«Anduniё» — значит Закат

У вас когда-нибудь бывало ощущение, словно вы, онемевшие, лежите без возможности пошевелиться на дне эфемерного океана? Сознание наполовину покинуло вас, и сквозь водную толщу до вашего слуха доносятся ровные пульсирующие удары… И тут — раз! — весь мир искажается, наполняется каким-то ужасным трубным скрежетом, от которого всё тело пробирает мелкая дрожь… Примерно так я себя и чувствовала. Мне казалось, я чуть не заорала, когда обнаружила себя сидящей в постели, вперившись безумным взглядом в закрытые ставни. Судя по тому, что сквозь их створки в комнату нет-нет да просачивались бледные лучики света, настало утро. Часы всё продолжали бить. Да сколько ж можно? Сколько их тут?.. Который вообще час? Уже восемь… Эх, я удивляюсь, как здешние обитатели до сих пор не повесили мастера, заставляющего часы столь чудовищно бить в такую рань. Когда всё стихло, я уж было вздохнула с облегчением и вновь зарылась поглубже в пуховое одеяло, как вдруг послышался стук в дверь, что находилась прямо за тумбочкой у изголовья кровати. «Изверги», — почти в отчаянии подумала я, во второй раз пытаясь разорвать железные оковы сна. Некто постучал ещё раз, а я даже пошевелиться не могла от усталости; попытка спросить: «Кто там?» вылилась лишь в еле слышное нечленораздельное мычание. — Я Ломиурэ, фрейлина Её Величества… — услышала я женский голос из-за двери, словно его обладательница прочла мои мысли, и, наконец собравшись, не дожидаясь, пока она договорит, я крикнула: «Входите!» — и тут же испугалась, не вышло ли у меня слишком грубо. Дверь щёлкнула, и в комнату, шелестя платьем, буквально вплыла давешняя черноокая красавица с подносом на руках. Медленно поднимаясь в постели, я смотрела, как Ломиурэ, поставив свою ношу на столик красного дерева возле самого окна, присела в лёгком реверансе и приветливо улыбнулась мне: — Доброе утро, госпожа. Как вам сегодня спалось? — Доброе утро, — сонно прищурившись, я потянулась. Кости приятно хрустнули. — Спалось чудесно, спасибо, — я попыталась улыбнуться ей в ответ. — Это замечательно. Я принесла Вам завтрак. — Благодарю… Так начинался один из страшнейших дней в моей жизни, да и в жизни всего города — тоже. — Позвольте, я открою ставни. — Конечно, конечно! — я доброжелательно закивала. Фрейлина, сидевшая напротив меня, поднялась и лёгким движением рук распахнула их. Комнату тут же залил мягкий дневной свет, и тысячи мелких пылинок закружились в воздухе. На просторном небосводе раскинуло свои крылья расплавленного золота, подёрнутые сизой дымкой, юное апрельское солнце. Его лучи так приятно грели лицо… Всё-таки жизнь хороша, думала я, с упоением созерцая величественную картину и откусывая кусочек от сочного, спелого персика. Я блаженно улыбнулась. — Рассвет сегодня прекрасен, не правдали ? — Я обратила внимание, что на вашей родине гораздо больше значения придают закатам, — с сухо заметила девушка, возясь с чайником. — Наверное, — я равнодушно пожала плечами. — Очевидно, потому что в Андуниэ заходы солнца видны лучше… Да и так повелось уже, что во время рассвета большинство людей спит. — Да, но я решительно этого не понимаю, — хмыкнула Ломиурэ. — Закаты печальны. Они напоминают о том, что ещё один день навсегда закончился, что скоро землю накроет тьма. Напоминают о вечных прощаниях и грёзах, которым не сбыться вовек. О каких грёзах шла речь, любой из нас понимал слишком хорошо. — То ли дело рассвет. Начало нового дня, взлёт в небеса новой пламенной надежды. Восход вселяет радость и веру в то, что когда-нибудь всё станет лучше. Лучше — относительное понятие. Кому станет хорошо? Верным? Людям короля? Да впрочем, какая разница. Солнцу-то, наверное, всё равно — оно для всех нас светит одинаково, и, что бы ни утверждали те и другие, с этим не поспоришь. — Да, вы правы, — я задумчиво кивнула. — Когда наблюдаешь рассвет, настроение, безусловно, улучшается. Будь у меня такая возможность, я бы, наверное, хоть иногда поднималась ни свет не заря и смотрела б на восход… Но так сложилось, что в тех краях, откуда я родом, это невозможно. — В таком случае, наслаждайтесь. — Её глаза загадочно блеснули. — Чем реже нам доводится касаться прекрасного, тем блаженнее для нас каждый миг, с ним проведённый. Если же получать желаемое слишком часто, — Ломиурэ выдержала паузу, — можно пресытиться. А это бывает крайне опасно — особенно для юных девушек вроде вас. Я засмеялась. — А вы разве не юная девушка? — Я очень даже молода, — нахмурилась она. — Юность — это состояние ума. Я криво ухмыльнулась. Бегло взглянув на белеющий солнечный диск, я снова посмотрела на Ломиурэ. Несмотря на странную для нуменорки внешность — раскосые чёрные глаза, широкие скулы, гладкие смоляные волосы, — она была изящна и красива. Я удивлялась, рассматривая её, но не слишком; в конце концов, нуменорцы — нация исследователей. Нашим мореходам случалось пересекаться с самыми разными народами. Я тихо позвала её: — Ломиурэ… — Да? — Видимо, тоже слегка ушедшая в свои мысли фрейлина поставила чашку на подоконник. — Почему вы решили податься в фрейлины? Мой вопрос не смутил её. — Так сложилось, — она пожала плечами. — Я не могу похвастаться высоким происхождением, а здесь, как мне показалось, есть весьма неплохие возможности подняться. — И как вы находите жизнь во дворце? — Сперва было непросто, со временем я освоилась. — Это хорошо… Наверное, жить во дворце интересно. По крайней мере, здесь точно не соскучишься. — Я отпила немного чаю. — А люди? Наверняка тут есть множество занимательнейших личностей. Вот, например, главный советник короля… — Он необыкновенный человек, — на выдохе произнесла Ломиурэ. — Хотя многим он внушает страх; ибо они чувствуют в нём редкую силу ума и жёсткость характера. — А ты? Тебе приятно с ним общаться? — Приятно? Вы не представляете! Зигур — интереснейший собеседник: он начитан, остроумен, у него меткое чувство юмора, однако он тактичен… и очень проницателен. Конечно, временами складывается впечатление, что он высокомерен. Но, что поделать, с такими иначе и не бывает. В воздухе повисла тишина. Только ветер гулял меж зелёных крон деревьев. Привлечённая аппетитным ароматом выпечки, ворона, каркнув, сделала попытку спикировать на корзинку с оной и совместными усилиями была отогнана прочь. Потом опять стало тихо. — Солнце спряталось, — с тенью беспокойства в голосе отметила Ломиурэ. — Будет дождь. И правда: за окном всё потускнело. Исчезло золотистое свечение, всё небо покрыл сизый туман, местами наливавшийся свинцовой тяжестью. — Да уж, с погодой и правда что-то не так, — согласилась я. — Вы заметили? Вчера ночью животные просто взбесились, словно будет не просто дождь, а целый ураган. — Животные нутром ощущают то, чего нам увидеть не дано. И беспокоятся они не зря. Ураган не ураган, но и меня одолевают тревожные предчувствия. Чувствуете? — Фрейлина подошла к северному окну и вытянула в него руку. Поставив чай на стол, я повторила за ней. Мою ладонь тут же обдал резкий порыв холодного воздуха. Неожиданно, в самом деле. Однако что за странность разглядела здесь Ломиурэ, я всё-таки не понимала: мало ли, всякое в природе бывает. Так я и высказалась вслух: — Ветер; довольно сильный и холодный. И что? — Подумайте ещё. Используйте чувства. Я закрыла глаза. Свет исчез. Лишившись зрения, я старалась целиком обратиться в слух и осязание. Вскоре я стала чувствовать, как удары сердца гулко отдавались по всему телу, и в ладонях встречались с холодным натиском ветра. Я сосредоточила всё внимание на этом ощущении, изо всех сил прислушивалась к шуму; всё внутреннее чутьё было направлено на восприятие. И постепенно ответ начал проявляться: в пальцах покалывало. Ветер хлестал ладонь, и в его однообразном шелесте я словно начала различать некий скрытый, далёкий ропот. Я поспешно отдёрнула руку и возвратилась к реальности. — Ощутили ли вы что-нибудь? — взволнованно поинтересовалась Ломиурэ, закрывая створки окна. — Надо признаться, мне сделалось несколько тревожно, — ответила я. — Но, быть может, я сама себе так внушила. Мало ли. «Вчера ты тоже так полагала, не так ли? — как нельзя кстати съязвил мой внутренний голос. — Ты думала, что всё это исходит от полумифического Врага, гниющего в сырых подземельях, а между тем он уже фактически держал тебя в своих руках». — Это не просто ветер, госпожа. Случалось ли Вам купаться в ласковых, согревающих южных дуновениях? Приходилось ли вдыхать полной грудью освежающие порывы с Севера, или нежиться в пряных веяниях с Востока? Да, все они порой набираются грозной мощи и разрушительными шквалами обрушиваются на берега Эленны: Северный приносит морозы, Южный — невыносимую жару, Восточный — обжигающие пыльные бури. Но этот — особенный. Как правило он безвреден и в обычное время тихо таится меж другими. Но коли он проснётся — все остальные в трепете стихают перед ним; ибо в наши времена и в тех местах, где нам привелось обитать, западный ветер никогда не несёт с собой добра. По моей спине пробежал холодок. Проникновенный, взволнованный тон фрейлины нешуточно встревожил меня. Сложив руки на предплечьях, дабы согреться, я уточнила: — Значит, будет буря? Ломиурэ поморщилась, покосившись на блекнущие в серой дымке кроны парковых деревьев. — Будем надеяться, что только она, — сказала она, после чего на её лице появилась непринуждённая улыбка. — Идёмте?

***

— Надежды свет ты несёшь с собой*… С очередным громовым раскатом Нимлот закончила петь, однако шум почему-то не стихал. Внезапно девушка насторожилась. Это был не гром. Медленно, испуганно, она повернулась в ту сторону, откуда доносились аплодисменты… И вдруг, едва не свалившись в открытое окно, Нимлот резко отшатнулась и пронзительно завизжала. — Простите меня за моё внезапное вторжение, юная леди, — растерянно произнёс невесть откуда возникший посреди комнаты молодой человек, когда крик смолк. — Я не хотел пугать Вас. Девушка изумлённо глядела на неизвестного, извлекая из себя какие-то невнятные звуки. Мысли лихорадочно проносились в её голове. — Кто Вы такой? Каким образом Вы сюда попали? — испуганно восклицала она. — Я бренный смертный и попал сюда по чистой случайности, — уже достаточно ровным голосом ответил некто. — Понимаете, я… — Но дверь же была заперта, — почти прошептала всё ещё поражённая Нимлот. — Не беспокойтесь: Ваша дверь, как и прежде, совершенно неприкосновенна, — заверил юноша. — Просто… считайте, что я упал с неба. По его бледным губам скользнула ироничная улыбка. Нимлот стала пристально разглядывать незваного гостя: растрёпанные светлые волосы, при правильном освещении отливающие золотистым, прямой, острый нос, плавные линии бровей… Недурён собой, однако же не идёт в никакое сравнение с Майроном, заключила она, тем не менее невольно засмотревшись на глаза незнакомца, приковывавшие внимание благодаря весьма редкому для этих мест зелёному оттенку. — Ещё раз нижайше прошу прощения, — шутливо извинился «упавший с неба». — Ничего страшного, — нервно улыбнувшись, Нимлот снова устроилась на подоконнике и мечтательно отвела взор в сторону. Она вполне могла бы мирно попрощаться с этим молодым мужчиной и продолжить в мечтах ожидать подругу, но, будучи в превосходном настроении, располагающем к свершению добрых дел, девушка быстро вернулась к реальности и с живостью обратилась к незнакомцу: — Могу ли я чем-нибудь Вам помочь? — Благодарю Вас, — отозвался он. — Понимаете… Дело в том, что я должен найти одного человека — сына моего брата, пропавшего нынешним утром… — И как же он выглядит? — участливо поинтересовалась девушка, чуть подавшись вперёд. — Сейчас, — молодой человек откашлялся и начал рисовать портрет искомого, чётко проговаривая каждое слово. — Ему пятнадцать лет. Он среднего роста, но не тощ, как многие его ровесники. Смугловат. А ещё у него кудрявые каштановые волосы и светло-серые глаза. — Судя по описанию, у него благородная внешность, — подметила аданет, проводя рукой по складке гардины. — Как его зовут? — Простите, я не могу назвать имени без позволения его родителей. Вы часом не встречали никого подобного? Нимлот напрягла память, пытаясь найти ответ на вопрос нежданного гостя. — Мне очень жаль, но нет, — выдала она в конце, покачав головой. — Однако, знаете что. — Глаза девушки заблестели. — Сейчас сюда должна прийти моя хорошая подруга, — Нимлот вспомнила несколько давнишних случаев и решила не выдавать сгоряча личности родовитой знакомой, — она всю ночь провела во дворце, и к тому же часто общается с самыми верхами знати. Очень может быть, что ей известно, о ком Вы говорите. — Хорошо. А скоро ли она будет? — справился молодой человек, торопливо глянув на часы. — Должна явиться с минуты на минуту. — Что ж, — он развернулся и шагнул в сторону, легко раскинув руками, а затем остановился и глянул на Нимлот, — тогда, с Вашего позволения, я подожду её здесь? — Разумеется, — девушка бодро кивнула. Как давно она не была готова быть такой открытой миру! Её состояние было настолько живым, настолько радостным, что она почти забыла об осторожности. Да и чего ей, собственно, боятся? — Кстати, меня зовут Нимлот, — представилась она, застенчиво сложив руки перед собой.

***

Неспешно подходя к гостиной, где ждала меня Нинквелотэ, я пребывала, а полном умиротворении и расслабленности. Однако, открыв дверь, я остановилась, как вкопанная; я, конечно, знала, что в жизни бывает всякое, но такого сюрприза не ожидала никак. Моему ошеломлённому взору предстала следующая картина: моя дражайшая светловолосая подруга преспокойно восседала на подоконнике, в то время как рядом с ней, скрестив руки, с самым невозмутимым видом облокотился на стену совершенно незнакомый мне молодой мужчина. От удивления я потеряла дар речи. А Нимлот тем временем оживлённо вскочила: — О, здравствуй! Наконец-то ты пришла! А юноша преспокойно отпрянул от стены и приветливо, но при этом не слишком живо улыбнулся: — Здравствуйте. Я растерянно переводила взгляд с него на неё, и в итоге с трудом выдавила из себя: — Добрый день… — Я непонимающе посмотрела на Нимлот: «Что это значит?» — Не бойся, — подойдя ко мне, успокоила она, — это мой знакомый. Он упал с неба. — То есть?.. — После секунды молчания, вызванной сим железным обоснованием возникновения в комнате некого падшего небожителя, я вновь подозрительно покосилась на незнакомца. На первый взгляд он выглядел трезвым. — Простите меня, — услышала я его ровный голос. — Я здесь по очень важному делу и хотел бы попросить Вас помочь мне. Понимаете, я ищу одного небезразличного мне человека. Мне говорили, что Вы часто бываете в определённых кругах общества, и потому с немалой вероятностью можете знать того, кто мне нужен. — Ладно… — я замялась, — чем смогу, тем помогу. Кто он? — Простите, я не могу назвать его точно, — извинился он. — Это сын моего брата. Ему почти пятнадцать, у него смугловатая кожа, кудрявые каштановые волосы и серые глаза… прямо как у Вас, — заметил молодой человек. — Хм… Надо подумать. — Я стала перебирать в памяти людей, подходивших под данное описание, и тут меня осенило: — Знаете… Я могу предположить, что Вы говорите про моего старшего племянника. — Нет, нет, нет, — усмехнувшись, перебил меня некто, — я могу сказать совершенно точно, что этот человек не является Вашим близким родственником, так как в противном случае Вы были бы андунийской княжной. — Простите, что? — После очередной неловкой паузы я недоуменно воззрилась на Нимлот: «Что здесь происходит?» — «Не знаю. Я тут не при чём», — как будто отвечала она мне, снова усаживаясь на подоконник. Странная. — А то. Ну вы ведь не можете быть ей, — уверенно заявил юноша. — Я полагаю, Вы будете крайне удивлены, — саркастично сказала я, приподняв брови, — но вообще-то, я и есть андунийская княжна. Усмехнувшись, незнакомец покачал головой: — Вот только мне не надо сказки рассказывать. Не хочу показаться невоспитанным, — с надменной насмешкой говорил он, — но если Вы княжна Андуниэ, то я — наследный принц Эленны. Только я открыла рот, чтобы запротестовать, как парень тут же отрезал: — Поверьте, уж я-то точно знаю, что никакой андунийской княжны нет. — А я тогда, по-Вашему, кто? — возразила я. — Хороший вопрос, — буркнул молодой человек. И вдруг он изменился в лице. — Погодите… — Его изумрудные глаза торжествующе засверкали. — Вас зовут Телумендис, так ведь? — Ну да, — хмыкнула я. — Последние двадцать пять лет меня действительно так называли. Если я и в самом деле не схожу с ума, мысленно добавила я. — Отлично, — парень довольно ухмыльнулся. — Можно Вас на пару слов? — Разумеется. Попросив прощения у Нинквэ, мы удалились в угол гостиной. Там незнакомец, от чьего укоризненного взгляда мне делалось неловко, полушёпотом начал: — Я, конечно, понимаю, что нехорошо совать нос в чужие дела, но поймите меня правильно: всё, что имеет отношение к доброму имени и благополучию моего брата, непосредственным образом касается и меня. Да, безусловно, Элендил богат, красив, имеет высочайшее происхождение… Но на Вашем месте я бы очень серьёзно задумался. — О чём? — искренне не поняла я. — Не делайте вид, что не понимаете, — отозвался он таким же тоном. — Вы можете доверять мне: клянусь, что всё это останется в тайне. Одумайтесь, — вполголоса взывал он. — Возможно, Вам всё равно, что у Элендила такая чудесная жена, разбить которой сердце было бы преступлением, но неужели Вам не жаль его детей? Вы только представьте, какая это для них травма. — Очевидно, Вы меня с кем-то путаете. — Теперь я уже окончательно растерялась. — Я очень люблю своих племянников… — Ну как же Вам не стыдно, — тихо негодовал молодой человек. — Извините за прямоту, но то, что Вы являетесь любовницей князя, ещё не даёт Вам права величать себя княгиней. Я возмутилась: — Что вы несёте! Я сестра Элендила. — И повторила: — Сестра. Родная. А вот кто Вы такой и зачем Вам нужен мой племянник… Юноша хладнокровно оборвал мою речь: — Не пытайтесь меня обмануть. Я достаточно хорошо знаком с этой семьёй и готов поклясться чем угодно, что у Его Светлости два сына: Элендил и второй, чьё имя сокращённо звучит как Тэльо. Незнакомец уверял меня в том, что я не я, а Тху знает кто, настолько убедительно, что у мне стало отчётливо казаться: или я вконец спятила, или одно из двух. — Да какой к Морготу Тэльо… — пробубнила я. — Кто Вам сказал такую чушь? — Вы не поверите, но я слышал это из уст самого князя Элендила. Он лично говорил мне, что у него есть младший брат Тэльо. И тут ситуация постепенно начала проясняться. Ну конечно! Кажется, я поняла, в чём дело. Я не без ехидства полюбопытствовала: — А вы когда-нибудь видели этого самого… Тэльо? — К сожалению, нет. Мне ни разу его не показывали с тех пор, как он родился вот уж почти двадцать пять лет назад. — Ага. — Пришла моя очередь ликовать. — И Вы не догадываетесь, почему? — Молодой человек растерялся, и тогда я вставила своё заключительное слово: — А потому: я — это Тэльо. Меня зовут Телумендис, и я второй ребёнок Амандила и Альмариан. Не знаю, по чьей вине вы пали жертвой такого недоразумения, — буркнула я в конце. — Ничего не понимаю, — упорствовал юноша. — Вы хотите сказать, что всю жизнь меня обманывали, не давая узнать о существовании андунийской княжны? А смысл в чём? — Мне самой любопытно это узнать. — Бред какой-то, — прошептал он, устало приложив ладонь к лицу. Затем воцарилось молчание. Где-то за окном снова грянул гром. С вершины старинного дубового шкафа внезапно полетела на пол искусная фарфоровая ваза, но наш нежданный гость чудом успел поймать её, после чего как нельзя вовремя спохватился, что забыл представиться нам и, извинившись, сказал, что его имя Мальтир. Следом снова нависла неловкая пауза. — Кстати, — включилась Нимлот, — а зачем ты звала меня сюда? — Я заметила следы застенчивой улыбки на её пухловатых губах. — Да так… — я сухо пожала плечами. — Кое-что важное сообщить хотела. Но, полагаю, сегодня нам это обсудить не удастся. — Дворец — не лучшее место для откровенных бесед, — согласился Мальтир и невнятно добавил: — Особенно, если вы… нервные. — Верные? — переспросила Нимлот со своего подоконника. — Нет, именно нервные, — нарочито громко отчеканил он. — Я, например, просто невероятно нервный. Нервнее уже некуда. А вы? Нимлот ответила, что «безусловно», и они с Мальтиром уставились на меня в ожидании. — Я понятия не имею, нервная я или нет, — я зевнула; две бессонные ночи давали о себе знать, — ибо вы заставили меня усомниться даже в собственном существовании. Однако я положительно схожу с ума. — Почему? — хором спросили они. — Смотрите, — апатично рассуждала я, глядя куда-то в пустоту, — вчера на балу мне долго мерещилось, что я танцую с выпущенным из темницы Врагом; сегодня утром я расслышала что-то особо зловещее в вое ветра, а затем мне привели целый ряд полностью обоснованных доводов в пользу того, что меня не существует. А теперь мне вдобавок кажется, что в этой комнате всё трясётся. Нимлот испуганно ахнула и застыла. Прямо за ней туман с треском рассекла яркая, ветвистая молния. — Что? — я непонимающе посмотрела на Мальтира. — Что-то не так? — Не хочу вас пугать, — осторожно проговорил он, — но вам это не кажется. Дальше всё произошло слишком быстро. Под мощнейший раскат грома комнату сотряс удар, с грохотом поваливший на пол злополучную вазу с парой канделябров и едва не сбивший нас с ног. Мы с Нимлот закричали; только она успела отбежать от окна, как из него вылетело стекло. Мальтир крикнул: «Бежим, быстро!», и, от тряски и ужаса с трудом удерживая равновесие, мы ринулись в коридор. Всё смешалось в бушующем хаосе: паника водоворотом закружила мир, смешала утробный рокот прогневанной тверди и грома с пронзительными людскими криками и звоном падающих стёкол. Я бежала, не разбирая дороги; хваталась за что-то, не понимая, за что; видела искажённые ужасом лица людей, уклонялась от боли, вспыхивавшей то тут, то там. Казалось, время застыло, и я выпала из его потока, но при этом оно текло так стремительно, что я не успевала осознавать, что это сейчас произошло. Вскоре давление каменных стен исчезло; я оказалась на открытом пространстве. Дышать и ориентироваться стало легче. Снова гром… Почти мгновенно я насквозь промокла под проливным дождём. Люди по-прежнему спасались бегством, хватая самое ценное; немного придя в себя, я огляделась: вокруг было много народу, но среди них я не видела тех, с кем находилась за минуту до этого. «С дороги!» — Какой-то мужчина пихнул меня. Дозываться знакомых не имело смысла: нужно было уносить ноги. Вот только куда? Каким-то чудом я углядела относительно свободный клочок земли, что был на площади возле маленького позеленевшего фонтана. Стоило мне рвануться туда, как очередной резкий толчок сотряс землю, и вдруг твердь ушла меня из-под ног… Я распахнула глаза. Первым делом дала знать о себе острая боль: в коленях, локтях, запястьях, и лишь затем, когда страх превысил ее, я поднялась и обнаружила, что нахожусь в заброшенном, поросшем мхом подземном ходе. Дождевая вода и свет проникали сюда через дыру в земле, через которую я и провалилась. И, что самое ужасное, она было недосягаемо высоко для меня. — Эй! Кто-нибудь! Молчание. Никто не слышал меня. Лишь гром, топот десятков ног да панические вопли доносились с поверхности. — На помощь! Земля начинала роптать. Рокот нарастал, обломки на полу дрожали всё сильнее; и тут с очередным ударом сверху посыпались камни. Своды прохода стали обрушиваться дальше. Меня охватила паника, и я бросилась вглубь подземелий. Я удирала вслепую; бежала, сломя голову. Колени болели чудовищно, но мой ужас был намного сильнее боли. То и дело мои руки упирались в стену, и я сворачивала наугад. Затем был ещё один толчок — и падение. Я закричала от боли. «А-а…» — послышался приглушённый ответ. Я вздрогнула, словно меня облили ледяной водой. Медленно поднимаясь, я стала вслушиваться, — и ахнула. Мой крик повторяло эхо. — Эй! Э-эй! Эхо, мерный рокот из глубин земли. Ни единым звуком больше. Меня окружала кромешная тьма. Ни единого луча света. Я пробовала моргать, подносила ладони к глазам… Ничего не менялось. Кровь начинала леденеть. Сердце бешено колотилось. Я попробовала встать и сделать шаг — тщетно: лодыжку пронзила острая боль, и я снова упала. Взывая, в надежде, что меня кто-нибудь услышит, я сделала ещё несколько попыток идти, и все они увенчались провалом. «Сломала, — в ужасе поняла я, — или подвернула». Панический ужас овладевал мной. Дикий крик вырвался из груди. Надрывая голос, я звала на помощь, всё яснее и яснее сознавая своё страшное положение, захлёбывалась в горьких слезах. А между тем звуки падающих камней слышались всё ближе и ближе. Утробный рокот, тьма, отчаянные рыдания обречённой на гибель девушки — и больше ничего. Даже когда самое страшное останется позади, моё тело никто не найдёт в этих забытых Эру подземельях. Только бы всё случилось быстро… А, может, оно и к лучшему? Снова нарастающий грохот, предвестник очередного мощного удара — моего конца. Горло сковал лёд. Я начала молиться и каяться в грехах, при этом не переставая звать на помощь. — Кто-нибудь… Прошу… — Тихо! Чьи-то пальцы резко сомкнулись вокруг запястья, и я вздрогнула. — Кто здесь? — тихо воскликнула я сжатым ужасом голосом. Где-то рядом со мной вспыхнуло пламя. Сперва я зажмурилась; некто всё не отпускал руку, а между тем мои глаза постепенно начинали привыкать к освещению… — Можешь идти? — услышала я знакомый бархатный голос, и неверные тени от маленького витавшего в воздухе огонька словно угольной пылью очертили гордый лоб, косые скулы и пронзающий взгляд горящих янтарных глаз.