Вокзал для двоих

      — Куда ты меня притащила, Грейнджер? — Драко с отвращением осмотрел заросшую местность и скривился.       Когда-то давно это место определённо было чем-то. Когда-то. И по визуальным ощущениям Драко мог с уверенностью сказать, что уже много лет здесь не ступала нога человека. Спёртый, душный воздух, казалось, всё сильнее сгущался, из-за чего дышать становилось труднее.       — Может, я и живой труп, но привести меня сюда было очень подло с твоей стороны, — он невесело усмехнулся, делая очередной глубокий вдох, — но иронию я оценил, растёшь.       — Малфой. — Гермиона нахмурилась, недовольно покачав головой.       Казалось, что поганый мальчишка с третьего курса так никуда и не делся. Будто не было войны и всей той боли, которую ему пришлось вытерпеть. Малфой не изменился. Изменились только причины его отвратительного поведения. Если тогда, много лет назад, это был укус несчастного гиппогрифа, то сейчас это было смертельное проклятие, разрушающее его тело изнутри. И Гермиона могла бы терпеть его нытьё, стабильные несчастные вздохи и всю его показуху в кругу «друзей», не будь он при этом так похож на того ребёнка, который жаждал внимания. Глубоко внутри себя она понимала, что по-другому он не может, что эта черта характера — неотъемлемая часть его личности, но смириться с этим было невозможно.       Чем больше времени проходило, чем глубже забиралось проклятие, тем невыносимее становился Драко.       Самым удивительным было то, что он не искал решение проблемы. Не пытался спасти себя. С момента окончания войны и финальной битвы прошло уже больше трёх месяцев. Столько же времени он медленно и однозначно мучительно (о чём он не забывал сообщать Гермионе минимум пять раз в день) умирал. И за всё это время он ни разу не попытался найти выход. Создавалось ощущение, что ему нравилось страдать. Колдомедиков он посещал только из-за настойчивости Гермионы. Конечно, о собственном желании поискать информацию в книгах не могло быть и речи.       Порой можно было подумать, что Драко смирился. Но его поведение говорило об обратном. Закатываемые им истерики имели такую мощность, что выбросы магии разрушали посуду и стеклянные шкафчики. Бумаги, оставленные Гермионой на столе в гостиной, взлетали в воздух, образуя собой грозное облако. Волшебство и ненависть к судьбе искрились на кончиках пальцев, когда он кричал в лицо Грейнджер о бессмысленности её действий.       Малфой регулярно прятался от всего мира в своей комнате, ссорился с друзьями и Нарциссой. Он уничтожал бомбардой и прочими боевыми заклинаниями десятки комнат поместья, после чего домовики, прижав уши, восстанавливали помещения. Драко был вне себя. Он был не собой.       Несколько раз, в моменты его отчаяния, Гермиона приносила ему завтрак в постель вместо домовиков, чтобы последние не получили от хозяина жестокого наказания. Она была уверена, что к ней он не прикоснётся. Поставив поднос с завтраком на прикроватную тумбочку, она тихо разворачивалась и на носочках шла к выходу из комнаты, чтобы лишний раз не побеспокоить Драко. Но его беспокоила не Грейнджер. Его беспокоили неукротимый гнев и ненависть. И поэтому вслед за девушкой летел поднос. Разбившийся вдребезги фарфор разрезал кожу щиколоток, а горячий кофе добавлял «огня» в её и без того отвратительное состояние.       А однажды в июле, в момент, когда Гермиона предлагала ему очередной возможный вариант решения проблемы, он направил на неё свою палочку. В тот момент ей хотелось сдаться как никогда. После этого они не разговаривали две недели. Она уехала в Нору, собрав в охапку все свои записи о проклятии и недовольного Живоглота.       Она была голосом разума в их отношениях, он же — сплошным противоречием и отчаянием. Но она знала, что внутри, за болью и страданием, всё также находится её Драко. И она была полна решимости его оттуда вытащить.       — Это место, — Гермиона развела руки в стороны, указывая на окружающее их пространство, — магловский заброшенный вокзал.       — Грейнджер, ты поражаешь меня своей гениальностью, — Драко широко распахнул глаза, положив левую руку на грудь, — отличная мысль — показать умирающему человеку, чем он будет в глазах окружающих через пару месяцев. Ты великолепна!       Гермиона, пропустив его слова мимо ушей, продолжила:       — Эти тоннели заброшены уже много лет. Вообще, эта линия была построена для обслуживания угольных месторождений и ферм, но из-за концентрации магии в этих местах маглы со временем перестали ей пользоваться. Много странного здесь происходило, да и к тому же они чувствуют себя некомфортно, соприкасаясь с магией.       — Отличная лекция, спасибо. Я могу вернуться домой?       — Малфой, прекрати паясничать, я не закончила.       — Ты не закончила, а мне плохо! — он повысил тон, моментально выйдя из себя. — Грейнджер, здесь жарко и душно! Я понимаю, что я для тебя подопытная крыса, научный интерес, но я, к твоему сожалению, всё ещё живой человек. И мои лёгкие, как ты знаешь, уже наполовину разрушены.       — Мы здесь, чтобы предотвратить последствия, кусок идиота! — Гермиона сорвалась на крик, сдерживая слёзы. Вести конструктивный диалог было невозможно. Малфой был невыносим.       Драко выдохнул и театрально закатил глаза. Всем своим видом демонстрируя тоску и незаинтересованность, он манерно достал свою палочку и наложил на себя охлаждающие чары.       Пытаясь успокоиться и сконцентрироваться на своём рассказе, Гермиона продолжила:       — Как я уже сказала, в этом месте природный источник магии. Точнее, теперь он считается природным, как если бы Малфой-мэнор стёрли с лица земли, а его магия никуда не делась. На этих землях много веков назад существовала небольшая «школа», — Гермиона показала в воздухе кавычки, — магии. Волшебники разных возрастов собирались здесь, чтобы практиковать знания и создавать новые заклинания. Это место — живая история. Спустя время и перемены в магическом мире волшебникам начали приходить письма из настоящих школ и про это место со временем все забыли. Люди перестали насыщать это место магией, но она сохранилась в земле, в деревьях и воздухе. Это место поистине волшебное. Забавно, но из-за этого, сбитый в этом тоннеле поездом магл, стал приведением. Представляешь его удивление и испуг тех, кто видел его?       — И ты решила убить меня скукой, чтобы я последовал его примеру и тоже остался здесь навсегда?       — Нет, Драко, — Гермиона тяжело вздохнула. — Помнишь созданное мною контр-заклинание? Ты же сам говорил, что почувствовал, насколько легче тебе становилось в момент, когда я колдовала? Я почти спасла тебя, почти вылечила.       Малфой молчал, угрюмо глядя на цветущую под ногами землю. Конечно, он помнил это заклинание. Он помнил всё.       — Я не хочу, чтобы ты снова это делала, — он поднял взгляд на девушку, — ты можешь представить хоть на мгновение, как больно мне было, когда ты упала без чувств? Вся та боль, что была изъята за два часа, вернулась ко мне в мгновение ока. Мне казалось, что смерть уже наступила, Грейнджер. Что всё уже кончено. Я лежал на кровати под тяжестью всего этого ужаса и не мог встать, чтобы помочь тебе и привести в чувство. Я не мог даже открыть рот, чтобы позвать Микки. Да и хорошо, наверное, что не смог. Он бы умер от шока, увидев хозяина в таком состоянии. И остальные домовики пришли бы на его предсмертный вздох и умерли следом. Это жестоко. Слишком жестоко. Я не готов пережить это снова. И скажу тебе честно — никогда не буду готов.       — Малфой, — Гермиона нетерпеливо начала щёлкать пальцами рук, — ты считаешь я просто так начала рассказывать тебе про магию этого места? Я люблю историю, но не настолько. Я изучила все возможные причины истощения магией. Магии у тебя дома не достаточно. Она не природная и не стала тысячелетней, не стала древней. Она пока что не вечна. А такому сложному заклинанию нужна именно такая сильная магия как здесь. Своим волшебством я буду подпитывать это место, а оно будет подпитывать меня. Образуется замкнутый круг, такой же, как и во всех других аспектах природы. И благодаря этому месту мне хватит магических сил спасти тебя. Доверься мне, Драко. Доверься мне в этот последний раз, так же, как и тогда, два года назад. Ставя на кон всё.       Малфой задержал дыхание, делая шаг назад. Это было слишком серьёзно. Гермиона пошла с козырей.       Два года назад, летом перед шестым курсом, приняв задание Тёмного Лорда, жизнь Драко разделилась на до и после. Жизнь поставила его перед выбором: убить директора и потерять Гермиону, либо не пачкать руки и потерять свою семью, свою жизнь и всё, что у него было. В тот момент их отношения с Грейнджер варьировались между взаимными оскорблениями и страстными поцелуями в тёмных коридорах Хогвартса. Не сказать, что это было серьёзно. Это было просто необходимо им обоим. Война была где-то рядом, и они воровали у жизни последние счастливые моменты. Они никогда не обсуждали свои стороны. Он никогда не говорил про Тёмного Лорда у себя дома, она не говорила о жутких кошмарах Гарри и их планах. Они просто были вместе. Рядом. Без обещаний и перспектив.       А потом Драко получил Метку и это задание. Он рисковал, обращаясь к ней за помощью. Он понимал, что Гермиона может отвернуться от него, доложить на него в Министерство, навсегда сломав ему жизнь. Но Драко не мог не попробовать.       Гермиона выслушала его, хмурясь с каждым словом всё сильнее. Долго молчала, глядя в никуда, после чего предложила единственный возможный вариант: присоединиться к Ордену. Оставить идеалы Тёмного Лорда и воевать за светлую сторону. Она предупреждала, что никаких гарантий дать не может. Не может дать даже банальной безопасности. Но она давала ему право выбора, которого не давал ни Тёмный Лорд, ни отец.       Через месяц после этого разговора, в первый день октября, Нарцисса Малфой благополучно перебралась на площадь Гриммо.       Ещё через два месяца в Азкабане произошёл несчастный случай с летальным исходом. Приспешники Лорда жестоко расправились с Люциусом за предательство жены и сына.       Драко принял это с горечью, но тем не менее чётко прочувствовал разливающееся по телу успокоение. Это была последняя ниточка, связывающая его с прошлой жизнью. Теперь было только будущее.       Будущее, которое привело его к этому самому моменту. К огромному количеству боли и страдания, вина которым Грейнджер. Она спасла его с матерью от Азкабана, обелила его фамилию и сохранила всё его наследство, но не уберегла одного — его жизни. Он сражался за Орден Феникса. Направлял свою палочку в людей с костяными масками, за которыми скрывались лица его однокурсников и знакомых. Он был за неё.       И поплатился за это своей жизнью.       В последние минуты битвы в его спину прилетело новое заклинание, разработанное, скорее всего, самими Пожирателями. Сначала он согнулся от невыносимой боли, но позже его отпустило, будто ничего и не было. Он бы и не узнал о том, что ужасно проклят, если бы на следующий же день после победы всех участников не проверили в Мунго на наличие скрытых проклятий. Как объяснили Драко целители, это заклинание буквально означало разрушение. Внутренние органы медленно умирали. Для того, чтобы наложить такое проклятие, нужно действительно ненавидеть своего врага. Человек под этим проклятием с каждым днём чувствует себя всё хуже. Капля за каплей боль проникает в его тело, нанося всё больше увечий. Процесс изменений медленный и идёт кругами. На первом круге каждый орган по очереди получает первые, почти незаметные, повреждения. На втором круге проклятый человек начинает чувствовать внутренние изменения. И так, с каждым пройденным кругом всё больше боли. Всё больше страданий. Без всяких возможностей вернуться к началу. Без надежд на исцеление. И конечно, такое заклинание, как у него, никому больше не досталось.       Единственный и неповторимый.       Драко Малфой.       Салазар.       Он был готов умереть. Уже через месяц он действительно жаждал смерти. Не столько из-за адской боли, сколько из-за Грейнджер, которая убивала его своей озабоченностью. Драко был бы счастлив провести последние месяцы жизни рядом с любимой, семьёй и друзьями. Но она не позволила. Она хотела, чтобы он был подопытной крысой, игрушкой в руках кукловода.       Снова.       Гермиона запрещала всё. Нельзя пить с Блейзом, нельзя летать на метле, нельзя выходить в гостиную, ведь там осталось много тёмной магии со времён Тёмного Лорда!       Нельзя.       Нельзя.       Нельзя.       Они не занимались больше сексом. Потому что ему было нежелательно перенапрягаться. Да, в своих речах она заменила слово «нельзя» на «нежелательно». Будто насмехаясь над ним.       И в завершение всего этого она притащила его в чёртову Австралию, на этот идиотский вокзал. Его легкие умирали, а она подарила ему отсутствие воздуха. Конечно же, из благих побуждений. Свет, за которым он пошёл, превратился для него в самую тёмную ночь.       — Я ненавижу тебя, Грейнджер, — приступ гнева вновь начал подниматься вверх. — Честно скажу, я жалею, что доверился тебе тогда. Я был ребёнком. Глупым мальчишкой, как ты любишь говорить. Поставить на кон всё? Я и так принадлежу тебе. Ты тоже не дала мне выбора. Я доверюсь тебе, но только по одной причине. Ты любишь говорить, что ситуация, произошедшая один раз, возможно, не повторится снова. Но то, что было дважды, однозначно случится и в третий раз. Я доверюсь тебе, разрушив этим твою теорию. Потому что ты убьёшь меня и третьего раза никогда не будет.       Гермиона замерла на месте, не веря в услышанное. Это было больно. Больно и несправедливо. Жестоко даже для него. Безэмоционально улыбнувшись, она тихо проговорила:       — Что ж, хорошо, Драко. Это будет последний раз, когда ты мне доверишься, больше ты меня не увидишь. Ляг, пожалуйста, на землю.       Он ухмыльнулся. Непробиваемая стерва. Конченная сука, которой важна лишь собственная правота. Упёртый ребёнок, зацикленный на учебниках.       Драко, почти совсем не брезгуя, лёг на землю. Никакой магии вокруг он не чувствовал. Только духоту и невыносимую жару в совокупности с невыносимой Грейнджер. Всё было так же, как и в прошлый раз. Вначале совсем незаметно боль капля за каплей уходила в никуда. Обезболивающее зелье, казалось, справлялось бы лучше.       Потом начался этап нетерпения. Неприятно, но жить можно. Хотелось вырвать из себя эту боль, ускорить процесс, вдохнуть воздух полной грудью, увидеть правильный цвет своей кожи. Неописуемые ощущения. С каждой минутой становилось всё легче, но от этого только сложнее. Драко не знал — так было при любом лечении или только при снятии этого ужасного проклятия.       Дальше тело вступало в настоящую агонию. Агония обозначала приближающийся обморок Грейнджер и возвращение действительно нестерпимой боли. Адские муки. Сейчас и потом. Создавалось ощущение, что здоровое молодое тело совсем рядом, ещё чуть-чуть, ещё немного. Как приближающийся оргазм, который всё никак не наступает, потому что тебя отвлекает кошка Филча, писк которой слышно через два этажа. Худшая из всех возможных мук.       Драко чувствовал, как непроизвольно катятся слёзы то ли от предстоящего ужаса, то ли от беспочвенной надежды. Создавалось ощущение, что боли от нанесённого проклятия остаётся пару капель, несколько мгновений и отпустит. От нетерпения и страха чесалось всё тело, волосы на руках вставали дыбом, а горло пересохло подстать австралийскому климату.       Салазар.       Как же плохо.       А потом в один миг всё прекратилось.       Вообще всё.       Будто не было войны, Гермионы и боли от проклятия. Лёгкость и свобода накрыли с головой. Драко казалось, что ещё чуть-чуть и он поднимется над землей. Горячий воздух не казался таким уж плохим, а Грейнджер такой невыносимой. Впервые за долгие месяцы на его устах проступила лёгкая улыбка. Абсолютно искренняя. Живая.       Глаза открывать не хотелось. Хотелось полностью насладиться каждым миллиметром здорового тела изнутри. Он знал, что вернувшись в реальный мир, ему захочется жить, не оглядываясь назад. Не обращая внимания на упущенные возможности послевоенных месяцев. Не думая о смертельном проклятии, которое когда-то разрывало его тело.       — Ну и зачем ты здесь?       Драко нахмурился, тяжело выдохнув. Конечно, его мечтам не суждено было исполниться. Он с лёгким недовольством открыл глаза и приподнялся. Гермионы рядом не было. Ослабевшими руками он протёр глаза и прислушался. Было тихо.       Этот вокзал, на самом деле, был удивительно красив. Сложно наслаждаться окружающим миром, когда внутренние органы без перерывов проводят магическую дуэль друг с другом. Но сейчас, когда его тело действительно принадлежало ему, Драко завороженно любовался заросшими рельсами и входом в туннель. И он наконец-то почувствовал магию этого места, о которой ему говорила Гермиона. Это было невероятно. Здесь хотелось остаться. Здесь хотелось дышать.       — Зачем ты здесь?       Драко передёрнуло. Говоривший голос был подозрительно сильно похож на его собственный. Тем не менее это не вызывало страха или подозрения. Смутно казалось, что это правильно. Что так должно быть.       — Чтобы жить.       — Зачем тебе это?       — Странный вопрос, — Малфой нахмурился, последнее, что бы ему сейчас хотелось — это говорить на философские темы, — ради окружающих меня людей. Ради карьеры и увлечений. Ради семьи.       — Ты не понял, — голос сделал паузу, — ради чего тебе жить?       Перед внутренним взором Драко начали проплывать воспоминания. Неосознанно, будто не по его воли.       Хогвартс. Она угрюмо сидит над домашним заданием в Большом зале, кончик пера у её плотно сжатых губ. Поттер с Уизли с трудом сдерживают смех, пытаясь её дозваться, но Гермиона всё так же их не замечает. Она в только ей понятном мире.       Площадь Гриммо, лето после шестого курса. Ночь перед приездом Поттера. Драко спустился на кухню, чтобы заварить себе чай, но так и не посмел войти, увидев её. Гермиона в странной магловской кофте с переделанной шапкой сидит на подоконнике со своим котом на коленях. Малфой никогда не признавался ей, что на самом деле обожает её кота. Не хотел видеть победоносного взгляда. А может, просто боялся окончательно сломаться под ним. Её волосы выглядят хуже, чем когда-либо, а она сама стала непозволительно взрослой для своих лет. Он простоял, опёршись на дверной косяк до тех пор, пока она не ушла.       Свадьба Билла и Флёр. Гермиона, искренне улыбаясь, смотрит на танцующих молодожёнов, её глаза блестят надеждой на светлое будущее. Её невозможные волосы аккуратно убраны, но Драко предпочёл бы их привычный вид, в чём тоже никогда не признается. Даже под пытками.       Наверное, странно, но он всегда чувствовал бесконечный прилив любви к ней в те моменты, когда Грейнджер не знала, что он смотрит. Когда она была собой отдельно от всего мира. Когда она не сосредотачивалась на разговоре с кем-то. Когда в её взгляде отражалась душа.       — С этого нужно было начинать, — голос вырвал его из собственных воспоминаний, и Драко выдохнул.       Это что, разговор с подсознанием? Идиотизм какой-то.       — Какой ты человек, Малфой? Считаешь себя взрослым? Считаешь себя человеком, знающим жизнь?       — Мерлин, этот вопрос ещё тупее предыдущего, — Драко закатил глаза. — Я прошёл войну. Я потерял отца. На моих глазах убивали сокурсников и учителей. Я пережил смертельное проклятие. Если этого недостаточно, то, скорее всего, взрослых людей, знающих жизнь, вообще не существует.       — Какой ты человек, Малфой? — с нажимом повторил голос.       Урок у Хагрида. Драко с ненавистью смотрит на Поттера, оседлавшего Клювокрыла. Его бесит эти смелость и счастье в глазах гриффиндорца. Его бесит это глупое животное, и он, растолкав одногруппников, вырывается вперёд, чтобы повторить «подвиг» очкастого.       Удар.       Падение.       Крики и угрозы.       Хагрид в расстроенных чувствах несёт его к Мадам Помфри, в то время, как сам Драко извергает проклятия с завидной регулярностью. Он не гордился этим поступком. Не сказать, что прямо жалел, но, вернись он назад, он бы не полез к гиппогрифу без соблюдения «техники безопасности».       — Это идиотский пример. Сколько мне было тогда? Десять?       Тринадцать.       — Да даже если так, — он недовольно фыркнул, — прошла уже куча лет. Я изменился. Мир изменился.       Очередной кадр воспоминания щёлкнул, и он устало выдохнул. Гермиона пришла поздравить его с днём рождения. Прошло чуть больше месяца со дня победы Ордена Феникса и его личного поражения в битве с судьбой.       В маленькой зелёной коробочке, перевязанной тоненькой серебряной лентой, лежал снитч с матча, в котором победу одержала его любимая команда. Драко понятия не имел, как Грейнджер смогла достать эту вещицу. Это был бесценный подарок. Но в тот момент ему так не показалось. С гадкой усмешкой он медленно проговорил:       — Лучше бы ты подарила это Уизелу, у него в запасе лет жизни побольше. Целовал бы тебе ноги до скончания веков. Хотя… почему ноги?       Она заплакала, разворачиваясь к выходу из комнаты. Даже не попыталась поставить его на место. Не сделала абсолютно ничего.       — Она меня ненавидит, — Драко почувствовал, как отвращение к самому себе поднимается по глотке вверх. — Почему она пыталась меня спасти? Я же ничтожество.       Новые воспоминания вспыхнули в голове с ещё большей силой. Малфой сжал виски, стискивая челюсти. Счастливые моменты прошлого пролетали так быстро, что он не мог сосредоточиться на чём-то одном. Каждый их тайный поцелуй в школе. Каждая скрытая от чужих глаз улыбка и им одним понятные жесты. Её удивление и нескрываемая радость от его поздравлений с днём рождения. Полуночные разговоры на Гриммо. Их маленькая неправильная семейная жизнь в Мэноре после войны.       Среди вереницы воспоминаний он смог различить одну фразу. Тихую, сказанную будто и не ему вовсе.       — Я люблю тебя.       Драко закрыл глаза, делая тяжёлый вздох. Он уничтожил и себя, и её. Он уничтожил всё то, что она строила все эти годы. Он не был достоин такого человека, как она.       Услышав тихие шаги, он обернулся.       Гермиона уходила.       Голос в его голове замолчал.