Сердце из хрусталя

      Ламберта тоже вырядили в какой-то сомнительного вида костюм. Это было обязательно, если он хотел присутствовать на балу, пусть и только в роли охраны. Ламберт долго бубнил, чувствуя себя клоуном в этом костюме! Он выудил для себя черный, максимально простой, но все равно его адски все это возмущало! Но он не мог не присутствовать там. Ему важно было поддержать Лютика. И все-таки охранять его. Мало ли кто там на Лютика покушаться будет!       Смотря, как собиралось все больше людей, Ламберт рассматривал их яркие костюмы и платья, такие броские, как пятно краски на листе бумаги. Чем больше их становилось, тем сильнее все превращалось в неясную лесную поляну. Даже мужчины надевали яркие броские костюмы. Вскоре Ламберт стал ощущать себя белой — а точнее черной — вороной. Но лучше уж так, чем напяливать на себя сомнительные камзольчики!       Лютик держался рядом с ним, бледнее, чем обычно. Ламберту хотелось обнять его, поцеловать, успокоить своим телом, собой, но он не мог. Все, что он мог себе позволить — это сжать руку Лютика в своей лишь на секунду. Лютик благодарно ему улыбнулся, и снова вернулся к рассматриванию толпы, будто пытался понять заранее, как они к нему отнесутся.       Уже перед самым выступлением Ламберт шепнул ему:       — Неважно, как все пройдет — я рядом.       Лютик улыбнулся ему. Ламберт отчего-то чувствовал, что слова «все будет хорошо» и «ты справишься» могут только сильнее напугать Лютика. Тем, что на него, помимо ожиданий зала и короля, легли бы и ожидания Ламберта. А Ламберт хотел, чтобы Лютик знал одну простую истину — все, чего ожидал Ламберт от Лютика, так это того, чтобы он был в безопасности, довольный и сытый.       А потом Лютик коснулся струн лютни, и Ламберт напрягся в ожидании. Он сглотнул, уставившись на него. Все-таки он боялся за провал. Боялся, что после него Лютик будет сильно подавлен, разочарован в себе или вообще перестанет выступать!       Но, едва Лютик коснулся струн лютни, он снова стал тем, кого Ламберт каждый раз наблюдал в тавернах. Волшебное превращение из тихого и спокойного омеги, немного замкнутого и закрытого, в какой-то ураган. Один бард, который совмещал в себе целый оркестр!       И Ламберт стоял, завороженный, слушая его, следя за его движениями и мимикой. Он перестал обращать внимания на то, как другие реагировали на Лютика. Это неважно. Какая бы реакция там у них не была — неважно. Никто бы не смог по-настоящему оценить талант Лютика. Это успокоило Ламберта и он позволил себе расслабиться. Улыбнувшись, он привалился к столбу и, взяв какого-то вина, не сводя взгляда с Лютика, сделал первый глоток.       Лютик был бриллиантом, который обнажал свое сияние только в моменты славы. И еще… перед одним человеком. Человеком, чей пристальный взгляд, полный восторга и уважения, следил за каждым его движением, и Лютик чувствовал немую поддержку и силу.       Но все это оказалось гораздо более утомительно, чем они оба ожидали, устал даже Ламберт — от голосов, шума, попыток вовлечь его в диалог, от музыки даже устал. О Лютике и думать было страшно! Но он не мог позволить себе такую роскошь, как подойти к нему ближе и спросить прямо. От Лютика не отставали! То он снова пел, то принимал лестные комплименты, то отбивался от неловких ухаживаний всяких юношей (которые Ламберта очень злили!), то собирался с последними силами и пытался правильно держаться перед всякими высокопоставленными людьми.       В какой-то момент Ламберт потерял Лютика из вида. Сначала он не придал этому значения, а после заволновался. Допив очередной кубок вина, он устремился на его поиски, ожидая найти его зажатым очередной высокородный дамой, или хмурым мужчиной, который бы расспрашивал бы о его образовании, но Лютик нашелся в определенно неожиданном положение. Он был едва не в самом углу, уставший, следивший за публикой едва не через силу. Ламберт поспешил подойти к нему, и Лютик перевел изнеможенный взгляд на его лицо. Ламберт здорово перепугался. Он никогда не видел, чтобы Лютик выглядел… так!       — У тебя жар? — обеспокоенно спросил Ламберт, глядя на его бледное лицо. Ко лбу прилипли пряди волос.       — Нет, — Лютик качнул головой, а после сморщился, как от боли. — Тут так шумно, так громко, это невыносимо! — он крикнул это почти в отчаянии, будто невозможно сильно страдал и не мог вынести всего здесь происходящего.       Ламберт на миг опешил. Ему казалось, что то, что сейчас испытывал Лютик было очень далеко от обычной усталости. Это было чем-то большим, чем-то намного неприятнее, чем-то, что Лютик едва мог выдерживать.       — Пойдем, я провожу тебя в комнату, — он мягко взял его под руку.       Лютик закачал головой.       — Нет, рано… Со мной знакомятся, зовут к себе и…       — Лютик, — строго начал Ламберт, но после смягчился. Давить на Лютика в таком состоянии ни в коем случае было нельзя! — Ты сейчас едва на ногах стоишь, какие знакомства? Пошли.       Лютик не сопротивлялся. Он шел, еле-еле передвигая ногами, а сердце его билось быстро и тяжело. Ладони вспотели, Лютик осматривал все потухшим взглядом, который ни за что не мог зацепиться. Он снова простенал:       — Как отвратительно громко и ярко… Хочется залезть в чулан и никогда оттуда не выходить…       Ламберт изумленно на него посмотрел. Было в этих жалобах что-то… странное. Он не припомнит, чтобы сам, при сильной усталости, раздражался бы от света или шума. Наоборот, усталость выключала все его восприятие. Яркое становилось блеклым, крик превращался в шепот, все его сознание притуплялось.       Ламберт чуть ускорил шаг, а в пустых коридорах взял на руки Лютика. Ламберт догадывался, что лестницы станут для Лютика настоящим испытанием. Лютик, в его руках, будто бы расслабился и тесно к нему прижался, спрятав нос в его шее, глубоко вдыхая его запах. Ламберт покачал головой. Бедный его Лютик, совсем он не приспособлен к этому миру!       Ламберт зашел в комнату, погруженную во тьму, освещенную только луной, и, закрыв дверь, прошел вперед, уложив Лютика на кровать. Ламберт, конечно, решил не зажигать свеч, а вот открыть окно было хорошей идеей. В комнату тут же проник свежий воздух, и даже Ламберт жадно его глотнул. В коридорах, конечно, было не так душно, как в главном зале, но свежий, прохладный воздух освежил. Ламберт поспешил вернуться к Лютику. Он присел на край кровати и сжал его руку, волнуясь. А если Лютик чем-то заболел?       Внезапно, слабой рукой, Лютик потянул Ламберта на себя, и он все понял. Спешно снял с себя обувь и лег рядом с Лютиком, обнимая и прижимая к себе. Лютик издал облегченный, громкий выдох, похожий на стон, и прижал голову к его груди.       — Лютик? Скажи что-нибудь, я боюсь за тебя… Ты заболел? Или выпил чего-то не того?       — Нет, все хорошо… — обессиленно сказал Лютик. — Обними меня крепче.              Ламберт послушался его и едва не простенал, все еще напуганный, что с Лютиком происходит что-то страшное:       — Лютик, не все хорошо. Ты никогда не был таким, никогда. И на свет ты не жаловался.       — Я объясню тебе все завтра, не требуй от меня чего-сейчас, пожалуйста… — попросил его Лютик, казалось, еле шевеля губами.       — Хорошо. Тогда отдыхай и скажи, что с тобой все будет хорошо.       — Со мной все будет хорошо. И сейчас хорошо. Обещаю.       Лютик закрыл глаза, его плечи совсем расслабились, а Ламберт прижал его к себе ближе, уткнувшись носом в его волосы, взволнованно глядя на свет от луны на полу. Смог успокоиться Ламберт лишь тогда, когда Лютик задремал в его руках. Бледность прошла, на щеках появился здоровый румянец, мокрый лоб стал сухим. Но все равно Ламберт не позволил себе уйти. Он лежал рядом, обнимал и думал, как сильно его любит. Не стал бы так бояться, если бы не любил. Он поцеловал его волосы и позволил себе расслабиться.       Ламберт принес завтрак Лютику в комнату. Он к тому моменту проснулся и сидел на кровати, завернутый в покрывало, сонно моргая. Растрепанный, все еще уставший. Он даже не повернулся на звук. Ламберт покачал головой и поставил поднос на тумбу, а после сел рядом с Лютиком и обнял его за плечи.       — Ну как ты?       — Уже легче, спасибо, — Лютик положил голову на его плечо и облегченно выдохнул.       — Такое… часто бывает?       — Каждый раз, когда я нахожусь там, где очень ярко и громко. Не знаю, почему, но порой это так нагнетает. Хочется спрятаться, закричать, сделать хоть что-то, чтобы это кончилось. Оно может появляться само по себе — раздражение от звуков или света, но еще сильнее усиливается, если в этот момент я сильно изнеможен. Я такой странный…       — Ты особенный.       — Это одно и то же.       — Ну, раз одно и то же, то говори «особенный», а не «странный». Все мы особенные, просто по-своему.       Лютик тяжело выдохнул, покачав головой. Забрался с ногами на кровать и обнял колени. На нем все еще была вчерашняя одежда — вероятно, в нем совсем не было сил даже на то, чтобы переодеться, хотя ему определенно нужно было бы хотя бы помыться. Ламберт думал, что вода поможет ему прийти в себя.       — Мне кажется, игра не стоила свеч, — внезапно сказал Ламберт. Лютик посмотрел на него.       — Я много заработал и получил некую узнаваемость. Это пригодится в будущем.       — Но неужели ты каждый раз вот так будешь себя изматывать?       Лютик вместо ответа только сморщился, будто бы только одна мысль о повторении такого подвига причиняла ему боль.       — Но деньги…       — Черт с этими деньгами! Нам хватает наших, и все чудесно. А главное — ты хорошо себя чувствуешь. Для меня это самое главное.       Лютик смотрел на него с неясным доверием, надеждой и благодарностью. Ламберт поцеловал его в лоб.       — Давай я позову служанку, она поможет тебе помыться? Но сначала поешь.       — Не хотел бы, чтобы мне помогали мыться, но сил совсем нет, а мыться надо.       — Пока можешь смириться с этой мыслью, — сказал Ламберт, подвинув чуть ближе к нему поднос. Ламберт догадывался, что у Лютика нет аппетита, но поесть нужно было, чтобы появились силы. — Съешь, сколько сможешь, — попросил он его.       Лютик кивнул и взял ложку. Да, поесть было необходимо. Вскоре Ламберту пришлось уйти — во-первых, к Лютику пришла служанка, во-вторых Ламберта вызвали к советнику. Ламберт искренне удивился такому приглашению и, хоть и не имел желания куда-то идти, пришлось пройти. Мужчина все еще был в бумагах, и все такой же энергичный. Он указал жестом на стул и сказал:       — По моим сведениям, маэстро Лютик в плохом здравии после бала… Хм, переутомление?       — Захочет — сам вам расскажет.       Мужчина удивленно на него посмотрел, но, на самом деле, не обратил на грубость никакого внимания.       — И так, вот ваш заработок, — он указал на мешок с деньгами. — Так же король просит вас задержаться еще на несколько выступлений. Ему очень понравилось.       Ламберт забрал мешок с деньгами, взвесил его в своей руке и сказал:       — Мы подумаем.       Мужчина не скрыл удивленного взгляда.       — Дело в цене?       — Нет. Просто Лютик плохо себя чувствует. Я не уверен, что он захочет повторять свой подвиг.       Советник покачал головой.       — Очень жаль. Но все-таки подумайте. Может, захотите обратиться к врачу? У нас есть хорошие специалисты.       — Мы подумаем, — повторил Ламберт и поспешил выйти.       Он хотел вернуться к Лютику, но прислушался и понял, что там еще есть горничная. Значит, еще рано. В конце концов, он мог бы обнаружить Лютика в непозволительном виде. Пришлось немного подождать и, спустя долгое (для Ламберта) ожидание, из комнаты вышла служанка. Увидев Ламберта, она поздоровалась с ним и сказала:       — Кажется, маэстро приболел. Если собираетесь его навестить, то будьте аккуратны и не шумите. И постучитесь!       Ламберт рассеянно кивнул и послушно постучал. Лютик разрешил войти. Ламберт шмыгнул за дверь и посмотрел на Лютика в постели. Тот выглядел несколько растерянно, но, увидев Ламберта, улыбнулся.       — Я стал жертвой гиперзаботы, — улыбнулся Лютик. — Она только успела подумать, что мне нездоровится, как тут же переодела меня, уложила, чем-то напоила и вот… Лежу. А я всего лишь устал.       — Твоя усталость выглядит опасной, — покачал головой Ламберт и сел рядом с Лютиком на кровать. Лютик был в ночной сорочке, укрытый одеялом, но его плечи и грудь не были ничем укрыты. Лютик решил не прикрываться, видимо, счел, что это уже не к месту, после того, как он демонстрировал себя Ламберту в сорочке. — Милая ночная рубашка, — он улыбнулся, пристально ее разглядывая. Отчасти потому, что обилие кружевов и рюшей в самом деле его интересовали, отчасти потому, что ему нравилось смущать Лютика. А он и вправду смутился, но улыбнулся.       — Когда-нибудь ты сможешь наблюдать меня в них каждую ночь…       Ламберт тяжело выдохнул и взял его руку в свою.       — Все еще надеешься?       — Почему ты говоришь так, будто… я зря надеюсь?       — Я просто не знаю, как все выйдет.       — Если ты просто боишься, что у тебя нет дома, то такими выступлениями я смогу заработать на дом! И тогда…       — Лютик, — переврал его Ламберт и поцеловал его руку. — Дом, заработанный на твоей настолько сильной усталости?       — Счастье порой достается через боль. Ребенок, знаешь ли, тоже не рождается в приятных ощущениях.       Ламберт покачал головой.       — Давай немного подождем?       — Но зачем? — тихо спросил Лютик. — Мне кажется, уже все ясно…       — Я просто не вижу смысла спешить. И я боюсь этой спешкой все испортить. Просто… будь рядом, хорошо? А я буду рядом с тобой.       Лютик тяжело выдохнул и кивнул, сжав его руку в ответ.       — Прости, — тихо сказал Ламберт. — Прости, но для меня все это… все это так странно. Я ведь никогда не думал о браке, а тут ты, как снег на голову… я все еще привыкнуть не могу. И все еще жду, что тебе… тебе это надоест.       — Глупый.       — Знаю. Но я твой.       Лютик довольно улыбнулся и сказал, будто бы смаковал это слово:       — Мой…       Ламберт кивнул и поцеловал его. Потом достал мешок с деньгами и поставил на тумбу рядом с кроватью.       — Твоя награда.       Лютик довольно улыбнулся.       — Там много?       — Тысячи две, наверное, может, чуть больше…       У Лютика аж глаза загорелись.       — И это все я, надо же!       — И это все ты, — он склонился, поцеловав его в костяшки и, подняв голову, посмотрел в восторженные глаза Лютика. — Ты большой молодец. Это достойная оплата для тебя.       Лютик будто бы задумался и перевел взгляд на Ламберта. Нахмурился и качнул головой.       — Не то чтобы достойная…       — Но ты вчера чуть сознание от усталости не потерял!       — Ты часто рискуешь жизнью, получаешь тяжелые ранения, и в лучшем случае получишь половину.       — Это хорошая оплата для ведьмака, — насупился Ламберт. Он вообще хорошо торговался и мог тянуть в два раза дороже. Потом он увидел взгляд Лютика, и понял, что тот хотел сказать. — Нет, ты сравниваешь неправильные вещи. Если бы я выполнял приказ со стороны короля, я бы заработал достаточное количество денег. Может, даже больше. Когда мы работаем в деревнях и даже в городах, почти всегда зарабатываю больше тебя.       Лютик качнул головой.       — Это все равно неправильно. Цена твоей жизни для людей — тысяча крон. Смешон сам факт того, что твоей жизни есть цена! Она же бесценна, как и любая другая.       — Я ведьмак, — сказал Ламберт так, будто это что-то означало и являлось очень даже веским аргументом. Он, однако, не произвел на Лютика должного впечатления.       — И что? Ты не человек, что ли? Не заслуживаешь хорошей жизни в безопасности?       — Дело не в том, чего я заслуживаю. Поверь, я тоже не в восторге от своего рода деятельности, но уже поздно что-то менять. Меня сделали ведьмаком, и этим предопределили многие вещи в моей жизни. У меня нет выбора.       — Есть! — воспротивился Лютик. — Тебя же никто не заставляет вот так работать! Ты можешь поменять род деятельности! Так много работ, так много дел… А главное — безопасных.       — У меня нет никакого образования.       — Ты говорил, что сделал лодку для себя…       — И что?       — Значит, из тебя бы вышел хороший плотник. А они хорошо зарабатывают. А тем более у моря, например! Всем нужны лодки. Кому новую сделать, кому починить.       — Там и без меня лодочников хватает.       — Неправда. Во всякой сфере люди сменяются, и становятся успешными.       — Ну, знаешь ли, как представлю, что я работаю плотником — смеяться хочется.       — Отчего же? — удивился Лютика. — Хорошая работа. Ничуть не смешная. Для нее как раз нужны сильные руки, а у тебя… — Лютик лукаво улыбнулся, — очень сильные руки. И заработок очень даже стабильный, никакой опасности!       Ламберт не улыбнулся в ответ, не разделил его восторга, и Лютик посмотрел на него взволнованно.       — Я что-то не так сказал?       — Лютик… я боюсь, что не смогу тебе объяснить это. Да, ты говоришь чудесные, правильные вещи. Но…       Он прервался, помолчал, а потом сказал:       — Не стоит обсуждать. Тебе и так тяжело, нечего на тебя еще и такие объяснения наваливать.       Лютик изумленно на него посмотрел.       — Я хорошо себя чувствую. Мне легче. Пожалуйста, говори со мной, расскажи, объясни… Мне же все это очень важно, хоть тебе, наверное, и сложно в это поверить.       — Твоя правда. Но я выбрал всегда тебе верить. Сразу жить легче стало, — он снова поцеловал его руку и, немного помолчав, резко встал, будто не выдержал напряжение от этого разговора. — Нельзя просто взять и бросить это дело, — заговорил он, начав ходить по комнате. — Во-первых, ты привыкаешь жить именно так. А когда начиняется тишина и спокойствие — сходишь с ума. Понимаешь, мы просто привыкли к этому безумию. Кроме того… То, как из нас делают ведьмаков… Ты знаешь?       — Нет… — Лютик покачал головой.       — Весь этот путь о том, как у тебя забирают выбор. На первое испытание приводят десять мальчиков — из них выживает хорошо, если два. Дальше — питание, тренировки, тут тоже умирает куча мальчиков. Их тела не выдерживают. Третий фактор — самоубийства. Мне кажется, из десяти один совершал самоубийство. Просто не могли стерпеть то, что происходило в их голове и через что они проходили. В конце концов, последнее — испытание медальоном. Из десяти мальчиков снова выживают около пяти, иногда могут и все десять, но это исключение, а не правило.       Он выдохнул и посмотрел на побледневшего Лютика.       — То есть шансы выживания… составляют примерно двадцать процентов?..       — Да, — Ламберт кивнул. — Но самое тяжелое это всегда испытание медальоном. Эмоционально. Вы уже близкие друзья, все друг друга знают и… и вот, ты смотришь, как они умирают из-за этого ведьмачьего медальона! Это ответственность, Лютик. Быть тем, за что умерли мальчики, сами того не желая.       Лютик смотрел на него едва не с отчаянием, искренне пораженный, что все, что рассказывал Ламберт — правда. Что дети умирают, умирают в жестокости и боли, что это никакое не исключение, это правда, происходившая из поколения в поколение. Все, что мог сделать Лютик — подозвать Ламберта к себе жестом, а после ободряюще сжать его руку в своей и посмотреть ему в глаза, приободряя. Ламберт кивнул: он все понял.       — Кроме того… если ведьмаки начнут отказываться от ремесла, кто займет наше место? Да, монстров становится меньше, но они все еще не исчезли. Убивать их — мой долг. Я знаю, что люди, которые никогда не имели этого странного «долга» сочтут мои слова глупыми. Что значит долг? Возьми и забудь. Но не могу. Это много для меня значит. Я ненавижу это, но так же — люблю.              Лютик сильнее сжал его руку, прошептав:       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти сквозь этот ад… Теперь твоя доброта ко мне кажется мне героизмом.       — Какая глупость.       — Вовсе нет! Ведь после всего этого ада… ты смог сохранить в себе столько добра, нежности и любви… Разве это не героизм?       Ламберт улыбнулся, и Лютик тут же сказал:       — Я знаю, ты не поймешь этого так, как понимаю я. Но ведь вся твоя суть — героическая.       — Снова твои поэтические веяния.       — Нет. Ты рискуешь жизнью ради других людей — разве это не героизм?       — Я делаю это не за бесплатно.       — Но твоя жизнь не имеет цены. Какую бы сумму ты не взял, она остается символической. Ты герой, Ламберт, и не спорь со мной, — он закончил все это мягкой улыбкой, и Ламберт смягчился.       — Ну ладно. Так и быть, уговорил, — он поцеловал его и чуть задержался рядом с его лицом, улыбнулся и все-таки чуть отстранился.       — Это в самом деле ад, — тяжело выдохнул Лютик. — Даже не верится, что обычный человек может пройти через такое…       — Видимо, не такой уж я и обычный, — хмыкнул Ламберт. — Так что не светит мне быть плотником.       Лютик кивнул, опустив взгляд.       — Что-то не так?       — Я просто… У меня было время, чтобы подумать о возможном будущем… Нашем будущем. И раз ты так боишься за меня, и за то, что не сможешь дать мне нормальной семейной жизни, я придумал, что вместе мы могли бы заработать на небольшой домик, ты бы смог пойти плотником… И все бы было хорошо. Но я уже понял, что легко только мечтать, в реальности, — он грустно улыбнулся, — в реальности все выходит наоборот.       — Лютик, ты так страстно этого хочешь? Просто… Неужели ты постоянно об этом думаешь?       Лютик не ответил, и Ламберт понял, что он звучал так, будто обвинял в этом Лютика. А он не обвинял! Он просто был удивлен тем, как Лютик отчаянно искал способы.       — Послушай, сейчас мы должны просто наслаждаться друг другом и…       — Меня иначе воспитывали, Ламберт. Я не понимаю, как можно тянуть до свадьбы годами, любя друг друга!       — А я не понимаю, как можно позвать замуж, когда знаете друг другу пару месяцев! Нужно время, чтобы узнать друг друга, понять, совместимы ли мы вообще! Жизнь это не только период любви и нежности, есть куча проблем, в решении которых мы можем просто не сойтись, а они, периодически, могут очень сильно влиять на дальнейшую жизнь.       Лютик смотрел на него в упор, поджав губы.       — Лютик, я никуда от тебя не денусь. Я хочу дать нам это время, чтобы ты сам понял, что сможешь выдержать этот темп жизни. Ты ведь сам говорил, что твоя идеальная жизнь — это не работать и воспитывать детей. А я тебе не смогу дать детей. И домика дать не смогу.       — Это лишь моя фантазия о том, как бы все могло быть идеально! Это ведь не значит, что я принимаю только такой вариант и ничего больше! Я готов ко всему, но мечтать мне никто не запрещал.       — Да что тебе вообще этот брак даст?!       — Уверенность, что ты меня не бросишь!       — Альфы своих супругов не бросают, что ли?! Бросают, да еще и с детьми!       — Но ты ведь не такой!       — Не такой, — выдохнул Ламберт. — И не брошу тебя в беде и без брака.       Они немного помолчали, и оба чувствовали себя паршиво. Лютик из-за того, что Ламберт раскрыл ему свою душу, а Лютик в ответ принялся обвинять его в том, что он все еще не сделал ему предложение. А Ламберт от того, в каком странном положении они оказывались из-за разного воспитания.       — Ну вот, — хмыкнул Ламберт, — это пример того, как разные взгляды могут мешать нам весело и счастливо жить.       Они немного помолчали, и Ламберт подумал, что надо бы оставить Лютика наедине со своими мыслями. Но едва он привстал, Лютик посмотрел на него встревоженно.       — Ты уходишь?..       Ламберт замер.       — Я просто решил, что ты захочешь побыть один.       Лютик закачал головой.       — Нет. Останься, — он взял его за руку и потянул на себя. Ламберт не сопротивлялся. Он присел на край кровати и обнял Лютика за плечи, притянув к себе. Лютик положил голову на его грудь и обнял его, закрыв глаза.       Они лежали в тишине, и Ламберт гладил его и целовал, про себя поражаясь тому, как прекрасно было Лютика просто обнимать. Прижимать к себе, ощущать хрупкость его тела под ладонями. Они молчали, и все Ламберту казалось хорошо, пока Лютик не заговорил:       — Прости…       — Что? За что? — искренне удивлялся Ламберт. Он ожидал чего угодно, но не извинений.       — Я снова и снова начинаю эту тему, хоть и знаю твой ответ… Но я ничего не могу с собой поделать. Я постоянно об этом думаю.       — Все нормально. В твоем положении это нормально. Я бы и рад как-то успокоить тебя, но…       Он на миг замолчал, а потом сказал:       — Помолвка тебя устроит?       Лютик вскинул голову и во все глаза посмотрел на Ламберта. Медленно моргнул, раскрыл рот и уточнил:       — Ты готов мне сделать предложение?       — Думаю, да. Это было бы хорошим компромиссом для нас обоих. Ты как считаешь?       — Боже, да! Да, я согласен! — он бросился к нему на шею, обнимая, и Ламберт рассмеялся.       — Я не собираюсь делать этого сейчас! Но в ближайшее время обещаю.       — Правда? Обещаешь? Сдержишь свое слово? Ты это говоришь не для того, чтобы я отстал?       Ламберт тяжело выдохнул, крепко его обнял и поцеловал в щеку.       — Сдержу. Обещаю.       Лютик чуть отстранился и посмотрел на него светящимися от счастья глазами, поджав губы, будто пытался этим подавить крик радости.       — Ну вот… Ты же не можешь не видеть, что ты со мной делаешь. Я же никогда, понимаешь, никогда о таком даже подумать не мог!       — Ты просто думал, что этого не достоин.       Ламберт как-то странно, будто бы вымученно улыбнулся.       — Если бы ты знал, как я боюсь всего этого. Как я боюсь разрушить тебя и твою жизнь.       — Глупости. Я знаю, на что я подписываюсь. Конечно, мы всегда будем мечтать о лучшем, но ведь я счастлив здесь, с тобой.       Он неуверенно подался к нему, накрыв его губы своими, и Ламберт прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться в этот момент и отпустить все страхи.       Да, это, определенно, было чудом. То, что именно к нему Лютик так прижимался, его целовал, его молил о большем. Так что Ламберт считал, что принял верное решение, предложив такой компромисс. Это все нужно было сдвинуть с мертвой точки и четко обозначить свои намерения. Пусть он еще несколько нервничал о правильности не то что помолвки, а даже просто их связи, сделав этот шаг он ощутил долгожданное облегчение.