Конец вступления.
Неспешными, глухими шагами молодой парень, с тёмными волосами и карими глазами, привычно мерил кирпичную кладку мостовой, простирающуюся вдоль Гранд-канала. Тёплый ветер ласково трепал его длинную чёлку, а дорогая одежда притягивала взгляды прохожих, наводняющих набережную под стать воде в канале. Однако возвращаться именно этим путём подросток по-прежнему любил больше всего, хотя и удавалось подобное ему крайне редко, поскольку подразумевало под собой делать внушительных размеров круг и выходило накладно по времени. Эта улица прославилась своей небывалой красотой и памятниками архитектуры, которые виднелись здесь буквально на каждом шагу. Она также являлась одной из достопримечательностей и носила гордое звание «главной» в городе на воде — Венеции. Здесь день и ночь толпились влюблённые парочки и суматошные туристы, в надежде урвать себе немного романтической атмосферы, от катания на гондоле. Вдоль всего канала тянулись многочисленные лавки, владельцы которых предлагали всем желающим товары на любой вкус и цвет. А вечерами часто играла тихая классическая музыка, занимающая особенное место в сердце юноши. Но эта улица славилась не только красотой и очарованием сохранившихся веками традиций. Ко всему прочему здесь раскинулся и ещё один весьма необычный исторический монумент, именуемый мостом Риальто, количество жизней которого впечатляло даже самих граждан Венеции. Возможно, поэтому именно сию многострадальную постройку они и считали без преувеличения символом быстро развивающегося города. А его триумфальное возвращение раз за разом, олицетворением несокрушимости гордой Италии. Пройдя ещё несколько лавок с сувенирами, подросток свернул в узенький проулок и, небогатыми жилыми дворами, срезал путь до брусчатки, где курсировали уже не экстравагантные уютные лодочки, а привычные глазу экипажи с запряжёнными в них лошадьми. Он подождал пару минут, после чего махнул повозке, показавшейся на горизонте. Извозчик подвёл экипаж поближе и остановил скакуна напротив совсем ещё юного пассажира. Молодой парень назвал район, в котором живёт и, забравшись в крытую карету, удобно устроился на мягком тёмном сидении. Повозка плавно стартовала, а в ушах привычно зазвучал цокот копыт, что, как по клавишам, порхали по брусчатым камням старинных улиц. Витиеватые каналы, которые издавна пронизывали город, были, конечно, обычным делом для Венеции, а гондолы для многих чуть ли не единственным транспортным средством в повседневной жизни, но это в черте города. Юноша же жил несколько дальше, в той части, где располагались виллы, имения и особняки особо богатых слоёв общества, к которым его отец с гордостью причислял их семью. Ехать было совсем не долго, минут двадцать от силы, но он уже и без того опаздывал к ужину и, признаться, немного боялся получить выговор за отсутствие у него должной пунктуальности. Уединение и лёгкое покачивание повозки успокаивало. За окном мелькали разноцветные ухоженные домики и редкие прохожие, которые спешили по своим делам, а в карете царил полумрак и прохлада, от пробирающегося в окно весеннего ветерка. Думать ни о чём не хотелось. Дорога всегда была чем-то очень привычным и в тоже время особенным для этого молодого человека. Она расслабляла и помогала проветрить голову, после чего он начинал чувствовать себя лучше. Подросток с интересом наблюдал за тем, как статные дамы, что шагали по бегущим мимо тротуарам, прятались под миниатюрными зонтиками, должно быть, изнемогая от жары в своих грузных многослойных платьях в пол, а представительные сеньоры только провожали их тоскливыми взглядами, изредка утирая лоб ситцевыми платками. Сейчас юноша наслаждался последними минутами свободы, когда он мог отбросить гнёт своей влиятельной, известной в немалых кругах, высокопоставленной семьи и просто побыть самим собой. Экипаж свернул на соседнюю с его домом улицу, и вскоре вдали замаячили верхушки серых конических крыш родного фамильного особняка. Стены из белого камня буквально кричали о дороговизне постройки, а зелёный ухоженный сад, распростершийся перед всевидящими окнами, отгораживали от дороги высокие, с причудливыми узорами, ворота. Повозка остановилась прямо напротив его дома и юноша, спустившись с подножки, расплатился с извозчиком, после чего направился к чёрным воротам. Металлическое кольцо легко поддалось его усилию, и вскоре он уже шёл через сад по каменистой тропинке, устремляющейся прямо к дверям дома. Мраморные статуэтки полуобнажённых дев возвышались по краям небольшой лестницы, которая красовалась перед входом, а высокие двери украшал извилистый орнамент, струящийся по дорогой древесине. Подросток постучал в дверной молоточек, и через несколько секунд ему открыли и впустили внутрь. — Добрый вечер, сеньор Леонид. Что-то вы поздно сегодня, — пожилой дворецкий, одетый в тёмный фрак с широкими лацканами и белым жабо в виде оборок из кружев под самое горло, уважительно склонился в неглубоком поклоне. — Добрый вечер, Энрико, — Лёня кивнул головой в знак приветствия, после чего снял с себя сандалии, выглядевшие, как современные лодочки. — Я знаю. Просто... мне захотелось погулять по каналу. — Понимаю, — мужчина выпрямился и закрыл за юным наследником дверь. — Погода прекрасная. Как тут воздержаться от прогулки по Венеции, — дворецкий сдержанно улыбнулся, и в уголках его глаз собрались крохотные морщинки. У юноши тоже заметно потеплело на душе, но ничего ответить собеседнику он не успел — в западном крыле особняка послышался сначала грохот, а потом приглушённый расстоянием разговор на повышенных тонах, который, судя по всему, доносился из кабинета его отца. Лёня задумчиво покосился в сторону пустого удаляющегося коридора, после чего неуверенно спросил: — Что за шум? Дворецкий обречённо вздохнул. — Не знаю, сеньор. — Давно? — Больше получаса уже. Подросток отвёл посерьёзневший взгляд в сторону. Отец нечасто решал какие-то свои личные дела дома. Да и вообще, довольно редко находился вне рабочего места в это время суток, не беспокоясь, что пропустит очередной ужин вместе с семьёй. Но чтобы бесчинствовать на всеобщее обозрение... Такое не было в порядке вещей даже у него. Лёня уже догадывался, но всё же решил спросить: — Ужин? — Уже готов, но... — мужчина чуть поджал губы, — возможно, задержится. — Ладно. Спасибо, — юноша прошёл мимо собеседника, направляясь к большой деревянной лестнице, что вела на второй этаж, где, собственно, и находилась его комната. — Я у себя, — бросил он напоследок, после чего скрылся в глубинах фамильного особняка. Комната старшего сына знатной семьи выглядела, конечно, впечатляюще: светлые, тёплого оттенка, стены с выраженными золотыми вставками, чем-то напоминающими рамы старинных картин, большие окна занавешивали роскошные шторы в несколько слоёв, а на полу лежал мягкий цветастый ковёр соответствующего дизайна. Из мебели здесь находилась двуспальная кровать, спинки которой были оформлены в стиле доживающего свой век барокко, массивный шкаф из тёмного дерева, комод с золотыми ручками и зеркало в полный рост рядом с ним, а у окна красовался большой стол, вечно заваленный всякой всячиной. Подросток закрыл за собой дверь и, подойдя к столу, достал из ящика нотную грамоту. Не просто тетрадку, а частичку своей души. Да, именно музыке в бескрайнем океане искусства Лёня не задумываясь отдал своё сердце и ни разу не пожалел об этом. Музыка, собственно, и была той самой причиной, по которой парень возвращался порой домой так поздно. Он учился в гимназии для детей из состоятельных семей, и его образование включало в себя уроки игры на клавесине, но этих уроков было явно недостаточно. Поэтому, пару лет назад шатен навязался их сердобольному преподавателю и стал посещать дополнительные занятия по её предмету. Женщина, конечно, долго отпиралась, но в конце концов сдалась, увидев то, с каким остервенением всегда прилежный ученик добивается внеклассных уроков по игре на музыкальном инструменте эпохи — клавесине. С тех пор это стало их маленьким секретом на двоих, а заниматься Лёня приходил в музыкальный зал только в её свободное время. Родителям парень врал, что посещает дополнительные уроки по вычислению и, так как считал он тем не менее неплохо, они вполне верили его словам. Ещё давно мать вообще настаивала на домашнем обучении своих детей, но отец сказал, что если его сыновья не научатся вести себя в обществе, то им не под силу будет справляться с его обязанностями уже в недалёком будущем, потому что там не будет маминой юбки и работать придётся с людьми разных категорий и сфер деятельности. А вот за право возвращаться домой самому пришлось побороться не на шутку, иначе не видать ему было уроков музыки, как своих ушей. Родители долго настаивали, но в итоге сошлись на том, что их кучер будет только отвозить Лёню на занятия, а дорогу домой тот уж и сам найти — в его-то возрасте — в состоянии. Кроме музыки, подросток также очень любил читать, умел почти каллиграфическим почерком писать, хорошо владел техниками счёта и изучал иностранные языки, в частности французский и английский, которые в то время были наиболее распространёнными. А также юноша в совершенстве владел правилами этикета, знал историю, географию и верховую езду, что являлась одним из самых востребованных развлечений в высших слоях общества. Лёня задумчиво перелистнул страницу, пытаясь вспомнить вступление к той симфонии, которую ему сегодня показала преподаватель музыки в конце занятия. Что-то шатен вроде как запомнил, но большая часть, конечно же, ускользала, поэтому подросток упорно вчитывался в витиеватые закорючки, стараясь ухватить в них нужный мотив. И всё бы ничего, вот только вопли отца этажом ниже совершенно не позволяли сосредоточиться. Юноша помучился ещё пару минут, после чего раздражённо закрыл нотную грамоту и отодвинул её от себя. Кажется, ничего дельного из этого не выйдет, во всяком случае пока. Тогда Лёня поднялся из-за стола и направился к шкафу, намереваясь переодеться. Его комната находилась в том же западном крыле особняка, что и злополучный кабинет, хотя дискомфорта это обычно не доставляло, но, судя по всему, не сегодня. Узкие бриджи, в уже свёрнутом виде, аккуратно легли на одну из широких полок, за которыми последовали и жилет с рубашкой. Вместо них подросток надел свободную тунику, прихваченную поясом, поверх льняных панталеттов. Лёня закрыл шкаф и запрокинул голову, непроизвольно концентрируясь на словах отца. Интересно, и что у них там всё-таки произошло.***
— Как я теперь должен разбираться с этим?! — солидный, слегка полноватый мужчина средних лет, с тёмными волосами и карими глазами, вот уже почти час расхаживал по своему кабинету из стороны в сторону и слишком громко рассуждал о столь неожиданно свалившейся на него проблеме. — Я по-прежнему считаю, что ты преувеличиваешь, — молодая женщина с аккуратно собранными в причёску русыми волосами и тёмными глазами, облачённая в длинное платье, спокойно созерцала представшую перед ней картину и изредка бросала беглые взгляды на большие напольные часы, стоящие у противоположной стены. Кроме них, в кабинете также находился вместительный шкаф, грузные шторы на окнах и рабочий стол её мужа, напротив которого она, собственно, и сидела на одном из стульев, протянувшихся вереницей от самой двери. Комната была отделана преимущественно в коричневых тонах, только золотые узоры на стенах эффектно преобразовали и визуально увеличивали пространство. — Преувеличиваю? И в каком это месте я преувеличиваю?! «Ну вот опять началось.» — Как ты не понимаешь, что я пекусь о благополучии нашей семьи! — Причём здесь наша семья? — вообще-то ей было всё равно по большому счёту. У неё и своих проблем было по горло. — Да при том, что если бы каждый раз вот такие вот демонстрации я оставлял без должного внимания, то от моего авторитета и мокрого места не осталось бы уже! — С чего ты взял, что эта ситуация призвана хоть как-то задеть тебя? — её голос излучал вселенское спокойствие, чего не скажешь о её муже. — С чего? Ладно. Давай посмотрим,— он в сотый раз подскочил к своему столу и схватил с него утрешнюю газету, которая так некстати подвернулась под руку после рабочего дня, когда мужчина впервые за долгое время вернулся домой к ужину. — «Заместитель Государственного секретариата, Иннокентий X приступил к строительству куполов церкви Сант-Андреа в Мантуе, с предложением о реставрации которых он выступил ещё в июне прошлого года. Его архитектором стал прославленный Филиппо Юварра, до недавнего времени работавший над созданием архитектурных проектов в Португалии. Долгожданное возвращение на родину крупнейшего представителя позднего барокко обещает стать триумфальным». Ну, и? Женщина, что всё это время сверлила взглядом циферблат, под которым неизменно ходил маятник, подняла глаза на своего мужа, подумывая о том, что если по окончании всего этого цирка её опасения вновь подтвердятся, то ей точно придётся назначить соответствующее наказание одному нарушителю. — Всё ещё считаешь, что я преувеличиваю после этого? — мужчина сел в кресло позади себя. — Сначала этот дилетант становится заместителем Государственного секретариата, чьё место должно было достаться мне по праву! А теперь он ещё и приглашает крупнейшую фигуру современной архитектуры, творения которого так любят нынче в Италии, работать над реставрацией куполов для этой старой церкви! — он отбросил в сторону газету и откинулся на мощную спинку. — Как ты не понимаешь, что таким образом он пытается выслужиться перед Папой, на место которого он метит. Якобы этот невежда заботится о культурном наследии нашего города, что завещали нам предки. Махинатор проклятый! И всего вышесказанного недостаточно для беспокойства, по-твоему?! Их старший сын всё ещё находился вне дома, когда на улице уже начинало темнеть, вот что, по её мнению, являлось действительно веской причиной для беспокойства. Женщина с трудом удержалась от обречённого вздоха. — По-моему, нет. А паранойя, оказывается, страшная вещь. — Тебе просто нет дела до нашей семьи! У сеньоры едва глаз не задёргался от такого заявления. Вот и всё, приехали, финиш. Теперь ей, оказывается, ещё и дела до семьи нет. И вот за этого человека она вышла замуж. А ведь мама всегда говорила: «Носи шапку. Мозги застудишь и решишь всю жизнь одному мужику посвятить». Ох, как же она была права. Зато отец считал, что достойнее партии, чем этот вот, им не сыскать, и внушил ей тоже убеждение. А к чему, в итоге, всё привело? Правильно. К тому, что она плохая мать. И ведь скандал даже не закатишь при всём желании. Статус не позволяет. В доме куча народу, как она в глаза им смотреть-то будет после этого. — Мне не нет дела до нашей семьи. Просто я считаю, что тот человек, возможно, любит искусство всего-навсего. — Ну да, — мужчина только усмехнулся. — Всю жизнь ему дела до этого не было, и тут вдруг совесть должна быть проснулась, — он потёр уставшие глаза пальцами. — Я же знаю, что это не так. Мы с ним и раньше соперничали, но моя должность всё равно... — сеньор неопределённо замолчал. — А он знает, что вы соперничали? Мужчина недобро покосился на свою жену. — Конечно, знает. Ты за дурака меня держишь, что ли? — Тогда просто построй что-нибудь. Если в этом вся проблема. — Это не так просто, как кажется. У хороших мастеров работа на годы вперёд расписана. И на создание чертежей немало времени уйдёт. Я в любом случае не успею, даже если захочу. — Ну тогда перестань обращать внимание, и пошли уже ужинать. Дети голодные, — она поднялась со стула, одёргивая собравшееся платье. — Нет! — Женщина вскинула на него раздражённый взгляд, после чего села на место. — Ты права. Я действительно должен найти свободного архитектора. Даже если для этого мне придётся отправить письма во все страны мира. Сеньор положил перед собой лист бумаги и принялся что-то писать. — Прямо сейчас? А до завтра это не может подождать? Мужчина посмотрел на неё словно на чужую, кажется, начиная что-то подозревать. — Я не буду писать столько копий сам. Да и нужно ещё подумать, кому писать и куда отправлять. Сейчас, я просто включил это в список неотложных дел. А завтра мой помощник займётся реализацией вопроса, — он отложил лист в сторону и поднялся из-за стола. — Ладно, пойдём. Ужин стынет. Сеньора тоже встала со своего места, и они наконец покинули злосчастный кабинет.***
Лёня не сразу обратил внимание, что крики прекратились, увлёкшись чтением трагедии Шекспира «Гамлет». Вернулся в реальность он только тогда, когда в дверь его комнаты тихонько постучали. — Войдите, — он отложил любимую книгу в сторону и сел сдержаннее на кровати. — Ужин готов, сеньор, — дворецкий приоткрыл дверь, находя взглядом господина. — Спасибо. Сейчас спущусь. Мужчина коротко кивнул и покинул комнату, а Лёня дочитал абзац и, перевернув книгу, оставил её на кровати открытой. В столовой царила тишина, только младший брат Лёни — Виктор, буйствовал, как это обычно и происходило. Сколько мама не учила его правилам поведения за столом, всё было без толку. Столовая представляла собой большой просторный зал, в дальней части которого стоял вытянутый стол с множеством стульев для гостей и хрустальной люстрой над ним утыканную новыми свечками. Последнюю Лёня считал самым бесполезным атрибутом в этом доме, потому что, кроме как с декоративной целью, ни для чего больше она не применялась. Свечей на неё не напасёшься, отчищать подсвечники от воска трудно, да и толку от такого света было немного. Поэтому, с приходом темноты, из сумрака выходили канделябры и спасали ситуация. Комната была отделана очень богато, преимущественно в золотом цвете, но от этого не становилась уютнее. Высокие потолки, золотые карнизы на окнах с такого же цвета массивными шторами и только единственно белой скатертью на столе. Неизменные картины самых выдающихся деятелей семьи на стенах, придавали помещению гнетущую старобытную атмосферу, в которой не грел даже тёплый ковёр, покрывающий дощатый пол. Лёня нерешительно приблизился к ним и сел на своё обычное место. «Сейчас начнётся». — Ты сегодня поздно вернулся домой, — Мариа Савойская, красивая, статная женщина, русская по происхождению, мать двоих детей, пристально смотрела на своего старшего сына, в ожидании ответа. — Я прошу прощение за это. Весна такая тёплая. Мне захотелось пройтись. Врать, что он вернулся раньше, просто они были заняты и не видели, не было смысла. Мать наверняка уже знает точное время в минутах. — И тем не менее. Я попрошу тебя не заставлять меня больше нервничать, — она взяла со стола сложенную салфетку и положила её на колени пятилетнему Виктору, который без разбору хватал столовые приборы, так и норовя выткнуть кому-нибудь глаз. — Да, мам, — Лёня видел, что они без настроения, но спрашивать не осмелился бы и при наличии у него нескольких жизней. Младшие не должны лезть в дела старших, пусть даже речь шла о собственных родителях. Так гласили правила их семьи. — Как дела с дополнительными занятиями? — хозяин дома, ватиканский чиновник Пао Мерико, человек у которого ко всему прочему был ещё и свой частный бизнес, всё же решил поинтересоваться у своего сына о насущных проблемах. Впервые за довольно продолжительное время, к слову. — Отлично. Сегодня на дополнительных проходили дроби. Отец с матерью только коротко переглянулись. Они вряд ли знали, что это такое, хотя признаваться в этом точно не станут, а Лёня где-то слышал о них, так что всё было в порядке. В это время в столовую вошла их прислуга Джульяна — полненькая пожилая женщина, в фартуке и белой косынке на голове, и стала составлять на стол тарелки с подноса. — Учись хорошо, — дал последнее наставление отец и после этого пожелал: — Приятного аппе... — Мама, я хочу, чтобы Лёня со мной поиграл! Но его прервали. — Тихо. Сколько раз я говорила не перебивать старших? Сиди спокойно, — Мариа снова поправила салфетку на коленях Виктора, хотя это было бессмысленно, и положила такую же себе. То же сделали и остальные члены семьи. Лёня, скомканно бросив приятного аппетита, уткнулся к себе в тарелку, где таился картофель в мундире с самодельным соусом песто. Джульяна тем временем продолжала приносить еду и напитки, и вскоре на столе появились: рыба, овощи и зелень, горячий кофе, а для Виктора — свежевыжатый сок. Ужин прошёл относительно спокойно. У родителей даже настроение немного улучшилось, по крайней мере, мрачная атмосфера в комнате перестала ощущаться так явно. На улице вскоре совсем стемнело, и тогда Джульяна зажгла канделябры, а дворецкий развёл огонь в камине, находящемся в другом конце комнаты. Удобные кресла неподалёку от огня заняли родители, а дети устроились прямо на полу на тёплом с высоким ворсом ковре, пестрящем яркими красками божественного райского сада. Мама вслух читала Виктору книжку со сказками, которые Лёня знал уже, наверное, наизусть, а отец о чём-то усиленно размышлял, глядя на то, как полыхает огонь в камине. В комнате также расположились: небольшие скульптуры, нашедшие своё место на камине, где отражались в большом зеркале также над ним и ещё пара крупных изделий, стоящих на постаментах между окнами. После этого детей ждали водные процедуры и здоровый сон, что наведался тем вечером ко всем обитателям фамильного особняка, кроме озабоченного деловыми вопросами ватиканского чиновника.