Просто Ю

Первая мысль: господи, девочка. Вадик помогает ей зайти в гостиную: придерживает-вталкивает за локоть. Она высокая, испуганная, с темными кругами под глазами. – Госпожа, я вам обещал подарочек к вечеру – вот и он. Это тот самый «чумной доктор», который отмудохал вашего братца. – Свободен. За «отмудохал» получит еще, но не сейчас. Вадик из Алтана веревки вьет, совсем расслабился. – Садись. – Он забрал мой телефон. Остается стоять. – Ва-а-адик, ну-ка вернись. Возвращается. Близко не подходит – правильно, знает, что она не промахнется. – Верни. – Госпожа, я ж все для вашей драгоценной безопасности. – Врешь. – Вру, конечно. Жалкий червь под вашими ногами, грязь в пупке Сатаны, безмозглая коала в горящих лесах Австралии… – телефон, однако, не отдает, роется в нем быстро, не переставая болтать. Девочка поджимает губы. – И долго нам еще ждать? – Все, – отвечает. Скалится, псина. – И что ты там делал? – Да так, номерок один хотел добыть, – Вадик протягивает телефон девочке. Та забирает, смотрит на Вадика с ненавистью. Вадик скалится, теперь уже изображая извинения. – Вадик, ну-ка подойди. – Не-а. Я пошел, у меня дела еще сегодня. Позвоните, когда закончите, отвезу ваш подарочек домой к мамочке. Уволить его хочется примерно раз в три дня. Алтан периодически так и делает. Это не помогает, потому что обратно Вадика приходится брать на зарплату в два раза выше. Вадик убирается. Даже непонятно, что больше бесит – запах сигарет от него раньше или идиотская зубочистка теперь. – Садись. Девочка смотрит, не отрываясь. Все-таки садится, тонет в мягком диване. Налить ей чай, пододвинуть чашку – не шевелится. – Тебе страшно? – Этот ваш Вадик сначала сбросил меня с лестницы, а сегодня выкрал из университета. Я не знаю, кто вы, и не знаю, что здесь делаю. Меня вынудил шантажом работать на себя маньяк со стажем, и тренировал международный террорист. Меня подставили с этим «чумным доктором». Я не уверена, кто ко мне придет завтра домой, чтобы убить мою семью. Нет, мне не страшно. – Как тебя зовут? Вздыхает. – Валерия. Лерочка. – Валерия, я Юмжит. Ты встречалась с моим не очень умным и не очень сдержанным братом. Прости, что все так с тобой получилось, никто не знал, что Разумовский в своей шизофренической истерике, которую он, почему-то, называет своими проектами, подставит девочку. У нас с Разумовским и его подельниками свои счеты – из-за него погибла наша мать, а Алтан сильно пострадал. Можно было бы подумать, что и головой тоже, но нет – он всегда таким был. Девочка так и сидит, не шелохнувшись. – Ты подписывала какие-то контракты с Разумовским? – Да. – Смотри, что мы можем сделать: я выкуплю тебя у него, и дальше… Перебивает: – А можно как-нибудь сделать так, чтобы вы все просто убрались со своими разборками из моей жизни и жизни моей семьи? – К сожалению, так просто не получится. Вадик, конечно, редкая тварь, но он тебя вычислил по моему приказу за три дня. Официальные следователи – не Вадик, но даже если они потратят на это в сто раз больше времени, рано или поздно тебя найдут. Обвинения в теракте с тебя никто снимать не станет. Девочка смотрит, не отрываясь. – В отличие от моего брата, мне война с Разумовским не нужна – у меня другие дела и другие цели здесь. Так что, думаю, Разумовский согласится на мой вариант все замять. Но я не хочу, чтобы ты и дальше участвовала в его влажных мстительных фантазиях. Пусть сам бегает по крышам или отправляет своего мертвого любовника. – Мне надо подумать. – Хорошо. Дай угадаю: ты не очень хочешь ехать обратно с Вадиком? – Нет. Вызову такси. – Хочешь, я могу тебя отвезти. – Нет. Она уходит. Чашка на столике остается нетронутой. Пить из нее – почти фетишистское удовольствие. Вадик заявляется сам через три часа, спрашивает, не здороваясь: – Она согласилась? – Сказала, что подумает. Вадик сдвигает кофейный столик и валится в ноги на ковер. Берет ступню в руку, стягивает красную туфельку. Пальцами проходится по своду. – Волков, кстати, не против. – Он на тебя не злится за склад? – Злится, конечно. И за Лерочку свою злится. Но у него, в отличие от меня, ресурсов на войну нет. Он и сам прекрасно это знает. Нахера вы по дому-то в этой пыточной обуви ходите? – Не твое дело. Ступня упирается Вадику в подбородок, заставляя поднять голову, тот замирает, скалится. – И не смей называть ее Лерочкой. Ты скинул ее с лестницы. Скажи спасибо, что она не… – Да как скажете. Я не знал, что там девочка – не я же ее в костюм засовывал. – Можно подумать, знал бы – не сбросил. Скалится, облизываясь. – Придумал бы что-нибудь поинтереснее. А что, она вам понравилась? Хотите? – Без тебя разберусь. Продолжай. Вадик продолжает, перехватывает ступню грубыми пальцами. Глаза закрываются сами собой. – Я думаю, кстати, договориться обо всем чисто с Волковым. – Почему с ним? – Ну, мы с ним старые приятели. Если не брать в расчет, что людей он убивает, не меняясь в лице, он адекватный. Адекватнее Разумовского. – Сам будешь договариваться? – А зачем вам прекрасным личиком светить? Алтан уже достаточно насветился. – Хорошо. Делай. И чтобы к концу недели девочка Разумовскому больше не принадлежала. Вадик забывается – целует в косточку, получает ногой по челюсти, вынуждает открыть глаза. – Ничего не перепутал? – Простите, госпожа. Засмотрелся просто. *** К субботе, когда Вадик приходит с новостями, что все устроил, не выдерживает: просит отвезти к университету, где она учится, и пригласить на разговор. Смотрит из-за тонированного стекла, как девочка дергается, заметив подкравшегося Вадика. В машине отчетливо пахнет сигаретами – а Вадик больше не курит. Он приглашающим жестом указывает на свой «Чероки», и от того, как девочка делает первый шаг в сторону машины, сердце пропускает удар. Открывает ей дверь сам, она садится внутрь, смотрит прямо перед собой. Вадик идет погулять – за понятливость ему столько и платят. – Привет. – Здравствуйте. – Новостей никаких не получала? Девочка поджимает губы. – Олег утром позвонил, сказал, что контракт со мной расторгнут. И что я больше не должна им. Она поворачивает голову. – Вам теперь должна? Выкупили меня? Как вещь? Господи, какая же все-таки мразь Разумовский. Хочется сказать: это бизнес, Лерочка, ничего личного. Не хочется. – Мне ничего такого от тебя не нужно. Но у меня есть для тебя предложение, чтобы ты не чувствовала себя неправильно: я буду покупать у тебя услуги спарринг-партнера. Я знаю, что ты прекрасно фехтуешь. Мне придется задержаться в Питере на три месяца, как минимум. Не хочу растерять форму. – Разумовский оценивал мои услуги дешевле. – Разумовский – клоун с манией величия. И всегда им был. Мне ничего от тебя не нужно, – нужно, – но мне будет спокойнее, если ты будешь знать, что я не приду внезапно, чтобы требовать с тебя долги. – Хорошо. Что, снова по ночам… Что же они с ней делали? – Два раза в неделю, когда тебе удобно. Вот мой номер, напиши, как определишься. Вадик будет тебя привозить и увозить. Не бойся его – если он хоть пальцем тебя тронет, я его убью. Он об этом осведомлен. Забирает визитку, кивает. Хочется пальцами ей волосы поправить. Нельзя. – Не хочешь кофе со мной выпить сейчас? – У меня тренировка. – Жаль. Отвезти тебя? – Нет, здесь недалеко. До свидания. Выходит из машины, дверь закрывает без ярости – хотя на ее месте можно было и хлопнуть от души. Сдержанная. Интересно, всегда такая сдержанная? Вадик заваливается через пару минут. – Ну чё, открывать шампанское? – Закрывать. Рот. Поехали. Будешь возить ее в особняк два раза в неделю. – В случайные моменты? – Тогда, когда она решит. – Серьезно, вы так легко ее развели? Даже я так не умею. Врет – он еще и не так умеет. Но это не имеет значения. *** К первой тренировке успевает накрутить себя до того, что даже позволяет Вадику чуть больше, чем обычно. Исключительно, чтобы снять напряжение. Девочка приезжает вечером, уставшая. Одного взгляда хватает, чтобы понять – ну какой спарринг? Накормить и положить спать. Она стоит с сумкой на плече посреди утопающей в цветах гостиной, хмурится напряженно. – Переиграем. Ты голодная? – Нет. – Хорошо, тогда пойдем. Манит за собой на второй этаж, та покорно идет следом. Отводит в свою спальню, пропускает вперед. Девочка теряется, оборачивается в панике. – Валерия, в отличие от этих идиотов, с которыми тебе приходилось работать, я вижу. Так что просто раздевайся и ложись спать. Тебя никто не побеспокоит. Видя сомнения, говорит: – Будем считать, я просто эксцентричная и очень богатая стерва. Не ищи логики в моих действиях. Спи. – Может, я тогда просто домой поеду? Нет, Лерочка, прости. – Нет. Будешь приезжать и спать здесь, пока я не увижу тебя с нормальным лицом. Поджимает губы, но скидывает сумку с плеча. – Ванная там, если что. Уходит, улыбаясь. Сидит в гостиной с ноутбуком, разбирается с делами. Вадик приходит через час, садится в ногах на пол, забирает так и не тронутый бокал с вином, спрашивает: – Не понял: а как она домой уехала? – Не уехала. Спит в моей комнате. – Хера. Оперативно. Ну поздравляю. – Не с чем. Просто положила ее спать. Вадик скалится: – Это какая-то хитрая женская тактика? Типа, накормить, напоить, спать уложить? И чё, работает? – Вадик, ты мне мешаешь. – Как жаль, как жаль. Мы когда начинаем, кстати? – А ты уже подготовил команду? Алтан говорил, предыдущую ты бросил Разумовскому и его любовнику на растерзание. – Это была одноразовая группа. Она засветилась в теракте – я ее утилизировал. Для вас собираю совсем другую, хорошую. – Мне не нравится обстановка в городе. Я хочу еще понаблюдать. – Думаете, будет какой-то передел в ближайшее время? Пожимает плечами. Если бы это было так просто – преподавали бы в университетах. Вадик уходит, притаскивает какую-то книжку, сидит так же в ногах, для разнообразия молча, вино пьет из ее бокала. – Ва-а-адик. А как ты повезешь ее домой, если ты уже нажрался? Поднимает честные, как будто незамутненные интеллектом глаза, смотрит снизу вверх: – А никак. Сами повезете. – Напомни: это ты мне платишь? – Напоминаю: это вы мне платите. А еще напоминаю, что я не ошибаюсь. Девочка спускается почти в одиннадцать. Бесшумно – становится ясно только по тому, что Вадик отрывается от своей книжки и поворачивает голову, улыбается ей мило. Девочка перехватывает сумку на плече удобнее. Вдохнуть. Подняться. Улыбаться, как ни в чем не бывало. Вадик смотрит на этот спектакль, не отрываясь, достает из кармана и протягивает ключи от своей машины. Правильно отдает. В гараже стоит пять штук на любой вкус, но идти за ними долго, придется дергать охранников, искать ключи. – Поехали, я сама тебя отвезу. Девочка косится на Вадика – тот салютует ей бокалом. В машине снова пахнет сигаретами. Пока настраивает под себя руль и зеркала, роняет: – Он снова курит, что ли? – У Олега сигареты такие же. Девочка смотрит пустыми глазами прямо перед собой. – Да ладно? Ну-ка, загляни-ка в бардачок. Покорно вскрывает бардачок, тусклый свет обрисовывает пистолет с глушителем, презервативы, смазку и пачку сигарет. Хороший набор для приятного вечера. – Такие? – Да. Если девочка и смущается, то никак не показывает. Выезжает легко, хотя габариты чувствуются плохо, но город пустой почти. – Ты поспала? – Да. Спасибо. Но вам не кажется, что это странно? Смеется. – Нет, не кажется. Мне интересно с тобой спарринговаться, а не избивать. Как твоя учеба? – Нормально. Я просто… немного выпала из-за всего этого. – Может, тебе нужна помощь? Девочка удивляется: – Что? Нет, я справляюсь сама. – Просто скажи, если тебе что-нибудь понадобится. Не отвечает, сводит брови – не понимает и не доверяет. Прощаясь во дворе панельки, говорит: – Приезжай. Я буду ждать. Смотрит, как девочка идет к подъезду, не оглядываясь. На секунду позволяет себе откинуться на подголовник и прикрыть глаза. Медленно выдыхает, едет в особняк. Вадик так и сидит на полу. – Ну как? Подходит, забирает бокал, залпом выпивает остатки. – Никак. Может, объяснишь, почему у тебя в бардачке пистолет и сигареты Волкова? Скалится: – Это противозаконно? Пистолет мой, кстати. – Ты что-то мутишь за моей спиной? – Госпожа, я похож на идиота? В том-то и дело, что Вадик похож на идиота, но им не является. – Мы просто старые приятели. Вспоминали бесславные боевые подвиги. Ничего такого. – А Разумовский об этом знает? – Понятия не имею. Это пусть Волков с ним сам разбирается. Наклоняется, сгребает ворот майки в кулак, обнажая кричащую татуировку еще сильнее, смотрит в глаза: – Если Разумовский придет бесоебить из-за того, что ты что-то там мутишь с его любовником, я тебя сама пристрелю, клянусь. – Знаете, госпожа, меня столько раз клялись убить самые разные люди, что даже как-то неловко, что я все еще жив. А вот они – не совсем. Мне в любви гораздо реже клялись. Отпускает. – Ты домой-то как поедешь? – А никак. – Я тебя не приглашала. – Это пока. Вы сейчас подниметесь к себе, посмотрите на чуть смятые подушки, вдохнете поглубже, а потом пригласите меня. Спорим? – Проваливай. – Ну или посплю у Алтана в комнате. Не в первый раз. Сука. Вадика нанимали следить за Алтаном после теракта – не забыть ту стерву с бесцветными глазами, которая его продавала, как породистую лошадь, улыбалась тонко, а после сделки предложила выпить кофе. Трахалась хорошо, но слишком жестко, оказалась садисткой. Хотя, почему оказалась? Садисткой была с самого начала. При Вадике Алтан сначала изменился до неузнаваемости, ожил, а потом, когда новую игрушку у него забрали, стал окончательно невыносим. Что у них там с Вадиком такого было, ни тот, ни другой, так и не раскололись. Вадик Алтана по-своему любит, а тот до сих пор все на что-то надеется, кажется. Вадик предпочитает, когда попроще. На основе этого «попроще» они и сошлись тогда. Любить мужчин от этого она не начала, но Вадик на любви к себе, как к мужчине, и не настаивает. А вот отлизывает он прекрасно. И главное, молчит в это время. – Не трать мое время. Придешь через двадцать минут. – Приду, госпожа. Вадик оказывается прав: в спальне пахнет чуть иначе. От подушки, от простыни, от одеяла. От них пахнет сладкой девочкой. Раздумывает, идти в душ или нет. Вадика таким все равно не накажешь – ему нравится в любом случае. Как хочется самой? Вадик приходит ровно через двадцать минут. Знает, что делать, никогда не угрожает взять силой – при нем можно стоять в коленно-локтевой, но он все сделает правильно: прижмется горячим ртом, вылижет до капающей на простыни смазки и уйдет. На что он дрочит потом, ей особо не интересно. – Что, вкусная девочка-Лерочка? Хотите, украду ее для вас по-настоящему? – Только попробуй. Смеется, целует, пока рядом, пока дразнит. – Это несложно. И сможете не баловаться суррогатами. – Заткнись и делай уже. Затыкается. Делает. Всегда хорошо делает. *** В следующий раз девочка выглядит чуть лучше. Снова стоит посреди гостиной, но теперь говорит первой: – Я нормально себя чувствую, правда. Просто выгляжу так. Можем спарринговаться. – Хорошо. Инициатива наказуема. Отводит в зал, девочка оглядывает его, осматривает снаряды. Выбирает бокены. Рассекает темным деревом воздух со свистом – быстрая. Девочка стоит босая посреди зала. Спрашивает: – А вы… Вы в этом будете? На ципао разрезы от бедра – не помешает. Скидывает туфли. – В этом. Тебе нравится? Девочка теряется. – Не знаю. Красивое платье. – Хочешь такое же? Поджимает губы. – Я не ношу платья – непрактично. – Зря. Тебе пойдет. Ну давай. – Две руки или одна? Хочет благородно – понимает, что руки у нее длиннее. – Одна. Но вообще, как тебе удобнее. Кивает. Нападает без вопросов и лишнего пиетета – заставляет улыбнуться. Быстрая. Кончик бокена задевает полу платья, проскальзывает с тонким, едва уловимым звоном. В первый раз по-серьезному девочка касается узла платья на горле – протянуть руку и рассечь бы сонную, замирает, смотрит в глаза, чуть запыхавшись. Хочется облизнуться – а чего бы себе в этом отказывать. Кажется, сегодня Вадику придется задержаться. Она отводит глаза, убирает руку. Говорит: – Извините. – За что? Ты прекрасна – прекрасно дерешься. Это очень красиво. Продолжаем. Задеть ее так и не получается – она ускользает от ударов, кружит по залу. Она пахнет – потом и чистотой, юным телом, сильным, здоровым. Приходится даже паузу сделать – коротким жестом после очередного касания показать: стой. – Две минуты. Взять телефон. «Сегодня ночуешь у меня». «Не могу – у меня свидание». «Уволю». «Увольте. Куплю яхту – давно хотел». Сука. – Все нормально? – Да. Продолжаем, извини, это по работе. Продолжают еще с полчаса – можно было бы и дальше, но не остается уже никакого другого желания, кроме как засунуть в себя, наконец, пальцы и кончить. – Душ там. Полотенца чистые внутри. Приходи потом в гостиную – я хочу выпить с тобой чаю. Не заблудишься? Девочка мотает головой, стягивает майку, остается в спортивном топе. Не понимает? Приходится отвернуться и уйти. На второй этаж, к себе. Платье – сырое насквозь. Трусики – тоже, но по другому поводу. Провести пальцами между губ – влажно, скользко, вкусно, да, Вадик? Чтобы кончить, хватает пары минут. Спускается уже спокойная. Девочка сидит на диване ровно, ладони на коленях. Чай уже принесли, но она его не трогает. – Извини, что долго. Ты, может, голодна? – Нет, спасибо. – Тогда хотя бы чай. Ты очень хорошо фехтуешь. – Я… Протягивает ей чашку – в этот раз умнее, прямо в руки. Берет свою. Гипнотизирует, делает глоток, девочка касается тонкого фарфора губами, зеркаля. Приподнимает брови удивленно. – Что, вкусный? – Никогда такого не пробовала. – Русские не умеют пить чай. То есть умеют, но не так. На востоке это целое искусство. Хочешь, научу? – Хочу. Позволяет себе улыбнуться. Слышит почти, как хрустит тонкая броня. – Это тегуаньинь. Он посвящен бодхисаттве Гуаньинь. Богине, если сильно упрощать. Она покровительствует женщинам. Тебе нравятся женщины? – Я не… Мне вообще люди не очень нравятся, если честно. Позволяет себе рассмеяться. – Даже не удивлена. Я тебе нравлюсь? – Ну, вы меня купили, фактически, у маньяка на пенсии. Я так до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите. Глаза, однако, не отводит. – Но вы красивая. – Ты тоже очень красивая. И тебе, в отличие от меня, не нужно для этого рисовать стрелки и носить платья. Это дар, Валерия. От произнесенного вслух собственного имени, девочка дергается, облизывает губы. Все портит Вадик – лучшая иллюстрация к выражению «слон в посудной лавке». Стол с чашками он, конечно, не опрокидывает, но в воздухе отчетливо повисает звон тонкого бьющегося фарфора. – Добрый вечер. Чё, поехали? У меня дела еще вечером. Вадик вызывает острое желание плеснуть ему кипяточком в лицо – чисто профилактически, как непонятливой псине. Но девочка подскакивает, забирает сумку, говорит: – Спасибо. Я напишу. Вадик, оглядываясь, смотрит с превосходством. *** Они спаррингуются еще два раза, а потом она приезжает настолько замученной, что даже не возражает, когда снова поднимаются в спальню. – Ты не против, если я останусь в комнате с ноутбуком? Обещаю сидеть тихо, как мышь. Удивленно приподнимает брови – ну да, это же не однушка в Мурино, помещений для посидеть достаточно. – Это же ваш дом. Раздевается до белья, не глядя. Лиф на ней спортивный, но все равно. Уже лезет под одеяло: – Стой. Сними – это же очень вредно. Подходит сама, невесомо кладет ладонь на плечо – не дергается. А потом позволяет себе завести руки ей за спину, почти обнимая, и расстегнуть лиф, тянет наверх через голову. Смотреть в глаза. Не смотреть на грудь. – Ложись. Она сглатывает. Отводит взгляд, ложится. Спрашивает: – Я что-то не так сделала? У вас лицо… другое стало. – Нет, все в порядке. Отдыхай. Уже разворачивается и идет к креслу у окна, когда слышит в спину: – Я же не дура, вопросы все эти ваши. Вы лесбиянка, да? Я вам понравилась? Поэтому?.. Что ж. – Да. Обернуться. – Но я ни за что не трону тебя без твоего желания. Хочешь, я уйду сейчас? – Нет. Оставайтесь. А девочка знает толк в пытках. – Можете вообще рядом со мной сидеть на кровати. Я не против. – Пожалуй, я все-таки здесь. Но спасибо. Садится в кресло, берет ноутбук. Смотрит, как девочка закрывает глаза, облизывает губы. – Я не… Сердце пропускает удар. – Я не знаю ничего о себе. Дайте мне время. Она спит, дышит ровно и глубоко во сне, обнимает подушку. Как ни странно, несмотря на висящее в воздухе напряжение, работать все-таки получается. Звук ее дыхания успокаивает – почти как Вадик в ногах. Она спит долго – просыпается уже в двенадцатом часу, резко отрывает голову от подушки. – Черт. Я проспала, простите. Подняться на ноги, подойти ближе. – Все хорошо. Чай будешь пить? – Нет, я и так уже… Надо домой. Кивает, выходит из спальни. Вадик полулежит в гостиной на диване, читает. – Вы чё так долго сегодня? – Не твое дело. Останешься? – Даже так? Ну допустим останусь. Скалится. Вадик прав: «останешься» хочется сказать вообще не ему, это все суррогаты. Но никаких похищений, конечно. Никаких похищений. – Девочку вашу отвезу только. *** В следующий раз девочка выглядит нормально, но говорит, глядя в глаза: я хочу спать. Кивнуть, жестом пригласить на лестницу, ведущую наверх. Когда заходят в спальню, она решительно говорит: – Только я не умею ничего, я посмотрела видео, но… Хочется рассмеяться. Такая серьезная. Никаких резких движений. – А как ты мастурбируешь обычно? Смущается. – Я почти не… Иногда только, в душе. Пальцами. – И что ты представляешь в этот момент? – Э-э-э, ничего?.. – Ты девственница? Вдыхает-выдыхает. – Нет. Видимо, подробностей не будет. – Раздевайся. Тянет с себя свитшот, стягивает штаны, носки. Остается в белье – замирает на мгновение. Сама снимает лиф. Сама снимает трусики – стоит, расправив плечи, как на медосмотре. Очень красивая. Абсолютно равнодушная к происходящему. Ну тогда поиграем в медосмотр, раз так. – Ложись поверх одеяла. Ноги согни в коленях. Раздвинь. Чуть нервно вздыхает. Но подчиняется. Лежит, глядя в потолок. Дышит. Кресло от окна рывком ставит напротив кровати, чтобы видеть. Садится, закинув ногу на ногу. Девочка приподнимает голову, краснеет, наконец. – Ласкай себя пальцами, как ты обычно это делаешь. Я хочу посмотреть. Сводит брови решительно. Откидывается обратно на подушки. Закрывает глаза. Красивой рукой тянется вниз к губам, обводит клитор на пробу. Убирает руку и облизывает пальцы. Неплохо. Возвращается. Кладет пальцы на клитор ведет по кругу. Так просто. Так красиво. Больше ничего не трогает – вторая рука чуть нервно скребет простыни. Пальцы на ногах поджимаются. – Ты позволишь мне помочь тебе? Распахивает глаза, приподнимает голову, кивает. Убирает руку и смотрит, не отрываясь. Не раздеваясь, медленно подкрадывается, как будто можно спугнуть. Замирает на секунду над манящим телом. Наклоняется, втягивая носом запах – самая вкусная. Мягко губами прихватывает клитор, языком обводит по кругу. Девочка выдыхает медленно. Целует, без всякого ритма, как давно хотелось. Девочка течет, сладкая, соленая, терпкая, смазкой растекается по языку. Как награда – рука в волосы, прижимает теснее. Нравится? Язык сам знает, что делать. Алые ногти на белой коже бедер выглядят каплями крови. Хочется потрогать ее изнутри, почувствовать, как она будет сжиматься на пальцах, но куда теперь торопиться? Она кончает с тихим стоном, судорожно выгибается, рука в волосах держит крепко, не дает отстраниться. Потом, словно испугавшись самой себе, руку отдергивает, шепчет: – Простите… Теперь, наконец, можно рассмеяться. – За что? Знаешь, какая ты вкусная? Са-а-амая вкусная, самая сладкая девочка. Хочешь посмотреть, что ты со мной сделала? Девочка кивает, испуганно почти. Подвинуться ближе, под правую руку. – Смотри. Взять за запястье, потянуть под платье. Она вздрагивает, когда пальцы утопают в мягком, скользком. Потянуть чуть дальше – и насадиться на них, наконец. Сжимается на них на пробу, девочка неверяще смотрит черными зрачками во всю радужку. – Ничего сложного. Я тебе помогу. Не отпуская запястье, трахает себя ее пальцами – долго не надо. Потом вытягивается рядом с обнаженным телом, позволяет себе прикрыть глаза на мгновение. Девочка косится на нее, дышит ртом, как после спарринга. Говорит, неожиданно: – Теперь можно на «ты»? Смеется: – Можно было с самого начала. Протягивает руку: – Юма. Можно просто Ю. – Лера. Пожимает руку крепко. – Вы… ты с самого начала хотела этого? – Нет, Лера. С самого начала я хотела просто забрать тебя у этих мразей. – Олег нормальный, на самом деле. – Да я не сомневаюсь. Давай не будем об этом, правда. Я про биографию Волкова знаю немножко больше, и… Правда, не стоит. – А чем ты вообще здесь занимаешься в Питере? Вздыхает. Самое время получить свой ярлычок «мразь» на лацкан. – Семейным бизнесом. Я обычно веду дела в Гонконге, но после того, как Алтан перестал здесь справляться, мне пришлось приехать. – И об этом тоже не стоит, да? – Ты понятливая. Я бы не хотела этим заниматься, правда. Но выйти оттуда не так-то просто. Берет за руку ее, переплетает пальцы, та не сопротивляется. – Кофе все-таки выпьешь со мной? Сходишь со мной на свидание? – Чай лучше. А куда можно? – В Эрмитаж привезли ранних китайцев. Хочешь? Лера улыбается неловко: – Хочу. *** Отвозит ее сама – Вадик так и не появляется. В омерзительно дорогой красной «Феррари», неуместной во дворе панельки, замирает на мгновение. – Можно тебя поцеловать? Поворачивает голову, блестит глазами. – Можно. Как будто не было ничего два часа назад, неловко и сладко. Без обещаний, как будто. С обещаниями. Смеется, отстраняясь. – Прости, я очень боюсь все испортить. – Это просто… непривычно. – Напиши мне. – Напишу. Сама быстро наклоняется и целует быстро, пулей вылетает из машины. В этот раз оглядывается перед тем, как зайти в подъезд. Вадик обнаруживается на ковре в гостиной с бутылкой «Кристалл», пьет прямо из горла. – Где взял? – Как где? На кухне. Протягивает бутылку – забирает, отпивает. Пить шампанское из горла – всегда плохая идея. – Вычту из зарплаты. – Сомневаюсь. Ну как? Хорошая девочка? – Не твое дело. – Не поверите, но в этот раз мое. Вы же не думаете, что она сама такая догадливая? Носок туфли сам собой упирается ему в горло. Он задирает голову, обнажая шею, подается вперед, заставляя давить сильнее, скалится. – Да ничего такого: просто рассказал ей, как вы выстанывали ее имя, пока я вас трахал на еще теплой от ее тела постели. Сердце начинает колотиться в горле. – Какая же ты тварь. – Ну, увольте меня. Правда, теперь уже непонятно, зачем. – Вернешься в Гонконг. Меняется в лице на мгновение. – Нет. Там сейчас сезон мерзкий, не хочу. Пусть Алтан в одиночестве страдает, карму отрабатывает. Очень интересно. – Ва-а-адик, это приказ. – Я подумаю. Вадик поднимается на ноги, забирает бутылку, делает глоток. – Ладно, я поехал домой. Я так понимаю, в моих услугах здесь больше надобности нет. Или есть? – Проваливай. Сдам тебя ментам, что ты бухой едешь. И что у тебя пистолет в бардачке. Он только смеется. – Кстати, в Эрмитаж китайцев привезли. Сводите девочку – там оружия много. Ей понравится. Правда его уволить уже, что ли?