За круги на воде

      Сегодня определённо был особенный день, наступление которого в Доме ожидалось неделями. Классы словно сами собой постепенно обрастали мишурой и маленькими ёлочными украшениями. В коридорах часто звучали звуки внезапно лопающихся хлопушек, а столовая начинала весело пахнуть мандаринами. Хоть какой-то знакомый и понятный праздник за всё время моего прибывания здесь. Хоть в нём-то я разбираюсь с самого детства и могу разделять его с остальными.       Если быть честным, я не думал, что обитатели Дома и правда захотят отмечать Новый год. Всё-таки этот праздник – какая-никакая, но временная отметка, которых в этом месте всеми силами стараются избегать. Но, наверное, им всем в последнее время стало настолько скучно, что они перестали брезговать наружными праздниками и вспомнили о существовании этого. Интересно, а раньше они его отмечали? Или в этом году празднование состоится впервые?       Подъезжая к четвёртой, я уже издалека слышал громко орущую из динамиков магнитофона группу АББА и спорящие голоса моих состайников. И чего они там опять не поделили? Вечно спорят, вечно кричат. Словно не умеют разговаривать по-человечески, на сниженных тонах. Никакие беруши тут не помогут. Остаётся только запастись терпением, которого у меня, к слову, уже не много осталось.       Я въехал в тамбур, засыпанный двух сантиметровым слоем блёсток и конфетти, которые тут же намертво облепили шины колёс моей коляски. Я не стал их стряхивать – бесполезное занятие – и проехал в комнату так, надеясь, что меня сейчас не убьют за то, что я натащил в спальню мусора. Оказалось, я сильно себе польстил, думая, что моё появление тут же заметят: все присутствующие жители четвёртой были настолько увлечены её украшением, что не видели меня ещё долгое время. Чтобы не сильно попадаться им под ноги, я откатил в один из свободных углов и замер там, следя одними глазами за мечущимися соседями, которые то и дело включали гирлянды, кидались мишурой или обсуждали ёлочные игрушки, найденные в каких-то пыльных сундуках.       – Спорим, что этот фарфоровый зайка старше, чем твоя пра-пра-прабабушка, Лорд? – ухмыльнулся Табаки, вертя в цепких пальцах у друга перед носом одну из нарядных, стеклянных игрушек.       – Безнадёжный спор – и так очевидно, что игрушка древняя. Ты лучше поспорь, кто из нас выше повесит свою игрушку на ёлку. Или трусишь, а, друг?       – Чтобы я? Трусил? – взвизгнул Шакал, чуть не разбив от экспрессии бедного зайку. – Когда ты видел, чтобы я проявлял хоть капельку трусости? Да ни во всю мою долгую и грешную жизнь! Я готов спорить, так уж и быть, но чур не жульничать.       – Чтобы я? Жульничал? – передразнил его Лорд, состроив самое невинное на свете лицо.       – А то! Знаю я тебя: ради выигрыша на что угодно пойдёшь и даже ёлку на меня опрокинешь... Кстати насчёт ёлки. Сфинкс, дорогуша! Вечером праздник, а у нас всё ещё нет главного его атрибута! Где мы собираемся взять дерево? Насколько я помню, на чердаке их нет, да и во дворе они давно перевелись.       – Не торопись отчаиваться, Табаки, – протянул Сфинкс со спинки одной из кроватей. Он, как всегда, восседал на своём любимом месте и наблюдал за процессом, когда нужно (да и когда не нужно) раздавая команды за отсутствующего вожака. – Ёлка будет, и не какая-нибудь, а самая лучшая во всём Доме. Надо только набраться терпения.       – Ты хоть на какой-то элементарный вопрос можешь ответить прямо? – буркнул со своей кровати разлёгшийся с книгой Чёрный, которому явно докучала суета, творящаяся в комнате всё утро. – Без этих ребусов наподобие "надо набраться терпения"?       – Разве это было слишком замысловато для тебя, Чёрный? – поднял одну бровь безрукий. Табаки кашлянул в кулак, прикрывая тем самым вырвавшийся злорадный смешок. – И вообще: не сердись, но обращался я сейчас вовсе не к тебе.       – Верно, не ко мне, – разгорался лежавший, – но всё же меня жутко бесит твоя манера выражаться. Я уже не могу её слышать, к кому бы ты там не обращался.       – А ты заткни чем-нибудь уши и не слушай меня, раз ты такой чувствительный, – надавил на голос Сфинкс, что грозило его надвигающимся плохим настроением. – Как же много развелось невротиков...       – Ребята, – заикнувшись, подал голос тихий до сих пор Македонский, – пожалуйста, давайте не будем ссориться в такой хороший день? Оставим ссоры хотя бы на завтра, вы не против?       Он огромными и печальными глазами глядел то на Сфинкса, то на Чёрного, и стискивал маленькую чашку ладонями, сложенными в странном молитвенном жесте. В итоге Сфинкс и Чёрный его пощадили: Сфинкс расслабился и выдохнул воздух, ссутулившись, а Чёрный многозначительно фыркнул и вновь упёр хмурый взгляд в раскрытую книгу. Македонский облегчённо выдохнул и посеменил через всеохватывающий бардак к заместителю вожака четвёртой. По пути он чуть было не наступил на хвост Нанетты и не уронил стоявший на краешке тумбы магнитофон.       – Сфинкс, ты случайно не хочешь выпить кофе? Я заварил его себе, но позже понял, что мне как-то расхотелось. Я его ещё не пил, если что. Он свеже-заваренный – видишь, ещё даже пар идёт. С сахаром и без молока – ты вроде себе с теми же ингредиентами завариваешь, я не ошибаюсь?       – Эх, Македонский, – улыбнулся лысый, – с твоим характером из тебя получился бы отличный маркетолог: так разрекламировал мне свой кофе, что я просто не смею тебе отказать. Спасибо большое.       – На здоровье, – смущённо улыбнулся рыжий парень, вжав шею в ворот своего серого свитера и протягивая товарищу напиток. – Не обожгись только, а то кружка ещё горячая... – и сразу после этой своей фразы он подпрыгнул на месте, побледнел и ещё сильнее распахнул глаза. – Ой, то есть я хотел сказать!.. Я думал... Ох, прости, какой я дурак, – вконец зажался бедняга и звонко хлопнул себя по лбу.       – Всё в порядке, – посмеялся Сфинкс. – Если бы я каждый раз обижался на подобные замечания о моих руках, то я бы уже давно убил нашего Табаки, для которого эта тема является любимой для шуток.       – Подтверждаю! – пискнул из своего угла с коробками Шакал. – Он убил бы. Собственноручно!       – Вот видишь, какой засранец? – прищурился Сфинкс, но без единого намёка на злость. Македонский, со всё ещё не сходящим с щёк румянцем стыда, поковылял к своей швабре и попытался хоть как-то подмести заваленные полы.       – Фух! – выдохнул и хрустнул позвонками в спине Горбач, всё это время корпевший над узлами гирлянд. – В общем, ребят: двадцать гирлянд размотанны и распутанны, правда только девять из них оказались рабочими. В остальных же что-то перемкнуло.       – Отличная работа, – похвалил его Сфинкс, отхлебнув кофе и аккуратно держа чашку протезом. – Теперь ты можешь передохнуть с чистой совестью.       – Ага... У меня-то она чистая, а вот как обстоит с совестью у остальных, которые сейчас гуляют и даже не думают помочь нам в этом занудном деле? – ворчал Горбач, заползая на свою кровать. – Почему мы с Македонским одни разматывали всю эту пыльную гадость целое утро? Ладно ты, Сфинкс. Ладно Толстый. Но Чёрный, Лэри. Слепой в конце концов! Где они все?       – Чёрный тут, в комнате. Вот и спроси его, почему он ничего не делает, – сдал Чёрного лысый.       – Я не умею аккуратно эти штуки разматывать, сами же знаете, – буркнул Чёрный, недовольный тем, что его снова впрягли в беседу. – Я их сразу рвать начинаю...       – Эх, ну тебя, – махнул на него рукой горбун и снова обратился к Сфинксу. – Лэри-то со Слепым где?       – Ты думаешь, что я где-то прячу карту Мародёров, Горбач? – возмущённо заморгал на него лысый. – Я понятия не имею, где их носит. Если насчёт Лэри я могу сделать хоть какое-то предположение, то Слепой может быть абсолютно где угодно.       – Тьфу ты... Тогда остальное пусть они сами, как придут, доделают. А меня больше не трогайте, – буркнул он напоследок, скрылся на своей кровати, проскрипел там пружинами матраса и свистнул к себе свою ворону. Нанетта взлетела, сдув крыльями горстку розовых конфетти под чью-то кровать. Толстый ползал по полу и, откопав в груде новогоднего хлама ёлочную пику, начал усердно грызть её и слюнявить. Македонский вытаскивал у него изо рта ту самую пику, Лорд с Табаки всё ещё своеобразно дурачились. Чёрный читал, Горбач наигрывал на флейте что-то новогоднее, Сфинкс пребывал у себя в голове – а я до сих пор оставался незамеченным ими всеми. Как призрак. Мне стоило бы обидеться на них за их невнимательность, да вот только что толку мне сейчас показываться им на глаза? Всё равно я не смогу выбраться из этого угла самостоятельно и беспрепятственно проехать к своей кровати. А чтобы кто-то из них увидел меня и благородно захотел перетащить на кровать на руках – нет уж, увольте. Лучше я состарюсь здесь: забаррикадированный коробками, сундуками и сдвинутой мебелью, но зато с сохранённым чувством собственного достоинства.       В коридоре загрохотали шаги, и в спальню вскоре ворвался сияющий, как снеговик на солнце, Лэри. Со своим вечным зелёным чубом на макушке, замазанными тональным кремом прыщами на щеках и со шнурованными сапогами, которые он словно никогда не снимает. Правда был на нём и новый элемент, который наш Лог, несомненно, демонстрировал нам с превеликой радостью: красный вязанный свитер с вышитым на нём золотыми нитками именем "Лэри".       – Гляньте, что мне Спица связала, – сказал он растроганным голосом, позируя в дверях и скашивая глаза на новую обновку. – Рукодельница она моя!       – И правда красиво, – коротко оценил Сфинкс. Горбач со своей кровати показал ему большой палец вверх, а Македонский умилённо улыбнулся, обнимая древко швабры.       – А вам как, эй? – спросил он сидящих на полу Лорда с Табаки.       – Что ни в сказке сказать! – ахнул Шакал, взмахнув тонкими руками в праздничных браслетах.       – Согласен, – кивнул Лорд, – очень аккуратно связано.       – То-то и оно. Спица у меня – настоящая мастерица! – гордо подтвердил Лэри и только теперь заметил в углу между стеной и раскрытой дверью меня. – Ой, а ты чего там прячешься, Курильщик?       Вся комната вскинула на меня глаза и явно была удивлена моим присутствием. Как бы не засмеяться сейчас с выражения их лиц.       – Я не прячусь. Просто жду момента, когда можно будет пробраться к кровати.       – Так можно и до старости прождать, знаешь ли, – сочувствующе сказал Табаки. – Сказал бы о своих желаниях вслух, а мы бы быстро расчистили дорогу. Нельзя так, деточка – выжидать, пока кто-либо прочитает твои мысли.       – Мне иногда кажется, что вы и это умеете, – вздохнул я недовольно.       – А мне иногда кажется, что из тебя с твоей способностью оставаться невидимым на виду получился бы отличный шпион, – к чему-то добавил Сфинкс, уставив свои ярко-зелёные глаза прямо мне в душу. Не могу утверждать, был ли это сейчас комплимент или наоборот – попытка задеть. Поэтому я проигнорировал это замечание и отвёл от него взгляд.       Лэри торопливо распинал мешавшие мне коробки, пару раз чуть не задев сапогом Лорда, и крикнул мне:       – Ну, Курильщик? Чего ты там, как неродной? Заезжай, путь свободен!       – Спасибо тебе огромное! – благодарно охнул я и наконец-то проехал к кровати. Как же я, оказывается, по ней соскучился. Вывалившись на одеяло и подушку из своей коляски, я расслабленно выдохнул, что вызвало у кого-то тихий смешок. Теперь можно будет немножко отдохнуть, а потом, возможно, даже предложить ребятам свою помощь.       – Лэри, – строго прозвучал с потолка бас Горбача. Модный Лэри обернулся на звук, – тебя ждут гирлянды в коробке.       – Ждут? – рассеянно переспросил он, играя бровями. – Ну допустим, ждут. А чего они от меня хотят?       – Чтобы ты, как один из самых высоких из нас, развесил их по стенам и по потолку.       – У-у-у, – обречённо протянул Лэри, запустив в волосы тонкую руку.       – А нечего было прогуливаться...       – Мне что, уже нельзя свою девушку с Новым Годом поздравить? – Горбач на это ничего не ответил и только вновь засвистел на флейте. Лэри смиренно схватил гирлянды в охапку, пару раз чихнул от взлетевшей с них пыли и принялся вешать их по стенкам, сначала с помощью скотча, а потом – с помощью гвоздей. Из-за ударов молотка в комнате стало ещё более шумно, и моё блаженное состояние духа быстро выветрилось. Ни минуты покоя в этом Доме...       Следом за Лэри в комнату через несколько минут вернулся последний член нашего маленького братства: наш вожак, он же Слепой. Правда вернулся он в таком нелепом виде, что я какое-то время просто не мог оторвать от него глаз. Весь в земле и в то же время в снегу, лохматый и одетый в домашнюю одежду. Тощий, босой, а в руке волочивший что-то грузное, жёстко-шуршавшее, словно соломенный веник-переросток, и занимавшее собой весь тамбур. Чуть приглядевшись, я с изумлением осознал, чтó это был за веник – это была настоящая, невысокая лесная ёлка. Чёрт побери, да где он её достал и как протащил с улицы по всем коридорам и лестницам сюда? Не поверю, что Ящики не заметили бы такого!       Каким-то неведомым для зрячих чутьём Слепой понял, что на него сейчас воззрилась вся комната, и со странной усмешкой прохрипел:       – Ну, с Новым Годом, ребятишки.       – Бог ты мой, – давился тихим смехом Табаки, – пусть дети Наружности обзавидуются тому, что нам достался самый крутой на свете Дед Мороз.       Поверьте мне: Слепой мог быть похож на что угодно, но только не на Деда Мороза.       – И как же ты срубил её? Уж не голыми ли руками? – удивлялся Сфинкс, соскочив с бортика кровати навстречу другу.       – Нет: сидел и грыз ствол зубами, – съязвил слепец и принялся, всё также одной рукой, затаскивать ёлку в спальню. Шорох шёл жуткий, а следом за шорохом в помещение вваливался терпкий запах смолы и хвои. – Куда её ставить – сами решайте. Вам это виднее.       – Это ты верно подметил, – хохотнул Лэри и подбежал к ёлке, чтобы поставить её наконец-таки в вертикальное положение. Откуда-то взялся Македонский с уже заготовленным необъятным ведром земли в руках. Поставил его Лэри под ноги, и тот с помощью Сфинкса, Македонского и отчасти Табаки с Лордом вонзил стройный ствол дерева в землю. Ель какое-то время покачалась, размахивая лапами и раскидывая по полу иголки, но вскоре успокоилась и встала сама.       – Хорошую же ты ёлку выбрал, Слепой! – радостно сказал Лэри. Слепой моргал в пустоту, к сожалению, не видя своей добычи, и снова попытался улыбнуться сквозь свисавшие ему на лицо волосы. – И как ты так умудрился-то?       – На ощупь – как же иначе?       – Ты не замёрз случайно? – заботливо осведомился у вожака Македонский и стряхнул ему с плеча кусочек снега. – Ты же в одной майке был... И так долго... Может чаю выпьешь?       – Нет, спасибо. Я лучше в душ, – и он устало, волоча босые ноги по замусоренному полу, побрёл к ванной, а затем скрылся в ней, завывая какую-то жуткую песенку. Тоже мне Дед Мороз...       Интенсивность подготовки к празднику усилилась с прибытием праздничного дерева: вся комната, включая даже меня с Толстым, набросилась на ёлку, без конца вешая на неё всё, что попадается под руку. Стеклянные игрушки, декоративные свечи, яблоки и шишки, пуговицы на верёвочках, ошмётки мишуры, злополучные гирлянды, серпантин и даже цветные пробки от бутылок. Я всё никак не могу привыкнуть к странному эстетическому вкусу моих товарищей. Может когда-нибудь я с ним и смирюсь. А может и нет.       – О, да у вас тут уже торжество полным ходом? – прозвучал до смешного заунывный голос с порога спальни. Его хозяина я определил тут же – это несомненно был Стервятник. Снова в трауре, даже сегодня, и снова с маленьким кактусом в руке, который он зачем-то поглаживал, как котёнка или скорее как ежонка. Ну и псих.       – А нам вот не досталось ёлки, – грустно продолжил он, покачав головой.       – Нам её тоже никто не выдавал, – отозвался уже слезший с кровати Горбач. – Это Слепой её добыл.       – Ну разумеется, он... А у нас таких бравых добытчиков, увы, нету – все перевелись, Царствие им Небесное.       – Стервятник, старина, потрудись хоть сегодня убавить в своей речи загробные мотивы, – со вздохом попросил его Сфинкс. – Ты же портишь людям праздничный настрой, пожалей их.       – Сам понимаю. Но что поделаешь? Я не могу притворяться, что у меня есть новогоднее настроение, когда моим птичкам вместо ёлки приходится наряжать старый скелет, украденный из кабинета биологии.       Меня передёрнуло от того, что я это представил. Скелет, у которого между рёбрами вьётся мишура и у которого вместо глаз – новогодние шары...       – Извращенцы вы однако, – ухмыльнулся изящно сидевший на своей кровати Лорд. – Могли бы на крайний случай один из твоих кактусов нарядить. Ему с этого ничего не сделается, а у твоих птичек психика целее будет.       – Чтобы я использовал свои драгоценные кактусы как мебель? – ахнул Стервятник, округлив свои и без того огромные глаза и прижав к груди кактус с видом самой заботливой на свете матери. – Да я скорее побреюсь налысо!       – А что, я бы на это поглядел, – хихикнул Табаки.       – Ну уж нет, – буркнул Сфинкс, – не нужно нам так много лысых людей на один Дом. Довольствуйся мной – и хватит с тебя... Кстати говоря, Стервятник. Ты не забежишь к нам сегодня на чай?       – Могу даже и не на чай забежать, а на что-нибудь покрепче, – хитро ухмыльнулся вожак Птиц, отчего больше обычного стал походить на ястреба.       – В таком случае приноси это с собой, потому что наши запасы "чего-нибудь покрепче" давным давно истощились благодаря некоторым личностям.       – Да я с радостью, Сфинкс. Мне для вас ничего не жалко. До скорого, друзья мои, – и чёрный, хромающий и суставчатый, как паук, Стервятник скрылся в тени тамбура, оставив после себя лёгкий аромат кальяна.       – Почему он такой странный? – не удержался я от вопроса. Как ни странно, но я получил на него ответ, хоть и довольно размытый. Ответ прозвучал от Сфинкса, который, казалось, вновь начал погружаться в свою голову:       – Ему это простительно, Курильщик. Ты не знаешь его истории, а если бы знал, то относился бы к нему снисходительнее.       – То есть что-то свело его с ума? – уточнил я, но дальше удача от меня ускользнула:       – Боже, а может закончим обсуждать всякий мрачняк? – воскликнул Лэри, только что насадивший на макушку ели пику. – И правда ведь сейчас весь праздник спугнём!       – Пожалуй, ты прав, – согласился Сфинкс и снова забыл обо мне. Уставился в стену, словно читал на ней что-то невидимое, и сидел неподвижно, как натуральная восковая статуя. Странный он. И все они здесь странные. Если бы они хоть иногда не дурачились и не перекидывались бы шутками, а сидели бы вот такими серьёзными и задумчивыми всё время, то я с ними точно сошёл бы с ума от страха. Но Табаки с Лордом и Лэри всё же оставляют во мне надежду на то, что мои товарищи – всё-таки люди. Настоящие, живые, хоть и немного необычные, но люди. Люди, которых я одновременно и терпеть не могу, и так сильно хочу полюбить. Возможно, от этого во мне и зарождается ненависть: от того, что полюбить их у меня так никогда и не получится. Слишком поздно...       Табаки загремел коробками с игрушками и, судя по звукам, сильно расшатал ёлку. Обернувшись на него одним глазом, я увидел, как тот пытается выполнить условия спора с Лордом и вешает на ветку ели фарфорового зайца. Он подъехал к ёлке максимально близко, практически вплотную. Одной тощей ручонкой он упирался в подлокотник коляски, другой же – с зайцем – тянулся к ели. Практически невозможная задача для колясника. Лорд покрикивал на него, чтобы он не поломал собой дерево и не сильно налегал на него, а Лэри придерживал ёлочку с обратной стороны, чтобы хоть как-то подстраховать её от падения. Пока Табаки возился с зайцем и пыхтел, он скалывал с ёлки животом огромное количество иголок, которые тут же сыпались на пол и провоцировали у Македонского хозяйственные и грустные вздохи. Чёрный закатывал от этой сцены глаза. Горбач забрался на подоконник и спрятался от нас в стиле Лорда – задёрнувшись занавеской. Из ванной наконец-таки выбрался мокрый и уже чистый Слепой и настороженно нахмурился, услышав хруст и шелест бедной добытой им ёлки.       – Вы чего там с ней делаете?       – Украшаем, не слышишь что ли? – пропыхтел Табаки, раздувая щёки от старания. Его игрушка вот-вот будет висеть выше, чем игрушка Лорда – он почти у цели. – Не волнуйся, С-слепой. С ёлкой всё будет в полном порядке...       – Хорошо. Но если вы её покоцаете, то я покоцаю вас и не посмотрю, что сегодня праздник.       – Ясно и доходчиво, – икнул Табаки, слегка напугавшись таких суровых слов. – Мы тебя поняли.       Слепой, после душа по какой-то причине став суровее, прошёл к своей постели, больше похожей на тряпичное гнездо, и свернулся там калачиком, мгновенно уснув мёртвым сном. Сфинкс в это же время отмер и, увидев спящего неподалёку от себя друга, накрыл его пледом до плеч и только теперь обратил внимание на творившуюся у ели котовасию. Через мгновение раздался радостный вопль победившего Табаки, который каким-то чудом умудрился-таки перегнать Лорда и зацепить свою игрушку за более верхнюю ветку. Лорд смотрел на него прищурившись, а Табаки вопил, свистел и кружился, выкрикивая победные строчки из различных песен.       – За такое достижение мне сегодня будет полагаться самый большой кусок пирога! Все ведь согласны?..