Море

      Море было детством. Оно шептало прибоем на песчаных пляжах, и тем же прибоем грохотало и ярилось меж скал, и оно же ревело в шторм. Оно то было ровной-ровной линией горизонта, то вновь и вновь вздымалось огромными валами, через несколько мгновений всем весом падавшими вниз. У берегов море было ласковое, тёплое, оно окатывало волнами ноги и оставляло белую пену на закатанных до колен штанах. Море любило юного принца нолдор, и принц тоже его любил. Оно звучало и пело на сотни голосов, и скрип корабельных досок вторил ему, и ветер в снастях, и смех чаек, и звонкие флейты фалатрим, и сердце Эрейниона стучало в такт этой музыке.       И разрывалось, когда море у гаваней Эглареста будто бы горело вместе со всем, что осталось там.       Море было защитой, оградившей тех, кто бежал на Балар; с его берегов не видно было большой земли — только тёмные волны до самого горизонта. Море хранило остров в огромных своих ладонях.       И оно же накрыло его сводом тяжёлых валов. Балар, Барад-Эйтель, руины Эглареста и Бритомбара, сожжённые Гавани Сириона — море всё забрало навеки, и ныне в глубине своей оно баюкало изувеченные земли подводными течениями. Эрейниону сначала было больно глядеть на водный простор там, где раньше были они, но потом он про себя решил, что так даже в каком-то смысле лучше. Натерпелись. Пусть теперь отдыхают спокойно.       Для многих море было путём возвращения — но не для Эрейниона. Для него оно было широким веером дорог; некоторые из них надёжно связывали с гаванями Линдона величественный и прекрасный Нуменор. Если выдавалась возможность попутешествовать не посуху, а на корабле, молодой нолдоран редко упускал её: в море ему было легко и свободно, как когда-то в детстве.       Из-за моря пришла в трудное время помощь — и оттуда же Эрейнион века спустя ждал беды. Когда Великое Море в ярости поглотило некогда чудесный остров, погребло под тёмной толщей вод, Гил-Галад неясно чувствовал, как рвутся истёршиеся нити морских путей, что вели к Нуменору — и горечь в его фэа мешалась с облегчением. Он так и не признался Элронду в том, что последнее было сильнее.       Море было в памяти, в сердце и во снах: золотилось под рассветными лучами Анора, ярко синело, переливаясь сотнями бликов, с шорохом набегало на песок, билось о скалы. Им солоно — и так по-родному — пахло от Кирдана. Несмотря на множество лиг расстояния, на то, что вода в редких мордорских ручьях была совсем не чистой, а мутной, маслянистой и горькой, море делилось своей могучей, древней силой — неведомо как.       Море было синим и зелёным шёлком на гобеленах. А потом наконец стало живым и тёплым, и снова дышало, и волны окатывали серебряными брызгами, и то и дело касались они босых ног, раз за разом набегая на гальку и отступая.       Эрейнион, приходя на берег, порой долго глядел на восток и терпеливо ждал час, когда море приведёт его друга.