Калейдоскоп

***

      Холодные равнодушные осколки луны висят над разрушенным Парижем, напоминая о произошедшей недавно катастрофе. Подобно им — сердце Ледибаг разрывается на такие же колотые части, когда она отчаянно, раз за разом, пытается докричаться до разума Адриана, скованного во власти акумы, посланной его отцом, каменная статуя которого уже практически скрылась под волнами Атлантического океана, разлившегося после катаклизма.       Ледибаг не знает, как всё исправить. Она сама застряла в своей трансформации, отрезанная от голоса Тикки в голове, отвергнутая собственной магией. Супер-Шанс на призыв не откликался — как будто что-то внутри Маринетт умерло вместе с миром, и не осталось больше никаких способов повернуть время вспять. За прошедшие недели Ледибаг уже успела построить теорию, что все предметы из Супер-Шанса — временно заимствованные Тикки в мире, а раз всё в нём сейчас разрушено, то и магии неоткуда больше брать первоисточник; хотя, разумеется, кое-что всё-таки уцелело, и Маринетт отбросила эти мысли в сторону. Скорее всего всё было дело в квами. Плагг оказался подвержен магическому вмешательству, а связанная с ним Тикки частично тоже оказалась заражена. Наверное, поэтому Леди её не слышала, как это обычно бывало в трансформации.       Поэтому Ледибаг решила, что для начала нужно попытаться освободить Адриана от оков акумы, хотя бы просто вытащить бабочку из его колокольчика. Вот только… он ни в какую не даётся.       Кот Блан нервный, дёрганный, ни минуты не сидит на месте и постоянно хочет куда-то мчаться. Ледибаг с трудом удаётся уговорить его поспать часик-другой, чтобы передохнул, вот только стоит ей смежить веки, как Блан тут же подскакивает и бежит догонять рваные лунные лучи, отражающиеся в воде. Вопрос, чтобы стянуть с него колокольчик во сне, даже не стоит. Блан на страже всегда и всюду, и характер у него скверный: чуть что не по нему, и он ощетинивается даже на Ледибаг, показывая клыки, и угрожает катаклизмом. Правда, в следующую секунду в его глазах мелькает ужас и он мчится к ней извиняться… но это не помогает забрать у него вместилище акумы. Нужен какой-то другой способ.       — Адриан, посиди минутку спокойно, пожалуйста! — не выдерживает однажды Ледибаг и рявкает на Кота.       Готовящийся к прыжку Блан замирает, его пронзительные голубые глаза переходят с летающей в воздухе пыли на Леди. Секунда — и он недовольно щурится.       — А ты отдай мне серёжки, моя Леди, — вспоминает Блан свою старую песенку и — всё же прыгает. Только теперь уже поближе к Маринетт. — Отдай, ну отдай! Тебе жалко, что ли?       Он тянется к мочкам её ушей, но Ледибаг успевает перехватить руки Адриана в последнюю секунду. Кто знает, что произойдёт, сними он с неё серьги: трансформация так просто не отменяется, а если вынуть гвоздики из ушей, вдруг — она больше не сможет превратиться? Тогда выживать в этом разрушенном мире будет в разы труднее. Прыгать так высоко, карабкаться и скакать Маринетт Дюпен-Чен в гражданском облике не умеет, а вода всё прибывает и прибывает, затапливая знакомые районы, уменьшая время на последний шанс спасения Адриана и окружающих.       — Нельзя! — строго говорит Леди и моментально смягчается, заметив, как начинает недовольно биться кошачий хвост. — Котёнок, зачем, скажи? Его ведь больше нет, кому ты собираешься нести серьги?       Блан замирает, глаза его растерянно моргают. До него, видимо, только сейчас, наконец, дошло, что всё это — бессмысленно. Даже акума, по всей видимости, затихает в его мозгах, отпуская Кота на какой-то период времени, потому что он весь как-то поникает, опадает и плюхается рядом с Ледибаг на каменный пол полуразрушенной комнаты офисного здания, где они скрываются от всё прибывающей воды.       — Может, я мог бы объединить талисманы и вернуть всё назад, как было? — осторожно предлагает он, поглядывая на Леди.       От взгляда его голубых глаз ей становится холодно. Или это просто порыв шального ветра заглянул в их убежище?..       Ледибаг пожимает плечами и обхватывает себя руками; она продолжает следить за Бланом, но делает это скорее по привычке, чем опасаясь за себя. Пока что он безобиден. Пока.       — Не думаю, что это сработает, — осторожно произносит она, памятуя, что любое резкое «нет» может спровоцировать вспышку агрессии. — Твой талисман… изменился, и неизвестно, как это подействует в конечном итоге. А мой… Тикки молчит, и я боюсь, что это тоже нехороший знак.       Блан задумчиво разглядывает её печальное лицо. А потом тихо-тихо произносит:       — Плагг тоже молчит. Вместо него я периодически слышу… его, — черты лица Адриана заостряются, когда скалит зубы подобно хищному зверю. — Я доберусь до него и убью!       — Он уже мёртв, Котёнок, — тихо шепчет Ледибаг и протягивает к нему руки. — Ты уже убил его. Успокойся.       Блан недоверчиво смотрит на Леди, на её ладони и тихим, неуверенным голосом переспрашивает:       — Убил?.. П-правда убил?..       В его образе что-то меняется — впервые за все эти долгие недели. Взгляд тускнеет, плечи опускаются, а губы едва заметно подрагивает, как и всё его тело. Ледибаг решается осторожно приблизиться к нему.       — Да, — шепчет она. — Мы же недавно ходили к башне, помнишь? — Ледибаг ласково, очень бережно проводит ладонью по белым спутанным волосам. — Ты превратил его в камень, а теперь он утонул под водой.       — Утонул, — зачарованно повторяет Кот и — едва-едва — слышно всхлипывает. — Мой отец предал меня, моя Леди… У меня больше никого не осталось.       Ледибаг садится прямо перед ним, ласково обхватывает лицо Адриана ладонями. Слёзы текут по его щекам — Маринетт их мягко вытирает и, поддавшись порыву, подаётся вперёд, чтобы коснуться сухих губ Блана своими.       — У тебя есть я, Котёнок, — шепчет она очень тихо, но знает, что он услышит. — Я всегда с тобой, мой Адриан.       Леди снова прижимается губами к неподвижным устам Кота, а тот в свою очередь, так и не шелохнётся, в недоумении глядя на неё.       — Что ты делаешь? — бормочет он. — Что это?..       — Это любовь, — уже не скрываясь, плачет Маринетт и улыбается сквозь слёзы. — Я люблю тебя, Котёнок, я всегда с тобой, всегда, слышишь?       Она гладит Адриана по голове, а он продолжает смотреть на неё, не мигая.       Его язык медленно проходит по губам — там, где Леди касалась его, будто пробует на вкус остатки её тепла.       — Как… отвратительно, — шепчет глухо Блан, а Ледибаг замирает, не в силах поверить услышанному. Но отстраниться она не успевает, потому что Кот тычется в неё носом и просит надрывно: — Сделай так… ещё раз.       С её души срывается и ухает в пропасть огромный камень. Маринетт понимает, что Адриан просто забыл, у него в голове всё перепуталось, перевернулось с ног на голову из-за акумы — объятые тёмной магией, они дурачат людям мозги, отчего хорошее и плохое в них меняется местами. Ему надо лишь напомнить. Помочь вернуть истинные воспоминания, настоящие приятные чувства. И, кто знает, может, благодаря именно этому получится уничтожить сидевшую в нём заразу, это маленькое мерзопакостное насекомое.       Леди обнимает Кота за плечи, тянет его, не сопротивляющегося, на себя и целует — целует так, что дух у любого бы захватило. Он сначала не двигается, будто не знает, как и что делать, но потом медленно, очень осторожно начинает подстраиваться под Леди, копирует её движения и пытается ответить тем же. Она облегчённо вздыхает, сильнее сжимает плечи и, приоткрыв рот, раскрывает его сомкнутые губы.       Стон то ли боли, то ли восторга рокочущим грохотом вырывается из груди Блана, и в следующую секунду он до боли сжимает Ледибаг в своих объятиях; пол обжигает холодом лопатки, когда он опрокидывает свою Леди на камень, но она не сопротивляется, не мешает. Не отталкивает жадно шарящие по её телу руки Адриана, наоборот, сама старается скользнуть ладонью к его груди, туда, где висит…       Он вдруг резко перехватывает её ладонь и заводит за голову. Леди вскрикивает от неожиданности и лёгкой боли, что простреливает плечо из-за поспешных действий.       Голубые глаза пронзают сталью своего взгляда.       — Отвлечь меня задумала, да, чертовка? — шипит Блан и всем телом наваливается на Ледибаг, прижимая её к полу. — Маленькая обманщица.       Он кусает её за шею почти до крови, заставляя всхлипнуть непроизвольно.       — Я спасти тебя хочу, дурак! — вскрикивает Маринетт, когда Адриан снова впивается в неё клыками — теперь уже кусает за плечо. — Адриан!       — Проклятая плутовка, — слова со свистом вырываются из его рта. — Теперь я точно заберу твои серьги, и ничто меня не остановит, слышишь? Даже твоя любовь! От неё только одна боль!       И Блан злобно толкается бёдрами, сильнее впечатывая Ледибаг в пол. Её глаза распахиваются, но не от испуга: до Маринетт дошло, о чём именно твердил ей сейчас Адриан — пусть акума и промыла ему мозг, но на возлюбленную его тело реагировало так же, как и всегда.       Она заметно смягчается, даже улыбается ему.       — Это не боль, — шепчет Леди очень тихо и свободной рукой снова скользит между их плотно сомкнутых тел. — Я же говорю: это любовь. Ты хочешь меня, потому что любишь, потому что я очень сильно нравлюсь тебе. И ты мне тоже — очень-очень нравишься. Мы ведь любим друг друга, вспомни, пожалуйста, мой хороший.       Кот Блан недовольно шипит, снова дёргается ей навстречу. Но слушает как зачарованный, пока Леди максимально осторожно пытается нащупать колокольчик на его шее — так, чтобы он не почувствовал. И думал, что она просто гладит его.       — Я очень сильно тебя люблю, Котёнок, — улыбаясь, говорит Леди, неотрывно глядя в голубые холодные глаза. — Я люблю тебя и хочу спасти. И я сделаю это!       Блан не успевает вымолвить и слова — Леди резко срывает с его груди злосчастный колокольчик и что есть сил сжимает в кулаке. Вместе с вскриком Адриана ломается вместилище акумы, и крохотная чёрная бабочка, извернувшись, ловко выворачивается из обломков; вместе с этим Кот обмякает, его нуаровский облик возвращается, а голос Тикки в голове Маринетт ликующе кричит.       — Стоять, маленькая тварь! — рычит Ледибаг и, осторожно перекатив Нуара на спину, выхватывает с пояса йо-йо, чтобы поймать засранку.       Все последующие действия: раскрутить, захватить, очистить и выпустить — вызывают приятное чувство ностальгии. Когда невинная белая бабочка машет в прощании своими невесомыми крылышками, Ледибаг облегчённо вздыхает и падает на колени рядом с Котом.       — Всё будет хорошо, любовь моя, — шепчет она Адриану, когда, наклонившись, оставляет на его губах лёгкий поцелуй. — Я тебе обещаю.       Она вызывает Супер-Шанс и, не глядя на выпавший предмет, подкидывает его обратно в воздух с ликующим криком: «Чудесное исцеление!»       Когда мир затапливает белый успокаивающий плен, Маринетт прижимает к своей груди Адриана. На её губах играет торжествующая улыбка. Она справилась, она смогла — вернула его из беспросветного мрака; любовь — она всё-таки побеждает зло, Маринетт сама только что в этом убедилась.       Теперь всё будет хорошо.