, которая не рухнула бы под ним. Брови Дрима нахмурились в замешательстве, когда он переступил порог, оглядываясь по сторонам. Он был пуст. Заброшен. Полностью заброшенный, внутри остался только он. Большинство ламп были разбиты, лишь несколько треснули и мерцали. Бумаги были разбросаны по полу, на них скопилась пыль. О нем забыли. Никто не пришел его искать. Он остался позади, в то время как мир, его друзья, его семья просто двигались дальше. Они отказались от него — он буквально сказал им отказаться от него. Это все, что осталось, когда ты всех отталкиваешь? Пустые коридоры, замусоренные полы, боль и кровотечение в полном одиночестве. Так чертовски одиноко. Дрим скользил по стене, пока его ноги не подкосились, хотя он все еще был в нескольких дюймах над полом, даже не пытаясь удержаться от того, чтобы не врезаться в грязную плитку под ним с ноющим стуком. Он уже испытывал такую сильную боль — физическую и эмоциональную — что могло быть немного больше? Он подтянул колени к груди, испуская столько душераздирающих рыданий, сколько могло издать его тело. Он поймал его. Он, блять, поймал его. Джордж был в его объятиях. Наконец-то он почувствовал, что снова может дышать, что снова хочет жить. Ему не нужно было слышать, как Джордж говорит, что он тоже любит его, или даже услышать, как он говорит, что влюблен в него в ответ. Все, чего хотел Дрим, — это убедиться, что Джордж не винит себя за это, что Джордж знает, что любит его, что Джордж не собирается принимать никаких опрометчивых решений из-за чувства вины, которое, по его мнению, он заслужил. Дрим не мог умереть — или уже быть мертвым. Ему так много еще нужно было сказать. Не только Джорджу. Ему нужно было сказать своей маме, что независимо от того, сколько ему лет, ничто так не успокаивало его тревоги, как когда она клала руку ему на щеку и сочувственно улыбалась. Дриму нужно было сказать Карлу, что он никогда не встречал человека, который искренне проявлял бы хорошее в других так, как мог бы он. Ему нужно было сказать Сапнапу, что он больше, чем друг, больше, чем сосед по комнате, черт возьми, больше, чем гребаный брат — он был лучшим другом другого уровня. Что он был благодарен за все маленькие шансы в жизни, которые свели их вместе, начиная со «skype123». Знание того, что есть вероятность, что у него никогда не будет шанса рассказать всем не только о том, что он их любит, но и о причинах, по которым он их любит, разъедало то, что осталось от поврежденного сердца Дрима. — Дрим? Самый слабый шепот голоса звучал так, как будто он эхом отдавался вокруг него, как будто не было никакого способа точно определить направление, откуда он исходил. Дрим боролся со всем, что давило на него, заставляя себя снова встать. Он заковылял к ближайшему посту медсестер, опираясь на пыльную стойку в качестве опоры. Дрим осмотрел коридоры, пытаясь найти что-нибудь, что доказало бы, что кто-то был с ним, что доказало бы, что он был не просто один, а один и слышал голоса. Он искал какие-нибудь признаки жизни, например, бумагу, которая сдвинулась на сантиметр, черт возьми, даже на миллиметр. Он ждал звука шагов. — Дрим, пожалуйста. На этот раз голос был отчетливее, но все еще шепотом с искажающим эхом, которое продолжало мешать ему определить, откуда он исходит. Нахуй. Дрим направился по первому попавшемуся коридору, молясь, чтобы его догадка оказалась верной. Его тело умоляло об отдыхе с каждым шагом, разум говорил ему, что он никогда не найдет их, и он должен просто сдаться. Он продолжал, даже если бежал на чистом адреналине и упрямстве. Ему просто нужно было, чтобы они окликнули его еще раз, чтобы убедиться, что он идет в правильном направлении… — Дрим? Ты проснулся? — Дрим медленно открыл глаза, тот же самый флуоресцентный свет прямо над кроватью обжигал его зрачки. Он несколько раз моргнул, и его внимание привлекло ощущение, как одна рука соскользнула с его груди, а другая отпустила его руку. Рядом с ним лежал Джордж, на его лице было написано удивление и тревога, когда он отодвинулся как можно дальше от Дрима, все еще сидя с ним на кровати. У стены стояла та же разобранная койка. Налитые кровью глаза Джорджа отказались смотреть на него, как только Дрим начал самостоятельно садиться. Провода и капельницы, которые он только что вырвал, вернулись на свои места. Это был его личный ад. Обречен вечно повторять один и тот же сценарий. — Как…- Дрим кашлянул, прочищая больное горло. Этот сон был тем же самым, но в каком-то смысле он казался другим, как будто все было сдвинуто на два дюйма влево. Джордж был здесь, один, в том же положении, что и раньше. Он был подключен к тем же пищащим мониторам, — Как ты вернулся? Ты… Я думал, ты ушел? — Дрим замолчал. Он точно помнил, что сказал в первый раз, когда был здесь, намеренно выбирая слова немного по-другому. Может быть, он мог бы изменить исход сна. Может быть, ему удастся разорвать порочный круг, прежде чем он сойдет с ума. — Мне не следовало уходить. Я даже не смог сесть в такси, которое вызвал. Я просто сидел в приемной и плакал. Я должен был быть здесь, когда ты проснулся. Я есть… Мне так жаль, Дрим. Черт, я был глупым и эгоистичным и… я-я. Я сделал это с тобой. Мне никогда не следовало говорить о том, что я сказал там, в доме. Я думал, что уйти было бы лучше, что ты больше никогда не захочешь меня видеть. Я просто хотел сказать, что мне так ж… Дрим знал, что не должен этого делать, что он был бы обречен повторить этот цикл снова, если бы сдался, но он просто не был достаточно силен, чтобы сидеть там и позволять Джорджу плакать, давясь каждым словом его мучимых чувством вины извинений за серию событий, за которые он не был ответственен. Дрим схватил Джорджа за лишнюю ткань той же огромной толстовки с капюшоном, которую он носил во время их похода в магазин. Джордж обнял Дрима, тяжело рыдая ему в грудь, не сдерживаясь. Дрим посмотрел в окно. Солнце светило сквозь жалюзи. Буря закончилась. — Джордж. Ты этого не делал. Я не заботился о себе, это заболевание сердца было чем-то давно назревающим. Пожалуйста, не вини себя за мою безответственность. Я мог бы перечислить дюжину вещей, которые привели меня туда, где я сейчас нахожусь, и ни одна из них не относится к тебе — пожалуйста, просто поверь мне, Джордж. Я всегда буду хотеть видеться с тобой, я всегда буду хотеть, чтобы ты был здесь. Никогда больше не уходи, если ты делаешь это от моего имени. Как бы то ни было, если уход — это то, чего ты хочешь, я… Ну, я не могу заставить тебя остаться. Просто, пожалуйста, пойми, что я никогда не попрошу тебя уйти, — Дрим прижимался крепче, не обращая внимания на Джорджа, упиравшегося ему в грудь, не обращая внимания на то, как болело все его тело, и на то, как отвратительно он чувствовал все иглы и трубки, подсоединенные к нему. Джордж вскоре перестал давить ему на грудь, тая в его объятиях. Дриму тоже хотелось плакать, позволить себе развалиться на части в объятиях Джорджа. Дрим положил подбородок на макушку Джорджа, его рука переместилась со спины Джорджа к его волосам, пробежав пальцами по вьющимся, не расчесанным локонам. Теперь он даже чувствовал запах шампуня Джорджа. Сон становился все более реалистичным. Если это должно было быть хорошей частью сна, насколько ужасной была бы та часть, где он просыпается одиноким и покинутым? — Ты мой лучший друг, Джордж. Я люблю тебя. Я буду любить тебя так, как тебе нужно — как друга, как нечто большее, в зависимости от того, что тебе нужно. Мне жаль, что я когда-либо заставлял тебя сомневаться в этом, — Дрим зажмурился, крепче прижимая Джорджа к себе. Может быть, если он сможет остановить себя от того, чтобы вздрогнуть от предстоящего ответа Джорджа, он сможет остановить сон от такого ужасного поворота. На этот раз он просто не допустит этого. Он знает следующие строки, он может это сделать. Джордж отвечает «но», он прерывает его, чтобы сказать, как сильно он его любит, и тогда все, что ему нужно сделать, это не двигаться… — Я хотел сказать тебе это еще дома, у меня просто не было слов, чтобы сказать это, — Джордж кротко говорил ему в грудь, вцепившись в больничную рубашку Дрима сзади, как будто он тоже пытался помешать сну унести его прочь. Брови Дрима нахмурились, лоб напрягся, кардиомонитор выдал его удивление ответом. Что мог Джордж хотел сказать, когда все, что он сказал раньше, было «убирайся»? Когда Дрим слышал эти слова снова, снова и снова, каждый раз, когда он чувствовал, что погружается под воду, голос Джорджа затягивал его все глубже. — Но ты сказал… — Боже, Дрим. Я пытаюсь сказать тебе, что, конечно, у меня тоже есть к тебе чувства. Я понял это в тот момент, когда почувствовал разочарование из-за того, что ты не поцеловал меня во время «бутылочки». Я просто… я пока не мог признаться в этом самому себе. Я боялся, ясно? Боялся разрушить нашу дружбу, боялся того, что случится с нашей карьерой, если так пойдет и дальше, боялся того, что подумает моя семья, если об этом узнают. Теперь все это кажется таким чертовски глупым, когда я думаю о том, как сильно я боролся с этим. Как сильно я оттолкнул тебя, хотя уже догадывался, что ты чувствуешь то же самое. Как отчаянно я не хотел сдаваться, отпускать, хотя бы попытаться, — тон Джорджа смягчился к тому времени, как он закончил свою мысль. Дрим, свободно обнимая Джорджа за талию, откинулся назад, чтобы посмотреть на него сверху вниз. Глаза Джорджа выглядели так, как будто они мерцали от оставшихся слез, которые не смогли пролиться, его щеки были в пятнах, а нос покраснел от того, кто знает, сколько слез он выплакал. Джордж протянул руку, заправляя несколько выбившихся волосков за ухо Дрима. Дрим закрыл глаза, вспоминая это чувство. Это напомнило ему о его сне на пляже, о том, как нежно Джордж разбудил его, о том, что им было наплевать на весь мир. — Я люблю тебя, — прошептал Дрим, его глаза все еще были закрыты. Рука Джорджа на мгновение замерла, вскоре вернувшись к задаче приведения в порядок волос Дрима. Дрим лениво открыл глаза, прислонившись лбом к лбу Джорджа. Дыхание Джорджа касалось его лица с каждым выдохом. Может быть, это был правильный путь. Может быть, Дрим мог бы остановить этот цикл, вернув их обратно на пляж. Все, что ему нужно было сделать, это- — Если ты любишь меня, тогда, пожалуйста… — Не говори этого, — прервал его Дрим, сидя неподвижно, как статуя, боясь пошевелиться. Джордж пошевелился в его руках, явно пытаясь заставить Дрима посмотреть на него. Он не смел пошевелить ни единым мускулом. На данный момент Джордж все еще был там, его горячее дыхание все еще касалось подбородка Дрима, его спутанные волосы все еще были прижаты ко лбу Дрима. Если он откроет глаза, если он вообще пошевелится, все это может исчезнуть. Джордж может исчезнуть. Все и вся могло исчезнуть у него на глазах — снова. — Дрим… — Пожалуйста, не говори мне просыпаться. Боже, Джордж. Пожалуйста, не говори этого, черт возьми. Я не могу пройти через это снова. Я… я думал, что смогу это сделать, думал, что смогу вырваться из этого проклятого сна. Я не могу сделать это снова, Джордж. Не говори мне просыпаться, я умоляю тебя, — взмолился Дрим, используя последние остатки энергии, которые у него были, чтобы крепко обнять Джорджа. Он работал на парах, не осталось ничего, что могло бы подпитывать его организм. Дрим знал, что в нем больше не осталось сил бороться, он знал, что не сможет пережить боль от того, что снова проснется в одиночестве. Жгучие слезы чистого страха начали капать из закрытых глаз Дрима. — Но… — Я люблю тебя…- Дрим сделал паузу, его голос дрогнул, когда слезы, которые он отчаянно пытался сдержать, наконец вырвались наружу, без сомнения, капая с его лица на Джорджа, — Я так сильно люблю тебя, Джордж. Не говори мне просыпаться. Не исчезай снова, — Дрим слышал, как монитор, отслеживающий частоту его сердечных сокращений, начал издавать звуковой сигнал с возрастающей скоростью. Он уже чувствовал, что Джордж ускользает — что он откроет глаза и останется один, вырывая провода, сидя в пыли заброшенного коридора с пятнами крови на коже. — Дрим, пожалуйста! Просто сделай несколько глубоких вдохов или что-то в этом роде, твое сердце недостаточно сильно для этого. Я никуда не уйду, ты не спишь. Просто… вот, ложись. Давай просто ляжем вместе, хорошо? — Джордж попытался скрыть свою панику, схватив пульт, который управлял кроватью, и попытался уложить ее ровно. Дрим наконец открыл глаза, и первое, что он увидел, было обеспокоенное выражение лица Джорджа. Дрим схватил Джорджа за запястье, не давая ему опустить кровать дальше. Монитор постепенно начал снижать свой быстрый темп. — Это… это не сон? Ты… ты действительно здесь? — спросил Дрим, обхватив лицо Джорджа ладонями. Остаточные слезы Джорджа, оставшиеся с тех пор, созрели, наконец, скользнули по его нижним ресницам и потекли по щекам. Он посмотрел в глаза Дриму, отчаянно мечась между ними, как будто это могло принести ему ясность. Дрим надеялся, что сможет найти ответ на то, что происходило в глазах Джорджа, в словах, которые он сдерживал, в влажных и раскрасневшихся щеках, которые прижимались к его ладоням. — Я действительно здесь, Дрим. Это… Это то, о чем у тебя были сны все это время? Просто я оставляю тебя снова и снова? — голос Джорджа звучал с разбитым сердцем, его рука потянулась вверх, чтобы встретиться с рукой Дрима на своей щеке. Дрим все еще казался настороженным, что, возможно, какой-то там бог наказывал его и делал каждый сон более реалистичным — более разрушительным. Он хотел поверить Джорджу, позволить себе упасть в обморок от чистого облегчения, что он выжил, что он больше не один. Его рука скользнула со щеки Джорджа обратно в волосы, притягивая Джорджа обратно к своей груди. Новые потоки безмолвных слез продолжали течь из глаз Джорджа, как будто он даже не замечал их больше. Прерывисто вздохнув, Дрим наконец почувствовал, что готов ответить на вопрос Джорджа. — Не всегда. Иногда мы были вместе. В этих снах я обычно просыпался на пляже с тобой рядом. Однажды мы были на пляже с нашими сыновьями, в другой раз мы были с Карлом и Сапнапом. Последний хороший сон, который мне приснился, был именно в этот момент — я просыпаюсь здесь, в твоих объятиях. Хорошие сны помогли мне пережить кошмары. Какое-то время я действительно верил, что меня больше нет, что я нахожусь в раю или что-то в этом роде, — Дрим усмехнулся, позволив себе на мгновение улыбнуться после того, как впервые произнес все это вслух. Слезы Джорджа все еще просачивались сквозь больничную рубашку, но его неровное дыхание наконец успокоилось. Дрим почувствовал, как его сердцебиение слегка участилось, понимая, что его бдительность начинает ослабевать, — Джордж, я все еще боюсь, что это не по-настоящему, — прошептал он, уткнувшись лицом в кудри на макушке Джорджа. — Это реально. Я клянусь тебе, это реально, — Джордж ответил таким же тихим тоном, прижавшись лицом к шее Дрима, — Дрим… Я просто, — Джордж вздохнул, отрываясь от груди Дрима, вытирая влагу с лица манжетами толстовки Дрима, которая была на нем, точно так же, как во сне, — Я просто не знаю, что я могу тебе дать. Ты… ты так долго знал о своих чувствах, что у тебя было время переварить это. Это все еще так ново для меня. Что, если я все испорчу? Что, если это слишком много? Что, если… Что, если ты хотел меня только потому, что я не хотел тебя, и… и как только погоня закончится, как только я буду у тебя, тебе станет скучно и… Дрим не мог смириться с тем, что Джордж сомневается в том, насколько глубока его любовь к нему. Как каждый поворот и препятствие в его жизни действовали только как способ сблизить их — даже если им потребовалось смехотворное количество времени, чтобы осознать это. Он не мог слышать, как Джордж беспокоится о страхе, который, как он знал, никогда не станет возможным. Дрим притянул Джорджа к себе, сведя их губы вместе для, возможно, их самого эмоционально грубого поцелуя на сегодняшний день. Поцелуй, который успокаивал беспокойство и приносил утешение. Прерывистые вдохи, которые, казалось, вдыхали друг друга. Синхронные движения, которые убедили их обоих, что их губы были созданы для соединения друг с другом. Поцелуй, который можно было бы выразить одним словом из шести букв. Любовь. Дрим прервал поцелуй, прижимаясь лбом к лбу Джорджа, его рука изо всех сил вцепилась в дикие кудри цвета воронова крыла. Он чувствовал, как маленькие и безрезультатные руки Джорджа отчаянно пытаются натянуть ткань его платья в попытке воссоединить их губы. Дрим открыл глаза и увидел, что глаза Джорджа все еще закрыты, а его дрожащие губы едва видны. — Джордж. Ты мне никогда не надоешь. Я достаточно долго знал, что я чувствую, чтобы сказать тебе это с полной искренностью. Я… Я не прошу тебя говорить, что ты тоже в меня влюблен. Все, о чем я прошу, это чтобы ты дал этому шанс, дал нам шанс. Нам не нужно рассказывать это на публику или говорить нашим семьям, черт возьми, ты даже не должен называть меня своим парнем, если не хочешь, — Дрим снова закрыл глаза, нежно касаясь губами губ Джорджа, находя утешение в том, как Джордж слегка наклонился, пытаясь чтобы превратить это в еще один поцелуй, — Пожалуйста, Джордж. Не оставляй меня, — Дрим еще крепче зажмурил глаза, солнце, которое заглядывало сквозь жалюзи, и лампы дневного света теперь сменились нечеткой черной пустотой. Если он собирался проснуться в другой реальности, если все это все еще было каким-то сном, он знал, что это будет момент, когда все закончится. — Я никуда не уйду, Дрим. Я больше не оставлю тебя. Я буду… Я постараюсь. Я попробую быть твоим парнем или кем-то еще, — Джордж говорил тихо, с его губ сорвалось несколько приглушенных смешков, — Извини, я не хотел придавать этому значения или что-то в этом роде. Просто это так странно говорить. «Дрим и я — бойфренды», — Джордж снова легко рассмеялся, его голова слегка покачнулась на лбу Дрима. Дрим тоже немного рассмеялся, выпуская весь воздух из легких, чтобы сделать глубокий вдох. Его первый вдох в качестве парня Джорджа. — Ты можешь называть меня как хочешь, идиот, — Дрим, наконец, почувствовал, что расслабляется, притягивая Джорджа обратно к своей груди, уткнувшись подбородком в непокорные локоны под ним. Он почувствовал облегчение. Ему казалось, что он чувствует, как сухожилия в его сердце снова сшиваются вместе. Он чувствовал себя умиротворенным. В этот единственный, идеальный момент Дрим искренне верил, что все будет хорошо. — Все, что я хочу сказать, это то, что мы все не были в сети уже шесть дней. Фанаты не заслуживают подробного объяснения, я понимаю, я просто чувствую, что мы им чем-то обязаны…- внимание Джорджа и Дрима мгновенно привлекла дверь, в которую входили Сапнап, Карл и его мама. Сапнап замолчал, никто не произнес ни слова, и все они просто несколько секунд в изумленном молчании смотрели друг на друга. — Я, блять, сплю или он сейчас проснулся? — Сапнап наконец нарушил молчание, потянувшись к руке Карла. — Это почти то же самое, что я сказал, — Дрим усмехнулся, протягивая одну руку своим друзьям — нет, своей семье, — а другую крепко обнимая Джорджа за талию. Сапнап прибежал первым, уронив сумку, которую нес с собой. На этот раз Дрим приветствовал объятия, больше не испытывая страха, когда руки обвились вокруг него, руки пробежали по его волосам, а непонятные слова радости и благодарности заполнили маленькую комнату. Теперь казалось, что время летит незаметно. Доктора приходили и уходили, медсестры часто проверяли его, бумаги были подписаны, все делали все возможное, чтобы наверстать упущенное за последние шесть дней, и Дрим наблюдал, как золотые и розовые лучи пробираются сквозь жалюзи, когда солнце начало садиться снаружи. Не успел он опомниться, как его уже выкатили из больницы с длинным списком инструкций о том, как ухаживать за собой, датами будущих встреч и слишком большим количеством людей, пытающихся помочь ему забраться в машину. Его мама поцеловала его в щеку, прежде чем направиться к своей машине. Сапнап сидел на водительском сиденье, положив руку на бедро Карла, который сидел рядом с ним на пассажирском сиденье, оставив Дрима и Джорджа одних на заднем сиденье. Дрим уставился в окно, наблюдая, как последние кусочки цвета на небе исчезают в сумерках. Внимание Дрима было приковано к его коленям, когда Джордж робко потянулся к его руке, чтобы подержать. Дрим с улыбкой посмотрел на него, переплетя их пальцы. Джордж принял приглашение, придвинувшись ближе к Дриму и положив голову ему на плечо. Дрим поцеловал Джорджа в макушку, едва заметив Сапнапа, с гордостью смотрящего на него в зеркало заднего вида. Дрим издал легкий смешок, прежде чем покачать головой и прислонить ее к голове Джорджа. Даже когда его глаза закрылись, а лицо расслабилось, улыбка на его губах осталась. Дрима наконец заботило то, что его ждет в будущем.