Сердце из хрусталя

      Ламберт, вопреки мнению всех его знакомых, не был злым. Он был убийцей, но он убивал не из-за злости. Он имел странное чувство юмора, но оно никогда не было подкреплено злостью. Он просто так привык. Так что Ламберт не так уж часто злился в своей жизни, как другим могло показаться. Мало вещей могло вывести его из себя. Чаще всего ему просто что-то очень не нравилось, но это было скорее раздражение, чем чистая ярость. Часто он злился еще в молодости, проведенной в Каэр Морхене, но с появлением в его жизни какой-никакой, но свободы, злость прошла. Он был слишком озабочен своей жизнью и ее радостями, чтобы злиться. Не то чтобы в жизни ведьмака в самом деле было много радостей, но Ламберт жадно брал их все: хорошую дружбу, выпивку, еду, омег, быстрый секс, крепкий сон, хорошие комнаты. В каком-то роде он был гедонистом. И он не был злым.       Еще, конечно, был Лютик, который раскрывал в Ламберте одну за одной эмоцию. Чаще всего это была детская радость, восторг, трепет, в конце концов — первая влюбленность. Ламберту нравилось это чувствовать, потому что это было приятно. Но Лютик каким-то образом смог добраться даже до самых темных уголков его души. Точнее, не совсем он, а обстоятельства, которые способствовалы этому.       Ламберт не думал, что мог так сильно разозлиться из-за вещей, которые ранее часто наблюдал в тавернах. И в этот раз это привело его в бешенство.       Лютик снова выступал. Он вообще как-то так часто выступал, что Ламберт подумывал самому настаивать на отдыхе для него. Ну, в самом деле, такой худой, ест мало, откуда в нем столько силы для разного рода выступлений в таком количестве? А вдруг он начнет в обмороки падать? Впрочем, Лютик не подавал признаков сильной усталости. Уставал он сразу после выступления, а после, проведя в руках Ламберта хороший час, снова оживал. Ламберт любил эти моменты. Такие трогательные и откровенные, насколько это вообще возможно, когда дело касается одетого омеги. Знать, что для Лютика руки Ламберта заменили гнездо, что с ним ему так хорошо и правильно, что только рядом с ним он может по-настоящему успокоиться.       И все-таки Ламберту не очень нравилось то, сколько Лютик работал. Его не пугала его финансовая независимость, просто… Наверное, в Ламберте это было чем-то чисто мужским: легкое недовольство, что твой омега так много работает. Ламберт не до конца понимал, с чего это он решил, что Лютик — его? В своей голове он все еще не разрешил до конца все свои намерения. Свадьба все еще казалась ему идиотизмом, но почему-то просто отмести этот вариант он не мог до сих пор.       Сначала Ламберт был на всех выступлениях Лютика, но чем чаще они случались, тем больше от этого уставал Ламберт. Нет, разумеется, он был в восторге от Лютика и его пения, но смотреть на это из раза в раз было… немного утомительно, а уж тем более, когда Лютик пел одни и те же песни. Ламберту куда больше нравилось, когда Лютик пел только для него, что-то такое откровенное, личное. Что-то только для них.       Ламберт посмотрел на время и хмыкнул. Ему очень хотелось спать — день вышел тяжелый — но он не решался ложиться без Лютика. В конце концов, Лютик наверняка будет нуждаться в нем, в его внимании и объятьях. Немного поразмыслив, Ламберт решил спуститься и как-нибудь намекнуть Лютику, что либо он заканчивает пораньше и они нежатся в объятьях друг друга, либо Ламберт ложится спать. В конце концов, Ламберту надо было рано вставать по работе.       Он кивнул сам себе и, встав с кровати, потянулся. Еще спускаясь на первый этаж ему показалось, что что-то не так: странные звуки, непривычный тон. Каждый раз, когда Лютику выступал, было громко, весело и все были довольны. Взволновавшись, Ламберт ускорил шаг, спускаясь по лестнице. Ему открылся вид на зал. Никакого выступления не было, а с Лютиком ругался какой-то мужик, размахивая руками. Лютик стоял, прижимая к себе лютню, и смотрел на него ничего непонимающими глазами.       Ламберт нахмурился, поспешил спуститься и, едва он дошел до конца лестницы, как мужик занес руку и отвесил Лютику пощечину. Лютик пошатнулся, подался назад, ухватился за стол. На миг Ламберт замер. Он застыл, тело потяжелело, и Ламберт уставился на эту картину немигающим взглядом. А следом его окатила такая сильная ненависть и злоба, что он едва мог совладать с собой. Перед глазами потемнело от злости, и он бросился к мужику. И никто ничего не сделал, только глазел! Хотя нет, кажется, какой-то мужчина начал пробираться к ним, женщина помогла встать Лютику.       Но это уже было неважно.       Ламберт оказался рядом за долю секунды и, схватив за грудки, гаркнул:       — Ты что себе позволяешь, выродок?!       Он с силой толкнул его и мужик, издав испуганный писк, повалился с грохотом на пол. Все в ужасе отступили назад, ахнув. Ламберт чувствовал, как в нем бурлила ярость, злоба, раздражение. Он сделал еще один шаг, чтобы вывести мужика за волосы на улицу, и там с ним поговорить, но, внезапно, его руки кто-то коснулся.       — Ламберт, не надо.              Ламберт как шарахнулся его голоса и, удивленный, повернулся к нему. Лютик настороженно прильнул к нему чуть ближе, обняв за локоть, успокаивая своим видом, своим телом, своим запахом, но Ламберт все еще ощущал то, как одеревенело все тело от той бурной, ярой злости из-за этого зрелища. Кровь кипела, руки дрожали от желания ударить, но Лютик… Лютик просил.       — Лютик, — прорычал сквозь зубы Ламберт.— Это дело чести.       — Нет, неправда. Все хорошо. Ты уже проучил его. Идем. Давай же…       Лютик аккуратно потянул Ламберта за собой под настороженные взгляды и перешептывания народа, и Ламберту ничего не оставалось, кроме как смиренно послушаться и пойти за ним, все еще злясь на ситуацию, на то, что ему толком не дали ничего сделать. Перед тем как ступить на лестницу он кинул горящий взгляд на того мужика, и тот, побледнев, отвернулся. Ламберт пошел за Лютиком.       Когда дверь закрылась, Ламберт посмотрел на Лютика недовольно, раздраженно и даже отчасти обиженно. Он плотно сжал челюсти, на скулах играли желваки. Лютик чуть отпрянул от этого взгляда и опустил взгляд. Ламберт молчать не стал.       — С ума сойти! — вскрикнул Ламберт, вскинув руки. — Успокойся, видите ли! Не трогай его! Ты что, с ума сошел?!       — Ты бы этим ничего не добился.       — Ничего?! Я бы показал ему, где его место!       — Он и так все понял. А если не понял, то разбитое лицо его бы в этом не убедило.       — Да как ты можешь быть такой тряпкой?! — взвился Ламберт, раздраженный, не понимающий, как Лютик мог так думать. Ламберт не сразу понял, что он сказал. И как.       Лютик посмотрел на него и отвернулся, все еще держа лютню. Какое-то время они молчали. Молчал Лютик, зажатый, все еще напуганный, возможно, униженный. Молчал Ламберт, все еще злой, но еще растерянный от тех слов, которые сам допустил в сторону Лютика.       Лютик аккуратно поставил лютню в сторону и пошел к кровати. Уставший Лютик, нуждающийся эмоционально и физически в Ламберте, чувствовал себя теперь брошенным из-за того, что Ламберт не мог понять его так, как того хотел Лютик. Из-за того, что они оказались слишком разными. Но все-таки Ламберт не был злым человеком. Он быстро пришел в себя и понял, что в срочном порядке нужно исправлять ситуацию. Ему было противно от самого себя.       — Проклятье, Лютик, я не это хотел сказать! — начал он в своей привычной манере. Лютик посмотрел на него краем глаза, сидя на кровати, сложив руки на коленях. Ламберт подошел к нему ближе, на миг лишь растерялся, а после просто сел напротив Лютика, на пол, и сказал: — Я не считаю тебя тряпкой, и ты это знаешь. Я считаю тебя очень сильным человеком. Я так сказал, потому что… Потому что я не поэт. Я мог сказать «милосердный», «нежный», «сочувствующий», «всепрощающий», но сказал это унизительное слово, потому что для такого грубого ведьмака, как я, все одно.       — Я не злюсь на это, — успокоил его Лютик. — Ты был первым, кто показал мне, что я в самом деле не слабый, так что я никогда не поверю, что ты имел это ввиду.       — Правильно, — Ламберт с тяжелым выдохом поцеловал его руки и прижался лбом к его костяшкам. — На эмоциях я могу быть грубым. Я хотел сказать, что ты слишком нежный для этого. Прости. Не знаю, что на меня нашло…       Он немного помолчал, а потом, подняв голову, посмотрел на Лютика.       — Ну и что же ты со мной делаешь?       Лютик удивленно вскинул брови.       — Посмотри на меня. Думаешь, я хоть раз становился на колени пред омегой, чтобы попросить прощения? Думаешь, я бы мог такое представить? Я бы счел это унизительным!       — Какие глупости, — все еще удивленный, прошептал Лютик. — Ты ведь знаешь, что в моих глазах ты Бог. Какая разница, что сделает Бог, ведь он не станет от этого меньше Богом? Ты ведь знаешь, не можешь не знать, что я никогда бы не унизил тебя.       Ламберт покачал головой и встал, чтоб присесть рядом с Лютиком. Он обнял его за плечи, притянув к себе, поцеловав в макушку.       — И все-таки прости… Я сделал тебе больно.       Лютик покачал головой.       — Глупости. Ты ведь был зол, что я не дал тебе меня защитить в рамках твоих об этом представлениях.       Ламберт немного подумал, и сказал:       — Да, ты прав. Ты по-другому представлял свою защиту?       — Я бы не хотел, чтобы люди из-за меня страдали. В моем понимании все, что ты должен был сделать: оттолкнуть его, увести меня в комнату и обнять. Так бы я почувствовал себя в защите, но стоять посреди таврены, на глазах у всех, и видеть, как ты бьешь человека? Это бы жутко меня напугало.       Ламберт чуть отстранился от него и, взяв за подбородок, посмотрел ему в глаза. Он не понимал, отчего, но что-то в Лютике его бесконечно восхищало.       — Я понял. Запомню это. Но просто тогда… И ты не представляешь, какая ярость меня сковала. Тебя! Тебя ударили!       — Кто сказал, что меня ударили? — изумился Лютик. — Разве на моей щеке что-то есть?       Ламберт только сейчас опомнился и вгляделся в его лицо. Нет, на щеках не было следов удара, только следы смущения от их близости. Ламберт улыбнулся и поцеловал в покрасневшую щеку. Лютик улыбнулся.       — И все-таки… я видел, что тебя ударили!       — У меня иногда хорошая реакция. Я просто в этот же момент подался в сторону. Поэтому я и упал. Не от удара. Я просто потерял равновесие.       Ламберт не скрыл удивленного взгляда, а потом тут же помрачнел:       — Таким вещам не учатся с лету. Тебя били?       Лютик не ответил. Ламберт лишь выдохнул и кивнул. Что ж, он мог понять нежелание говорить или рассказывать о таком. Порой эти воспоминания спрятаны так глубоко, что их и не достать.       — В любом случае, теперь я буду рядом с тобой. И буду на всех выступлениях. Чтобы избежать казусов.       Лютик неловко улыбнулся.       — Спасибо тебе…       Ламберт поцеловал его в лоб и спросил:       — Из-за чего все это началось?       Лютик опустил взгляд, и Ламберт, почуяв неладное, напрягся. Он погладил его по спине и немного надавил, сделал интонацию, возможно, излишне строгой:       — Лютик.              Лютик сморщился. Никому из омег не нравилось, когда на них влияли с помощью голоса. Ламберт слышал, что благодаря голосу можно едва не волю подчинить — по крайней мере, на миг, дав грубый, но быстрый приказ. Понятно, почему омегам это не нравилось, и на секунду Ламберт почувствовал укол вины, но Лютик, однако, казалось, задел не столько способ Ламберта просить, а сам факт того, что он должен рассказать.       — Ты снова будешь злиться, — улыбнулся Лютик и положил голову на его плечо. — Он… ну… Тебе в самом деле нужно знать?       — Теперь — да.       Лютик выдохнул.       — Он шлепнул меня. Я разозлился и дал ему пощечину. Он пришел в ярость.              Ламберт помрачнел, плотно сжал челюсти и спросил:       — И ты не разрешил мне дать ему по лицу?!       — Ты можешь дать ему по лицу. Не при мне, и не при сотне свидетелей. Ладно?       Ламберт тяжело выдохнул и покачал головой.       — Ладно. Как ты себя чувствуешь?       — Сейчас, в твоих руках, прекрасно.       — А тогда?       — Неприятно. Отвратительно. Но я же дал ему пощечину!       — Мой герой, — улыбнулся Ламберт и поцеловал его волосы, укачивая в своих руках.       Они немного помолчали, улыбаясь, наслаждаясь друг другом, тишиной, спокойствием, нежностью. Когда Ламберту показалось, что Лютик задремал в его руках, он чуть наклонился к кровати, чтобы уложить Лютика, но тот внезапно раскрыл глаза и посмотрел на Ламберта.       — А я думал, что ты заснул, — улыбнуться Ламберт, поцеловав его в щеку.       Лютик не отводил от него пристального взгляд. Вскинув бровь, Ламберт уточнил:       — Все хорошо?       — Я… — начал Лютик, запнувшись. — Просто… Ты не мог бы сделать тоже самое, что и неделю назад?       Ламберт нахмурился, все пытаясь вспомнить, что же из всего, что он там делал, просит Лютик. Но он не понимал.       — Лютик, я не совсем понимаю, о чем ты…       Лютик смущенно опустил взгляд и тихо сказал:       — На мне сегодня та самая шелковая сорочка… Твой подарок.       Ламберта осенило. Он удивленно посмотрел на Лютика, который смутился еще сильнее, и аж растерялся. Кто мог знать, что Лютик сам предложит?! Ему хотелось пошутить на тему невинности Лютика, на тему запретов, но решил, что он этим все испортит, так что он просто накрыл губы Лютика своими, и не отпускал его, пока не добился своего. Лютик смотрел на него ошалелыми, счастливыми глазами. Ламберт улыбался и фантазировал о том, как на него будет смотреть Лютик, если когда-нибудь они окажутся в одной постели раздетыми.       Ламберт отошел на минутку, чтобы облегчить душу, а по возвращению заметил Лютика, который сидел перед своим завтраком и растерянно смотрел в сторону. Ламберт перепугался. Неужели что-то случилось? Он поспешил к нему и, сев рядом, коснулся его руки. Лютик вздрогнул и повернулся к нему. А после, вместо слов, дал ему письмо.       — Это принес гонец…       Ламберт нахмурился. Кто мог писать Лютику письма? Только если тайный поклонник! Он развернул сложенный лист и быстро прошелся по строкам. Его содержание удивило Ламберта не меньше. Лютика пригласили во дворец. Сегодня, после обеда.       Они молчали. Сидели, сконфуженные, и молчали, глядя друг на друга, глупо моргая. Наконец, Ламберт сказал:       — У меня нет никаких предположений.       — У меня тоже… Но ведь это не что-то плохое?       — Не знаю. Надеюсь, что не так, — Ламберт передал письмо Лютику обратно. — Странно. Очень странно.       Лютик кивнул, все еще растерянно смотря на бумагу. Рядом лежал вскрытый конверт с гербовой печатью. Ламберт покачал головой.       — Ты пойдешь?       — Начнем с того, что без тебя я никуда не пойду, — сказал уверенно Лютик. — А закончим тем, что… Да, я бы сходил. Я не делал ничего плохого. Нет смысла ждать подвоха. Ты сопроводишь меня?       Ламберт неодобрительно на него посмотрел, но кивнул. Ему не нравилась сама идея идти к знати, он их не любил, но раз Лютик попросил… Лютик расплылся в нежной улыбке и, в знак, благодарности, мягко коснулся его руки своей. Ламберт выдохнул, качнув головой. И все-таки любил он этого омегу всем сердцем. К его сожалению.       Их вели по красивым, но бесконечно длинным коридорам с огромными окнами. Лютик разглядывал все с детским интересом, выдерживая осанку и разлет плеч. Ламберт плелся рядом, как охранник, и смотрел неодобрительно на все, на что только можно было посмотреть. На радость Ламберта, их не встретил ни король, ни королева, ни еще какой-нибудь крайне высокий человек — иначе бы Ламберт прямо так сошел бы с ума от подозрений. Это был не то советник, не то еще какой-то человек близкий к бюрократии.       Он посмотрел на них и внезапно смягчился.       — Лютик, так? Сразу вас узнал, хоть и не видел ни разу, — он располагал к себе, по-отечески улыбаясь, но Ламберту он все равно не нравился. — А вы?..       — Это мой охранник.       — Сразу так и подумал. Это было бы сумасшествием, если бы столь юная омега с таким призванием путешествовала одна. Садитесь-садитесь.       — А по какому поводу нас сюда пригласили? — хмуро спросил Ламберт, и Лютик ткнул его в бок. Неприлично якобы.       — Он всего лишь выполняет свою работу, — обратился мужчина к Лютику так, будто Ламберта здесь не было. Вероятно, такие люди привыкли относится к охране как к предмету интерьера. И это Ламберта тоже злило. — Я сейчас вам все объясню. Садитесь.       Они сели, и советник начал свой рассказ:       — Наш король очень любит балы, пиры и все в таком духе. И еще он любит поражать свою публику новыми, талантливыми лицами. Какой смысл звать людей, которые побыли везде, чьи песни все знают? Это надоедает. Так что наши люди иногда ходят в таверны, желая выцепить возможные таланты. Чаще всего это бесполезное занятие, везет редко, но нам повезло, — он посмотрел на Лютика, и тот растерянно кивнул. — Итак, о вас очень лестно отозвались, были в восторге! Я не слышал сам, но доверяю их вкусам. Они отобрали уже не одного человека. Кроме того, вчера они были свидетелями одной потасовки…       Мужчина как-то растерянно постучал пером по листку бумаги.       — Очень печально, что вам приходится иметь дело с таким контингентом. Но я рад, что вы нашли себе достойную охрану, которая не стала влезать в кровавую драку. Королю очень понравилась ваша кандидатура. Если у вас есть такое желание, то вы могли бы исполнить для короля пару баллад — чтобы он смог сам оценить, насколько вы подходите, а после порадовать нас вашим присутствием на наших балах?       Лютик растерянно моргнул. Ламберт же ничуть не удивлялся. Он сам задавался вопросом, почему Лютик не выступал все еще при дворах. Он не был великим ценителем, но он прекрасно знал и видел: Лютик создан для большой сцены. Он не просто поет, он создает историю.       Советник уже снова начал свою историю:       — И так, Его Величество се…       — Прошу прощения, сколько у меня времени на подумать? — тихо перебил его Лютик.       Мужчина растерялся, выронив из рук перо.       — Подумать?.. — уточнил он.       — Ну да, — Лютик рассеяно кивнул. — Это очень ответственное дело. Я никогда не бывал на таких мероприятиях.       — Постойте… Подумать?! Это же выступление при дворе! Я даже не буду говорить о деньгах, которые вы заработаете. Слава! Вас узнают, позовут снова и снова. Вы будете богаты! Вы, наверное, не до конца поняли, что вам предлагают!       Лютик сжался, опустил взгляд. Ламберт сжал челюсти. Его раздражало, что его громкого и веселого Лютика эти невежды, сами того не ведая, так зажимали, так на него давили! Ламберт положил ладонь на плечо Лютика и заговорил:       — Прошу понять, но нам нужно время, чтобы подумать. Вероятно, до этого вы имели дело с более опытными бардами. Лютик очень неопытен и очень юн. Он боится — это нормально. Честно говоря, если вы не сбавите обороты, вас бояться начну даже я!       Конечно же Ламберт приукрасил. Советник был активным и слишком жизнерадостным, но он никак не мог кого-то напугать. Но все-таки Ламберт хотел сделать акцент на том, что с Лютиком надо быть мягче. Советник растерялся и принял озадаченный вид.       — Да? Хм, простите… Я привык, что барды… всегда особые люди.       — Лютик тоже особый. Просто по-своему.       Лютик неуверенно улыбнулся и с благодарностью посмотрел на Ламберта.       Советник кивнул.       — Ну, что ж… Раз так. Сколько вам нужно времени, чтобы решить?       — Сколько вы можете дать?       — Король будет готов принять вас вечером. Это время — крайний срок.       — Спасибо, — кивнул Лютик. — Куда мне подойти после?       — Сюда, ко мне. Вы можете не покидать замка, если ваши размышление на долго не затянутся. О, как же я забыл уточнить! На время выступления мы обеспечим вас комнатами, едой, водой. Все, что нужно! Люди искусства и их близкие всегда желанные гости для нас!       — Спасибо, вы очень добры, — скромно сказал Лютик и, поклонившись, развернулся. Ламберт пошел за ним. Советник снова углубился в свои бумаги, поправив монокль и покачав головой, все еще удивленный столь колоритной парой.       Ламберт открыл перед Лютиком дверь, пропуская вперед, и, когда они вышли в коридор, чуть отойдя от охранников, Лютик резко остановился. Покачал головой и сказал:       — Какое позорище…       Ламберт удивленно на него посмотрел и, взяв за руку, отвел чуть подальше, к окнам.       — О чем ты?       Лютик посмотрел на шикарный сад за окном и сказал:       — То, как я себя вел… Почему я не могу быть всегда уверенным и веселым? И почему после того, как я таким был, мне обязательно должно быть плохо?! Я вел себя… как…       — Как обычный человек, — хмыкнул Ламберт. — Человек, который раньше не имел дело с выступлениями при дворе. Ты смутился, сбился с толку, — Ламберт, взяв его руку в свою, поцеловал костяшки и, подняв взгляд, сказал: — Ты просто был юным омегой, в меру смущенным и вежливым. Я уверен, когда-нибудь ты сможешь играть нужную роль тогда, когда тебе нужно, а пока береги силы.       Он выпустил его руку и Лютик, тяжело выдохнув, снова повернулся к окну, обняв себя за плечи, будто пытался смириться с каким-то невидимым проигрышем. Ламберт покачал головой. Он искренне не видел проблем.       — Давай спустимся в сад? На свежем воздухе тебе будет легче… И не будет лишних глаз.       Лютик кивнул, позволив Ламберту его увести. В целом Лютик чувствовал себя достаточно хорошо, его не истощила это встреча, его просто раздражало, что он показался таким замкнутым, что он не смог занять роль веселого и открытого для диалога барда. Он просто был Лютиком. Слишком неправильным в рамках изначальных представлений о нем.              Ламберт провел его в сад, и Лютик выбрал одну из беседок. Он сел полубоком, сложив руки на краю окна и смотря на сад. Ламберт сел рядом, глядя на него взволнованное лицо. Ламберт спросил:       — Ты думаешь отказаться?       Лютик тяжело выдохнул и повернулся к нему всем телом, сложив руки в замок.       — Я бы не хотел отказываться. Но я просто не уверен, что справляюсь…       Ламберт накрыл его сжатые руки свой ладонью, приободряя, и Лютик вымученно улыбнулся.       — Но ты ведь всегда великолепен.       Лютик покачал головой.       — Ты же знаешь, я выступаю только когда у меня «правильное» настроение, тогда, когда я уверен, что у меня достаточно сил и отличное настроение. И сейчас я делаю это часто, потому что я меньше обеспокоен, меньше боюсь. Я знаю, как все пройдет, знаю, что после меня поддержат. Я знаю реакцию людей на себя, и это давало мне уверенность. Но в этом случае… Там совершенно другие люди, я не знаю, как они примут меня, и эта неизвестность выводит из строя, — он тяжело выдохнул. — Ну вот, все у меня не как у людей. Любой другой бард на моем месте уже бежал бы к королю, выпрыгивая из штанов, а я встречаюсь с трудностями по любому поводу.       — Ну и что? Благодаря трудностям мы, собственно, и растем.       — Но не когда они возникают из таких глупостей?       — Разве этот страх — он для тебя глупость?       — Нет, но…       — Вот и все. Ты должен оценивать свои чувства в отношении самого себя, а не того, как это кажется другим. В конце концов, мне тоже кажется, что это совсем не глупости. Я давно заметил, что, несмотря на то, что ты прямо-таки создан для сцены и восхищения, сам ты… будто далек от этого.       Лютик посмотрел на него с благодарной улыбкой и кивнул.       — Да… Хотел бы я, чтобы люди слышали мои песни без моего прямого участия в этом, — он шумно выдохнул. — Что мне делать?       — Я не знаю, Лютик. Только ты можешь решить это, руководствуясь своими ощущениями. Но помни, что ты можешь отказаться и тебе ничего за это не будет. Если ты с чего-то решишь, что отказывать — стыдно, то я оглашу решение за тебя и даже без твоего присутствия.       Лютик благодарно ему улыбнулся и кивнул. А дальше, кажется, пропал в своих размышлениях. Если Лютик о чем-то размышлял, то это надолго, и еще его практически невозможно было отвлечь, он будто от мира отключался. Ламберт просто сидел рядом и гладил их руки, следя за тем, чтобы никто на них не смотрел. Здесь он почти ревностно охранял их род отношений, хотел спрятать это от лишних взглядов и суждений.       В конце концов, Лютик решился. Он сам сжал руку Ламберта и уверенно сказал:       — Стоит для начала выступить перед Королем и узнать его вердикт.       Ламберт растерянно кивнул.       — И если ему понравится?..       — Вероятно, тогда я справляюсь.       Ламберт не до конца понимал эту логическую цепочку, но ему ничего не оставалось, кроме как поддержать Лютика.       — Хорошо. Тогда идем.              По правде говоря, в течении всего дня к Ламберту снова и снова лезла мысль, что король ищет всяких милых омег далеко не для выступлений. Вдруг он берет их для… удовлетворения всяких желаний?.. Вдруг он будет приставать к Лютику? Вдруг все это вообще далеко не так, каким это все пытаются выставить?! Эти мысли сводили с ума, и Ламберт очевидно нервничал, все поглядывая на спокойного Лютика. Он, казалось, думал только о своем скором выступление перед королем…       Ламберту пришлось взять себя в руки, чтобы подарить все свое внимание наверняка нервничающему Лютику. Это Ламберт отчего-то свято уверен, что Лютику нечего боятся, что он всех поразит, и его талант не может подвергаться сомнению! Но ведь сам Лютик, наверняка, далеко не так уверен в себе и своих силах. Он ведь боится.       Поэтому Ламберт был рядом с ним, постарался игнорировать все свои фантазии сомнительного качества.       — Знаешь, мне кажется, раз тебя выбрали приближенные короля, то бояться вообще нечего, — уверял его Ламберт.       — Но ведь их вкусы и ожидания могут быть разными! И… я могу совсем ему не понравиться.       Его голос дрогнул, и Лютик поджал губы, сжав руку Ламберта в своих. Ламберт тяжело выдохнул. Он уже жалел, что Лютик согласился на это. Хватит ли ему сил и смелости в самом деле выдержать и достойно предстать перед королем? Ламберт подумал о дрожащем голосе, забытых строках песни, неправильных аккордах… О том, как тяжело это потом будет переживать Лютик. Ламберт нахмурился и отогнал от себя эти мысли. Нет, он будет верить в Лютика. А если он не справится — то ничего страшного, Ламберт окружит его такой заботой и любовью, что Лютик забудет об этом тупом короле.       Эти мысли придали Ламберту уверенности, которой он с удовольствием поделился с Лютиком. Тот смотрел на него недоверчиво, но его немного расслабило понимание, что неважно, какой будет итог — Ламберт примет его и поддержит. Лютик, наконец, смог улыбнуться.       К королю Ламберта, конечно, уже не пустили, хоть Ламберт счел это возмутительным. Он же охрана для Лютика! Он должен быть рядом, во всеоружии! Но все, что ему осталось делать, так это, злобно пыхтя, ходить возле дверей и ловить непонимающие взгляды гвардии короля. Ламберт их игнорировал.       Через долгое, очень долгое время (на деле прошло не более десяти минут), когда Лютик вышел, Ламберт хотел броситься к нему и спросить, как все прошло, но понимал, что так он наведет подозрения о роде их отношений, а никто из них двоих этого бы не хотел. Так что они молча пошли вперед, и лишь за поворотом Ламберт резко повернулся к Лютику и выжидающе на него посмотрел.       Лютик улыбнулся ему и сказал:       — Ему очень понравилось мое исполнение. Сказал, что будет рад видеть меня завтра на балу.       Ламберт широко улыбнулся и внезапно притянул Лютика к себе, крепко обняв.       — Ну вот, я же говорил, что ты огромный талантище!       Лютик тихо рассмеялся.       — По твоей логике я в любом случае талантище. Даже если бы мне отказали, то, по твоему мнению, только потому, что король ничего не смыслит в таланте.       — Да, но если тебя одобрили, значит даже глухой человек может оценить твои навыки!       Лютик покачал головой, но улыбка его была полна нежности и благодарности. Он коснулся лица Ламберта и прошептал:       — Спасибо тебе за то, что ты веришь в меня даже больше, чем я сам.              Ламберт улыбнулся и, взяв его руку, поцеловал в тыльную сторону ладони. Рядом раздались шаги, и они отстранились друг от друга. Подождав, пока человек пройдет,       Лютик сказал:       — Сегодня мы можем сюда переехать. Прямо сейчас.       — Меня это тоже касается?       — Разумеется! Изначально тебя хотели поселить в какую-то каморку для охраны, но я сказал, что ты мой друг, а не охрана. Так что ты будешь по соседству со мной, — Лютик улыбнулся, а потом громко выдохнул. — Но не в одной комнате… Сплетничать будут.       Ламберт лукаво на него посмотрел.       — Не волнуйся. Сомневаюсь, что за нами будут следить, так что мы сможем проводить время вместе, как раньше. К тому же, это не надолго?       — Смотря как дело пойдет. Его Величество сказало, что, возможно, пожелает пригласить меня еще на несколько балов.       Ламберт нахмурился. Пожить здесь пару дней еще казалось ему забавным, но больше трех-четырех дней уже… не было для него таким привлекательным. Ламберт не любил роскошь, не любил слишком много мнящих из себя людей, и, в принципе, не любил знать. Но и отговаривать Лютика от таких возможностей он бы не стал. Тяжело выдохнув, он решил, что, так или иначе, но придет к смирению.              — Что-то не так? — удивился Лютик.       Ламберт признался:       — Я не очень люблю такие места. Как быстрое развлечение, ради утоления интереса — может быть, но жить тут… — он покачал головой.       Лютик удивленно, немногого сбито с толку на него посмотрел, видно, не ожидав, что кому-то может не нравиться жить в роскоши! Но он понимающе кивнул.              — Хорошо, тогда постараемся не задерживаться.       — Если тебе понравится и если будут хорошо платить, то можно и задержаться.       — Ох… ладно, тогда посмотрим, как пойдет дело, да? Пойдем лучше за вещами.       Ламберт кивнул.       Комнаты им выделили в самом деле шикарные. Ламберт осматривал свою долго, первые минут пять просто стоя в дверях и осматривая. Она была огромная! Ему казалось, что его дом в детстве был ну, примерно такой же площади, что и комната. Эти огромные панорамные окна, из-за которых комната становись светлее и визуально еще больше. Потом он двинулся вперед, все осматривая внимательнее. Потрогал кровать. Такая мягкая! И широкая! Он закусил губу, думая о том, что они бы с Лютиком могли бы на ней… Он покачал головой и выпрямился, продолжая исследования. Нашел дверь в купальню и сначала даже удивился от понимания, что в его распоряжении своя купальня! Но еще больше он удивился, когда открыл дверь. Огромная! Ошарашенный, он прошел внутрь, смотря на саму… ванную. Встроенную в пол, мраморную. Здесь, кажется, был водопровод. Может еще и горячая вода?..              Тут были полотенца, масла, мыло, куча еще неясных баночек, и Ламберт ходил и просто рассматривал все широко раскрытыми глазами. Он вернулся обратно в спальную и посмотрел в окно, на сад. Несмотря на восхищение и удивление, уютно он себя здесь не чувствовал. Казалось, эта комната создана просто для того, чтобы рассматривать ее, но ничего не трогать. В конце концов, здесь было так одиноко. Еще немного постояв, глядя на садящееся солнце, он решил аккуратно прийти к Лютику.       Он проскользнул в его комнату и Лютик резко повернулся на шум. Увидев Ламберта, он облегченно выдохнул и подошел к нему. Ламберт притянул его к себе, обняв и спросив:       — Обживешься?       Лютик дернул плечом.       — Все мысли только о завтрашнем выступлении…       — И даже одной нет обо мне?       Лютик расплылся в довольной улыбке.       — О тебе я думал вот только что. Подумал, как нам глупо находится в разных комнатах.       — А если бы ты сказал, что мы обручены? Отсутствие колец не вопрос, а так… Спали бы в одной комнате.       — Я и не подумал об этом… — растерянно сказал Лютик. — К тому же, я бы не хотел обманывать… И не хотел бы входить в эту роль, это бы меня слишком сильно обнадежило.       Ламберт понимающе на него посмотрел, поцеловав в лоб.       — Но ты же соврал, сказав, что мы друзья?       — Разве? Как по мне, я просто недоговаривал. Мы ведь и вправду друзья, а остальное им знать вовсе не обязательно. Присаживайся, — он указал ему на небольшой диванчик, на котором они и устроились, и где Ламберт тут же снова притянул Лютика к себе, его напряженное тело, которое кричало о страхе и волнении из-за завтрашнего дня.       — Я что-нибудь могу сделать, чтобы тебе было легче?       — Будь со мной так часто рядом, как это возможно. И обязательно будь при моем выступлении!       — Ну, это вроде как очевидные вещи, — он поцеловал его в макушку и посмотрел в сторону заката. Лютик тоже повернулся к нему.       — Красиво…       — Да. Очень.       Лютик чуть выпрямился, все еще обнимая Ламберта, смотря сквозь панорамное окно, как краснело и темнело небо. Лютик сказал:       — Здесь очень красиво. Красивый сад, красивые комнаты… Представь, если бы у нас была другая судьба. Мы были бы очень богаты и ничем не стеснены. Это был бы наш обычный вечер. Сидеть посреди роскоши и смотреть на закат…       — Тебе так нравится роскошь?       — Я… Ох, точно, она же не нравится тебе.       — Я просто ее не понимаю. Она далека от меня и непонятна. Может, виной тому то, что я рос в… в очень сильной бедности.       Лютик посмотрел на него с сочувствием и коснулся его щеки, поглаживая.       — Что ж, теперь понятно… Мне жаль.       — Все хорошо. Зато теперь я умею экономить и не сильно расстраиваюсь, если приходится урезать бюджет. Ведь я знаю, что так плохо, как было тогда, уже вряд ли будет.       Лютик положил голову на плечо и сказал:       — Тогда мы бы жили в милом уютном домике у моря. И все так тихо и спокойно. У нас был бы свой сад. Небольшой, но красивый. Я бы им занимался…       — Да, вот так хорошо. Так очень хорошо.              Лютик улыбнулся.              — Я бы вообще тогда работать не хотел бы, если честно. Будь моя воля — родил бы детей, и посвятил бы себя им и тебе.       — Но как же творчество? Пение? Это же не глупости, на которые можно закрыть глаза!       — Да, но… выступления в радость не так часто случаются.       — Но ты… часто выступаешь.       — Есть различия между «в радость» и «без сильных трудностей». Я бы предпочел петь вам, или… О, я придумал! — сказал он в восторге. — Я бы преподавал к Оксенфурте! Да, это было бы замечательно.       Он растянулся в довольный улыбке и Ламберт, улыбнувшись в ответ, поцеловал его волосы. Да, хорошая картина. Приятная. Ламберт будет теперь фантазировать об этом перед сном, и в мыслях об их семье засыпать. Ну, как только сможет решить вопрос их судьбы.       На самом деле для Ламберта это была просто скука. Обычно у него было столько дел! Было чем заняться, о чем подумать, а тут, сидя сытый, отмытый, с одеждой, которую стирали горничные, делать было вообще нечего! Они проводили время вместе с Лютиком, конечно, но Ламберт все равно едва не выл от того, как ему не хватало действий. И это даже сутки не прошли! От мысли, что он, возможно, должен был провести здесь несколько дней его передергивало. Кроме того, он догадывался, что здесь не случится никакого толчка в их отношениях. Раньше их толкали друг к другу обстоятельства, что-то, что помогало открывать новые границы, но здесь… Здесь все было отвратительно, как спокойно!       Ламберт тяжело выдохнул, посмотрев в окно. Утром, после завтрака, они прогулялись по саду, но Лютик, все еще напряженный, казалось, едва был включен в эту прогулку, пребывая мыслями где-то совсем не здесь.       В дверь постучались. Ламберт встал с тяжелым выдохом и пошел открывать. На пороге стоял Лютик и, улыбнувшись, спросил:       — Скучал?       — Мы не виделись меньше часа.       — И это повод не скучать? — изумился Лютик.       Ламберт улыбнулся, покачав головой.       — Что-то случилось?       — Помоги мне выбрать костюм на вечер. Там столько принесли!..       Ламберт кивнул. Хоть какое развлечение! Такими темпами, от скуки, начнет разбираться в тканях, фасонах и цветовых сочетаниях. В комнате Лютика, на диване и кровати, лежало какое-то цветное безобразие. Прямо-таки взрыв цвета! Ламберт изумился обилию костюмов.       — Вот, это все для меня, — Лютик обвел это все рукой и подошел ближе к дивану, беря один из костюмов. — Мне очень нравится этот, но такой яркий… Не знаю, как буду чувствовать себя в нем.       Костюм был, кажется, кожаным, бордовым, однотонным и не пестрил никакими лишними деталями. Если бы не такой яркий цвет, Ламберт бы определенно остановился на этом. Но такой бордовый цвет… Ламберт был уверен, что Лютику будет в нем некомфортно.              — Еще такой есть, — Лютик поднял другой, темной-синий. У него были симпатичные рукава-фонарики, и Ламберт улыбнулся. Мило.       — Мне кажется, тебе будет комфортное в каком-нибудь… более приглушенном цвете. Ты ведь только такие и носишь.       Ламберт осмотрел все перед ним лежавшее и вычленил один из костюмов. Цвет был не то золотой, не то бронзовый, но однозначно не яркий и приглушенный. На нем было много всяких украшений, вышивки, но благодаря не яркому цвету все это не казалось… слишком.       — Как тебе?       Лютик потрогал ткань, все осмотрел и кивнул.       — Да, выглядит хорошо. Примерю его чуть позже. Спасибо, — он улыбнулся Ламберту. — Без тебя у меня глаза разбегались.       Ламберт кивнул и снова осмотрел слои одежды. Он чуть нахмурился. Ему пришлось потратиться на одну несчастную сорочку, а тут… тут они так просто дали Лютику столько красивых костюмов!       — Почему ты хмуришься? — спросил Лютик и мягко разгладил морщину меж бровей. Ламберт тут же расслабился и посмотрел на Лютика. Улыбнулся. Лицо Лютика освещало даже самое мрачное настроение.       — Подумал о том, насколько жалкой кажется теперь та сорочка, что я подарил.       Лютик посмотрел на него, широко раскрыв глаза, едва не ахнув, будто бы Ламберт оскорбил что-то очень дорогое ему.       — Ты как такое говорить можешь? Как можешь сравнивать?       — Да, понимаю, у нас разное материальное положение. Где король, где я. И что-то вроде… У меня было сто крон и сто я дал тебе. У него было миллион, и он дал тебе сто кр…       — Ты не понимаешь! — крякнул Лютик почти обиженно. — Я этим костюмам совсем не обрадовался! Просто удивился! Но сорочка, что ты мне подарил… Она вызвала у меня столько радости! Ты что, забыл?       — Нет! Но… — Ламберт замялся и снова как-то будто бы удивленно посмотрел на костюмы. По-новому. — А… теперь понял.       — В конце концов, в роскоши все обесценивается. Если все можешь себе позволить, то теряется весь интерес! Эта сорочка до сих пор меня радует. В конце концов, ее подарил дорогой мне человек.       Лютик встал на носочки и поцеловал Ламберта в лоб. Ламберт широко улыбнулся и притянул к себе ближе, за талию, посмотрев в глаза. Он был рад, что мог радовать Лютика такими мелочами, даже когда они находились здесь, в месте, где Лютику могли дать все, чего он захочет — стоило бы ему только попросить.       Но он не просил.