***
Когда в Диму попала пуля, я не на шутку перепугался. И это обоснованно, потерять последнего близкого человека не желаю. Мой парень показал мне, что такое жить вдали от камер и известности. Оказалось это куда веселее, чем блогинг. Сейчас он лежал в грязи, из груди сочилась алая жидкость, то же самое было со ртом. Дождь быстро размывал всë это в лужи, в конечном итоге мы все стояли в лужах крови. Даже Гоголь застыла с пистолетом в руках, в котором, скорее всего, кончились патроны. Волосы на голове прилипли к лицу из-за дождя, это было похоже на хоррор. Никто не ожидал, она кинула в нашу толпу что-то типа задачи, к счастью, она ни в кого не попала и рванула за гаражи. Мне ничего не стоило догнать её, мне не страшно. Мной управлял гнев, потому, пока все были в растерянности, я погнался за Машей. С лица капала вода — всё равно. Измазал свои кроссовки в грязи, штанам тоже не хило досталось. Но смог, почти догнал эту подлую суку. Она перезарядила пистолет. Сработала защитная реакция, я машинально достал пистолет, снял его с предохранителя. Выстрел. Нечаянно я попал Маше в голову. Алия меня убьёт! Что скажет Дима, если выживет? Я остановился. Ещё один труп, только уже на моей совести. В это время на помощь уже подоспели Егор, Сударь, да даже Яну вытащили на задержание. Никита единственный, кто осмелился подойти ко мне и посмотреть на лежащий в метрах десяти от нас труп. — Да, методы у тебя, майор, так себе. Запишем как самооборону. —Спасибо, — у меня начался тремор, — вы вызвали скорую для Димы? —Да, но будем честными — шансы крайне малы. Он медленно и болезненно умирает. Одна надежда на врачей. — Он не может умереть! — Такова жизнь. Эмиль, ты же знаешь, с этим ничего не поделаешь. Мигалки скорой помощи завыли где-то вблизи, кинул пистолет и рванул в сторону, где выстрелили в Диму. Врачи как раз затаскивали его на носилки. Мне нужно было проверить его пульс, лично удостовериться, что он будет жить. Меня не подпустили, хоть удостоверение промелькнуло перед их глазами. Ну, ничего, я приехал на своей машине, потому поеду за ними. Ребята под командованием Сударя всё уберут, всё зачистят. До больницы доехал быстро, потому что быстренько установил мигалку и меня пропускали вместе со скорой. Притаился в машине, чтобы меня не заметили. Вот из автомобиля показались носилки с Масленниковым, его понесли в здание. Выждал ещё пару минут и пошёл за ними. В больнице было тихо, а тот самый врач, который не пустил меня, стоял у стойки и заполнял какую-то карточку. — Как он, с ним всё хорошо? — Лучше сядьте. После этой фразы земля медленно ушла из-под ног, машинально осел на пол. Дыхание участилось. Я почувствовал, как ком подкатился к горлу. Дышать стало тяжело, лёгкие сжимались и разжимались все чаще. Веки потяжелели, слёзы подкатились, готовясь в любой момент политься ручьём, которым можно было наполнить несколько олимпийских бассейнов. В носу захлюпало, слизь обволокла полость носа. — Дмитрий Андреевич скончался только что. Сильное кровотечение в области сердца дало свои плоды. Не самые хорошие. — Не может этого быть. Вы должны были его спасти! — всё же дал волю слезам. — Это чудо, что он доехал живым до больницы. Столько, сколько он, не живут, после огнестрельного ранения в сердце. Новый прилив агрессии, я начал сметать всё на своём пути. Он не должен был умереть! В любом случае, его можно воскресить, надо только позвонить Тёме. Он точно знает, что делать. Извинился перед врачом из-за своего гнева и попросил доставить труп в комитет. Сам же вышел на улицу, достал телефон и набрал Артёму. — Привет. — Привет, как прошло задержание? — Хуёво. — Что случилось? — голос Чернецкий стал более серьёзным. — Ты можешь воскресить Диму? Она его убила, но я уверен, его можно подлатать. — Нельзя, к моему огромному сожалению. В твоём случае сердце было аккуратно извлечено и насыщенно кислородом. В его случае сердце перестало биться, кислорода в нём не осталось. Нам остается только оплакивать его. Отключил звонок, всё остальное мне было неинтересно. Я отправился в комитет. Там проведу несколько дней, не отходя от трупа в морге, а потом больше никогда его не увижу. Димы больше не существует, его сердце не бьётся, значит, он не может больше любить.***
На самом деле, по приезде в следственный комитет, сразу направился не в морг, а в его кабинет. Нужно забрать его личные вещи, перед тем, как помещение займёт Никита. Меня встретила всё та же дверь, всё те же стол, кресла, шкафы. Стоит забрать только нужное, например, ноутбук, его пистолет и мелочи из шкафа. Заодно заберу своё дело, нечего лежать, пылиться здесь. Всё равно больше не пригодится, дело раскрыто, а я жив. На ватных ногах еле как дошёл до Диминого кресла. Весь кабинет был пропитан его одеколоном, не могу спокойно находится. До меня доходит осознание смерти последнего, ради кого стоит жить, возможно, это карма для меня и для Масленникова. Только его оказалась сильнее. Упал на стол, слёзы душили, горло пересохло. Стол будет мокрым, пустяк, его обработают перед тем, как «заселять» Сударя. Было отнюдь не время хныкать, убиваться. Я смог пережить смерть мамы, смогу и эту, болезненно, возможно на это уйдёт вся жизнь, но смогу пережить. Нужно собирать вещи и уходить. Вытер слёзы рукавом, полез в ящик и достал своё дело. Из него моментально выпал лист бумаги, кружась в вальсе. Потянулся за ним для того, чтобы поднять и вернуть в положенное место, но замер на месте. Это не просто листок, это письмо от Димы. Нужно читать. «Дорогой Эмиль, если это письмо в твоих руках, значит, меня нет в живых, а ты сейчас собираешь мои вещи. Я просто хочу знать, что о тебе позаботятся, да, пришлось прибегнуть к связям и просить Полину с Алей, чтобы не отходили от тебя ни на шаг. Ты захочешь проститься с жизнью, не делай этого. Я не пуп земли, забудь меня, у тебя ещё вся жизнь впереди. Ты бисексуал, найди себе красивую, а главное добрую девушку. Я правда очень сильно любил тебя, но судьба решила по-другому, когда-нибудь это должно было случиться. Живи, радуйся. Прощай, мы встретимся на том свете, я снова услышу твой загробный шёпот. Твой Дима.»***
Все члены семьи Гоголь и Еникеевых собрались, чтобы сказать последние прощальные слова. А я пришёл сюда, потому что тоже хочу проститься с ней, но только по своему. По особенному. Она лишила меня счастья. Она убила моего Диму! У нас с ним были планы, хотели поменять мне фамилию в паспорте не Масленников Эмиль. По сути, мы бы обошли закон Российской Федерации. Иронично, ведь Дима был связан с законами. Шёл мелкий дождик. Я стоял в очереди к гробу за семьёй Еникеевых. Всё целовали Машу в лоб. Причитали, говорили какая она была добродушная. Ага, даже из-за своей «добродушности» Масленникова убила. Единственное счастье, которое у меня оставалось. Наконец-то настала моя очередь прощаться со столь «хорошим» человечком. Я не стал целовать ее в лобик. Я нагнулся к уху и прошептал: — Гоголь ты ебучая дура. Гореть тебе в аду! Этого никто не услышал. Моё сердце застучало как бешеное. Слёзы подкатились к глазам, ком встал в горле. Закатил глаза, чтобы не полились слёзы. Плакать хотелось не от факта её смерти, а от факта, что ей досталась благородная смерть. Сам даровал ей её, но теперь это уже не важно. Жизнь больше не будет прежней. Никита теперь Полковник, я всё тот же майор, мне выплачивают огромные деньги по потери Димы. Полину признали не до конца вменяемой, потому наказание она не понесла, скоро её выпустят, они с Алией отличная пара. А я остался один, хоть и прославился на всю страну, что серьёзно помог в раскрытии дела. Всю свою оставшуюся жизнь посвящаю следовательскому делу…«Время тик-так» — фраза, из-за которой всё это началось, навсегда останется в сердце.