ID работы: 12028079

Обещание Покровителя

Джен
NC-17
В процессе
12
автор
Тео Тео гамма
Размер:
планируется Макси, написано 37 страниц, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
12 Нравится 2 Отзывы 1 В сборник Скачать

Том 1. Глава 7.

Настройки текста
Примечания:
      Под громкие пьяные разговоры мужиков игралась музыка в таверне «Сломанный Винил». Она тихая и ломающаяся. Старое пианино явно не принадлежало для неопытных рук рыжеволосой девушки, работающей в пекарне, которая досталась ей от родного деда. В таверну Рита заходит часто после тяжелых рабочих дней, чтобы выпить немного разливного пива и сыграть на пианино, пытаясь повторить мелодии из детства. Ее мать часто играла, поэтому если спрашивали как проходило ее детство, она всегда отвечала: «Детство — чистая музыка, подростковый период — не та мелодия, а юность — сломанный инструмент».       Она не похожа на дам из высших сословий. Одежда обыкновенная — штаны да рубаха, а фартук использовала при работе, чтобы не запачкаться. Она не имеет манер, не общается заумно. Предпочитает оставаться собой, оставаться человеком.       Интересно наблюдать за тем, как люди приходят выпить в таверну. Натрис работает здесь почти три года, и она успела повидать много лиц с разными судьбами. Кто-то приходил в «Сломанный Винил» выпить, чтобы расслабиться; кто-то приходил сюда, чтобы поболтать и утешить свое жизненное клеймо, запечатанное навсегда глубоко в душе; кто-то вовсе не знал как жить; а кто-то медленно умереть пытается, заливаясь алкоголем. Как правило — такие ходят сюда каждый день, может быть, через день, если снова заработают деньги, чтобы их пропить. А дальше они мучают себя, что пропили деньги, и они начинают пить, потому что понимают губительность ситуации по отношению к собственной жизни. И люди пьют, и пьют, и запиваются. Среди мужчины также сидели немногие женщины.       То ли мелодия не получилась в игре на пианино, то ли звук неприятный издал старый ворчун, сидящий позади Риты. Но все же это было произошло вместе, в одну ноту.       Дверь таверны медленно открылась вовнутрь помещения. Люди сразу утихли, а Рита мгновенно отошла от пианино. Играть музыку во время войны запретили совсем недавно. Все с тишиной смотрели на высокий рост возможного прихода офицера, пришедший арестовать кого-нибудь или вовсе, забрать в армию по призыву. Каково было их удивление, когда увидели мальчишку с полной сумкой, закинутой через голову, чтобы было легче держать равновесие. У него на правом плече серая повязка. Маленький мальчик лет девяти поди подрабатывает разносчиком писем в издательстве «МакАдам», чтобы заработать хоть что-нибудь на кусок хлеба.       Все взгляды пали на него. Люди в таверне с испугом отреагировали на приход юнца. Нет, они в них нисколько нет агрессии, что тот прервал им беседы. Они ждут его должных действий.       Мальчик в дырявых запылившихся от грязи штанах достал письмо из сумки.       — К-кто здесь Бахгъом Пиасо? — произнес мальчик, читая с письма имя человека, которому оно адресовано. В силу из-за своей картавости, ему сложно выговаривать все слова, имеющие согласную «р». — Мне с-сказали, что он здесь, почти всегда…       — Я тут, мальчик. — поднял руку мужчина сидевший за три столика от него.       Отдав письмо, мальчик отправился дальше, потому что дел полно, писем много и их необходимо успеть раздать до комендантского часа, до которого оставалось около трех часов.       Густой дым от сигареты пронесся в таверне, когда Бахром Пиасо прочитал письмо. А тишина до сих пор стоит с самого появления пацаненка. Присутствующие ждали того, что скажет мужчина с письмом. Но уже и без его слов поняли, что в нем написано.       — Старший сын семь месяцев тому назад погиб в окопе, — припомнил Бахром, а через секунду на его бородатом лице сползла слеза. Не стесняясь своих эмоций он заплакал, взял сигарету и преподнес к губам, чтобы набрать дым и после выдохнуть. — А младший сын неделю назад письмо прислал, написал: «У нас все хорошо, папка, не переживай. В церкви сейчас сидим, Богу молимся». А я-то думаю, зачем Богу молиться на войне, если все хорошо? А сейчас понимаю. — он скомкал бумагу. — «Погиб в церкви от обстрела артиллерии» — не всегда хорошо то, что хорошим кажется.       На него смотрели с сочувствием и печалью, будто сами перенесли утрату через каждый уголок своей пропитой алкоголем души. Они смотрели на него, а кто-то стеснялся, поэтому глядели в пол, молясь за погибшего пацана, чтобы он попал в рай.       Но одному мужчине, сидевшему позади Бахрома было жестоко наплевать.       — Младшего твоего могли убить еще за два месяца. А письмо прислали чисто ради откупа. — не выдержал и сказал мужчина, медленно выпивая пиво из кружки.       — Что ты сказала, скотина?! — спросил того Бахром, повернувшись к нему лицом.       Поставив грубо кружку с пустым дном на стол, мужик ответил:       — Че слышал! — затем он привстал и покосился на стоящего перед ним лицом к лицу Бахрома. — Все это вранье. Нет никакой войны с Эвалинсисом. Это ло–       Мужчина, выразивший себя провидцем повалился на стол, где сидел до этого. Он получил тяжелый пьяный «поцелуй» кулаком от Бахрома. От злости мужчина схватил кружку, из которой он пил и разбил ее об голову Бахрома. В таверне завязалась драка состоящая из двух людей. Их принялись разнимать, но получали лишь в ответ. И озлобленные они лезли уже не помогать, а драться с теми, кто их толкал, бил или обливал алкоголем нарочно. Тогда уже в таверне была не драка двух людей, а драка всех посетителей.       Барменша стояла со стаканами и наблюдала за картиной, некоторые женщины спряталась за барную стойку рядом к Натрис, чтобы их не тронули. Рита же встала в сторону лестницы, которая вела на второй этаж, где всегда было тихо. Там никого не было вовсе, а внезапно появившийся силуэт вовсе напугал девушку, что та схватилась за сердце и облокотилась на деревянные перила. Но испуг «призрака» был ложным. По лестнице спускался высокий солидный мужчина с серой повязкой и в полурастегнутой бордовой рубахе с черными штанами. Он почесывал щетину, переходящую в бороду. А когда мужчина с темными каштановыми волосами до плеч, зачесанные назад, прошел мимо Риты, та посмотрела на него и поняла, что он направляется к пианино.       В бессмысленной драке мужчин заиграла музыка. Не ломаная, а настоящая. Звук прекрасной мелодии привлек внимание нескольких мужчин, они с испугом смотрели в сторону музыкального инструмента и на мужчину, играющем на нем. Они стали успокаивать других, кто еще не успокоился в драке и хотел больше чужой крови на своих кулаках. «Это он, успокойтесь» — говорили они, показывая рукой в сторону мужчины и пианино. Постепенно в таверне наступила тишина, но игра продолжалась.       Рита наблюдала за игрой загадочного мужчины с удивлением. Не отрывая глаз от него, она мечтала когда-нибудь сыграть так же как и он. Его игра была громкой, не такой как у Риты. Он не боялся, что в таверну могут прийти офицеры и арестовать его. Он играл в свое удовольствие, которое не могла себе позволить Рита. Благо посетители ее никогда не сдавали.       Звук набирал свой темп, игра быстро сменялась на разные звучание. Натрис наблюдала за этим, улыбнулась и сказала: «Его любимая». Удар по клавишам кулаками оказался непредвиденным для посетителей. Они вздрогнули от резкого конца мелодии.       — Вон, — сказал мужчина сидевший у пианино, ни разу не обернувшись в сторону присутствующих. — ВЫШЛИ ОТСЮДА! — не удержался он и заорал, чтобы те поняли его намерения.       И как ни странно народ понял его. Все они развернулись и потоком в три шеренги двинулись к выходу. Кроме Риты. Она ждала момента, когда можно было бы подойти к нему и спросить, как он научился играть на печальном, но красивом инструменте.       — Вы как всегда прекрасно сыграли, Али Жак Пейн. — подбодрила своего начальника Натрис.       Мужчина кивнул головой в ее сторону, подавая знак. И барменша его поняла и принялась наливать алкоголь. Он хочет выпить любимый бурбон перед важной встречей со старыми приятелями.       — Простите, — заявила о своем присутствии Рита Ракбуш, отойдя от лестницы, что заставило Али Жак Пейна посмотреть на нее и пересесть за круглый темно-коричневый стол.       — Ты новый персонал? — не дожидаясь ответа, он переключился на другой вопрос. — Натрис, ты когда успела замену найти?       — Нет, нет. Вы неправильно поняли. — начала разводить руками из стороны в сторону Рита. — Я хотела спросить, как вы научились играть? — указала она легеньким поворотом головы в сторону пианино.       Натрис подошла с бокалом и с виски, чтобы мужчина мог подливать себе. А когда сделала это, принялась убирать весь мусор после драки, отмывать пол.       Знаком Али Жак Пейн пригласил Риту за стол и предложил ей разделить любимый напиток, она присела с ним за один стол, но отказалась в выпивке. Девушка стремилась узнать ответ от человека, который может научить ее тому, о чем мечтает. С тех пор как умерла матушка…       Мужчина хмыкнул и небольшими глотками начал наслаждаться вкусом, держа алкоголь во рту несколько секунд, а после сглотнул. Этот ритуал помогал понять настоящий вкус бурбона.       — Понимаешь ли, девушка.       — Меня зовут Рита.       — Я не спрашивал.       — …       — Понимаешь… Я не смогу тебя научить играть на пианино за час. У меня важная встреча. Да и потом, с какой стати я должен тебя учить?       — Но я не говорила…       — В будущем нашем разговоре, после того как я рассказал бы, как я научился играть. Ты бы подумала, что я добрый и щедрый человек, и попросила бы научить тебя.       Рита замолчала. Все, что он сказал являлось правдой и непредвиденным заранее. Девушка не захотела сдаваться и пыталась перебрать любые условия, чтобы тот согласился этого сделать, но ее попытки оказались мелочью, а мелочь Али Жак Пейн не любит.       Выпив бокал до конца, он сказал ей:       — Даже если научу, тебя арестуют офицеры и сделают что-то там, чтобы ты больше не смогла играть музыку. Тогда каков смысл учиться, чтобы потом разучиться?       Подумав, Рита быстро нашла ответ на его вопрос.       — Чтобы понять каково это, когда умеешь делать то, что нравится, не смотря на количество времени перед тем как разучиться. И еще… Я ненавижу офицеров, так что буду скрываться, если будут меня пытаться найти за игру на пианино.       — В чем неприязнь к офицерам? — спросил ее Али Жак Пейн, подливая виски в бокал.       — Друга убили… — на выдохе сказала Рита.       — Как звали? — запил мужчина алкоголь.       — Марко.       Мужчина подавился выпивкой, услышав знакомое имя.       — А фамилия? — с неким любопытством спросил он ее, заодно пытаясь прокашляться.       — Ликёр. На «и» ударение. Его семья еще с прапрапра… не помню кого, изготавливала алкоголь, а в особенности ликер, вот и пошла оттуда фамилия у них. Марчонок мне рассказывал, когда мы в школе вместе учились.       Мужчина пришел в сильное удивление и представление об этом мальчишке. Он начал вспоминать: Марко приходил в таверну за ним, чтобы он дал ему нормальное задание.       — Я же был там… — обдумывал в голове Али Жак Пейн ситуацию, которая случилась между ними в начале сентября. — Я был с ним в одном помещении, здесь. Играл на пианино… Но Натрис я сказал, чтобы говорила, что я уехал. Откуда же я знал про бомбу?! Скотт предложил мне два варианта — либо говорить Марко задание, либо промолчать. Как оказалось… Я выбрал самый грязный, кажущийся безобидным, вариант.       — Почему вас так это удивило? — переключила внимание на себя Рита.       Закончив с уборкой, Натрис подошла к столику, где сидели Рита и начальник. Барменша дала понять, что со всем закончила. А до важной встречи оставалось не более получаса, об этом мужчина узнал, посмотрев на часы в таверне, которые располагались на стене сверху, где стояло пианино.       — Жив твой Марчонок, — Али Жак Пейн допил второй бокал бурбона и решил сделать путь к искуплению. — Увидеть хочешь его?       Рита сей же час схватилась руками за свое лицо, прикрывая ими открытый рот. Услышанное оказалось неожиданной для нее информацией. Она сперва не поверила ему, но вспоминая увиденную удивленность на его лице, как только начали о нем говорить, ее сомнения развеялись.       — Хочу…       — Тогда выдвигаемся прямо сейчас. — сказал мужчина оставив бокал и недопитую бутылку на столе. Он пошел наверх за черным пальто и зонтом, потому что на улице холодно, а вместе с этим должен скоро пойти ливень.       В окне видно как тучи стали густыми, небо полностью было закрыто ими, темно-серыми тучами, ближе к черному цвету. На улице заметно потемнело. По окну ударили первые капли дождя в малом количестве, затем еще, еще и еще, их становилось больше с каждой секундой. По улице идут люди с зонтами, торопясь скорее домой после рабочего дня, так как до комендантского часа оставалось мало времени.       В комнате сидел Марко возле окна на кресле и читал книгу, которую приобрел почти полторы недели назад. Она не имеет автора, но имеет название — «Какова цена выбора?». Вопрос, ставящий в тупик в первую секунду, когда ты имеешь выбор между тем, что плохое, но является хорошим и тем, что хорошее, но является плохим. И это еще как посмотреть… В какую ситуацию попадешь, в такой и выбирать верные варианты.       Дочитав книгу, лежащую на столе, он принялся смотреть на карманные часы, которые ему достались от покойного дяди Гаана. Но когда он залез рукой под черный пиджак, чтобы взять их с прицепленной на пуговице темно-бежевого жилета, часов он там не обнаружил.       — Твою мать! — выругался Марко Далее он встал, чтобы снять пиджак с себя и кинуть его на кресло, где до этого сидел. И более ничего не делал. Он смотрел на на пиджак в кресле, вспоминая все события в этом сентябре, что произошли с ним: смерть дяди и отца, смерти на площади Врита, смерть матери. — Это все из-за меня… ВСЕ ИЗ-ЗА МЕНЯ!       Схватился он за край стола, который расположен вдоль окна.       — Зачем их только трогают, они же ничего не сделали, — вытаращил глаза Марко, смотря в книгу. — Вот бы сестру с тетей не тронули. Они единственные, кто остался в живых.       Время играло против него с тех самых пор, как ему достались часы дяди. Но он потерял их. Есть ли шанс теперь все исправить? За девять дней, проведенных здесь в доме напротив площади Вриты, где произошел взрыв, Марко обдумывал множество способов плана побега, но все они вселяли неуверенность в парня.       Три дня он пытался драться за право на свободу, несмотря на его худобу. На четвертый день Марко понял, что три дня потратил впустую, когда мог за это время придумать другие ходы решений. Если нельзя взять физически победу, нужно стараться воевать, приводя в бой ум.       На пятый день, когда жители всего дома собирались вместе в обширном подвале, Марко осознал, что все-все здесь знают друг друга и работают вместе, словно это какая-то группировка. Но они обсуждали лишь новые поправки законов, которые внес правитель Анатарес Еро. Это не показалось парню странным, потому что это обыденно.       Шестой, седьмой, восьмой и сегодняшний день он потратил на прочтение книги, которую обнаружил в этой комнате. В эти четыре дня он уложился стать спокойным и приличным человеком, чтобы перестань подрывать доверие Скотта. И сейчас он размышляет о том, как прекратить всевозможные смерти невиновных людей и как сделать так, чтобы сдать Скотта Маршалла офицерам. «Наверное, дядя все-таки мертв, а Скотт просто притворяется, чтобы заставить меня работать на него. Думаю он и является главарем всей этой организации» — промямлил Марко.       В комнату вошел рыжий молодой мужчина по внешности, но возрастом он явно старше Марко, примерно на пять лет.       — Я еще не закончил, Тиб. — сказал Марко, переводя взгляд с книги на окно, где во всю силу бил дождь.       — Это не тебе решать, — мужчина стоял в проходе и ждал, когда парень соберется с мыслями. Он пришел за ним, чтобы сопроводить его до подвала на новое выступление дома.       Марко оставил пиджак в комнате на кресле, он и не хотел его носить. Парень предпочитает светлые тона, ассоциируя их с добром. Вместе с Тибом Гайдро он шел по мрачному коридору, где горел тусклый свет запылившихся ламп на потолке. Обои бордовые с желтыми лилиями. Дальше лестница до первого этажа, потом еще лестница, уже ведущая в подвал. И вот дверь, за которой и были все тайны. Отперев ее, Тиб пропустил сначала Марко, а после зашел сам.       Подвал выглядит как арочное помещение из кирпичей, внутри которого есть целое питейное заведение — запасы алкоголя, бочки с винным производством, круглые деревянные столики и деревянная сцена, на которой могли выступать как музыканты, так и глава дома, собирая всех на общее собрание. И сегодня как раз-таки этот день.       Войдя в помещение, Марко увидел множество людей, которые сидели за столом и общались с кружками и бокалами, но прекратили вести диалог друг с другом, когда Марко проходил мимо столиков до первого ряда, куда и вел его Тиб Гайдро. Люди с удивлением смотрели на светловолосого мальчишку с веснушками. Марко ощущал себя нелепо, ему не нравилась обстановка, когда на него таращили глаза. Да еще и садится на первый ряд за столик было некомфортно, потому что все в этот момент могли смотреть в ему в спину и прожигать взглядом каждое его малейшее движение.       Когда они все же сели с горем пополам, к ним подошла молодая девушка и спросила, что те будут пить.       — Я не пью, — разволновался Марко, мотая из стороны в сторону, показывая знак отказа.       — Дурак, тут никто не пьет. Это для вида на случай, если придут сюда офицеры. — цокнул в его сторону Тиб. — Нам, пожалуйста, два бокала вина, где один наполовину налит, а другой на донышке.       Девушка с улыбкой приняла заказ и пошла за ним. Марко с растерянностью смотрел на сцену. Движения сковывают его, он не может посмотреть на Тиба, который разглядел его с неприязнью с ног до головы.       — Ваш заказ! — отдала девушка-официантка им два бокала вина и сразу же ушла за другой столик, который был напротив них.       На сцену из-за кулис вышла маленькая семилетняя девочка, ухоженная, в белую блузку с черным сарафаном, и двумя красными бантами, которые связывали ее две косички.       — О, Боже, опять двадцать пять… — пробубнил Тиб, закрывая рот кулаком, наклонившись этой же рукой на стол, он смотрел на сцену.       Девочка смотрела на людей в помещении и громко с выражением начала говорить стих, который она рассказывает много-много выступлений подряд с пяти лет:

И даже самый честный воин Признания короля не достоин. Забудьте страх, смерть и славу! Не ложитесь под державу. И будет хлеб, и будет пища, И будет казнь людей всех нищих, И будет бойня за престол, И будет путь наш тяжел! Смерть — достоинство великих, А жизнь дана для сволочей бесстыжих. Что близкие погибают от рук офицеров, Из-за невежливых манеров, Придут и люди настоящие, Что народ спасли бы — «Майские»!

      — Майские! — гордо вскрикнули вместе с девочкой конец стихотворения, чего Марко не ожидал и посмотрел на Тиба глазами волнения и интереса.       «Майские?! Название группировки?! Организации?!» — стал спрашивать молча Тиба, глядя на него, но тот не обращал на него внимания, потому что после выступления девочки, когда она ушла за кулисы, вышел Скотт Маршалл.       Он вышел на сцену в своем первичном костюме. Марко обомлел, когда мужчина посмотрел на него и тонко улыбнулся. На лбу парня выступили капельки пота.       — Братья и сестры, товарищи и друзья, сегодня состоится один из важных дней для нас, который может изменить судьбу страны и народа. — напомнил Скотт присутствующим людям в заполненном помещении. — Созданы были четыре группы за это десятилетие, которое принесло очень много удачи в наших рядах — Ложфинко, Мийсавичи, Дайеры и Палевские. Каждая, из групп которых занимается делами организации, созданной когда-то Гааном Гомбо и Теодором старшим…       — ДЯДЯ?! — прозвучал голос в голове у Марко.       — …Проблема началась в Янш’Байке, когда магазины опустели, когда люди начали голодать. Вспомните, когда трупы тощих бездомных детей могли найти за переулком. А кто не застал того времени, тот может вспомнить жестокость офицеров, направленных на вашу душу. — Скотт приостановился в речи, а после продолжил, покачивая головой, выражая сожаление. — В Янш’Байке лишились радости и уважения пятьдесят лет назад. Наши братья, сестры, родители, друзья… не дожили до этого дня. До дня, когда наступит все по-другому…       Марко сидел в глубоком шоке, будто паразит поразил его и он онемел, слушая рассказы, которые произносил мужчина, стоящий на сцене. Глухота настигла его волной, в ушах появился звон. Паника нарастала в сознании молодого парня. Перестав различать речь, Марко сконцентрировался на своем сознании, переведя взгляд в пол. Глубокий вдох! Выдох… Глубокий вдох! Выдох…       За его рукав рубашки дернул Тиб.       — Марко, вставай. — сквозь зубы тихо проговорил мужчина, наклонившись на стол, чтобы дотянуться до него.       — Чт-то?.. — поднимая с пола взгляд, чтобы обернуться на Тиба, Марко боковым зрением увидел, как люди смотрят на него. Речь Скотта Маршалла была приостановлена. Марко потерял счет времени. Находясь в панике, он не слушал и не воспринимал происходящие за правду. А теперь на него смотрят и ожидают действий.       Скрипучий стул дал понять намерения Марко. Он медленно вставал, одергивая жилет, чтобы тот ровно смотрелся на его теле. Тиб показывал движениями глаз на сцену, чтобы Марко туда отправился, и тот послушно направился туда. Ступенька за ступенькой и он стоит вместе со Скоттом на одном уровне. Все взгляды направлены на них, на двух стоящих людей на сцене.       — Твоя речь, Марко. — прошептал Скотт, улыбаясь ему в глаза.       Речь… Об этом Марко не подумал. Надо оставаться на одной волне с присутствующими, без подозрений ускользать и правильно подбирать слова на ходу. Благо он научился этому обучаясь в школе.       Набрав воздуха для уверенности, Марко продолжил после Скотта речь:       — Я не застал тех времен, когда народ вымирал от голода и пытался хоть как-то выжить, посещая несколько работ в сутки, ради добычи хотя бы минимальных денег, чтобы хватило на хлеб и молоко. — его тактикой оказалось обычное повторение за тем человеком, которому доверяют люди здесь. Если выражать глубокие эмоции, повторяя слова Скотта, можно добиться хоть чего-нибудь. — Но я застал времена, когда любой офицер может избить гражданина. Война — есть война, но она не должна влиять на исполнение обязанностей и преувеличением полномочий офицеров против своего же народа…       На него смотрели люди и молчали с пустыми лицами и нейтральным взглядом. Но Марко продолжал свою речь. Самое главное закончить и сбежать.       — …Но чтобы вернуть все на места и жить в удовольствие, мы должны собрать народ и дать отпор власти, которая давно потеряла уважение и авторитет среди нас… Потрясенный высказываниями Марко, Тиб нахмурился, ему трудно было поверить в то, что этот пацан, стоящий на сцене, реально готов работать с ними.       — …Я, Марко Ликёр, — поднял он правую руку, — даю обещание перед всеми Вами, что выполню свой долг ради благополучия народа. Будь я проклят, али я не выполню свое обещание.       — Марко… — с трудом тихо проговорила Рита, чтобы ее никто не услышал. — Как же так? Ты же совершенно не такой человек…       Закрыв глаза, Скотт улыбнулся. «Теперь ты всецело принадлежишь нам» — подумал он и открыл глаза, рассматривая лица людей в помещении.       Юный парень закончил свою речь, которую умело придумывал на ходу, но в помещении подвала так и стояла невыносимая тишина, будто бы он сказал что-то совершенно не то.       Мужчина в дальнем углу начал хлопать ладонями в знак уважения для Марко. Ему понравилось выступление и обещание мальчишки. Не стесняясь, мужчина даже встал. Присутствующие в помещении люди подхватили его и стали выполнять то же самое — хлопать и вставать, смотря на двух людей, стоящих на сцене. Кто-то даже засвистел. Но самое интересное в том, что начался клич. «Майские! Майские!» — кто как вопил название их организации. А Марко стоял с удивлением, что эти люди поверили ему, поверили в его обещание. В какой-то момент ему это даже понравилось. Но оставлять это так нельзя, необходимо закончить то, чего начал и то, что было задумано с самого начала по приезду сюда — посадить всех «Майских».       — Доброй ночи, товарищи. Собрание окончено. — сказал Скотт Маршалл и руками дотронулся до плеч Марко, подталкивая того, чтобы они вдвоем пошли за кулисы под громкие аплодисменты.       — МАРКО! — вскрикнула Рита, провожая взглядом друга, надеясь, что он посмотрит на нее, но его быстро увел какой-то мужчина за кулисы. Теперь девушка убедилась — Марко жив и здоров, а тот мужчина ей не врал, значит, он сам здесь состоит.       Риту впустили сюда только, после того как она подписалась в бумажке, что она готова работать на благо организации. Но сделала она это лишь для того, чтобы увидеть Марко, а не свержения власти, о чем тонко намекал тот мужчина в черном костюме рядом с Марко. В ближайшее время или дни Рите Ракбуш нужно выйти из «Майских» и вернуться к обычной жизни.       — Отличная речь, Марко! — обратился к парню счастливый Скотт, медленно ведя его к двери, которая расположена рядом с дверью выхода. — Как давно ты переборол свой внутренний страх?       — Недавно.       — Вот отлично! Гаан бы гордился тобой. Впрочем, ты завоевал мое доверие, а также доверие «Майских».       Они подошли к темно-коричневой двери и встали перед ней, смотря друг на друга. Скотт мило улыбался, рассказывая ему то, как боялся, что Марко предаст их. Тогда бы весь план пошел насмарку. И труды были бы не оправданы, смерти были бы напрасны. Его рассказ наедине тронул Марко до того, что тот почему-то начал сопереживать его высокому положению в «Майских».       Мужчина быстро сменил тему на семью парня, стоящего перед ним, перестав рассказывать о себе, чтобы не рассказать чего-нибудь лишнего.       — У тебя остались сестра и тетя, верно же?       — Да, я бы хотел, чтобы их это все не коснулось…       Скотт отвел взгляд в сторону, повернув голову к двери.       — Знаешь ли, Марко… — открыл он дверь. — …Иногда необходимо жертвовать своими близкими.       Он схватило его за руку и силой затолкал в комнату. Марко упал на пол, но тут же вскочил, чтобы накинуться на Скотта. Внезапно перед его носом закрылась дверь. Дергая за ручку в разные стороны, Марко пытался открыть дверь, но она не поддавалась. Видимо, Скотт запер дверь на ключ.       — ВЫПУСТИ МЕНЯ! — закричал Марко, ударяя руками по деревянной двери. Понимая факт того, что его не выпустят, он прекратил это делать. — Сукины ты сын, Скотт!       Улыбка мужчины оказалась фальшью для намеренного действия с Марко, о котором парень даже не подозревал. Переживания Скотта может и были правдой, но не в взаимодействии с ним, с человеком, который важно необходим для организации.       — М-марко?.. — донесся тихий, хриплый голос сзади него в маленькой, узенькой комнатке, напоминающую гардероб, где актеры готовятся к выступлению на сцене.       Парень не придал этому особого значения. Он подумал, что это за дверью кто-то пытается спасти его, поэтому парень правым ухом прислонился к двери, чтобы в надежде услышать кого-нибудь, кто может спасти его, когда он начнет снова барабанить в дверь.       — Марко… — снова этот голос, но уже изнутри, с левой стороны от него. Испугавшись такого разворота событий, осознавая, что в комнате помимо него находится еще кто-то, он медленно начал поворачивать голову в сторону зова. Когда Скотт толкнул в комнату, Марко никого не увидел, ибо падал с закрытыми глазами.       — …Ева, — сказал ошарашенный Марко, увидев свою сестру, расползающуюся на кресле от бессилия. — ЕВА!       Холод прошелся по телу Марко, он испытал дрожь, смотря на сестру: шелковая бордового цвета вуаль свисала с оголенных плеч девушки, лениво покачиваясь из стороны в сторону, не придавая этому сил; она в своем любимом шелковом ванильном платье на тоненьких бретельках; оно похоже на ночнушку; платье ее ниже колен почти касается тонких гладких ножек; она босиком, что странно. Подойдя к сестре, он от ужаса спустился на колени перед ней и взял за руку. Марко нежно преподнес ее руку к губам и поцеловал, зажмурив свои наполняющиеся мокротой глаза. Губы его задрожали сильнее от поступившего привкуса железа. Кажется, что парень накрасил губы акварельной красной краской, но это была не она, а кровь.       Желание погладить своего брата по голове у Евы не пропадало. Оно окутывало ее с головой, заставляя дрожать от холода, поступающий к ее коже. Но девушка устала, она не может поднять левую руку, по которой течет кровь из ее вен, проходя через тонкие длинные пальцы, заканчивая их кончиками. Капли стремительно падают на пол, образуя за собой крупную лужу. Одна за другой, одна за другой…       Волосы Евы пропахли едким дымом от сигарет, которые она курила до этого момента. Рядом на столе стояла пепельница, а в ней пять сигареток. Видимо, девушка испытывала большой стресс, если скурила такое большое количество. Рядом с пепельницей лежит окровавленное на кончике тонкое, острое стекло. Именно им она решилась воспользоваться, чтобы покончить с собой. Ее глубоко порезанные вены, из которых стекала кровь, не видны — это понимал Марко. Предпринимать попытки спасения было слишком поздно, сестра почти мертва.       Стараясь заглатывать воздух от тяжести в легких и ужасной боли в руках, девушка еле-еле произнесла:       — Ты мне не был братом, — едва слышно сказала она, закрывая глаза, не стесняясь сказанного. — Мы не были семьей, родней. Не заблуждайся, парень.       Глаза Марко сильно раскрылись, продолжая держать правую руку Евы. Может быть, это бред перед смертью? Или девушка решилась перейти на путь искупления и наконец-то рассказать ту правду, что от него скрывали долгие годы.       — И ты даже ничего не скажешь… — и правда, Марко продолжал слушать ее, разделяя с ненастоящей сестрой ее последние минуты жизни. — А я скажу, что давно хотела: все это подделка, Марко. Постарайся выжить в игре безумца.       — Безумца?! — не выдержал Марко, спросив сестру. — Что за игры, Ева?! Почему ты сделала это?! — поднял парень голову с колен Евы и посмотрел прямо ей в зеленые глаза.       — Никому, — издала резкий звук хрипа девушка, перебивая брата, — не доверяй…       Последний вдох. Последний выдох. Последние слова… неродного человека? Она умерла с открытыми глазами от потери крови. Марко испугался и сильнее сжал ее руку, рассматривая ее нежное лицо. Ей всего было двадцать пять лет. Еще жизни не прожила, а взяла и закончила ее вот так просто. Сомневаясь, Марко разделял сказанные слова сестры.       — Никому… — повторил за Евой светловолосый юноша, поправляя свободной рукой ее вуаль. Нет, он не плакал, а ведь так хотелось этого сделать. Комок в горле застрял, он больше не хотел говорить ни слова. Слезы никак не шли. Он, уставший от беготни и постоянных смертей, больше не разделяет понятия правды. — Мы не были семьей. — он вынужден был произнести эти слова, чтобы додумать их значение. Неужели вся ложь началась с его детства, может быть, а то и хуже… с самого рождения? Или даже раньше. Сказка, построенная на лжи, чтобы вырасти того, кем можно будет управлять. Играть роли — все мастера, а как жизнь проживать настоящую — кто вы?
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.