Плоть чёрной птицы

— У тебя красиво получается, — ярко улыбается отец, беря мой рисунок в руки и смотря на трёх человечков, — Молодец, дочка, — протягивает ладонь к моей макушке, собираясь потрепать, но лишь со всей здости бьёт прямо в челюсть. — Ненавижу тебя! — кричу в ответ, загинаясь от боли и глотая кровь. — Я тебя ещё больше... — снова удар, в живот, с ноги. Я закрываю руками глаза, направляясь в темноту и тут же выходя из неё. — Держи удар прямо, Луна, — строго произносит Мёрдок, направляя руку так, как надо. — Я стараюсь, — тяжело дышу, ударяя грушу и та откачивается намного дальше, чем это было раньше. — Хорошо, на сегодня хватит, — снова на круги своя возвращается мой Мэтт, он трепает меня по волосам и улыбается, притягивая к себе и обнимая, закрывая от жестокого мира. Чувствую, как меня ударяют в голень, заставляя упасть на одно колено и взвыть от тихой боли, к шее подносится острое лезвие чужого ножа. В глазах моих разгорается ярость, делаю резкий поворот и подножку подонку, тут же поднимаясь на ноги, немного хромая, но поднимаю свою катану, которую силуэт украл из квартиры и протыкаю концом колено насквозь. Вынимаю её и сразу поворачиваюсь, пригинаясь и ходя от удара с кулака, подрезая голень ещё одного подонка. Следующие три разлетаются по крыше тем же образом, они сильно ранены, но не убиты, перед моими глазами всё по бело-красному, а кофта с шортами перекрасились в кроваво-алый цвет. К многоэтажному дому начинают подъезжать полицейские, которых наверняка вызвали соседи, сзывающиеся на шум и крики боли на крыше. Быстро риретируюсь на другую крышу, прячась за пристройкой ровно в тот момент, когда на окровавленную крышу заходят около десяти копов, от лёгкого ужаса запинаясь в речи... Влезаю через окно в гостиную и глубоко в лёгкие вдыхаю знакомый и успокаивающий запах. Мэтта не было дома, лишь скорая помощь и полицейская машина, пытающаяся разобраться с двумя парнями, убитыми неизвестным человеком. Я знала, кто это сделал, иначе как можно ощущать желание убить кого-то так сильно? Казалось, только Касл способен на такую беспощадность, но, видимо, Электру я недооценила. Контролировать пришлось сразу обоих, не впервой, но после драки на крыше становилось всё хуже. Обученные парни Стика чуть не убили меня, но, полагаю, это ещё не конец. На дворе ночь, а я уже пару часов смотрю на огромный экран с цветущей сакурой сидя на краю дивана в крови и катаной в руках. По щеке скатилась слеза, которую я смахнула рукой, услышав закрывающуюся дверь. — Луна? – знакомый голос откликает, тяжело спускаясь по лестнице вниз. Я молчу, лишь опустив голову, — Что ты здесь делаешь? — Люди Стика... — коротко отвечаю, даже не повернувшись. — Тебя не ранили? — спешно начинает подходить ко мне, но резко останавливается, учуяв нечто иное в моём сознании. — Нет, — качаю головой, прикрыв веки. — И ты всё слышала, раз уж пришла сюда, – делает шаг вперёд, заставляя меня сжаться до размеров атома. — Стик... — глаза покрывает пелена слёз и я ещё сильнее сжимаю рукоять катаны, — Почему ты хочешь его защитить? — Он помог мне, когда-то очень давно, — снимает с себя шлем Мёрдок, ставя его на небольшой столик. — Но не смотря на попытки убийства дорогих тебе людей его солдатами, ты хочешь его спасти в ответ? — поворачиваю голову, глядя прямо в глаза самого дьявола, — Неужели ты... и правда способен только на самопожертвование? — Это не так, — снова делает шаг вперёд, пытаясь начать оправдываться. — Мэтт..! — я вскакиваю с места, делая несколько шагов к нему, так и не убрав катану из рук, заставляя замолкнуть, – А если бы кого-то убили? Электру? Фогги? Карен? — он сжимает кулаки, борясь с яростью, — Тебе бы было плевать на тот факт, что убийца, который убил твоих друзей гуляет по улицам Адской кухни? — Луна, бессмысленно пытаться доказать что-то человеку, который делает так, как считает нужным, — наклоняется ближе ко мне, зяглядывая в глаза, — У меня есть свои принципы, и они неизменны. – Конечно, — шепчу, поджимая губы, — Знаешь.. каждый, кто хотя-бы когда нибудь с тобой встретится, начнёт налаживать отношения, подумает, что он тебе дорог... в конце концов почувствует боль, — отстраняюсь, делая шаг назад от своего мучителя, отлично ощущая перемены его настроения, — Потому что... ощущая боль, особенно в детстве, — делаю ещё один шаг назад, сжерживая слезы, но не сдерживая словесный поток, — Перестаёшь верить людям, в которых когда-то нуждался... И как бы я не надеялась на то, чтобы он подошёл меня и обнял, окончательно вспомнив то, как был для пеня всем миром, и как разбил на миллионы осколков, как снова оказался самым дорогим в жизни, самим смыслом, и вновь оказался пустой сущностью, внушающей только боль и пустоту. Мучитель стоял на месте, показывая свою безразличность, заставляя сердце стучать быстрее, а тело порыться мурашками. – Тебе лучше уйти, – три слова, которые вбивают в грудную клетки как минимум четыре стрелы с ядом, обжигающим не только сердце. Я ещё никогда так не надеялась на то, чтобы это оказался лишь приступ, сбой способностей, кошмарный сон, но к огромному сожалению, это, кажется, реальность. По щекам стекают слёзы, внутри темнота, опустошенность, ничего нет, кроме жуткой боли в глубине души. Я слышу каждую полицейскую сирену в этом городе, каждый шаг людей, каждый отдалённый выстрел и крик, визг ребёнка, переживающего побои и того хуже, каждый плач матери, потерявшей своё дитя, злость отца, который узнал, что его брат насилует собственную дочь, каждый хруст костей, от ударов о капот машин. И ничего из этого, как и многого другого, не вызывает у меня чувств, кроме как боли. Чёртовой. Моральной. Боли. Которую я запомнила на всю оставшуюся жизнь ещё в девять лет, будучи ребёнком, привязанным к человеку, словно к смыслу жизни. Сзади слышится шорох и я резко поворачиваюсь, становясь на ноги и останавоивая лезвие катаны у головы чёрного кота, в глазах которого лишь спокойствие и ничего больше. Парень смотрит на меня, вроде, немного даже улыбаясь, и осторожно прикасается шерстяной щекой к лезвию, от чего я резко отвожу её в сторону. Котяра склонил голову набок, не переставая глядеть на меня своими карьими глазами, которые, казалось, отдают красными оттенками. Осматривая крышу, не замечаю, какого либо человека и вздыхаю, успокаивая себя тем, что это просто обычный, бродячий кот. Который предельно похож на Мёрдока, только, того, которого я помнила с детства. Взгляд снова останавливается на мордашке кота, который в мгновение перестал быть спокойным и умиротворённым, зрачки уменьшились, при чем, у нас двоих, его хвост встал дыбом, а чувства обострились, сердцебиение и дыхание участилось, а я сжала рукоять катаны и когда кот побежал куда-то в сторону, я двинулась за ним. Вбиваюсь всем телом в стену и выдыхаю, уворачиваюсь от нового замаха со стороны громиллы, вбиваю в его ногу катану и подонок падает. Вынимая из его ноги оружие пригинаюсь, отрубая голень ещё одного бродяги. Передвигаюсь дальше, запрыгиваю на лестницу, хватаясь ногами за периллу и откидываясь назад, вбиваю по самую рукоять в живот третьего парня, сердцебиение которого немного замедляется, но рассчитав место и ударив, можно оставить человека в живых, что я и делаю, вынимая острие из плоти. Впереди, по переулку бежит тот самый черный кот с красным ошейником, он перепрыгивает небольшие преграды, ведя меня к своему хозяину. К Филлипу, который достаточно давно достал меня с крыши, оказал нужную медицинскую помощь и напомнил о Дейве. Впрочем, напомнил вообще обо всех отцах, которых я когда либо знала. Черныш резко останавливается, впиваясь когтями в асфальт. Из угла выходит четыре огромных охранника, логично, что охраняют они здесь не особо хороших людей. Сжимаю рукоять кровавой катаны, с кончика которой спадает пара капель крови. — Тебе сюда нельзя, – кот осторожно пятится назад и освобождает мне проход, — Ты слышишь меня? — Чёрт... это та мразь, о которой говорят, — последний, более менее мелочный подаёт голос, вызывая у меня улыбку.