По нотам

Мара – Секс Алине казалось, когда-нибудь она не выдержит и уйдет без объяснения причин. У любого нормального человека есть предел, и даже если кто-то считал Вишневскую ебанутенькой, это не говорило об ее бронебойности. Бытовало мнение, что Алина с Марком не расстается: якобы личная ассистентка, которая даже жопу ему подтирает. Сущий поклеп. Вишневская с самого начала расставила четкие границы. Доставка продуктов и билеты на самолет? Вытаскивай руки из жопы, милый, и тыкай на кнопочки в телефоне сам. Так выяснилось, что мужчины вполне обучаемы. Вальц не роптал, капризничал исключительно в профессиональном плане, когда считал, что Алина подобрала не тот сценарий или страшно не хотел ехать на очередную фотосъемку. Тогда Вишневская прислонялась лбом к его виску и прочила золотые горы, помноженные на молочные реки и личную беседу с г-ном режиссером Жарнецким. Марк таял под руками, затаскивал Алину себе на колени и сцеловывал обещания с губ. Гармония. Если ею можно назвать извечный жар, живущий под кожей. Все удивлялись, как они до сих пор не потрахались, находясь постоянно вместе. Ведь, если бы у них был секс, они или стали бы встречаться, или разосрались в пух и прах. Однако их отношения выглядели как золотой стандарт. Счастливый артист при заботливом менеджере. На премьерах она – всегда под руку с мужем, асексуальным другом детства, который работал оператором; он – каждый раз в обнимку с новой красоткой. Потому что имидж – это святое. Стоит оступиться, и вот толпа девчонок визжит не с Марка Вальца, а с Кости Савченко, лопоухого, но такого своего. По этой причине Алина пилила семейные сторис, благодарила мужа за букеты, которые он не дарил, и делилась женскими мудростями о поддержании семейного очага. Пока Марк осыпал поцелуями ее спину и стягивал простыню все ниже и ниже. Вишневская пообещала, что откусит ему хер, если он ее предаст. И они оба верили в такую возможность, уж слишком легко было представить, как Алина сожмет зубы и пренебрежительно сплюнет кровь – она выгрызла Вальцу не один роскошный контракт. Марк снимался у лучших режиссеров и общался с журналистами только избранных изданий. В продвижении, как в универе: сначала ты работаешь на зачетку, а потом весь бомонд выстраивается в очередь, чтобы тебе отлизать, лишь бы ты дала своему артисту зеленый свет на участие в проекте. Алина действительно много работала и в самом деле обговорила все на берегу. Поэтому, когда в самом начале их отношений, какая-то шмара по секрету рассказывала ей, что отдалась Марку, Вишневская без промедления собрала шмотки и съехала из общей квартиры обратно к родителям. Не то чтобы они жили вместе. Когда их графики не совпадали, Вальц валил отсыпаться к себе. Хотя иногда он вел себя, как свинья, и в половину четвертого ночи – или утра? – заявлялся к Алине. Она просыпалась от шороха ключа, но не могла заставить себя встать, чтобы разогреть Марку еды и спросить, как он. Он не обижался, снимал одежду и забирался в постель, прятал лицо в изгибе ее плеча. Иногда они засыпали вместе. Иногда нет. Бывало, эмоции после ночной смены кипели в нем, и через одно прикосновение Алина заражалась горячкой Марка и не могла отрешиться от реальности. Размякшая ото сна, она позволяла брать себя без долгих прелюдий, стонала громко, пока он выплескивал пережитое чужое в кадре. Становился собой с каждым ее вздохом. Так что, когда Марк, не дозвонившись, приехал и не обнаружил вещей, он пришел в ярость. Он звонил, не переставая, пока Алина не вырубила телефон. Вальц отправился к ее родителям. К счастью, отца не оказалось дома, но маму они шокировали. Они шипели друг на друга у Алины в спальне, чем только вызвали подозрения, и когда Мария Степановна постучалась и заглянула к ним, то по багровому лицу дочери в общем-то все поняла. Алина просто не могла вынести произошедшего, она держала Марка за грудки – ей физически требовалось за что-то схватиться, иначе все норовило рухнуть под ноги. Не будь они в отношениях, она бы себе такого не позволила, и Мария Степановна не могла поверить, что ее дочь – и Марк… Окей, Вальц не походил на Виталика, Алининого псевдо-мужа, совсем. Именно поэтому он не стал блеять, посыпать голову пеплом и отступать – припер шмару к Вишневской, нес какую-то чушь, что засудит за клевету, и по глазам девчонки, грезившей о славе и счастливом замужестве, стало понятно – бедняжка ни черта не знает о Марке. Это Алине ревность застилала глаза и не давала разглядеть такую очевидную невербалику. Красотки возле Вальца не заканчивались, и после еще не одна пыталась играть с Алиной. Но Вишневская, в отличие от них всех, знала его. Она горела заживо каждый божий день и не смела усомниться. Когда она смотрела на него, то не могла ровно дышать. Любые рабочие вопросы решались в пол оборота: чтобы фиксировать лишь краем глаза, не падать в серо-карий взгляд и не фокусироваться на движении рук. Алина приходила на спектакли Марка и намертво цеплялась за подлокотник или ремешок сумочки. Выступая на сцене, Вальц превращался в самого далекого человека на земле, кого-то другого, но все равно принадлежал Алине – он так очевидно играл для нее, что Вишневская поражалась, почему зал не встает и не уходит к чертовой матери. Но в театре Алина хотя бы могла дышать. Когда Марк читал ей в уединении их квартиры – Алина умирала. Сердце билось в пересохшем горле. Невозможно было поверить, что он, такой красивый и талантливый – принадлежит ей одной. Целуясь с актрисами в кадре, он не растрачивал ни капли себя. Алина гадала, не дура ли она. Может, она все придумала. Но заканчивая сцену, Марк находил ее взглядом и подмигивал. По собственной идиотской инициативе, как Вишневская обещала отгрызть ему член, он поклялся за каждый поцелуй расплачиваться «бонусами». Он даже изготовил пластиковую карту с изображением маков на черном фоне, номером из двух дат рождения и именем Alina Valtz. Мудила. Как будто это было возможно. Один из его друзей состряпал простенькое приложение, в котором велся подсчет задолженности. Впрочем, Марк никогда не задерживал «оплату». Обычно в перерыве он запирал дверь вагончика, усаживал Алину на хлипкий диван и расталкивал ее бедра, чтобы опуститься на колени и трахнуть ее языком или пальцами – зависело от того, хватало ли у них времени, чтобы его рот не выглядел слишком блядски в кадре. Артикулировал и лизал Марк превосходно. Алину так смешили поклонницы, которые ждали его у служебного входа после спектаклей. Такие восторженные, трогательные. Вишневской хотелось оказаться на их месте: дрожать, протягивая фото для автографа, робко просить о фото и потом вспоминать, как Вальц улыбался ей… Вальц улыбался ей. Смотрел не в объектив очередного смартфона, а глубже в темноту, где, не замеченная никем, стояла Алина, ожидая своей очереди. Мурашки предвкушения превращались в ошейник, который затягивался на горле. Запал девочек иссякал – напитав любимого артиста обожанием, они разбредались по домам, грезить и взахлеб пересказывать встречу. А он… увлекал Алину в переулки города, чтобы зажать ее у прохладной стены и задрать подол платья, обнимая со спины. Пустые офисные здания отворачивались окнами в сторону от глухих подворотен, где творился разврат. Фонари стыдливо отступали подальше. Алина жмурилась и глотала звуки страсти, давила их в себе, притягивая ладонь Марка к своему рту. Вальц двигался внутри нее и смотрел, как ее корежило, как она содрогалась в его руках, не смея сопротивляться. Она была его рабыней – служила ему. Он так страшно ревновал ее. Ни одного его мероприятие Алина не пропускала, зато он не мог быть с нею рядом всегда. Кастинг-директора, режиссеры, продюсеры, фотографы, организаторы, редакторы – так много мужчин вокруг, от которых Вишневская порой возвращалась с цветами и подарками. Марк всегда молчал, и эта гнетущая тишина говорила куда больше любых обвинений. В азарте новых достижений Алина пересказывала встречи и кожей чувствовала, как сильно Вальц хочет заставить ее молчать, обойтись с ней грубо – наказать за то, что смела улыбаться другим, за то, что стелилась перед кем-то и позволяла прислуживать ей. «Это все ради тебя. Твоего будущего», – говорила она, и он вел себя как мужчина, не как капризный юнец. Ни разу не нагрубил ей. Ни разу не сжал крепче, чем требовалось. И за эту его выдержку Алина расплачивалась покорностью. Она боялась его. Потому что она принадлежала ему, а он не мог принадлежать ей никогда. Его талант и слава диктовали им правила игры. Взаимность, что была хуже любой безответности. Алина не знала, как долго продержится в огне собственной любви. Намагниченная своими чувствами, она падала в объятия Марка, сопровождала то тут, то там. И мечтала однажды сбежать. Освободиться. Забыть его руки в своих руках. Забыть его тело. Голос. Слова, которые он шептал ей, наделяя мнимой властью. Марк справится один. Алина сделала его тормозной путь максимально длинным, а там – подберет кто-нибудь, позаботится. Она обещала себе, что сможет. Присматривала дом в Сочи. И все же. Продолжала каждое утро встречать с серо-карими глазами Марка – был он рядом, в ее постели, или далеко, на съемках, откуда звонил по видеосвязи. Однажды она сможет. Или нет.