***
1997 год, март.
— О Господи, Рон! — крик девушки нарушил траурную тишину, царившую в Больничном крыле до её появления. — Гарри, как это случилось? Я только узнала! Ох, а если бы ты не успел… Гарри, что бы с ним могло случиться?! — и Гермиона бросилась в объятия друга, мысли которого в этот момент были заняты совсем другим. Он думал о том, кому предназначалась медовуха, кто мог её отдать Слизнорту, а ещё о том, что любая жалость к Драко Малфою теперь под запретом. Сидя в Большом Зале за завтраком, Гарри неохотно ковырялся вилкой в тарелке. На самом деле он думал, как и обычно в последнее время, об одном блондинистом слизеринце, который неотрывно смотрел на него со своего места. Поттер придумывал план, который и спасёт всю Магическую Британию. Или хотя бы Дамблдора. Уже сегодня был матч с Пуффендуем, но, кажется, никогда в жизни гриффиндорец не был так безразличен к любимому квиддичу. Он, вопреки обыкновению, решил всё тщательно продумать. Кажется, Малфою нравятся его прикосновения. Для обычно тактильного Гарри это казалось странным, но он прекрасно видел реакцию слизеринца, а недавно, на Астрономической башне, даже чувствовал сбившееся дыхание и участившийся пульс. Значит, стоит как можно чаще касаться Драко, можно даже ненароком, но в теории это может помочь… Ох, Мерлин! Такие логические цепочки больше в духе Гермионы, чем Гарри, он вообще не любил долго рассуждать, а предпочитал действия, но, кажется, в этот раз такое не прокатит. Ну конечно, это же Малфой! С ним всё не как у людей. Да, сейчас не помешал бы совет Гермионы, которая, кажется, оттаяла, но возможности поговорить у них было мало, потому что она при любой возможности убегала в Больничное Крыло к Рону. Но Гарри это в сущности совсем не расстраивало, ведь в его душе теплилась надежда, что Грейнджер бросит этого Забини и перестанет по пустякам ссориться с Роном. Может, они даже станут встречаться, кто ж их знает? Так и не притронувшись к завтраку, Поттер направился в раздевалку — в любом случае, сейчас кусок в горло не лез. Он очень удивился, когда на него в буквальном смысле налетел, чуть не сбив с ног, Малфой. Он выглядел растерянным и дезориентированным. — Эй, всё в порядке? — Гарри слегка встряхнул слизеринца, придерживая за плечи. Драко наконец смог сфокусировать взгляд, и его глаза расширились от ужаса. — Поттер, — констатировал он. — Мерлин, ну почему это вечно ты? — слизеринец возвёл глаза к потолку, а Поттер только заметил на бледной, даже сероватой коже, веснушки. Это открытие потрясло его до глубины души, и он принялся с особым вниманием рассматривать лицо слизеринца: солнечный блик золотил чёлку, небрежно упавшую на лоб и отражался в светлых глазах. Странно, но раньше Поттер считал их почти что бесцветными, мёртвыми, и только сейчас понял, насколько сильно заблуждался, ведь они вовсе таковыми не являлись, даже цвет был не просто серым, а, кажется, серебристым, и те чувства, эмоции, которые способны были передать эти глаза… Гарри был готов поспорить, что никто из его знакомых не мог бы таким похвастаться. — Видимо, это судьба, — неловко пошутил Гарри, прервал повисшее молчание, на что Драко невесело хмыкнул. — Видимо. — Так что у тебя случилось? — не отступал Поттер, теперь уже с ног до головы оглядывая Малфоя и замечая клочок пергамента, скомканный и сжатый в руке слизеринца. — Я… — Гарри, вот ты где! Матч вот-вот начнётся! Мы тебя все обыскались! — из-за угла показалась Джинни Уизли, она уже переоделась в форму и выглядела разъярённой. — Малфой? — она только заметила слизеринца и, кажется, была сбита с толку. — Уже иду, Джинни! — Гарри схватил рыжую за плечо и потащил в сторону раздевалки, но, проходя мимо Драко не смог удержаться от того, чтобы незаметно для окружающих провести кончиками пальцев по руке Малфоя. По телу слизеринца пробежала дрожь, чему Поттер улыбнулся про себя. Осознание того, что Драко так реагирует на его касания, было приятным. Матч закончился тем, что Гарри загремел в Больничное Крыло. Конечно, Рон сочувствовал другу и команде, но Поттер не мог не замечать ехидной улыбки рыжего, которая появлялась на его лице всякий раз, когда поднималась тема игры Маклаггена. Но мысли гриффиндорца не занимал счёт, с которым закончился матч по квиддичу, он думал о том, как бы раздобыть воспоминания Слизнорта, что время неумолимо несётся вперёд, а жизнь Дамблдора и без того под угрозой. Об угрозе Поттер тоже думал, в частности о том, что не видел эту самую белобрысую угрозу уже несколько дней, и разлука эта была непривычна, Гарри не мог думать о таком. Это неправильно. Поэтому днём он общался с друзьями, обсуждал квиддич, учебник Принца-Полукровки и остальную неважную, как ему казалось, ерунду, позволял же гриффиндорец себе задумываться об этом только после отбоя, когда Рон храпел на соседней постели и ничто не могло отвлечь Гарри от самобичевания. Имея много свободного времени, Поттер стал много, даже слишком, анализировать. Себя, Малфоя, немного даже Рона с Гермионой. Гарри не мог здраво оценивать, что именно с ним происходит, но что-то точно было не так. Его реакция на Малфоя была неправильной, такого не должно быть вообще. Понятное дело, это просто защитная реакция организма, чтобы было не так неприятно воплощать план в реальность. Но, кажется, этот самый организм перестарался, ведь теперь исполнение задуманного виделось Поттеру уж слишком приятным. Он проводил бессонные ночи в Больничном Крыле, вспоминая сухие, чуть обветренные губы, испуганные ледяные глаза, тёплые руки, обвивающие его талию… Между тем, Малфоя тоже мучила бессонница. Он не понимал ровным счётом ничего. Он не верил Поттеру до конца, хотя уж очень хотелось, хотелось почувствовать себя кому-то нужным, поверить, что его любит кто-то, но Поттер… Уж слишком это подозрительно, уж слишком не похоже на знакомого ему гриффиндорца, слишком странно… Драко хотел разобраться, но фантазии о том, что чувства гриффиндорца реальны, что у них может что-то быть… Они слишком привлекали его. Слизеринец понимал, что нужно поговорить с Блейзом, ведь такое неожиданное признание произошло через несколько дней после того, как Драко рассказал свои мысли Забини. Может, тот сболтнул что-то Грейнджер?.. Хотя, они, кажется, в последнее время не очень много разговаривали… Но Блейз слишком изводился из-за своей ревности, слишком позволял чувствам затевать разум, так что сейчас серьёзного разговора могло не получиться, да и не очень хотелось, честно говоря. Также роль играло и то, что щёки слизеринца загорались всякий раз, когда он вспоминал поцелуй, объятие или пустьневрётчтослучайное прикосновение до матча по квиддичу… На игру Драко не попал, потому что именно в это время получил письмо из дома, в котором были угрозы и приказы поторопиться. Малфой находил ироничным, что именно в этот момент он столкнулся с Поттером. «Видимо, это судьба…» Эта фраза вертелась в голове слизеринца, не давая покоя. Нет, это точно не судьба! Малфой проявил слабость на Астрономической башне, и больше она не позволительна. Стоит Гарри узнать, что Драко — Пожиратель Смерти, он и думать забудет про свои «чувства», даже если они существуют на самом деле. Поттер не поймёт. Он слишком категоричен, слишком делит мир на чёрное и белое, слишком гриффиндорец, чтобы хотя бы попробовать осознать, что Драко это не доставляет удовольствия, что он загнан в угол, что от того, насколько хорошо Малфой справится, зависит не только его собственная жизнь, но и матери. Соседняя кровать заскрипела, Драко подумал, что Блейз, должно быть, тоже не может заснуть этой ночью…***
Сразу же после выписки из больничного крыла, Гарри направился в библиотеку. Он намеревался поговорить с Гермионой, при этом даже не боясь столкнуться с ехидно улыбающимся Забини. Как ни странно, девушка была одна: сидела над учебниками, низко опустив голову, так что волосы почти полностью закрывали лицо. — Гермиона, — позвал Поттер, чуть толкнув подругу в плечо. Она дёрнулась и резко подняла голову. — О, Гарри, надо же, не ожидала, что ты здесь, — Грейнджер шмыгнула носом, а когда друзья столкнулись взглядами, Гарри заметил, что шоколадного цвета глаза Гермионы покраснели. — Что случилось? — Поттер встревожено посмотрел на девушку. Она только помотала головой, видно, не желая разговаривать на эту тему, и натянуто улыбнулась. — Неважно. Расскажи лучше ты что-нибудь хорошее. Гарри кивнул, хоть и не был уверен, что новости подругу обрадуют. — Я в последнее время очень много думал о… Ну, нас… Обо мне и Малфое, — девушка удивлённо вскинула бровь. — Если ты собираешься посвящать меня в свой отвратительный план, то учти, я тебя слушать не стану. — Да нет же, выслушай! Гермиона, мне больше не к кому обратиться, — Гарри умоляюще посмотрел на подругу, и она, кажется, немного смягчилась, хоть всё ещё смотрела с недоверием. — Я просто сам себя не понимаю, — гриффиндорец опустил голову, чтобы не видеть реакции подруги. — Не знаю, мне на него не всё равно. Меня волнуют его мысли, реакции на мои прикосновения… — щёки Гарри горели огнём. Раньше он так смущался, кажется, только во время разговоров о Чжоу Чанг. — Я после случая с Роном решил, что этого… Малфоя жалеть нельзя, что он недостоин, но практически сразу нарушил данное себе слово. И какой я гриффиндорец после этого? А ещё я, кажется, скучал по нему. То есть не совсем скучал, это неправильное слово, но мне как будто чего-то не хватало, пока я лежал в Больничном Крыле, понимаешь? — он наконец поднял глаза на подругу и очень удивился, увидев на её лице понимающую и немного хитрую улыбку. — Ну конечно же ты гриффиндорец, — девушка в успокаивающем жесте накрыла ладонь друга своей. Наоборот, истинным гриффиндорцам не чуждо сострадание ко всем без исключения. Мы не идём по головам. А ещё, — её глаза загорелись. — Знаешь, Гарри, я, честно признаюсь, думала, что до тебя дойдёт позже, но ты превзошёл все ожидания, поздравляю! — Гермиона выглядела действительно гордой и в этот миг походила на Хагрида, когда его любимые соплохвосты не сожрали друг друга за день. — Что дойдёт? Гермиона, о чём ты?! — Поттер же совершенно ничего не понимал, и это ощущение его жутко раздражало. — Да ты весь год по Малфою с ума сходишь! — победоносно воскликнула девушка. — Даже Рон уже стал замечать твою одержимость им. И не говори мне сейчас, что это только оттого, что вы враги. Нет! Вы ругались все пять лет, но именно сейчас ты постоянно болтаешь о нём, следишь за ним, даже зелье это выпил. Прошу тебя, Гарри, прими ты уже очевидное, — взмолилась она всё с той же улыбкой. — И что же я должен принять? — он всё ещё отказывался верить. Должно быть, Гермиона сошла с ума, раз несла этот бред. Нет, этого просто не может быть! Этого не должно быть! — Ты влюблён в Драко Малфоя! Гарри растянул губы в такой улыбке, какой обычно одаривают умалишённых. — Что, прости? — он говорил как можно спокойнее, не переставая улыбаться. — Мерлин, Гарри, перестань уже сам себя обманывать! — девушка не на шутку разозлилась, поэтому, побросав учебники в сумку, быстрым шагом покинула библиотеку, а Поттер так и остался сидеть. — Вот и поговорили, — пробормотал он почему-то осипшим голосом. Гарри нужно было подумать. Желательно в одиночестве. Как назло, только Поттер собрался направить в гостиную, как он практически врезался в кого-то. — Поттер? Сердце Гарри пропустило удар. Ну конечно, именно сейчас, когда меньше всего нужно было видеть именно этого человека. Конечно, именно этот холодный и немного надменный голос, эти ледяные глаза, этот аромат мяты, уже окутавший Гарри с головы до ног, эти веснушки… Конечно, это Слизеринец во плоти. — Малфой… — несколько обречённо ответил гриффиндорец. — Почему ты здесь? Тебя уже выписали? — светлые глаза смотрели обеспокоенно, с долей тревоги, что отозвалась в душе Поттера приятным теплом. — Да, — односложно произнёс он, а после всё же пояснил. — Выписали сегодня, буквально только что. Хотел поговорить с Гермионой, но она недавно ушла. Завтра уже буду на занятиях, так что да… — сначала Поттер хотел добавить, что обязательно будет на следующем зельеварении, где они доделают Амортенцию, но потом счёл это лишним и личным. Малфой хмыкнул, но ничего не сказал, за что Поттер был безмерно благодарен. — И что будешь делать сейчас? — Ну… — неловко протянул Гарри, взвешивая все «за» и «против». Ему нужно было уйти, побыть одному, с другой же стороны, он так долго не видел Драко, так давно не чувствовал не себе внимательный взгляд ледяных глаз… Мерлин, Поттер и подумать не мог, что для него это так необходимо! Неужели Гермиона права? Кажется теперь, когда то самое было произнесено вслух, обратного пути уже не было, и гриффиндорец действительно начинал сходить с ума. — Вообще-то я не доделал сочинение для Снейпа… И Драко действительно помог с написанием, причём не упрекая за ошибки, как Гермиона, а медленно и терпеливо, хоть и с едва заметной полуулыбкой, разъясняя каждый пункт доклада. А Гарри… Он просто плавился от случайных касания, от тёплого взгляда ледяных глаз, от упавшей на лоб блондина пряди светлых волос, от расслабленной позы, от чуть задранном вверх правом рукаве чёрной рубашки, которая уж слишком шла слизеринцу. Ему казалось, что Драко Малфой перестаёт быть непреступной крепостью, что он — такой же человек, как и Гарри, что в него действительно можно влюбиться. А Гермиона Грейнджер, лёжа в это время в постели в спальне для девочек, тихо плакала от безысходности своего положения. В последнее время она стала довольно много времени проводить с Роном и к своему ужасу поняла, что он ей не интересен так, как раньше был. Да, парень всё ещё оставался лучшим другом гриффиндорки, но не более. Теперь её мысли всё чаще занимал Блейз Забини, который, разумеется, никогда не будет рассматривать её в качестве кого-либо кроме человека, с которым можно снять стресс, который всё поймёт и не станет липнуть со своими чувствами. Именно поэтому они и выбрали друг друга изначально — никаких обязательств, привязанностей, эмоций, а Гермиона была в шаге от того, чтобы разрушить всё это. Девушка ненавидела себя за слабость, но сделать ничего не могла. Блейз же Забини в это время не думал ни о чём кроме того, как сильно он ненавидит рыжего Уизли и как мечтает оказаться на его месте.***
1997 год, май.
Всё было хорошо. Гарри даже сам боялся себе в этом признаться, но жизнь, кажется, действительно налаживалась. Они с Драко часто проводили вечера в библиотеке, от воспоминаний о которых у Поттера каждый раз горели щёки. Дальше поцелуев не заходило, но, честно признаться, для того, чтобы раскраснеться, гриффиндорцу было достаточно касания руки Драко, изучающего взгляда ледяных глаз, лёгкой полуулыбки. Но вот приближался финальный матч по квиддичу, и времени для совместного его провождения было немного, а для самокопания, соответственно, всё больше. Если Гарри всё устраивало, и он мог спокойно наслаждаться жизнью, тот Малфою что-то не давало покоя. Он не мог расслабиться, потому что, стоило ему это сделать, как противный голос начинал твердить, что что-то не так, что не бывает таких совпадений. И вот за несколько дней до матча Драко решил, что всё же поговорит с Блейзом, обсудит с ним всё, что происходит.***
С самого утра Поттера не покидало странное предчувствие. Завтра квиддич, но дело было не в этом. Малфоя вёл себя странно: сначала не явился на завтрак, а после, за обедом, совсем не смотрел на Гарри, что случилось впервые за несколько месяцев. Ему хотелось поделиться тревогой с друзьями, но те, как назло, были не в настроении. Нервозность только усилилась, когда Драко после заклинаний, которые были последним уроком, не сказав ни слова, схватил Поттера за рукав мантии и потащил, судя по направлению, на Астрономическую башню. — Драко, что происходит? — спросил наконец гриффиндорец, пару минут до этого постояв в тишине, и протянул было руку, чтобы мягко, в успокаивающем жесте, провести ей по щеке слизеринца, но тот, с нескрываемым отвращением на лице, отвернулся. — И для кого весь этот цирк, а, Поттер? — голос звучал глухо и очень зло. Гарри поперхнулся воздухом. В его голову прокралась догадка. — О чём ты? — спросил также тихо, настороженно. — Неужели ты думал, что я так и не поговорю с Блейзом о том вечере? — Гарри замер. Ему было нечего ответить, а Драко теперь сверлил его холодным взглядом, при этом умудряясь сохранять внешнее спокойствие. — Зачем это всё? — теперь в голосе Малфоя ясно слышалось отчаяние и страх. Гарри решился поднять глаза и столкнулся с такими беспомощностью, злобой, ненавистью, обидой и разочарованием во взгляде напротив, что не смог вынести этой картины и поспешно отвернулся. — Чего ты хотел добиться? Поиздеваться надо мной? Поставить какой-нибудь эксперимент, а после весело поговорить об этом со своими друзьями, с этим нищим Уизли и грязнокровкой? — зло выплюнул Драко, уже не глядя на гриффиндорца. Уже не думал о том, что говорит, целью было задеть Поттера как можно сильнее, передать ему хоть капельку той боли, которую сам Малфой испытал. Судя по тому, как Гарри дёрнулся, будто от пощёчины, у слизеринца получилось. Поттер не сказал больше ни слова, позволяя Драко уйти. Целуя Джинни после победной игры, Гарри был с ней, пожалуй, слишком груб, слишком жёсток, но дело в том, что это просто было не то: губы слишком мягкие, не обветренные, а ещё аромат цветов уж никак не походил на мяту, которую Поттер смог почувствовать только в понедельник на уроке зельеварения вместе с запахом пирога с патокой и нового древка метлы. Это было похоже на насмешку, ведь сам Драко на урок не явился.***
1997 год, июнь.
— Какого чёрта ты мне не сказал?! — девушка налетела на Забини, когда тот выходил из библиотеки. За последние два часа произошло слишком много, чтобы она сдерживала эмоции: Дамблдор убит, Пожиратели напали на Хогвартс, Снейп — предатель, Драко сбежал, к тому же выяснилось, кто же такой Принц-Полукровка. — О чём же? — слизеринец, казалось, был абсолютно не заинтересован в разговоре, но чуть сощуренные глаза выдавали его. — О Драко, о его плане! Как ты мог?! — голос Гермионы сорвался, а во взгляде читалось такое разочарование, что Блейз не выдержал и отвернулся. Он плотно сжал челюсти и медленно, будто переступая через себя, зарекавшегося никогда в жизни не оправдываться, проговорил: — Его мать бы убили. А после и его самого. Ты хоть понимаешь, что я бы подписал ему смертный приговор, даже намекнув тебе на что-то такое? — Как благородно! Ты просто молодец! — интонации гриффиндорки сочились ядом. — А ты хоть понимаешь, что они чуть не убили меня?! — Забини сощурился, с тревогой окидывая девушку взглядом, а она, не замечая этого, продолжала. — Гарри собственными глазами видел, как убили Дамблдора, и ничего не мог сделать, они подожгли хижину Хагрида, Мерлин, Блейз, брата Рона исцарапал Сивый, он сейчас в Больничном Крыле, мы даже боимся предположить, что с ним станет! Взгляд слизеринца потемнел. — Ах брат Рона… — протянул он елейным голосом. — Так с этого и нужно было начинать. Конечно, ты ведь всегда так печёшься о своём Уизли, видимо, и его брату перепало, — он скривил губы, холодно глядя на девушку сверху вниз. Она опешила. — Причём тут Рон? Что ты несёшь? — от удивления она даже растерялась весь свой первоначальный запал и теперь просто смотрела на Блейза, чуть приподняв брови. — Ну же, Грейнджер, ты же лучшая ученица за последние пятьдесят лет, так что не заставляй меня всё разжёвывать тебе и, будь добра, додумайся сама, — он сказал это настолько холодно, что по коже Гермионы побежали мурашки. Между тем Забини оттолкнулся от стены и быстрым шагом скрылся из виду. Девушка так и осталась стоять одна в пустом коридоре, по её щекам катились слёзы обиды, невысказанных слов, злости, а в голове была только одна мысль: «Это конец». Блейз думал о том, что ненавидит себя за то, что сказал совсем не то, что хотел, о чём думал. Ему ведь так хотелось обнять Гермиону, утешить, защитить ото всех. Он с ужасом понимал, что она права, что он чуть не убил её своим молчанием. Парень был готов отдать всё, чтобы исправить это, но, видимо, уже не сможет, видимо, он потерял самое дорогое, что у него было…