***
- Скажи мне на милость, что мы здесь делаем? – стараясь не звучать недовольно, спросил Шивон, оглядываясь. Чонгук цокнул языком и впихнул ему в ладонь бокал с пивом: - Отрываемся. Шивон закатил глаза, всем своим видом демонстрируя скепсис, но промолчал, решив смириться с решением Гука «выгулить его». - Не будь таким засранцем и смени это выражение лица на что-то более милое. – Гук зацепил его подбородок пальцами и чмокнул в губы. Шивон среагировал мгновенно, обхватив его рукой за талию и прижав к себе. Гук с улыбкой ответил на поцелуй, но разгуляться парню не дал – уперевшись в грудь он оттолкнулся. – Все. Хорошего помаленьку. – Он хохотнул на грустную моську своего парня и, прижавшись еще разок смачным чмоком, шлепнул по чужой ладони, которая, проворно проникнув под толстовку, заскользила по пояснице. – Все. Гук схватил парня за руку и потащил в центр танцпола, и все было отлично, пока он краем глаза не выцепил среди дрыгающихся под ритмичный бит тел Тэхёна. Чонгук вздрогнул, когда на очередном повороте в танце наткнулся на неоправданно суровый взгляд в свою сторону. Тэхён после того ночного диалога почти две недели назад перекинулся в ледышку и с тех пор морозит его сдержанным молчанием и вот такими вот колючими взглядами в свою сторону. Гук пытался поговорить, разрядить обстановку, но старший щетинился, стоило ему приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. Он не проявлял открытой агрессии, ни разу не сказал грубого слова даже на выскакивающую от обиды на происходящее недопонимание колкость со стороны Чонгука, но еле сдерживаемое раздражение скрывал плохо. Тэхён напоминал вулкан, внутри которого копилась энергия для взрыва, и Чонгук понятия не имел, что могло бы спровоцировать этот накал, но обжечься о магму из чужих эмоций желанием не горел, поэтому последние несколько дней максимально избегал соседа. Тэхён же не искал с ним общения. Не было дружеских шуток в мессенджере, смешных видео из ТикТока – ничего, к чему Чон привык за время их знакомства, чем подтверждалось подозрение – старший на него рассержен или обижен, и это сбивало Чонгука с толку, выбешивая непониманием. В бушующем море танцующих, Тэхён напоминал дрейфующий айсберг, ледяной взгляд которого обжигал пронзительным холодом, от которого у Чонгука тело натурально покрывалось мурашками. В кумаревом облаке, мягко поглотившем сознание, противоречивые ощущения вытесняли из хмельного разума обиду и раздражение. Опьянение преобразовывало восприятие, конструируя новый образ – монстра из глубин, черные омуты глаз которого могли поглотить, утянув в свою бездну, и Чонгук, воспламеняясь от мрачного взгляда, бесстыдно пялился в ответ, мягко покачиваясь в тисках объятий Шивона. Воображение играет с ним злую шутку, наделяя взгляд Тэхёна тем, что так вожделел увидеть в нем Чонгук все это время, но маячки просветления в тумане самообмана не дремля напоминают, что это лишь иллюзия. Галлюцинация зрительная, и лишь настойчивые ласки нежных рук не дают возможности окончательно протрезветь, и впасть в изводящую недоступностью потребность. Гук хватается за руки, как утопающий, резко разворачиваясь в объятиях, и жадно впивается в приоткрытый рот. - Хочу тебя, - громко шепчет он в чужие губы и тянет к туалетным комнатам. Шивон, перенимая инициативу, тесно жмет парня к себе одной рукой, второй шаря по дверцам в поисках свободной кабинки и, найдя, вталкивает в нее Чонгука, заходя следом и запирая ее. - Чону, Чону… - низко выстанывает он, покрывая его лицо поцелуями, сжимая пальцами упругие бока. – Как же я хочу тебя. Хочу. Хочу… Чонгук сжимает веки на секунду выпадая из марева первобытного желания в унылую реальность и вцепляясь в плечи Шивона, цедит: - Хоть раз трахни меня молча. Его резко разворачивают и стягивают брюки вместе с бельем, принимая правила. Гук стонет отрывисто, когда его берут жестко, рваными толчками вдавливая в фанерную перегородку, которая скрипит противно, грозясь треснуть и обвалиться. Ему абсолютно индифферентно сейчас слышать гневное «чертовы педики», доносящееся с той стороны. Он бы и в рот сейчас принял, и в любую дырку, хоть в глаза бейтесь, лишь бы заткнуть образовывающуюся черную дыру, которую в нем Тэхён создал своим… одним своим существованием. Он так погрузился в свое сумасшествие, что едва не выдохнул задушеное «Тэхён», кончая. Ошибочно считая, что разрядка принесет облегчение, он с разочарованием в противовес ощутил гадливое чувство неправильности происходящего, и это окончательно расшатало его на честном слове державшееся душевное равновесие. Шивон помог ему привести себя в порядок и предложил поехать к нему, но Чонгук отказался, даже не пытаясь подобрать оправдание. И не хотел. После того, как на выходе из туалета, в тускло освещенном коридоре он увидел Тэхёна жрущего поцелуем очередную девку, Чонгуку хотелось сбежать в одиночество. И судя по всему, бывший друг в общежитие сегодня не придет, поэтому Гук решил, что может спокойно вернуться к себе, где без свидетелей погрузится в состояние собственной ничтожности перед съедающей ревностью. И к сожалению Шивону места в этом всем нет, как бы Чонгук не цеплялся за попытку образумить собственное глупое сердце, упорно рвущееся совсем не к тому человеку. Безнадежно. - Я вроде Тэхёна видел, - расправляя воротник куртки, произнес Шивон. – Черт его поймет, что у него происходит, но я уже не помню, когда мы нормально разговаривали. Ты не знаешь, в чем дело? Чонгуку захотелось расхохотаться от абсурда этого момента. Действительно, почему бы не убить окончательно этот многообещающий до встречи с Тэхёном вечер разговором о нем – виновнике всего того дерьма, что отравляет его существование. - Я понятия не имею, что с ним не так, и вряд ли хочу это узнать, - раздраженно фыркнул Гук, дергая дверцу подъехавшего такси. - Но ты же его друг, Чону, вдруг у него проблемы, - не понимая невербальных сигналов, проговорил парень, подходя к нему, чтобы обнять на прощание. - Это ты его друг, а мы просто соседи, - бросил Гук, избегая протянутых к нему рук, и сел в машину. - Чону, - не понимая просквозившей злости, протянул Шивон, но его проигнорировали, дав отмашку ехать.***
Чонгук злился. На себя прежде всего. Он не был готов к тому, что в нем однажды проснется королева драмы, будет страдать херней, приравнивая секс к транквилизатору, а не удовольствию. Зачем ему столько непомещающихся в нем чувств, мешающих нормально трахаться, и просто тупо радоваться молодости со всеми вытекающими? От минорных размышлений его отвлек скрип проворачивающегося ключа в замочной скважине. Освещение Чонгук не включал, когда вернулся и поэтому, когда зашедший нажал на включатель, свет больно ударил по глазам. Тэхён, замер, разглядывая усаживающегося у изголовья Чонгука, а тот, проморгавшись и щурясь, уставился на него. - Ты… дома? – не ожидавший застать Гука сегодня, протянул старший и швырнул ключи на стол. Тот поджал губы, не желая отвечать на констатацию. К тому же в голосе старшего он снова почувствовал стену ледяного отчуждения. Обидно до сжавшихся на автомате кулаков. Захотелось, швырнуть чем-нибудь не очень тяжелым, но ощутимым, чтобы стереть это безразличие с чужого лица. - Тоже не ждал тебя сегодня, - выдавил из себя Гук, угрюмо морща лоб. Тэхён хмыкнул и несколько раз кивнул, сгорбленно прохаживаясь по комнате, будто что-то искал. Взгляд блуждал по полу, пока он ленивыми движениями вынимал рубашку из брюк. Чонгуку бы отвернуться и назло наглому недодругу, показав фак, заснуть, но вместо этого он бросает: - Она… симпатичная. Та, в клубе. Думал ты на всю ночь загуляешь. Так усердно душу из нее высасывал, - он криво ухмыльнулся, удобней устраиваясь на кровати. - Считаешь? – снова хмыкнул старший, выпячивая нижнюю губу. Он сел на свою кровать и просканировав пол, кажется на пять этажей вниз, хрипло спросил: - Почему именно Шивон? - Что? Не понял… - Почему из всех, ты выбрал моего близкого друга? Практически брата. Почему? – словно обвинение, кинул Тэхён в Чонгука, замеревшего в удивлении. Гук приоткрыл рот, силясь выдавить из себя хоть что-то. Тэхён встряхнул головой и, поднявшись, бурля невысказанным раздражением, стянул рубашку и швырнул ее в угол. Гук, придя в себя от временного коматоза, выкрикнул: - Объяснись! Что… что это значит? Ты что, против моих отношений с Шивоном? Почему? Я что… недостаточно хорош для него? Тэхён! – снова гаркнул он в спину парня, который на его слова и ухом не повел, копошась в шкафу в поисках чистой футболки. Тэхён упрямо молчал, стирая остатки терпения. Чонгук стукнул зубами, смыкая челюсть. Удивление вперемешку со злостью вырвалось наружу гневным: - Снова это молчание. Бесит уже. Что с тобой творится? – подскочив на ноги, вскрикнул он. - Ничего, - спустя несколько бесконечно долгих секунд, словно закрывая тему, ответил старший. - Ничего? Ничего? Ты злишься на меня неделю непонятно за что, цедишь сквозь зубы отговорки на мои попытки узнать, чем я тебя вдруг стал раздражать, взглядом припечатываешь. Если ты такой распрекрасный друг, то почему игнорируешь Шивона? Он же как брат тебе, - кривляясь, передразнил он старшего. – На этих словах Ким обернулся и что-то такое мелькнуло в его взгляде, что подстегнуло Чонгука выпалить: - Мы съехаться хотим. Доучусь семестр, у него как раз закончится договор аренды, и мы съедемся, - уязвимо обиженно прокричал он, в лицо Тэхёна, который, сжимая кулаки, успел вырасти в полный рост перед ним. - Съехаться? – раздувая ноздри, сквозь зубы повторил Тэхён. - Да! – лицом к лицу. - Отлично! Рад за вас, - гаркает старший. - Отлично. - Разобрались, - шипит Ким. Гук ногами готов топать, потому что так заканчивать он не собирается: - Ты не ответил на вопрос, за что ты на меня злишься. - Забудь, - бросает тот, хлопая дверцей шкафа. Чонгук издает звук, напоминающий рев, и, сократив расстояние в два шага, вплотную приближается к старшему: - Черта с два я забуду. Я не ты, провалами в памяти не страдаю. К сожалению. - О чем ты? – вздергивая бровь, спрашивает старший, продолжая держать в руках футболку. У Гука, оказавшегося так близко к полуобнаженному Тэхёну, дыхание прерывается и сердце на рваный ритм переходит. Алкоголь, который казалось бы успел выветриться, снова дурманить начинает, или это сила воздействия жара чужого тела и запах – он не знает, но ведет его так, что он, неосознанно ища опору, пальцами впивается в плечи Тэхёна, и, оторвав, наконец, взгляд от широкой смуглой груди, поднимает его на лицо, встречаясь с омутами карих глаз. Гук не успевает осмыслить свой шаг, стремительно сокращая расстояние до пухлых губ. Поцелуй получается короткий и смазанный, но и этого достаточно, чтобы Чонгук пожалел о совершенном – он перешел черту. Перечеркнул окончательно хрупкую надежду сохранить достоинство перед ломающей через колено влюбленностью. Ему срочно нужно сваливать из комнаты, а лучше с планеты. Он так же резко отстраняется, цепляя маску хладнокровия: - Ты мастер забывать и это забудешь, - кривя губы, кидает он, собираясь покинуть комнату. Но уйти ему не дают. Тэхён дергает на себя и вжимается в его губы своими с такой силой, что Гук стонет от болезненных ощущений, но уже следующий несдержанный томный стон пронизан наслаждением, потому что целуют его властно, мокро – так, как он любит больше всего. Тэхён напористо, но при этом аккуратно прижимает его к двери, мажет сумбурно губами по челюсти, спускаясь к шее. Гук в водовороте беспорядочных поцелуев едва уступает в желании заклеймить губами и руками все, до чего получается дотянуться. Он от опоры позади себя отталкивается, наступая, заставляя Тэхёна пятиться назад, не разрывая объятий. Старший подрагивающими от возбуждения пальцами расстегивает рубашку Чонгука, нетерпеливо стягивая ее с плеч, тут же зацеловывая оголенные ключицы. Заваливается на кровать, утягивая Гука на себя. Мнет ладонями ягодицы, стараясь прижать максимально, тянется губами, лаская фарфоровую кожу чувствительной шеи. Дыхание еще больше сбивается и с губ срывается глухой стон, когда восседающий на его бедрах парень начинает тереться об его возбуждение своим. Тэхён меняет их резко местами, устраиваясь между разведенных ног и вжимается пахом в чужой, резко толкаясь, выбивая громкий стон. Этот стон будто пороха в закипающую кровь забрасывает, срывая тормоза. Он отстраняется от Чонгука, нетерпеливо борется с ширинкой на его брюках и, когда та поддается, тянет их вниз вместе с бельем. Гук так же нетерпеливо расправляется с его ремнем и ширинкой, чтобы старший скинул с себя ненужную тряпку и вернулся к нему. Тэхён движениями, продиктованными желанием, дергано выпутывается из оков брюк, тут же возвращаясь к чужим мягким губам новым поцелуем, в котором ни грамма нежности и заботы – лишь вожделеющая страсть. Оба стонут несдержанно, вылизывая рты друг друга, руки до боли стискивают бока. В Тэхёне, кажется, ни тени сомнения, а Гук боится лишь одного, что это прекратится. Тэхён шарит на ощупь по тумбочке у кровати, нащупывает ручку и, вытянув полку, находит презервативы. - Смазка, - шепчет он в губы, - где смазка? Гук в пылу желания мычит неразборчиво в изгиб чужой шеи и, следую поцелуями до уха, шепчет сбивчиво: - Не беспокойся, я растянут. Просто не спеши. Он не видит и не чувствует в агонии вожделения, как Тэхён напрягается на этой фразе, а на лице проступают желваки. Старший до боли впивается в ягодицы Чонгука и снова резко дергает, переворачивая на живот и подтягивая его задницу к своему паху. Гук стонет почти жалобно, впервые ощутив горячую плоть у себя между половинок, сам вздергивает ягодицы, потираясь. С грудным стоном, Тэхён медленно погружается в горячее нутро, которое туго обволакивает, принося наслаждение граничащее с болью. Гук себя не контролирует, неожиданно сжимаясь, но тут же расслабляется, позволяя проникнуть в себя на всю длину. Тэхён дышит рвано, опаляя горячим дыханием затылок, и неторопливо начинает поступательно двигаться, наваливаясь и подминая под себя распаленного желанием Чонгука. Младший стоны топит в ворохе одеяла, выгибаясь навстречу глубоким толчкам. Урывками жадно хватает воздух, цепляется беспомощно то за удерживающую его поперек руку, то за спинку нещадно скрипучей кровати. Тэхён молчит, сжав челюсть, шумно выдыхая через нос, он все быстрее вколачивается в Чонгука, заставляя того все громче выть в подушку, закусив ее край. Все быстро, сумбурно, дико, и Гук кончает слишком быстро, сотрясаясь всем телом, округляя в беззвучном крике губы, впиваясь ногтями в чужую ягодицу. Тэхён толкается финально грубо и резко, крупно вздрагивает и замирает, выплескивая толчками горячее семя. Они лежат, грузно дыша еще несколько минут, прежде чем Тэхён выходит из расслабленного тела и, стянув презерватив, швыряет его в коробку с остатками риса из китайской закусочной под усталый смешок Чонгука. Молчание после бурного спонтанного секса не нарушается обоими. Нет ленивых поцелуев, поглаживаний. Они удобней устраиваются на кровати, спихнув предварительно измазанную простынь на пол, и сон их накрывает быстрее, чем разум успевает заполнить головы – одного сомнениями, другого – сожалением. Утро начинается под грохот в коридоре и разрозненный вой духовых инструментов с улицы, который уже полгода пытаются дотянуть до оркестра. Чонгук готов убивать от одного ненавистного звука волынки, а там еще с десяток разнокалиберных труб, и он, в отчаянии лезет головой под подушку, пытаясь хоть немного заглушить беспощадную пытку. Еще несколько мучительных минут ему требуется, чтобы проснуться окончательно, и он, смачно зевнув и окинув одним разлепившемся глазом комнату, вспоминает о том, что переспал с Тэхёном. Новый глухой стон отчаяния в подушку: в ту самую, в которую он вчера так самозабвенно стонал, и он снова окидывает комнату взглядом. Тэхёна в ней нет. Ни его, ни куртки с ботинками, значит он не в общежитии. Гук стаскивает себя с кровати Тэхёна, покряхтывая на манер деда, приложив ладонь к пояснице. Оба его партнера обращались с ним не особо заботливо. Конечно, Чонгук не неженка, и отдает предпочтение «пожестче», но тело вот не в восторге от подобного отношения, и не скупится напомнить об этом болезненными прострелами. Все-таки болевой порог у него выше, чем хотелось бы. Горячий душ должен помочь унять физическое недомогание, а вот с паршивыми кошками что делать, которые сворой нагадили в душу? Да, не смешная аналогия, думает Чонгук, отмываясь тщательно под струями воды, пытаясь, кажется стереть не только чужие отметины со своего тела, но и фантомные царапины с сердца. Тэхён ушел и это плохой знак, он уверен. Надежда на то, что когда он вернется, старший уже будет в комнате, не оправдались. Гук шмыгнул носом, и это не из-за обиды, просто… после душа всегда так. Он в минорном расположении духа оделся, развел для себя быстрорастворимой бурды именуемой «кофе со сливками», и плюхнулся опять на кровать. Телефон был зажат в ладони, но от Тэхёна ничего, и он губы себе изгрыз, борясь с желанием позвонить и спросить «где тебя черти носят?» Звонки и сообщения от Шивона он игнорировал. Ему по-настоящему мерзко: от себя, от молчания Тэхёна, и чувства, что он все разрушил. Все. Отношения, дружбу, какую-никакую стабильность. Он изменил, и этого уже не исправишь. Замалчивать подобное от Шивона он не собирался. Но сейчас все эти переживания блекнут на фоне гадливого предположения, что им просто попользовались. Одноразово. Тэхён сделал с ним то же самое, что делал всегда. «Ну, а на что ты рассчитывал?», - грустно подумал он, крутя телефон в ладони. Изображать оскорбленную невинность он не собирался, в конечном счете он сам поцеловал Тэхёна, и потом не остановил. И секс был отличный, да, он с этим согласен, только это не все. Для него это был не просто секс, а близость с человеком, в которого он давно и так провально влюблен. А Шивон… Шивону он причинит боль. Какая же ты сволочь, Чон Чонгук! Поделом – страдай. Но страдать не хотелось, даже объективно соглашаясь с превратностями судьбы, где они трое в нелепой комедии положений, в которой один любит другого, а тот влюблен в третьего, а третьему вся эта мыльная опера даром не сдалась, и он растворяется в туманной дымке заката, оставляя два разбитых сердца собирать осколки. «Поэтично, аж тошнит», - хмыкает убито Чонгук, подбивая подушку, чтобы было удобней все-таки пострадать, раз забить не получается. К вечеру стало понятно, что Тэхён возвращаться в обитель не собирается. Еще понятней стало, когда Чонгук все же переборов себя, позвонил ему, а тот не снял трубку, и противный голос вежливо послал его на голосовую. Писать что-то Гук не собирался, - не настолько он утратил чувство собственного достоинства, чтобы устраивать истерики. Ничего, пройдет. И это переживет, переболеет. Учебный день скрепил гнилыми нитками разваливающегося на части Чонгука, и он смог к концу третьей пары даже немного включиться в учебный процесс, вспомнив хотя бы название предмета. Друзья, недоумевая, что могло случиться с обычно улыбчивым парнем, сначала искренне интересовались его настроением, но после нескольких попыток отстали, благоразумно решив, что лучше не дергать лишний раз, но уверили, что он может им все рассказать, и получит поддержку. От предложения выпить, Гук тоже отказался, не решаясь дать себе слабину, которая могла вылиться в еще большую катастрофу в виде голосовых сообщений или скандала на пороге дома родителей Тэхёна. Шивон, обеспокоенный тем что его парень не отвечает уже два дня, пас его около универа, нервно прошагиваясь по тротуару в нескольких метрах от ворот. Гук, завидев его макушку, скукожился и прошмыгнул мимо, поспешив в общагу. Ужасно, трусливо, но он не готов был сейчас к еще одной драме. Ему бы собраться немного, смелости набраться. Ему бы дойти до той степени нормы, когда слезы не стоят в глазах, готовые пролиться в любую минуту. Он хочет быть сильным, встретить ненависть того, кого он предал, с достоинством. И пусть трусливые побеги от проблем и достоинство лежат в разных плоскостях, это важно для него. Шивон его однозначно не простит, - он бы никогда не простил измены, так что в отсрочке неизбежного нет бОльшего греха, чем тот что он уже совершил. Тэхён появляется через три дня прогулов. Чонгук, увидев его в толпе студентов, столбом замирает на месте, не зная, что делать? Чувство обиды, пережитого унижения и одновременно радости, и трепета, обрушились лавиной, выбивая почву из-под ног. Но наваждение утихло, стоило старшему выйти из поля зрения, и Гук, с непониманием поморгав, пришел в себя, и, сжав челюсть от обуявшей взамен всем чувствам, злости, угрюмо двинулся туда, куда шел до этого.