Дьявол носит белую рубашку

Сегодня большой праздник. Гости приезжают с самого обеда, самые разные, нарядные, кидаются обнимать именинника, говорить все эти красивые, лестные слова, желать удачи в бизнесе и дарить подарки в разноцветных пакетах из дорогих магазинов. Сегодня большой праздник – так что нужно выглядеть красиво. Рина еще за целую неделю продумывала себе образ, рисовала себя на листках бумаги, одевая карандашом в самые разные наряды и потом передавала всё это Лину – её личному охраннику и водителю, дабы тот к сегодняшнему дню привез все то, из чего девушка теперь выбирала себе образ на вечер. Сильно подзатянула с макияжем и закручиванием локонов, ведь на первом этаже и во дворе уже собрались гости, а девушка все также продолжала возиться в своей комнате. На постели её были разбросаны платья, заказанные из самых разных Сеульских бутиков, вокруг большого настенного зеркала горели жёлтые огни, освещая глаза, накрашенные тушью, что смотрели прямо на себя. Неотрывно и с восхищением. Сегодня большой праздник – у отца юбилей: пятьдесят лет, и Рина, натягивая на себя очередное платье, уверена, что будет на этом празднике главным украшением. Рядом с девчонкой крутится пожилая служанка Су, говорит, как ей в любом платье хорошо, каждый раз завороженно дочку господина оглядывая и хлопая в ладоши. Рина просит Су застегнуть платье и смотрит на себя, проходя своими ладонями по своей талии, на которую наряд прекрасно сел, подчеркнув её фигуру: зелёное платье с небольшим вырезом и кружевом снизу отлично подходит к её крашеным в рыжий волосам. — Ты очаровательна, Рина! — в голосе неподдельный восторг. Девчонка и сама довольно хмыкает, кивая: — Согласна, — оборачивается вокруг себя, а потом, неглядя на служанку, бросает той. — Ты можешь быть свободна, Су. Женщина кивает и удаляется из комнаты. Рина еще раз убеждается в своей красоте посредством очередного взора на себя в зеркало и подходит к своей полке, где хранятся её украшения, достаёт из одного из маленьких сундучков колье с красным сапфиром, смотрясь теперь в маленькое кругленькое зеркальце. Красиво... Нет, обворожительно! Сапфир блестит на её шее яркой звездой, завораживая, но взгляд девушки по привычке очень быстро перемещается на полароидную фотографию, выглядывающую из под сундучков. На ней изображена сама девушка её брат Чимин, когда тому было, как ей сейчас, семнадцать, а самой Рине было ещё лишь девять. Взгляд задерживается. Они тогда были на отдыхе заграницей: улыбающиеся, загорелые и счастливые, они обнимались, смотря прямо в камеру. Как же давно это было... Рина больно прикусила щеку изнутри. Сейчас Чимину двадцать пять, с отцом он в огромной ссоре, бизнес Паков ему не достанется – отец уже делал это громкое заявление, ведь его сын своим путем идти захотел, можно сказать, отрёкся от дел, решил не идти на готовенькое. Когда Чимин заявил об этом, было много криков, недопонимания, ссор и разборок – страшно вспоминать, Рину и сейчас пробивает лёгкий озноб: отголоски того страшного прошлого. Хрустальная ваза летит на пол. Чимин ушёл из дома больше года назад. В том числе из-за этого у отца проблемы начались, да и вообще как-то невесело с тех пор жить стало, однако сегодня Пак Чжун решил не поскупиться на траты и действительно устроил праздник с размахом. Вот только на этом празднике из родных ему людей будет только его дочь. Сын предал, жена умерла. И разбивается вдребезги. Осколки повсюду. Под ногами, под ладонями, впились в кожу. Алыми струями течёт кровь. Отмерев, Рина подошла к телефону, лежащему на столе, долго стуча пальцами по экрану, но в конце концов взяв мобильный в руки и разблокировав экран, начала листать контакты. Отец не в курсе, что его сын и дочь до сих пор поддерживают связь, ведь первый для него стал чем-то порочным, неправильным, и даже имени его Чжун не произносил уже очень давно, запретив дочери с тем общаться. Однако Рина не смогла выкинуть родного брата из сердца и делать этого не собирается, прямо сейчас набирая его. Последний год только так и общаются: редкие минутные встречи, пока не видит почти всегда сопровождающий её Лин, и звонки, когда Рине приходится довольствоваться лишь голосом из трубки и мысленно представлять, что брат рядом. Паршиво, а? Гудки идут недолго, уже через пару секунд на том конце слышится родной любимый голос: — Привет, сестрёнка. Рина присаживается на постель и начинает накручивать рыжий локон на палец. — Ты не приедешь, верно? — прикусив нижнюю губу, смотрит на себя в зеркало. Оттуда на нее глядит девочка, всегда полная надежды, но всегда знающая, что ответ – отрицательный. — Ты удивишься, но он меня не приглашал, — в голосе слышится очевидный сарказм. Чимин усмехается с другого конца трубки, и Рина хмыкает тоже, но грустно. — Гостей много собралось, хотя я думала, будет ещё больше, — вздыхает, падая спиной на мягкую кровать, на которой разбросаны перемеренные платья. — Уже второй его день рождения без тебя, Чима, — она всегда ласково звала брата так. Чимин молчит несколько секунд, после чего слышится его громкий вздох: — Я знаю, ты скучаешь, — очевидно. — Я скучаю тоже, — ещё очевиднее. — Как только ты станешь совершеннолетней, я тебя заберу, я же говорил. Да, Рина помнит это обещание, вот только до его исполнения пройдёт целая вечность. — Мне только семнадцать, ещё столько ждать! — она ударяет кулачком свободной руки по постели. — Через три месяца восемнадцать, потом, глядишь, девятнадцать... И вообще, ты только школу закончила, выучись в универе сначала, — включает парень строгого старшего брата. — Если я к тебе сбегу, отец меня из универа тут же отчислит, не сомневайся! — нервно смеётся. — Я сомневаюсь, что у него вообще будут деньги, чтобы оплатить тебе там учёбу, — после ещё одной паузы произносит Пак. Рина тут же хмурится, не понимает. — Ты это о чем? Чимин на этот вопрос не отвечает. Когда разговор у них заходит об отце, а он почти всегда заходит, они становятся по разные стороны баррикад, но парень объяснил свой сестрице всё ещё год назад. — Рина, однажды тебе придётся выбрать либо меня, либо отца, а пока празднуй, — повторяет привычные слова. И, говоря их, он вовсе не ставит сестру перед выбором, а скорее напоминает, что выбрать той придётся своего брата. Да, паршиво. Рина это знает, а потому в момент злится и, не прощаясь, сбрасывает, откидывая телефон и скрещивая руки на груди, смотрит в потолок. Она любит Чимина: особенно он стал близок после смерти матери, но девушка любит и отца. Как не любить? Они оба – её родные люди, вот только с недавних пор поцапались и не переносят друг друга: Чимин видеть отца не хочет, а тот считает сына предателем. Рина предательницей становится не желает, но брат прав: ей придётся выбирать, и с этой точки зрения все же хорошо, что это будет ещё нескоро. Девушка поднимается с постели, последний раз глядит на себя в зеркало, убеждаясь вновь, что выглядит потрясающе и выходит. Во дворе дома аккуратно скошенный газон, большая беседка, столы с едой и напитками, повсюду горят фонари и подвешенные на них гирлянды, много людей и всё это на фоне почти зашедшего солнца смотрится просто прекрасно. Рина здоровается со всеми, кого видит и даже с теми, кого не знает. Некоторые говорят ей комплименты, некоторые просто оставляют свои восторженные взгляды. Рина кивает и смотрит в ответ, пока среди толпы не находит вдруг глазами сынка коллеги отца – Хосока. Взор девушки тут же меняется, когда она понимает, что и парень её тоже заметил и смотрит на нее в упор своим привычным облизывающим взглядом. Рина только глаза закатывает, ох уж этот Хосок. На два года её старше, надоедливый, глупый ещё такой! Но из-за того, что их отцы сотрудничают, приходится иногда пересекаться. И вот сейчас они снова пересекаются взглядами, Хосок улыбается, а Рина наигранно отворачивается, следуя к длинным столикам с едой. Пробегаясь по содержимому взглядом, наугад берет тарталетку и тут же замечает, как сбоку вырастает знакомая фигура. Надо же, Хосок уже тут как тут, в своём чёрном костюме и галстуке, словно жених. — Привет, малышка! — он приобнимает девушку за плечи. — Я тебе не малышка! — отвечает ему в привычной манере Рина, пихает его в бок локтем и кладет тарталетку в рот. — Ты потрясающе выглядишь!— Хо специально ещё раз проходится взглядом, снова намереваясь прикоснуться рукой. Ему всегда было плевать на то, что Пак Рина его френдзонила, а иногда даже нагло игнорировала. Его это, вроде как, только больше раззадоривало. — Спасибо, — сухо отвечает, прожевав, девушка, надеясь, что теперь юноша оставит её, но Хосок продолжает топтаться рядом, и она вопросительно на него косится. — Потанцуем? — Хо вдруг тянет её за руку, уводя за собой. — Хосок! — тут же бьёт его по этой руке, сопротивляясь, девчонка. Господи, ну до чего же надоедливый! Послать бы его куда подальше, но под взгляды гостей, обративших на них внимание, парень её таки утягивает. Да и на самом деле грех сопротивляться – играет живая музыка и все взоры направлены на них. Рине льстит внимание, пускай она и разделяет его с Хосоком. Они выходят в центр, Хо без стеснения обнимает за талию, играя бровями, смотрит сначала в глаза, затем на колье, чуть ниже на небольшой вырез платья, и парочка начинается двигаться в такт красивой мелодичной музыке, обволакивающей сознание и заставляющей прочувствовать красоту момента. Рина старается не смотреть на своего партнёра, отводя глаза вбок на их скрепленные в стороне ладони, на красивые огоньки, развешанные тут и там. Насладиться бы происходящим, да только чертов Хосок все портит как всегда, откровенно на нее пялясь. — Я тебе глаза вырву! — Рина огрызается, сверкая молниями в юношу. Её вторая ладонь, лежащая на его плече, крепко сжимается, словно угрожая. Но на Хосоке все та же умиротворенность и едкая радость в глазах. — В этом нет нужды, я давно ослеплен тобой, — а говорит так, словно мартовский кот мурлычет, и руку свою чуть ниже талии опускает, но Рина её быстро назад поднимает, на секунду отрываясь от его плеча. Девушка снова уводит глаза в сторону. У них всегда было так: любовные издевки с его стороны и язвительные комментарии с её. Примерно на минуту между ними воцаряется тишина, и Рина наконец вливается в великолепие музыки, однако... — Твоего братца снова нет, — Хо даже наигранно оглядывается. — И правильно, предателям здесь не место, — парень знает, что это вызовет в его партнерше эмоции, он их только и ждет, но в этот раз Рина остаётся на удивление спокойной и лишь смотрит на него любезным взглядом, в котором, однако, от холода стекло трещит. — Точно, и руки ещё тебе попереломаю, — снова поднимает его опустившуюся ладонь обратно на талию и улыбается в лицо. Хосок хмыкает. — Коготки у тебя острые. Не боишься, что подточат? — Уж точно не ты. Музыка подходит к концу и Хо кружит девушку, заставляя подол платья тоже закрутиться крылом бабочки вокруг себя. Юноша притягивает Рину обратно – ближе, чем они были до этого – и застывает, медленно опуская взор на её губы. — Поцелуемся? — уже тянется. — Отвали, — девчонка ладонью по его щеке проводит, отодвигая наглую морду от себя и, убрав от него руки, уходит побыстрее прочь. В ближайшие полчаса Хосок к ней больше не пристаёт, и Рина остаётся этому безумно рада, прыгая вокруг столов и подклевывая с их разных концов. Вот гости подбираются ближе, собираются вместе, и на импровизационную сцену выходит виновник торжества: он одет в строгий костюм, которому придаёт шарм бабочка, повязанная Су, держит в руках бокал. Чёрные туфли отполированы и сияют, прямо, как и лицо именинника, кое-где покрытое лёгкими морщинами. Чжун глазами оглядывает каждого гостя, и во взгляде его читается благодарность и в то же время грусть. Но видит последнюю лишь одна Рина, и лишь она одна знает причину этой печали. Но сегодня праздник, сегодня нет времени на грусть, и оба из семьи Пак это понимают. — Спасибо тем, кто здесь сегодня есть и тем, кого здесь нет, — Рина знает, на кого этот намек, поджимает губы, опуская голову. Из мыслей никогда не уйдёт картина того, как они праздновали день рождения друг друга все вместе. Как семья. Мама, отец, брат, она... Рина с тихим вздохом все же тянется к пустому стакану, беря в тот в руки и наливая себе сок – не тяготеет пока пробовать алкоголь. — Я благодарен вам за ваши поздравления, за ваши слова, — продолжает тем временем Чжун свою речь. — Они очень важны для меня. Знаю, я не был столь дружелюбен последний год, был раздражителен и со многими из вас мы ссорились, были недопонимания. Но давайте расценим ваше появление на моем празднике, как примирение, забудем невзгоды и будем смотреть в наше будущее, которое будет лучше, чем вчера. В конце концов, я ещё совсем молод, — среди толпы проносится тихий хохот, Чжун и сам улыбается. Рина смотрит на отца неотрывно. Крепко сжимает в руках стакан, и в душе её разливается что-то тёплое. Видеть на родном лице искреннюю улыбку, слышать его слова надежды на то, что всё будет хорошо – вот лучшее украшение этого праздника, это точно. Пак младшая знает: отцу приходится пересиливать себя, приходится стоять прямо и смотреть уверенно, когда на него в ответ глядят столько лиц. Не хочется ударять в грязь своим, хочется показать, что, как бы тяжело не было, он ещё покажет, и Рина в это тоже верит. Для них ещё не все потеряно, и прямо сейчас на её глазах отец, видя восторг в смотрящих на него людей, словно воспрянул духом: плечи его выпрямились, он поднял свой бокал, гости сделали это вслед за ним, как и Рина, которую пробило на лёгкую улыбку гордости за папу. — Давайте же выпьем, — звучит громко и с торжеством, как и подобает празднику. — Выпьем не только за меня, за нас, за всех нас! За то, что всё будет... Хорошо... Не договаривает. Потому что раздаётся резкий грохот. Грохот, доносящийся откуда-то сзади, прерывает речь именинника и заставляет толпу охнуть и обернуть свои головы в сторону шума. Рина даже дёргается: так, что из стакана её выплескивается немного сока, который девушка поспешно стирает салфеткой со своего платья, пока тот не впитался и не остался на её наряде некрасивым пятном. Шум повторяется: на этот раз сильнее, и девчонка понимает природу звука – это распахнулись их ворота. Кто-то ещё приехал? Но почему так шумит? В первые секунды Рина не придаёт этому особого значения, выкидывая грязную салфетку в мусорку, пока вслед за шумом не различает она громкие чужие мужские голоса, доносящиеся со стороны ворот и не слышит... Выстрелы. Ч-что? Они оглушают и бьют по ушам, взрываются в непонимающем сознании. В тот момент мир замирает, и стакан падает из рук, с гулким звуком вдребезги разбиваясь прямо у самых ног: осколки стекла летят в разные стороны, но девушка даже не отскакивает, дабы те не дай бог не попали в её ноги. Она стоит на месте как вкопанная, лишь слегка подергиваясь от флешбеков своего кошмара, пока вокруг начинается толкотня и паника. Непонимающие ничего гости сначала пугливо оглядываются по сторонам, смотрят на Чжуна, ожидая от него какой-то реакции, Рина и сама смотрит в непонимании – но в глазах отца только растерянность и такой же ступор. И, пока оба из семьи Пак стоят на месте вросшими в землю, со стороны ворот из-за угла дома выходят какие-то люди: все одеты в чёрное, у каждого оружие, и вот тут-то начинается настоящая паника, мгновенно нависающая тенью над праздником. Ещё минуту назад Рина с завороженностью слушала речь отца, а сейчас... Сейчас она смотрит на то, как гости в страхе начинают разбегаться. Никто не понимает, что происходит, кто эти незваные незнакомцы, но, учитывая, как они пришли на праздник – в списке гостей их явно не было. Рина переводит свои пугливые глаза на этих людей: что странно, некоторые из них, оставшись стоять статуями, позволяют пробегающим мимо в панике бежать дальше, а некоторые, наоборот, тормозят рандомных гостей, угрожая им оружием и приказывая оставаться на месте: кто-то пугается до такой степени, что падает на землю, лицом в пол, кто-то поднимает руки и склоняет головы. Рина не понимает, что происходит. Все походит на страшный сон. Очередной кошмар. Может, она действительно спит? Вот сейчас девушка проснётся в своей постели, и поймёт, что день только начинается, что весь праздник впереди и что ей снова придётся выбирать вместе с Су платье. Но надежда на это разбивается вслед за бокалом в тот момент, когда глаза младшей Пак цепляют среди чёрных воронов, прилетевших на их праздник, одного особенного – он выделяется среди остальных. О, он не просто выделяется, он отличается. Закинув автомат на плечо, одетый в белую рубашку и чёрные брюки, он выходит из-за дома вальяжной походкой, слишком выбиваясь из всех тех, кому позволили убежать, и кто пробегает мимо него. Этот человек даже не смотрит на бегущих с корабля – взгляд его направлен чётко на Чжуна, Рина это сразу проследила и, только посмотрев на отца, с ужасом заметила, что тот тихо шикает ей, кивая в сторону дома, как бы намекая убраться прочь, но Рина не может сдвинуться с места. Всё, на что хватает сил, так это сделать пару отрешенных шагов назад, упираясь копчиком в стол, взглядом все это время будто спрашивая у отца: "что происходит?". Потому что по глазам Пака старшего девушка сразу поняла – он знает, кто этот человек, перевернувший весь праздник вверх дном за мгновение. Неизвестный проходит дальше вперёд, его люди остаются позади, сливаются друг с другом, становятся фоном, на котором он выделяется слишком ярким тёмным пятном. Парень, до этого неотрывно гипнотизирующий виновника торжества взглядом, словно пожирая, лишь на секунду даёт Чжуну выдохнуть, пока сам он забирает у рядом стоящего мужчины с трясущимися коленками бокал, содержимое которого залпом выпивает, затем с силой разбивая стакан о плитку под ногами. Осколки хрустят под его ботинками, а его хищный взгляд вновь обращается к Паку. В воздухе начинает пахнуть опасностью. — Чжун-и! С юбилеем тебя! — этот голос звучит и у Рины идут мурашки. Этот голос звучит, а вслед за ним неизвестный поднимает вверх свой автомат, делая несколько выстрелов в воздух, что заставляет оставшихся гостей дернуться на месте, заставляет громкие охи пробежаться среди вмиг образовавшейся тишины. Нет сомнений – этот парень её хозяин. Однако быть тихим он явно не собирается. — А чего же не позвал? Я обижен. Не просто пахнуть, весь кислород пропитан ей. И ядом, сочащимся от неизвестного. — Предателям здесь не место, — Чжун отвечает мгновенно, будто эта фраза сидела в его голове с той самой секунды, как взгляды их пересеклись. Как этот брюнет с молниями вместо глаз и чёрной дырой вместо души, заявился прямо к нему домой с шумом, своими людьми и оружием. — Так и я тоже предатель? — напускное удивление. — Ты всех, с кем поладить не сумел, предателями называешь? Грустно это слышать, — он печально вздыхает, но даже дураку понятно, что все это игра. И Рина уже все щеки изнутри искусала до боли, боясь даже думать о том, что будет, если эта игра неизвестному надоест. — А чего с тобой ладить? — на удивление, Чжун остаётся более-менее спокойным. Но остаётся таким среди всех только он и, кажется, незваного гостя это злит. — Мы все обговорили, Чонгук. Я отдам тебе то, что должен и на этом наше сотрудничество закончено, — отрезает. Тот, кого назвали Чонгуком, нервно двигает желваками – у Рины уже колени подкашиваются. Ей кажется, словно ещё секунда, и он выстрелит очередью в её отца. Ладони её потеют, голова почему-то становится слишком тяжелой, словно шея ту уже не держит. — Я устал ждать, — девушка видит, как Чонгук поглаживает указательным пальцем курок. Сердце не бьётся: лишь нервно сжимается и разжимается. — И поэтому вторгся сюда с оружием и людьми? — Пак щурится, быстро окидывая позади стоящих взглядом. — Выстрелы – показуха, все живы, — жмет плечами Чон, приподнимая свой автомат и поглаживая его второй рукой, словно преданного питомца. — А мои люди всего лишь немного попугали твоих людей. Ты слишком плохого обо мне мнения, — каждый раз смотрит на Чжуна так, будто в душу заглянуть пытается. Хотя, чего там разглядывать? — Я справедливого о тебе мнения, — сухо отрезает мужчина. Надо сказать: держится вполне достойно, учитывая, как сильно от него несёт страхом и нервозностью, запах которой заполонил лёгкие Рины. Дышать было очень трудно. И стало вдруг вовсе невозможно. Невозможно в тот самый момент, когда Чонгук, насмешливо улыбнувшись, вдруг повернул свой взор к столу, следом развернув и корпус, и взгляд его вдруг впился в вмиг сжавшуюся Рину, словно вылетела стрела, вонзившись девчонке куда-то под ребра. Сердце не бьётся: оно сжалось и разжиматься не собирается. Чонгук сощурился, видимо, слегка удивлённый, но уже в следующую секунду без стеснения провел взглядом вниз-вверх. Те жалкие секунды, пока он не смотрел в глаза, Рина успела почувствовать дикий страх, мерзко прилипший к спине. А Чонгук... Он, понимая, какая драма разворачивается на глазах десятков зрителей, всего лишь хотел с радостью продолжить быть её главным героем, повернувшись к столу в надежде найти там что-нибудь вкусное, чтобы продолжить увлекательный разговор со своей жертвой, но нашёл, кажется ещё одну. Рыжая красавица в зелёном платье, вжавшаяся руками в стол и смотрящая на него с видом затравленного волком зверька. Вот уж действительно кое-что вкусное! — Что это за прелесть? — после довольно долгого рассматривания захватившей его внимания фигуры, наконец спрашивает он громко, кивая в сторону девушки, оборачиваясь на Чжуна. — Дочурка твоя? — кренит голову вбок, видя, как бледнеет лицо бедной жертвы номер один и понимает, что угадал. — Её тоже выгонишь из дома ни с чем, когда она откажется заниматься той херней, что и ты, а? — он смотрит на Чжуна, смотрит так, как до этого не смотрел, а сам начинает медленно шагать в сторону стола, боковым зрением замечая, как дёргается рыжее пятно. Девчонка вжалась в стол, словно пытаясь слиться с ним. Стать единым целым. — Не смей трогать её! — с нарастающим отчаянием, с тревогой в голосе и паникой в глазах делает Чжун шаг вперёд, но Чон в тот же момент направляет на него автомат, а сам полностью обращает свое внимание на девушку, продолжая подходить ближе. И ближе. Рина лишь нервно сглатывает, когда он оказывается в шаге от неё. И смотрит в ответ. Взгляд её не выражает ничего и в то же время выражает слишком много, чтобы описать это одним словом. Страх? Слишком просто. — Я повторяю, Чжун-и, ты слишком плохого обо мне мнения, — Чонгук останавливается чуть рядом, сбоку, наклоняется вперёд, берет нарезку из тарелки, стоящей сразу за спиной Рины. В нос последней бросается запах мужского парфюма, заполняет и без того полные лёгкие. Парень неотрывно смотрит на девчонку, изучающе, вбирающе, в глаза, потом взглядом вниз-вверх, потом снова в глаза. И девушка понимает, какое слово бы подошло лучше: беспомощность. Парень отворачивается, и только в этот момент Рина наконец начинает дышать, жадно глотая воздух. Ноги ватные. Её никогда ещё так сильно не окутывал настоящий животных страх. Разве что только в том личном кошмаре. Но сейчас наяву происходит ещё один и, кажется, он собирается соревноваться в жестокости. — Уходи, Чонгук, мне не о чем разговаривать с таким, как ты, — видно, как встревожен Пак старший, то и дело кидающий обеспокоенные взгляды на Рину. Этот мерзавец непозволительно близко к его дочери! Чонгук не торопясь прожевывает, затем отходит лишь на шаг вперед, словно собираясь послушаться вопящего родителя, что боится за свое дитя, но уже в следующее мгновение парень резко направляет автомат назад, точно в лоб тихо пискнувшей девчонке, что моментально зажмурилась, ожидая погибели. Вне сомнений, этот кошмар – выигрывает. Невидимые шрамы от осколков на ладонях меркнут перед ощущением упирающегося в лоб оружия. Теперь ноги трясутся. Холодные и потные пальцы едва держатся за стол. Спину окатывает жар. Во рту очень сухо. Рина жмурит глаза до белых пятен и, чувствуя дуло, но не чувствуя собственного сердца, слышит этот голос: — Таким, как я? — Чонгук смотрит на вмиг побелевшего Чжуна. Да тот сейчас дух испустит в переживании за свою дочурку. Чон усмехается. — Знаешь, трудно не хотеть быть плохим, когда тебя таковым считают, — он переводит взгляд на Рину, и та, словно почувствовав, медленно раскрывает веки, тут же жалея об этом. Потому что глаза её неизбежно сталкиваются с его глазами, и девчонка видит в них лишь дикий азарт от происходящего. Она сглатывает и рвано дышит. Чонгук слегка смещает свой фокус: вслед за его глазами двигается и его вытянутая рука, держащая автомат. Дуло скользит вниз по виску, щеке, затем шее, чувствуя каждую пульсирующую артерию, дальше – по ключицам, в которые Чон даже каким-то голодным взором всматривается. Рина вдыхает и не выдыхает, когда парень опускается к небольшому вырезу платья, дуло тормозится о колье. В ушах звенит. Рина смотрит расфокусированно куда-то Чонгуку в ключицы, торчащие из расстегнутой сверху белой рубашки, и пытается оставаться в сознании, но этот дьявол все делает для того, чтобы заставить её рехнуться окончательно. — На меня смотри. Приказ. Рина ненавидит приказы. Таким придуркам, как он, она обычно плюёт в лицо и показывает средний палец. Но сейчас... Сейчас не остаётся ничего, кроме того, как послушаться, и Рина через силу поднимает глаза. Они снова смотрят друг на друга, снова внутри Пак младшей взрывается бомба, высыхает море, рождается ураган. — Твой брат правильно сделал, когда сбежал от этой сволочи, — каждое слово этого демона отдается в голове. Чонгук немного смягчает напряжение между ними двумя и снова поворачивается на Чжуна. — Сволочи, которая многое у меня в свое время отняла, — заряжает автомат. — Может, настал мой черед? — Нет! — отчаяние в вытянутой вперёд ладони. — Она ни в чем не виновата! Чонгук, я отдам тебе твою долю вдвойне, — голосом проигравшего звучит Пак Чжун, словно склоняя голову перед ужасным чудовищем, которое не смог победить даже своей стойкостью. Чонгук хитро улыбается. — Втройне, — поправляет он мужчину после паузы. — У тебя ровно сутки, Чжуни, — почти по слогам и громко, дабы точно услышал. Не встретив даже эмоции сопротивления на бледном лице именинника, Чонгук победно кивает и опускает автомат, который до этого чувствовал каждый редкий вздох девушки. Не удержавшись, Чон взглянул на нее ещё раз. Чертовы рыжие локоны бьют по глазам, но это – самая сладкая и приятная боль из всех существующих. — Прости, красавица, пришлось попугать, — он подмигивает, словно ничего страшного не произошло и, смерив ещё и Пака старшего быстрым взором напоследок, разворачивается и идёт в сторону своих людей. Однако, даже повернувшись к жертвам спиной, держит их в напряжении, дёргая автоматом назад, когда его дуло на секунду наставляется на Чжуна. — Сутки, Чжун-и, — перед самым уходом напоминает. — И ещё раз с днем рождения, — резко поднимает оружие вверх и делает несколько оглушающих выстрелов подряд, вновь заставляющих людей дернуться. Только когда спина дьявола скрывается за углом дома, только когда люди его, напоследок попугав ещё гостей, скрываются вслед за своим предводителем, очевидно, собираясь поехать обратно в Ад, только когда слышится визг колёс и машины выезжают с территории дома Паков, только тогда Рина наконец выдыхает, хватаясь за сердце в надежде ощутить его стук и ничего не понимающими глазами смотрит на отца. Запах опасности витает в воздухе ещё долго, оседая в лёгких.