Созвездие пиздеца

Волков закуривает. – А умнее ты ничего придумать не мог? – Ну извини, Волчонок. Ты, вообще-то, сдох, я напоминаю. Действовал по ситуации. – По ситуации, блядь. Вы нас едва не убили. Ты мне татуху испортил. Валера – так вообще один большой синяк. Ну серьезно? – Слушай, я вот только одного понять не могу: ну девочку-то вы нахуя в костюм засунули? Чё, кончились обычные долбоебы для этого? Волков пожимает плечами, затягивается, пальцем нервно ведет по приборной панели. – Серого была идея. – И чё? Я думал, ты умнее. Волков поворачивает голову, скалится. – Если честно, я тоже так думал. Волков смотрит в глаза пронзительно. Сидят в плохо освещенной промзоне. Тачка Волкова стоит рядом. От сигарет Вадим решительно отказывается – Ю гарантированно свернет всю кровь, если почует, что он снова курит. – Смотри, короче, Олег, какая тема: выкупаем у вас девочку, вы дальше сами разбираетесь. – А вам-то она зачем? Серого шантажировать? – У моей хозяйки свои резоны. – Хозяйки? Я думал, там пацан этот командует, с косами. Вадим вздыхает. – Пацан накомандовался. Хозяйка приехала. Она отбитая, не надо вам с ней связываться. И я тебе гарантирую, что девочке ничего не будет. У нее с девочками особые отношения. Волков усмехается. – Я подумаю. – Я, кстати, реально был уверен, что ты сдох. Про Венецию слухи ходили, причем от наших слышал. – Показать? – Да я на складе еще насмотрелся. Волков кивает. Вадим смотрит на часы. – Чё, может, трахнемся напоследок по старой памяти? – А давай. Ща докурю только. Вадим смотрит на Волкова – тот кажется абсолютно спокойным. Вадиму очень хочется спросить, не будет ли Разумовский против. Ю их иначе, как любовниками, не называет. У Вадима такой информации не было – но это ничего не значит. Волков спрашивает: – У тебя есть с собой? – Есть. – И как хочешь? – Да по-нормальному бы, конечно. Тебе же в тачке всегда неудобно было. – Да кому вообще может быть удобно в тачке? – Ладно, такой вариант тогда: быстро подрочить на брудершафт – и расходимся. Меня скоро моя стерва искать начнет. Тебя твоя тоже, я думаю. Волков только усмехается. Целоваться лезет сам – это удивительно привычно. Горькие сигаретные губы, пальцы на загривке, язык во рту. Ни с кем не перепутаешь. У Волкова всегда перед потрахаться особый ритуал был: Вадиму даже казалось, что его этому какие-то тупые глянцевые журналы научили. Типа, десять шагов, как расслабить вашу девочку, чтобы она вам точно дала и не свинтила в неподходящий момент. Хотя у Вадима вставал еще с первого пункта, а иногда еще и до того, Волков был непреклонен – хоть хером по лбу ему стучи. Единственный вариант, когда еще можно было его с этого алгоритма сдернуть – предварительно накурить. Но накуренный Волков всегда был полон сюрпризов, и не всегда – приятных. Поэтому оставалось только смириться. Сначала Волков всегда целовал в губы, потом облизывал ухо, потом за ухом, потом спускался к шее. Руками при этом водил по телу. И хоть Вадим и бесился обычно, прикосновения, почему-то, всегда отзывались, как надо. Может, тупые глянцевые журналы – не такое уж и фуфло и знают, что пишут. Волков всегда говорил шепотом: хочешь, Вад? И сам себе отвечал: хо-о-очешь. Спорить с ним не тянуло. Сейчас после обязательной части прелюдии Волков, не отрываясь от шеи, решительно лезет Вадиму в штаны. Никаких вопросов, никакой осторожной стеснительности – как к себе домой. Отрывается Волков только для того, чтобы спросить: – Так и будешь сидеть? Ты тут вообще? Вадим не тут: Вадим в пустыне, Вадим в джунглях, Вадим в учебке под Питером и в своей – их – квартире, когда Волков готовил завтраки и трахал Вадима прямо на кухонном столе, разбивая тарелки. А потом говорил: ну чё за хуйня, Вад? Всю зарплату на твои ёбаные тарелки уже сливаю. Давай без этого. Вадим не менее решительно зеркалит действия Волкова. Обхватывает его член, проводит вверх-вниз насухую – не, этого мало. – Олег. – М? – Щас выходим из машины, встаешь к забору, я тебе отсасываю, потом ты меня трахаешь. – Я чё-то потерял нить разговора, кто кому отсасывает. А если камеры? – Да похуй. Волков кивает – ему тоже мало, вываливается из машины, дожидается Вадима, который достает из бардачка смазку и гондоны. Снова лезет целоваться, и Вадим даже беспокоится, что весь ритуал Волков будет повторять снова – а сил терпеть уже нет. Волков его сам толкает к забору, валится на колени в пыль, забирает в рот, и последнее, о чем Вадим думает: ну даже если они не любовники, как Волков будет объяснять свои грязные коленки? Волков всегда хорошо отсасывал, самозабвенно. Сейчас тоже, так что приходится ему угрожать: – Давай нежнее: я щас кончу, и поедем по домам. Волков отрывается, скалится красивым блестящим мокрым ртом. – Где? Вадим достает из кармана куртки смазку и гондоны. Волков забирает, поднимаясь на ноги, разворачивает Вадима спиной к себе, стягивает штаны с него, говорит: – Может быть больно. – А может не быть. Давай уже. Вадим прогибается сильнее в пояснице, шире расставляет ноги. Волков оказывается прав – больно и непривычно. И снова флешбеки в башке – душевые, палатки, машины, просто какие-то леса-поля. Забор в промзоне – не худшее место. Волков натягивает его на себя, до синяков держит за плечо, входит глубоко и неосторожно. Это больно. Это охуенно. – Тебе помочь? – Да я сам. Волков держится, по-джентльменски дожидается пока Вадим додрачивает себе, а потом кончает сам. Гондон стягивает и выкидывает тут же. Экология, иди на хуй. Разворачивает Вадима к себе лицом, улыбается до ушей: – Слушай, а я реально был рад тебя видеть. – Мудак ты, Олег. – Ты тоже. Волков быстро застегивается, говорит: – Напиши, как решите по Валере. Мне война на хуй не упала, если что. Я готов на сделку. – «Не насосала, а подарили». Пожимает Волкову руку, каждый идет к свой тачке. *** – Ну то есть мы договорились? – Договорились. Деньги налом, и вернешь мое оружие. Волков снова сидит в его тачке, открывает и закрывает бардачок. – Чё ты с прошлого раза нормально? Не порвал? – Да нормально. – Я правильно понимаю, что вы в Питере остаетесь? – Ага. Вадим косится на Волкова, который вытаскивает сигареты из кармана, закуривает и закашливается. – Бля, Волчонок, а чё ты не бросишь? – А нахуя? С моими травмами уже, знаешь, год туда-обратно, ни на что не влияет. – Логично. Ладно, чё, по домам, к своим стервам? Волков косится на него, облизывается. – В гости меня не хочешь пригласить? – Чё, вот так прямо? А ко мне потом группа захвата не заявится? – Не заявится. – Здесь твою тачку бросим, чтобы не палиться? Твоя стерва за тобой следит же наверняка? Волков неопределенно дергает плечом. – Не следит. Но поехали уже. Напоследок, да? Квартира другая. Не та, где они трахались с Волковым между сменами, и не та, где он тренировал пацана четыре года назад. Волков говорит, пока едут: – Я тебя узнал тогда, кстати. Вадим приподнимает бровь вопросительно. – Серый видео с камер добыл после теракта у казино, и я тебя узнал. Хотя думал, у меня крыша поехала. Вадим скалится невольно: – И на чем я спалился? – Да хуй его знает. Почуял просто. Кстати, про хозяйку-то свою расскажешь? – Не расскажу, Волчонок. Нам тут еще работать, извини. – Трахаешь ее, поди? – Нет, Олег. Это она меня ебёт. Фигурально и не очень. Волков смеется. Домой к Вадиму заходит по-деловому, разувается, спрашивает: – Душ где? Вадим кивает на дверь. – Смазку давай. – Чё, вот так сразу? – А чё, надо было письменное заявление оставлять? Я трахаться хочу, давай быстрее. Вадим приносит из спальни смазку. Идет на кухню заваривать чай, борясь с желанием стащить у Волкова из куртки сигареты и покурить, зло грызет зубочистку. Приходит сообщение от Ю: «Что у тебя?» «Все готово. Сделка будет». «Приезжай». Вот это популярность. На разрыв просто. Волков приходит голым – шрамы от пуль темные и неровные, тянут взгляд на себя. Созвездие пиздеца, блядь. И Волков все равно про стерву свою говорит: он мой друг. Если это не стокгольмский синдром, то хер вообще знает, что это. Правда, Вадим с Волковым тоже не особо нежен был, а начинали они вообще пиздец как херово. Но Волков все равно здесь. Скалится красивым ртом, смотрит темными глазами. С годами только лучше стал, набрал форму, вся зелень слетела с него, вся его отбитость кристаллизовалась вот в это – произведение, сука, искусства. – Чё залип опять? Пошли уже. Вадим откладывает телефон. Волков ему даже в душ не дает сходить – начинает свой ритуал, едва вваливаются в спальню. Раздевает его нетерпеливо, оставляет засосы на шее – та еще сука: а если у Вадима, например, свидание и объясняться потом придется? Вадим борется с желанием Волкова тоже как-нибудь пометить – пока Волков не встает в коленно-локтевую, и высвечивается неоновой вывеской: пометил, блядь, уже. Крест на татухе зажил тонкими шрамами. Не знать, как это случилось – можно подумать, это арт такой. – Тебе в любви признаться, чтобы ты уже начал, или чё? Вадим сгребает яйца Волкова в горсть и оттягивает, тот стонет. – Засмотрелся просто. Чё, Волчонок, вылизать тебя, как девочку? – Да там в смазке все, просто вставляй уже. Вадим, вздыхая, подчиняется: натягивает резинку, вставляет. Волков выдыхает облегченно. – Пиздец ты, Волчонок. Некому тебя ебать, да? Волков не отвечает, подается бедрами назад сам, сам ищет нужный угол. – Надо было тебя еще на складе выебать. Волков на это стонет громче, выгибается. На член насаживается, как ни одна блядь никогда не насаживалась. Много вопросиков к Волкову, конечно. Хочется еще что-нибудь сказать про обнаружение исследовательской группой рыжих стерв черных дыр в заднице у Волкова после сегодняшнего, но Вадим и сам чует, что это лишнее. Волков не предупреждает – просто кончает без рук прямо на покрывало. Сжимается жестко вокруг члена – больно почти, задница у Волкова всегда стальная была. Вадим с трудом удерживается от того, чтобы не кончить, но успевает вытащить, хлопает Волкова по ягодице: – Ну-ка переворачивайся. Волков валится в собственную сперму, смотрит из-под ресниц, дышит загнанно. Вадим стягивает резинку, тянется вперед и садится Волкову на грудь, тот проводит руками по спине с нажимом, куда дотягивается, скалится, открывает белозубый рот, облизывается, дразнит. Вадим додрачивает быстро, белые капли летят Волкову в рот, замирают на черных бровях, на ресницах. Волков смеется, не открывая глаз, трепещет ресницами: – Ну и сука ты. Попасть не мог, что ли? Слезай, тяжело. Вадим скатывается с него, Волков быстро стирает пальцами сперму с лица, косится на Вадима. – А неплохо. Легко поднимается и снова уходит в душ. Вадим с тоской смотрит на изуродованную постель. Волкова такие мелочи, как обкончать спальник, например – особенно чужой – вообще никогда не волновали. Волков в режиме «хочу трахаться» – это пиздец. Он выходит уже одетым, рожа снова кирпичом, нормальный-холеный-надменный. Водолазка черная, кулон этот ёбаный. Волкову вообще идут и гражданка, и богатство. Волкову идет быть живым. – Чё, поехали? – Ща. Уходит в ванную сам, в зеркало на себя не смотрит – и так понятно, что там. Умывается быстро, в порядок себя приводит. Пока Вадима нет, Волков не стесняется – сам себе чай наливает, курит в окно. Оборачивается: – Нормально все? – Нормально. Мне просто сейчас еще ехать хозяйке отлизывать. Волков смеется. – Ну вот видишь, как хорошо, что мне не стал. – Олег, ты ёбнутый? Я тебя рекламировал, как адекватного. – Не больше тебя. Ладно, поехали уже. Пока едут обратно в промзону, Волков спрашивает: – Когда деньги будут? – Послезавтра. Надо нал не засвеченный собрать же. Или вам банковским переводом, чтобы ментам проще было? – Ладно. Я тогда Валере завтра скажу, что с ней все. Вад, только учти: если узнаю, что вы с ней чё-то сделали, я тебя найду. – И выебешь? – В плохом смысле только. Не доводи до этого, мне бы не хотелось. – Да не вопрос, Волчонок. Уходя, Волков умудряется выронить из куртки в салон пачку сигарет. Зная Волкова – специально. Видимо, это у Волкова вместо монетки. Вадим внимательно пачку осматривает, вытряхивает все сигареты – вроде никакой наркоты, пачка тоже обычная – никаких жучков не просматривается и не прощупывается. Вадим борется с желанием пачку выкинуть от греха, и все-таки зачем-то закидывает в бардачок. *** Вадим не знает, как Волков договаривается с Разумовским, но сделка проходит чисто. Деньги Волков пересчитывает спокойно, на свои пушки смотрит, как срочник, которого дождалась девушка на гражданке. Пожимают руки. Волков удерживает, смотрит в глаза: – Чё, может?.. – Напоследок, да? Волчонок, тебе реально не с кем, что ли? Если я скажу, что ты заебал, это будет полисемантической правдой. – Опять выёбываешься? – Книжки читай какие-нибудь кроме сказок – тоже много разных слов будешь знать. Чё, опять ко мне? Я только покрывало выстирал. Волков смеется. Вадим, разумеется, все-таки соглашается. В последний раз же. Не в последний. Параллельно со слетающим с катушек Волковым, так же едет, но уже по своим рельсам в свой сапфический рай Ю. Кончая на его пальцах она раз за разом выстанывает что-то похожее на «Ле-роч-ка». Хотя раньше пальцы – это было табу. Вадим боится, что, если девочка будет изображать непонимание и дальше, скоро придется с Ю трахаться уже по-взрослому, а хотелось бы избежать этого. Так что, когда Ю, в конце концов, перепадает, Вадим выдыхает с облегчением. У шампанского вкус свободы. Карман прожигает телефон с «Давай сегодня в последний раз. Я приеду?» Ю, конечно, не в состоянии оценить его благородства и угрожает отправить обратно в Гонконг – уж что-что, а кайф обламывать она умеет, Вадиму ли не знать. И все-таки, когда пишет Волкову: «Приезжай», думает: а вдруг и правда в последний раз? А в последний-то раз можно, да?