— Подвинься, — кто-то толкает его в бок, вырывая из полудрёмы, сквозь которую он пытается делать вид, что пишет лекцию. — Эт что? Чья-то кардиограмма? — Тэн кивает на его конспект, в котором вместо слов — кривые, завивающиеся в хаос.
Тэён знает за собой способность отрубаться под монотонный бубнёж лектора, потому кивает на диктофон, что пишет лекцию. Сон немного отступает, когда до него окончательно доходит, что рядом с ним, прижавшись плечом к плечу, коленом к колену, сидит Тэн. На их последнем ряду больше никого, а чужая улыбка такая ослепительная, что ещё чуть-чуть и заслезятся глаза. Тэн протягивает руку к диктофону и тянет его к своим губам, шепча в самый микрофон:
— Почему ты не пишешь той ручкой, что я подарил?
Тэён смотрит на лисе-кисью улыбку сбоку от себя, а в голове крутятся утренние слова Джэхёна:
— Спасибо, котик…
В этом «спасибо» для него намешаны кисло-сиреневым коктейлем чужая радость по поводу того, что Тэён в очередной раз согласился на то, чего захотел Чон: новая рубашка ли, кеды, или согласие переспать с другой парой, и собственное предвкушение чего-то неправильно-желанного.
— Эй… — Тэн шепчет в микрофон, а его пальцы, тонкие, идеальные, сбегают по плечу Тэёна, — котик, тебе придётся помолчать.
Он оглядывается, пытаясь понять, про что шепчет парень, но пластиковая коробочка диктофона уже снова на столе перед ним, а тот с полуулыбкой на губах сползает под парту.
Будь лекция этого преподавателя чуть более востребованной, с бо́льшим количеством студентов — Тэён пропал бы.
Не приучи он себя порой быть незаметнее, чем тень, тающая в сумерках — Тэён пропал бы, но…
Но он сидит, вцепившись в край парты, пока под нею происходит чёрти что. Тэн гладит от лодыжек к коленям, поднимается по внутренней стороне бедра и сжимает ноги и всё, до чего дотягивается, сквозь штаны. Тэёну в какой-то миг кажется, что он уснул или бредит, но по бокам поднимаются две руки, хватаясь за пояс, тянут ниже, давая понять, что он должен сделать. Он пугается, но в животе закручивает от дикости и желанности происходящего, потому поднимает бёдра, позволяя стянуть с него одежду. Сидеть голой задницей на теплом дереве скамьи — жутко некомфортно, непривычно, возбуждающе, и он едва не проваливает элементарную задачу «Помолчать», когда чувствует мягкость влажного языка, скользящего по внутренней стороне бедра. Тэн проводит большими пальцами, разводя колени в стороны, поднимаясь губами ещё выше, а Тэён опускает козырек кепки ещё ниже и сжимает ручку до побелевших костяшек, делая вид, что пишет конспект. Вместо кривых линий на бумаге только:
О боже, боже, боже, боже…
Хоть Тэён и надеется, что в этот миг его не заметит ни Бог, ни суровый лектор, ни однокурсники. Тэн сводит его с ума, вновь и вновь мягко-резко проводя ладонью по всей длине, иногда касаясь то ли языком, то ли губами, потому что Тэён уже не разбирает особо, лишь выводит в тетради:
Я схожу с ума. С ума. Схожу. С ума.
В какой-то миг он чувствует, что Тэн захватывает его в горячий плен губ полностью, и теряет голову, опуская одну руку под стол, сгребая волосы на затылке, толкаясь навстречу. Мгновение, другое, и он сжимает зубы до скрежета, сдерживая рвущийся наружу воздух, пока Тэн принимает его полностью, без остатка, до последней капли.
В закрытых глазах, спрятанных козырьком опущенной кепки, цветные пятна. Дыхание, рвущееся наружу, невозможно сдерживать, и он заходится в кашле, маскируя им стоны, родившиеся в груди. Он впервые творит что-то настолько безрассудное, и причина тому одна — Тэн, уже невесть как оказавшийся рядом на скамье, с невозмутимым видом протягивающий ему бутылку с водой под взгляды сокурсников, оборачивающихся на шум.
По будничному виду Тэна и не скажешь, что он только что отсосал ему под партой на потоковой паре, и в голове снова мелькает мысль, что ему всё почудилось-привидилось, но тот склоняется к самому уху, когда все вновь возвращают внимание к лектору:
— Не забудь надеть штаны, — Тэн забирает бутылку обратно, отпивая и беззвучно полоская рот.
Не почудилось.
Пока Тэён пытается как можно тише, не привлекая внимание, натянуть одежду, Тэн достаёт толстенный блокнот на кольцах с десятком разноцветных разделителей и несколькими десятками стикеров. Взгляд Тэёна цепляется за обложку, вручную разрисованную замысловатыми узорами. Пальцы неконтролируемо тянутся обвести завитки, очертить границы фигур, но Тэн ревностно притягивает блокнот к себе, наваливаясь грудью.
— Это личное
.
Хочется прошипеть, мол, а отсасывать под партой — общественное? Но он лишь утыкается обратно в свои записи. Сон сняло, как рукой, и вместо кривых и истерично скачущих по листам «
схожу с ума», он записывает слова лектора, всё вещающего о законодательстве в сфере промышленной безопасности.
Тоска.
Ручка непроизвольно выводит на запястье «
Тоска».
Спустя несколько минут экран телефона загорается от сообщения Джэхёна.
Заберу тебя с занятий. Люблю.
Тэн сбегает с пары так же внезапно, как и появился на ней, так ничего и не записав в свой необычный блокнот, кроме нескольких фраз, которые Тэён не разбирает, потому что даже не пытается, стараясь не смотреть в сторону того, кто пришёл только ради нелепой близости.
Сердце Тэёна хрустит по краям: ему мало этого. Ему нужен тот, кто полюбит его, а не только захочет. Возможно, он хочет от Тэна слишком многого.
С Джэхёном проще: целует в губы, говорит прямо. С Тэном ничего не понятно.
И становится лишь запутанней, когда Джэхён упоминает за ужином, что завтра Джонни будет ждать их в гости. На вопрос Тэёна:
– Ради того, о чём мы разговаривали вчера?
Джэхён пожимает плечами:
– Вряд ли... Тэна не будет. Скорее всего просто посидим, поболтаем. Ты ему любопытен.
На сердце тоскливо от мысли, что он не увидит Тэна, и даже очередной перевод "на кофе и всякую мелочь" не может поднять настроение.
Ночью, снова сбежав из-под тёплого бока Джэхёна, заперевшись в ванной, он переслушивает вновь и вновь с диктофона щекочущий шёпот "
Котик, тебе придётся помолчать".
Тоска.
Хочется выть. Между нами миллион условностей и другие мужчины.
Я, кажется, достоин только того, чтобы меня хотели трахнуть.
Возможно, я заслужил это.
Пустышка. Смазливая мордашка.
Я хочу, чтобы ты разглядел во мне большее. Я помогу тебе увидеть меня. Когда перестану терять голову от твоих глаз. Потому что пока между нами только голод.
