По эту сторону небес

Ночь придёт, и луна взойдёт Ты на бой, простившись, отправишься вперёд С неба обрушены отрезанным ломтём Отстроим заново наш просторный дом Ночь придёт, и луна взойдёт Смерть, тебя целуя, на поле брани ждёт С неба обрушены отрезанным ломтём Мы посадим дерево и вместе заживём Ночь придёт, и луна взойдёт Отгремят все битвы, и закончится поход С неба обрушены отрезанным ломтём Нашим детям песню в назидание споём Ночь придёт, и луна взойдёт Коли не дожить мне, то в пучину тёмных вод В путь отправь последний, не испытывай вины Погибаю, чтобы больше не было войны В путь отправь последний, не испытывай вины Погибаю, чтобы больше не было войны Green apelsin — «Ангелы и демоны»

Когда-то ангелов часто видели в городе. Они приходили из ниоткуда и уходили в никуда. Тонкие, высокие фигуры в коричневых, серых или зелёных плащах, с опущенными на пол-лица капюшонами, тихо ходившие по улицам. Они почти ни с кем не заговаривали, лишь иногда останавливались возле какого-нибудь дома, пристально вглядываясь в него. Чаще их видели дети из бедных семей, играющие палочками и камушками прямо в переулках и на тротуарах. Бывало, что они спасали людей от гибели, но чаще — творили добро тихо и незаметно, после чего покидали город, уходя странствовать дальше, или растворялись в воздухе, расправляя невидимые крылья, взлетали на небо к Тому, Кто Видит Все. Однако за последние сто лет количество этих бестелесных странников в городе уменьшилось. Из года в год все реже и реже встречали их горожане. А может, дело в том, что жить стало легче? И ангельская помощь уже не была столь нужна этим людям. А те, кому не на что было надеяться, кроме ангельской силы, теперь поднимались по высоким ступеням на вершину холма, где неприступной крепостью возвышался древний каменный храм. Там денно и нощно возносили свои молитвы перед зажженными алтарями жрицы в светлых одеяниях. Им приносили цветы и пищу, их называли «избранными» и просили о помощи тогда, когда больше просить было некого. Они умели говорить напрямую с ангелами и даже с самим Всеведущим. Колонны храма возносились к стрельчатому своду, оплетаемые прозрачным благоуханным дымом. Одна из белых фигур, застывших в молении на коленях перед алтарями, поднялась и торопливо вышла в боковую дверь. Жрице был необходим глоток свежего воздуха и тишина холма. Обычные люди недоумевали бы, ведь им казалось, что в храме царит гробовое молчание. А для жрицы он всегда был наполнен голосами, миллионом ангельских голосов. И иногда этот шум невозможно было вынести. Александрина вздохнула и тихо опустилась на траву, припав к каменной стене. Отзвуки голосов все ещё звоном стояли в голове. «Она — изменница. Мы не примем её, простим, но не примем... Пусть выпьет до дна чашу, которую заслужила!» О ком же это они? Точно не о ней, Александрине. Она уже двенадцать лет служит верой и правдой. С рассвета до заката она почти неотлучно пребывает в храме, вознося молитвы. Скорее всего, что-то случилось у самих ангелов. Но если людей это не касается, то и жрице не должно быть никакого дела до странных фраз. Внутренним чутьем жрица почувствовала, что время отдыха истекло. Она поднялась на ноги, отряхнула травинки с платья и вошла обратно в храм, чтобы провести там весь день до вечера. Едва лишь солнце зашло, она накинула темно-коричневый плащ и вышла из храма. По узкой тропинке, ведущей вниз, Александрина прытко, словно лань, сбежала вниз. По безлюдной мощенной улице, освещавшейся редкими фонарями, она дошла до маленького, но крепкого деревянного дома. Окна не горели. Александрина в темноте повозилась с ключом и толкнула дверь. Вроде тихо... — Мама! Из дальней комнаты выскочила растрепанная девочка в зелёном сарафане. С разбегу она налетела на мать и крепко обхватила её руками за шею. — Дара! — Александрина засмеялась. — Слезь с меня! — Ещё чего, — надула губки девочка. — Я соскучилась, ма-а-ам. Александрина вздохнула, поудобнее взяла дочь на руки и понесла в комнату. Уложила её в кроватку, а сама присела рядом. Нежно и задумчиво погладила рукой непослушные дочкины кудри. — Мам, спой мне, пожалуйста, — тихонько попросила девочка. Александрина вздохнула, задумавшись, а затем запела одну из тех колыбельных, что придумала сама. Под тихое, проникновенное пение девочка уснула. Глядя на беззащитную спящую дочь, Александрина почувствовала, как стальная рука стиснула ей грудь. Ей стало до слез жаль дитя. За всю свою шестилетнюю жизнь малютка Дарослава — или Дара, как звала её Александрина, — не изведала материнской нежности и ласки. Женщина посвятила себя служению, и даже рождение дочери не заставило её хотя бы два года провести рядом с ней. Тётя девочки, сестра Александрины, согласилась сидеть с Дарой, и девочка по-своему к ней привязалась. Ещё будучи неопытной юной девушкой, Александрина завела дружбу с одним из парней, что часто ходили мимо храма в надежде пообщаться с красивыми жрицами. Молодого человека звали Валентий. Он был красив и производил впечатление умного человека. У него были тёмные шелковистые волосы, всегда аккуратно причесанные, тонкий аристократичный нос, изящные губы и бархатный взгляд карих глаз. Под стать самой Александрине. Никто и не дивился, когда дружба их незаметно переросла во что-то большее. Он встречал свою избранницу с цветами каждый день, несмотря на их огромную цену, устраивал ей романтические вечера при свечах. Александрина была на седьмом небе от счастья. А потом она забеременела. Так иногда случается с теми, кто слишком долго водится с обольстительными пареньками. Узнав о ребенке, Валентий обрадовался, бросился одаривать поцелуями счастливую будущую мать. На следующий день он пропал. Не появился он и через день, через неделю, месяц, два... Дружки его пожали плечами и разошлись. Александрина осталась одна. Точнее, вдвоём с ребёнком. Одному Величайшему ведомо, как выдержала девушка это испытание. Стиснув зубы, она приказала себе забыть того человека, мужественно оставив при себе дочь. Дарослава росла тихим и послушным ребёнком... Со слов тёти и бабушки. Александрина сумела принять и полюбить её, но остаться дома так и не смогла. Тревожные воспоминания отступили, сменяясь тревогой о настоящем. «Ангелы на кого-то злятся... На кого же? Что-то случилось в мире...» Александрина вышла из детской комнаты, но не к себе, а направилась к кухонному окну. В небе сгущались тучи, мелкий дождь уже начал стучать по крыше. Он бил все сильнее и чаще, пока не превратился в сплошной поток. В небе сверкнуло, а затем страшный удар грома раздался где-то совсем рядом. Вспышка бледно-желтого цвета осветила небо и небольшие дома. В струях дождя Александрине показался над крышами взмах точеных белых крыльев. Миг — и они исчезли, словно и не бывало. В эту самую ночь где-то далеко на западе вражеская армия уже перешла границу королевства, напалмом выжигая приграничные селения. Тёмные годы наступали на ничего не подозревающую страну. А люди в столице спали.