Лето`12 го
Глушь Калифорнии
Иногда люди перманентно неспособны понять что-то, с чем они лично никогда не сталкивались. Стайлз только к семнадцати годам нашел в себе мужество смириться с этим фактом. Люди, дошло до Стайлза, никогда до конца не поверят ему. Почему? Все просто. Он говорит с мертвыми. Говорит, видит и чувствует их. И за свои семнадцать Стайлз не встретил еще ни одного фрика, который бы мог так же. Как так вышло? Тайна, покрытая мраком. Стайлз так и не смог выпытать ответы об этом у мертвых — призраки крайне избирательные и не раскрывают всех карт, увы. Единственное, что Стайлз смог узнать от мертвых наверняка, так это то, что, если призраки говорят с тобой, то они определенно посчитали тебя достойным слушателем. Иначе они не замечали бы тебя так же, как ты их. Что ж, хотя бы в чем-то он хорош, хотя бы для кого-то… Если говорить о том, когда это началось, то сколько себя Стайлз помнит, он всегда был таким, ну, странненьким. И описывая себя сейчас, он запросто может причислить себя к тем не вклинивающимся ни в одну компанию ребятам, предпочитающим сидеть за последней партой и рисовать в тетрадке в одиночестве. Но, в отличие от таких причудливых изгоев, вечно опустивших взгляд вниз и сосредоточенных на самих себе, он вовсе не закрыт в себе и очень даже рад оглянуться вокруг. Он любопытен и любит посмотреть на вещи под иными углами. Зачастую он, бывает, даже слишком рьяно ищет такие наклоны, под которыми никто еще бы не додумался взглянуть. Просто знает, что в мире есть намного больше скрытого от глаз, чем готовы принять люди, и ему не терпится все это найти. А как не хотеть-то?.. Не все тайны хотят быть раскрытыми. Но Стайлз тайноискатель. Просто так мириться с проигрышем он не собирается. Он докопается до сути и найдет то, чего не смогли найти другие, даже если это будет стоить ему сна, отдыха, нервов, а, возможно, однажды и жизни. Да, рискованно. Иногда. Но иначе какой смысл? Только приключения и тайны спасают его от внутренней пустоты и смерти из-за скуки… Стайлз любит фотографировать, он говорил? Однажды фотографирование самостоятельно ворвалось в его жизнь и решило остаться. Но хотя это новое хобби появилось внезапно, оно легко и быстро стало частью Стайлза и подошло к нему, как кусочек пазла. Казалось, что это было вытекающим из его натуры — заключать в ловушки все, что покажется ему важным и интересным. Заполучив в руки свой первый фотоаппарат, он стал ловить в объектив камеры все, что только мог. Но не он сам купил себе фотик. Вообще-то это был его отец, Ноа, кто подарил ему старенький пленочный фотоаппарат на четырнадцатилетие; Ноа сказал, что заглядывал в антикварную лавку по случаю кражи, а пока ждал помощника, который должен был привезти забывчивому ему нужный бланк, то побродил по лавке и случайным образом приметил эту древность. Старая камера, сказал во время дарения Ноа, словно смотрела на него из-за прилавка, шепча ему «забери меня». Стайлз знал, что даже в этом могло быть что-то незримое, какая-то связь, или же знак от высших сил. Но так как камера была уже у него, а желание мертвых (если оно вообще присутствовало), таким образом было исполнено, то он ничего не нашел, когда пришел позже в ту лавку с допросом и лупой. Типа, настоящей лупой. В то время он всюду с собой таскал увеличительное стекло, как Шерлок, поскольку ему безумно нравилось, как обычное стеклышко с пластмассовой ручкой легко все искажает и обнаруживает. И если все это могло стекло, то, получается, мог тогда и он. Он-то поумнее стекла будет. Наверное… Вообще-то, точно умнее! Он проходил тест IQ, и… — Стайлз? Что ты там опять высматриваешь? — Ворчливый голос Ноа прозвучал с горячей пустой дороги. Стайлз с Ноа были в семейной поездке. Они ехали к Надин, их скучающей бабуле, у которой сломался забор на ранчо, чтобы починить его, а заодно повидаться с ней. Повидаться, а после забыть ее еще на полгода или дольше… Почему-то так сложилось, что ни с одними родственниками Ноа или Стайлз не могли найти общий язык. С родственниками (которых у них, к слову, не так уж много), они всё время ругались и ссорились, не давая друг другу сосуществовать мирно. Еще когда Клаудия была жива, она вместе с Ноа переехала в дом подальше от родных, чтобы их реже видеть. А когда Клаудия умерла, оставшийся дуэт Стилински, состоявший из Ноа и Стайлза, и вовсе мигрировал от родственников настолько далеко, в другой округ, что Ноа и Стайлз физически больше не могут встречаться с семьей чаще, чем раз или два в год. Слишком долгое и затратное это дело. И потому, что подобные семейные встречи стали так редки уже так давно, Ноа в этот раз ее очень ждал. Он соскучился по своей немолодеющей маме и думал, что через день-два ее увидит. Но что в итоге? Чертова машина сломалась! Прямо посреди дороги ни с того ни с сего, ехала и перестала! Мистика, сказал бы кто-то. Стайлз бы только кивнул. Так и есть. Знаки, не иначе. Но есть за этим что-то еще. Ведь мистика не пустое слово, а обозначение какого-то очень даже точного явления. А у всякого явления есть причина и цель. Нет, ну а какой смысл чему-то необычному случаться просто так? Даже ветер для чего-то дует. И такие вещи должны случаться для чего-то. В этом обязан быть смысл. — Интересно, в чем дело на этот раз? — пробормотал Стайлз. Прищурившись одним глазом, Стайлз поднес «Полароид» к лицу и направил объектив к желтому полю пшеницы, собираясь запечатлеть пейзаж. Солнце садилось за горизонт. Еще немного и стало бы темно и холодно. Машина, судя по пыхтению и ругательствам Ноа, изолентой по-старинке уже не чинилась. И перспективы остаться ночевать под открытым небом с уменьшающимися остатками еды и воды, а еще с совсем закончившейся туалетной бумагой уже не казались Стайлзу такими забавными. Стайлз не был дитем природы. От слова совсем. Справлять нужду в кустики он не любил. Да и его отец тоже. Слишком они привыкли с ним к благам цивилизации. — Стайлз! А ну иди обратно! Не хватало мне тебя потерять… Ноа захлопнул голубой капот и стрельнул взглядом в сына, который уходил с камерой наперевес все дальше от машины. Из-за посаженного зрения Ноа только и видел красное пятно, толстовку сына, на желто-зеленом фоне. Моргни — и, кажется, Стайлз вот-вот исчезнет. — Обратно, Стайлз! — вновь послышался голос Ноа. — Или я надену на тебя поводок. Я не шучу. Стайлз вздохнул. — Боже… Ладно, я возвращаюсь!.. Только не используй меня для реализации своих неудовлетворенных сексуальных фетишей… — Что ты там бурчишь? Говори громче, если хочешь, чтобы я тебя услышал! — Ничего, пап! — отмахнулся Стайлз и снова сделал свой голос тише: — …Я просто молюсь Богу, чтобы он даровал мне еще немного терпения, и я смог бы дожить до завтрашнего дня без лопнувшей аневризмы. Аминь. Стайлз вернулся к машине и кисло взглянул на нее. Но уже не так по-подростковому и уныло, как в четырнадцать. С годами взгляды Стайлза на вещи начали становиться все более примирительными и сдержанными. Что говорит о том, что, может, медленнее, чем другие, но Стайлз все-таки растет, и что он не собирается остаться ребенком навечно, как запугивала его родителей та противная тетка из детского центра. Он меняется. Например, он перестал смотреть мультики, чего, честно признаться, он думал, никогда уже не случится, и вместо этого стал изучать больше новых жанров порно, а почему нет? И вместо того, чтобы доставать взрослых вопросами он начал пользоваться «Википедией» и «Гуглом», что вообще-то даже быстрее и удобнее. Одна детская мечта Стайлза отлетала за другой. Иллюзии рушились. Но это было хорошо, поскольку Стайлз заметил, что за всей этой яркой аппликацией внутри него, оказывается, кроется что-то крутое и мощное. Иногда Стайлз даже спешил с тем, чтобы насильно сорвать цветастый ненужный кусок с этой классной скрывающейся под низом картинки. Но тогда было больно. Да и клейкой ленты много оставалось от спешки. Поэтому Стайлз свыкся, что слишком быстро вырасти и возмужать у него не выйдет и просто мудро ждал в темноте и одиночестве своего заветного часа, чтобы по-настоящему засветить, подобно северному сиянию, когда станет темно… Но, да, озвучь он свои мысли отцу, тот сказал бы, что все это глупость, и что на самом деле он просто тот вредный проказник-кот, который собирается помочиться на свежее постельное белье и потому засел в шкафу, чтобы выждать подходящий момент… Что будет тоже не далеко от правды. Он также озорник. Но это вряд ли пройдет с годами. — Никак? — спросил Стайлз, уже зная ответ. — Не понимаю, — вздохнул Ноа, — в чем проблема этого чертова джипа? Все на своих местах. Все работает. А эта дура взяла и уперлась, как ослиха, и сдвигаться ни на сантиметр не хочет! И что теперь делать? Уже темнеет. Стайлз уселся на капот машины и подпер подбородок кулаками, взгляд Стайлза переместился на пустую дорогу. То, что машина вдруг сломалась, и они опоздают к бабушке, пробыв у нее меньше, чем хотели, конечно же, очень грустно… да… Но какое же место, в котором они застряли, все же живописное и нагретое солнцем. Стайлз закрыл глаза. Тепло летнего дня еще ощущалось в воздухе пылью на асфальте, пыльцой цветов и запахом земли, смешанной с навозом. Где-то далеко было слышно чириканье маленьких птиц, летающих свободно по небу, и голоса людей, ведущих неспешный хозяйственный диалог. Стоп. Голоса??? — Ты слышал? — Стайлз встрепенулся. Ноа нахмурился. Он был занят тем, что доставал из машины телефон. — Снова ты? — буркнул он. — Закругляйся, Стайлз. Ты же знаешь, что я не люблю твои эти штучки. «Этими штучками» Ноа называл все странности Стайлза, которые бы были только его странностями… А если точнее, то есть дети, как дети, а есть Стайлз, который начал вести себя чудаковато еще тогда, когда не научился разговаривать и сидеть без чьей-либо помощи. Клаудия, мать Стайлза, первая это подметила. «Стайлз будто видит в комнате кого-то еще», — сказала она Ноа одним вечером. Ноа, хотел или нет, позже тоже это заметил. Стайлз мог засмеяться младенцем вдруг или же заплакать, будто кто-то намеренно его смешил или пугал. И хотя родители Стайлза не видели ничего особенного в пространстве, подобные выходки сына пугали их, заставляя иногда задумываться, а точно ли там ничего нет… Жить так было невозможно, и, пытаясь понять, что происходит, сперва Клаудия обратилась к детскому психологу, а потом к неврологу, но кроме СДВГ никто у Стайлза ничего ненормального не нашел. Тогда Клаудия пошла по гадалкам и различным эзотерикам, которые, считал Ноа, просто-напросто шарлатаны. Ноа не верил ни им, ни тому, что его сын может быть таким же, как они. И даже тогда, когда Стайлз стал говорить понятными словами о том, что он видит и чувствует, Ноа все равно не верил в это — и не верит до сих пор. Потому что он не видел, не слышал, не сталкивался. Как поверить в то, что просто на чужих словах?.. Людям всегда нужны доказательства. И, может, потому, что людям они нужны, чтобы уверовать, Стайлз так жаждал когда-нибудь получить доказательство того, что он не сумасшедший. Все, что он чувствует, это правда. Точка. Он не шизик. Проблема не в нем. Возможно, когда-нибудь его отец соизволит это понять и примет его сторону. Какое-нибудь доказательство, конечно, ускорило бы этот затянувшийся процесс. — Нет, послушай, пап. — Стайлз слез с машины и прислушался. Голоса становились громче. Стайлз даже разбирал отдельные слова. Ноа вздохнул, взяв телефон. Увидев, что тот разрядился, Ноа вылез из машины и посмотрел на Стайлза, чтобы сказать ему проверить свой сотовый, но увидел идущих вдоль дороги пожилую женщину и молодого высокого парня. Ноа встретился с людьми взглядом. Они приветственно ему махнули, и приятная седовласая женщина крикнула: — Вам нужна помощь? Стайлз повернулся на звук, понимая, что голоса, которые он принял за призрачные, это всего лишь голоса живых. Грустно вздохнув, Стайлз помрачнело припарковался возле отца. Не сегодня, так не сегодня. — Здравствуйте, — поздоровался Ноа, когда пожилая женщина и парень подошли. — Да, помощь бы не помешала. — Ох, что случилось? — Мы с моим сыном ехали по шоссе, когда что-то будто взорвалось под капотом. Потом машина просто перестала ехать, заглохла и теперь не заводится. Я не соображу, в чем дело. Может, ваш сын взглянет? Взгляд со стороны мог бы помочь. — Это мой внук, а не сын, — ответила женщина, у которой на голове лощеные седые волосы были завязаны в высокий пучок, а на миниатюрных обгорелых плечах лежал цветастый платок. — Айзек не разбирается в механике, — ее взгляд скользнул к притихшему внуку, — да и вообще во всем этом деле. Он у меня не технарь. Но в городе есть мастерская. Закрыта, правда, уже. Вы могли бы завтра прогуляться до туда. Может, мастер забрал бы вашу машину и глянул, что да как. Да, Айзек? Подросток немногословно кивнул. Ноа сморщился. Он надеялся, что чудо все-таки случится, машина заведется, и они поедут дальше до мотеля, в котором хотели остановиться. Но все планы рушились. БАМ! Страйк! И нужно было что-то решать. Например, где остановиться на ночь, если до мотеля они не доехали и застряли неизвестно где в поле. — Да, наверное, так и придется сделать, — согласился Ноа, скользя по Айзеку, как его представила женщина, взглядом. — Вы не подскажите, есть ли в городе отель или что-то такое? Женщина весело усмехнулась. — Нееет, что ты. У нас отелей никогда не было. Гости не частое явление для Бейкон Хиллс. Я удивлена, что вы вообще здесь оказались. Мало кто пользуется 73-им шоссе, все уже объезжают по новому… Слушайте, если вам негде заночевать, то останьтесь у нас! У нас свой дом, здесь, недалеко. Места немного, но я думаю всяко лучше, чем спать на сидениях. Верно, Айзек? Айзек глянул на свою бабушку с немым отрицанием. «Неееет, подумай, нам не нужно черти кого с дороги, бабуль», — читалось в его взгляде. Стайлз язвительно хмыкнул. Честно? Он тоже не горел желанием спать в чужом доме. У Стайлза и людей в прошлом часто возникали, так сказать, недопонимания из-за его мистической одаренности да и просто сложного характера. И так как приходить к компромиссу никогда не получалось, как и в случае с Ноа, Стайлз просто привык избегать всех, кого мог. Одному даже лучше. Как-то спокойнее и свободнее. Никто не говорит обидных слов, не бросает косых взглядов, не пытается тебя подмять под себя. Делай, что хочешь. Разве не красота? Хотя от одного или двух друзей Стайлз, может, все же бы не отказался, ну, когда-нибудь, в перспективе. Просто, чтобы хотя бы иногда смотреть вместе с кем-то фильмы и иметь человека, с кем можно было бы обсудить всякие там свои штучки. Смотреть фильмы одному уже стало смертельно скучно. А обсуждать все подряд с самим собой или с тупыми людьми-троллями на форумах ему надоело и того сильнее — но не то чтобы Стайлз был готов признаться в этом вслух. — Не знаю, как я могу вас отблагодарить, — вежливо отозвался Ноа. — У нас не много денег, но… — Не нужно, — отмахнулась женщина. — Просто считайте это актом доброты. Да и нам пойдут на пользу гости. Мы редко общаемся с теми, кого еще не знаем. Будет свежим глотком воздуха. Да, Айзек? Женщина напористо взглянула на нелюдимого Айзека, провоцируя его сказать хоть что-нибудь, но тот упрямо ответил опять недоступным игнором. Своей странноватой закрытостью парень привлек внимание Стайлза. Желая разгадать Айзека, как загадку или открыть его, как сейф, Стайлз застрял взглядом на Айзеке и что-то заметил… ауру. Ершистую и предостерегающую. Словно распирающую. Необычное ощущение. Новое. Шестое чувство закричало Стайлзу, что Айзек не такой простой деревенский парень, каким может показаться. Что-то было в Айзеке притягивающее взор искателя. Мозг Стайлза загудел, анализируя детали… Сельский парень из глубинки, живущий с такой доброй бабулей, разве не должен быть простым и открытым, а не немым и нелюдимым? Откуда такая дикость и пассивная агрессия? Что за презренный, колкий взгляд? Может они с бабулей каннибалы, питающиеся людьми с дороги вроде них? (Да, Стайлз переслушал тру-крайм подкастов). Или черт его знает. Но тут явно где-то нечисто. Надо это зафиксировать. Стайлз сделал шаг назад и тихонько поднял камеру, сфотографировав Айзека вместе с его бабушкой. Затвор камеры шумно щелкнул. И громко из-под печати вылез полароидный снимок. Женщина не обратила на это большого внимания, она только мило улыбнулась. Но Айзек же посмотрел на Стайлза опасным, раздраженным взглядом. В ответ Стайлз вызывающе хмыкнул, внутренне радуясь, что привлек внимание того, кто зацепил его внимание, и потряс снимком в руке. Да-да, ты замечен, мистер Колкий! От Стайлза не уйдешь! Можешь не надеяться на сытный ужин… Не останавливаясь на достигнутом, Стайлз решил попробовать еще сильнее выбесить молчуна и отвернулся от него, делая вид, словно ему нет до него никакого дела… Судя по ощущению холодка за спиной, это сработало. Когда Стайлз зашел за машину, то услышал, как Ноа снова заговорил с женщиной об автомастерской. Мысли Стайлза чуть замедлились, и он переключился с жуткого молчуна на их с отцом проблему, думая вот о чем… Машина сломалась, хотя Ноа проверял ее перед отъездом вдоль и поперек и ответственно починил все, что барахлило. Что именно вышло из строя Ноа так и не понял, изучив все под капотом, а потому возникает вопрос — а сломалось ли вообще что-то, или это паранормальщина? А еще ближайшая ремонтная автомастерская уже закрыта до завтрашнего дня, так что им придется остаться в этом городе-призраке как минимум на ночь, потому что в городе нет мотелей и отелей. И, ладно, для такой глуши это не странность… Но машина ведь сломалась не где бы там, раньше или позже, а именно здесь, прямо при въезде в Бейкон Хиллс, недалеко от дома этих людей, которые, в свою очередь, решили пойти по этой дороге именно этим вечером… Как-то слишком много совпадений и странностей. Так не бывает. Не у обычных смертных. Стайлз не мог перестать думать о том, что Бейкон Хиллс вцепился в него зубами, как в спасательный круг, крича о помощи. Или же… желая что-то ему сказать? Но что этот городок может хотеть ему передать? Что может быть такого важного в этом обыкновенном месте? Остается только узнать это!!! Воодушевившись, Стайлз не глядючи сунул в карман кофты фотокарточку, которая проявилась секундой ранее… Взгляни Стайлз на снимок перед отправкой его в карман, он увидел бы два горящих фонаря вместо глаз Айзека. Не будь увлечен новым спором с отцом, Стайлз почувствовал бы, как чьи-то ловкие пальцы вытащили из его кармана компрометирующую фотографию. Не будь Стайлз таким непостоянным и рассеянным, он не забыл бы напрочь о фото… Ну, точно не сегодня.***
Когда они шли через поле к дому людей, пригласивших их переночевать у себя, то масленый солнечный диск уже активно сливался с горизонтом и частично за ним исчез. Но хотя наступил вечер, духота и зной дня не ушли, а, казалось, стали даже сильнее из-за того, что закончился ветер, и того, что нагретая за день земля превратилась в теплоотдающую плиту. Жарко и безветренно. Ужасно, одним словом. Словно ад пробрался на Землю. Стайлз стащил с себя красную толстовку и затолкал ее в рюкзак, который он прихватил вместе с некоторыми вещами из машины. Но раздевание не помогло спастись от потной вонючей участи. Под подмышками у Стайлза все равно неприятно хлюпало, а с виска все равно скатывалась юродивая капелька. Стайлз вытирал пот кистью руки, а через пару секунд капелька на виске возрождалась вновь. И как же в тот момент Стайлз мечтал просто упасть в озеро или в речку, чтобы промокнуть насквозь и остыть. Жар из приятной неги все быстрее превращался в надоедливую гулкую боль. И Стайлз слишком измотался, чтобы продолжать оставаться терпеливым. У него попросту не осталось на это терпения и сил. — А вот и наш дом! Вон там, перед густым лесом, стоит наш одинокий белый гном… — сказала женщина, которую, как Стайлз расслышал, звали Стейси, Стейси Грувер. Это безобидное имя, на вкус Стайлза, подходило ее светлому, слегка глуповатому и доброму образу вполне. — В доме всего две комнаты, — продолжила бабуля Стейси, — одна моя, другая Айзека. Но есть еще гостиная. Хотя она небольшая, да и диван там не раскладывается. Я подумала, может, ты, Ноа, займешь диван, а Стайлз поспит в комнате Айзека? Раньше Айзек делил комнату с сестрой. Там осталась ее кровать. На той кровати больше никто не спит, и Стайлзу это должно подойти. — Мальчики? — уставший Ноа в потной голубой рубашке, светлых джинсах и с машинным маслом на щеке обернулся на ходу через плечо, чтобы взглянуть на плетущихся недалеко позади детей. Стайлз не отреагировал. Идя по дороге без сантиметра асфальта, Стайлз ощущал, как пыль облепила все его пальцы ног внутри кроссовок, и как маленькие камушки, чудом угодившие внутрь, царапают его пятки мучительно неприятным образом. Учитывая жару, усталость, жажду и желание воспользоваться уборной, этот дискомфорт раздражал Стайлза сильнее, чем ему хотелось бы, и не позволял удерживать концентрацию. Айзек двигался по противоположной стороне дороги, все так же молчаливо, как и ранее, и судя по его выражению лица, ощущал он себя не лучше. Стайлз мог бы завязать с Айзеком разговор и попытаться отвлечься от своих страданий на беседу — как сделали их опекуны, которые почти что соприкасались плечами и не прекращали болтать весь путь, — но он настырно не хотел делать этого первого к сближению шага. Идея, что в чем-то есть подвох, не покидала разум Стайлза, как и мысль, что глупо сдруживаться с тем, кто потенциально может оказаться убийцей или каким-нибудь еще страшным зверем в маске… Другое, что занимало ум Стайлза во время прогулки, было удивлением тому, как Ноа так быстро нашел общей язык с бабулей Стейси. Обычно его отец нелюдимый, ворчливый и сдержанный, он больше делает, чем говорит, а тут только языком почесать и рад. Стайлз не узнавал Ноа. На его отца словно наложили чары, из-за которых он перестал хмуриться и по-стариковски бухтеть, но начал улыбаться и расправил плечи как птица перед полетом… Еще одна маленькая странность в копилку… А может ли бабушка Стейси быть какой-нибудь лесной ведьмой, охмурившей Ноа, на самом деле? Или, может, в этом городе со всеми становится что-то не так, поэтому здесь так мало жителей? Вдруг этот город такой пустынный и одинокий, потому что он типа зоны-51, где много странного происходит, но никто про это не слышит? Может ли быть проблема в месте, а не в людях? Столько вопросов. Нисколько ответов. Муки Стайлза становятся сильнее. Камушек в кроссовке проскальзывает от пятки к носку и больно врезается меж пальцев ног. — Мальчики! — теряя самообладание, повторил свой зов Ноа. — Что?.. — спросил Стайлз с некоторой заминкой, когда понял, что Айзек будет молчать до последнего. Стайлза и бесило, и напрягало, что он так ни разу и не услышал голос Айзека и, если честно, он уже было подумывал, что тот немой или глухой, и что проблема в этом. — Айзек поделится с тобой комнатой? — спросил Ноа. Бедный Айзек, подумал Стайлз, закатив глаза. Парень наверняка так сильно мечтал пригласить в свою комнату ночевать какого-то чужого пацана с улицы… — Ты меня спрашиваешь? — язвительно фыркнул Стайлз. — Спроси лучше его! — Стайлз поднял руку, указывая на высокого кучерявого парня. Так как Айзек никак не отреагировал, Стайлз пошел в наступление и впервые отважился спросить молчуна напрямую: — Айзек? Как ты на это смотришь, чувак? Стайлз посмотрел прямо на него. Айзек промолчал, он словно не услышал. Но Стайлз заметил по скользнувшему в сторону взгляду Айзека и его изменившемуся лицу, что тот все же слышит. Не глухой, значит. Притворяется. Засранец. Ноа отвернулся обратно к бабушке Айзека, продолжив с ней разговор. Стайлз вздохнул, закусив изнутри щеку. Засранец притворяется. Ясно. Но зачем ему притворяться? Через мгновение Стайлз косо посмотрел на Айзека с лисьим прищуром и почти шепотом спросил: — Ты немой? В ответ на вопрос Айзек посмотрел на него раздраженным взглядом и отвернулся, закатив глаза. Гад! Через пару шагов Айзек ускорился и догнал свою бабушку, продолжая идти с ней на одном уровне и оставив Стайлза. Буравя затылок Айзека, Стайлз пробурчал: — Или просто зажатый донельзя социофоб? Не желая идти один, Стайлз догнал отца.***
Наконец они дошли до дома, поднялись по пыльным ступенькам и втекли внутрь, как овечки в загон. В окнах белого, как крыло мотылька, дома зажегся свет. Бабушка Стейси сразу же ушла на кухню, чтобы выставить на всех ужин, а Ноа предложил ей помочь. Айзек ушел наверх в свою комнату, чему Стайлз, честно говоря, был рад, потому что неловкого недообщения Стайлзу на сегодня уже хватило, как и этого бесячего лица. Стайлзу было комфортно и привычно остаться в тени, в скромном одиночестве. Он сел на потрепанном коричневом диване в гостиной, которая действительно была маленькой, как и говорила Стейси. Немного подумав, Стайлз поднялся и выключил в гостиной свет, погрузив себя во тьму. Это было расслабляюще. Стайлз любил укромную темноту. Иногда. В такие дни, как этот. Дело в том, что в темноте он лучше понимает себя и четче чувствует послания мертвых. А в этом доме мертвые точно есть, Стайлз понял это с порога, тем же образом, каким он понял, что Бейкон Хиллс — это большая загадка. Может быть в этом городе просто полно мертвых, потому он себя так странно здесь ощущает, все время наготове, в напряжении, в покалывании? Но, правда, обычно только те мертвые, которым что-то нужно, вступают в диалог. И хотя Стайлз чувствовал спрятавшихся призраков по углам, ощущал незримых гостей вокруг дома по кустам, пока что он не столкнулся с той тенью, которой бы было что-то срочно от него нужно… Но это только вопрос времени, подсказывала ему интуиция. Что-то должно позвать его. Найти его. Не зря же все это так произошло. Не зря же что-то привело его сюда.***
Когда пришло время ужинать, Бабушка Стейси накрыла на кухне на стол и позвала Айзека и Стайлза. Стайлз оказался на кухне первым, потому что был ближе и желал заиметь выбор, где сесть, а не оказаться его лишенным в случае, если после Айзека остался бы только один стул. Быть загнанным в ловушку неприятное чувство. И сидеть, где придется, а не где захочется, вообще мрак. Из-за того, что все время витал в облаках и отвлекался на сторонние разговоры, в начальной школе Стайлза вечно насильно сажали перед учительским столом. И как же это было некомфортно, сидеть впереди всех, быть заключенным строгим преподавательским взглядом, не видеть весь класс, а потому не понимать всю ситуацию на уроке и вечно ощущать глаза на затылке. К счастью, те страдания осталась далеко позади. Скоро позади останется и школа, всего через два года. Стайлз ждет заветного дня, когда сдаст все экзамены и вспорхнет из гнезда, в котором засиделся. Он еще точно не знает, куда будет двигаться дальше, но ему усердно видится, что когда он станет полностью вольной птицей, то быстро найдет свое место в мире, перестанет просто болтаться, как сейчас, посреди пустоты, не зная что делает и зачем. Эх. Но прежде, чем все это прекрасное случится, он будет снова подставлять своей бабушке щеки, когда она будет говорить ему, что он так похудел. Бедные его щеки, которых даже почти нет. — Вкусно пахнет, — заметил Стайлз, когда уселся возле отца. Казалось, что Ноа знает предпочтения сына и специально занял ему угловое место возле себя. После Ноа было еще одно пустое место во главе стола. А после, напротив Ноа, уселась Стейси, чьи сухие волосы немного растрепались, и чье лицо казалось бледнее и старше в таком ужасном освещении. На кухне болталось только две тускловатые лампочки. И света они давали мало. За холодильником была тень, и в углу кухни тоже. Стайлз косо глянул в те стороны, но казалось, что кухню призраки не любили. На кухне у Стайлза не возникало никакого предчувствия. Все, что у него здесь возникало, так это урчание в пустом животе. Последний раз он ел фисташки еще утром. И, кажется, батончик с арахисом. Айзек вошел на кухню и сел на последний пустой старенький стул напротив Стайлза. Бабушка Стейси вела разговор с Ноа и не обратила на внука внимания. Но Стайлз послал парню молчаливый неоднозначный импульс, который Айзек проигнорировал и просто активно и ловко стал накладывать себе в глубокую тарелку картофель с мясом. Почему-то Стайлзу казалось, что Айзек куда-то спешит. Может, хотел быстрее поесть, чтобы уйти и всех их не видеть? Ну, Стайлз тогда мог его понять. Обычно он делал также на семейных застольях, или же в школьной столовой, или же… да вообще-то всегда так и делал, быстрее пытался улизнуть от людей, которые или игнорировали его, или же пытались «починить». И это, наверное, не самое лучшее, что есть в его жизни. Но он не жалуется. В тишине свои умные мысли слышно громче. — Знаешь, Ноа, у меня есть бутылка вина, — услышал Стайлз, который опустил взгляд в тарелку. Но это заставило его поднять свой взгляд обратно. Стейси и алкоголь? Ха! А ангелы не ангелы, парень, да? Стейси встала из-за стола и двинулась в сторону ящиков из светлого потресканного дерева, вытирая руки о свой фартук, прежде чем открыть дверцу и наклониться, чтобы вытащить из темного нутра высокую винную бутылку. Стайлз косо заметил внутри ящика и другие склянки. — Может, не стоит? — спросил Айзек гулко. И Стайлз сначала подумал, что услышал мертвого. А потом до него дошло. — Вау, ты умеешь говорить? — не сдержался Стайлз. Айзек хмуро на него посмотрел и после перевел немного встревоженный взгляд обратно на бабушку, которая казалась слишком веселой и беззаботной, чтобы обратить внимание на сторонние нечленораздельные шумы. Когда Бабушка Стейси выдвинулась из-за стола второй раз, уже за штопором, Айзек громко вздохнул, подпер голову кулаком и прилег на стол, тем самым став ближе к Стайлзу и дальше от Стейси. Оказавшись носом в сантиметрах тридцати от кучеряшек парня, Стайлз уловил приятный тихий аромат пихты, мха, сухой земли и шерсти. От Айзека пахло прямо-таки лесом и щенками. Так спокойно. Стейси весело что-то громко сказала, а потом рассмеялась, когда Ноа ей ответил. Темное вино полилось в кружку Стейси и в другую кружку Ноа. И Стейси сделала достаточно долгий глоток, после чего о чем-то вспомнила и продолжила свой яркий рассказ. Стайлз совсем не понимал сути разговора, поэтому даже не слушал. Ему было это также интересно, как пятно на сидушке унитаза, то есть, никак. Есть и есть. Главное, что не мешает. — Ну, вот, теперь опять начнется, — вздохнул Айзек тихо, но Стайлз его услышал. И на локтях чуть наклонился ближе, спросив: — Что начнется? Айзек нехотя ответил: — Веселье. — Веселье это разве плохо? — усмехнулся Стайлз. Но через минут десять или чуть больше, когда доел еду и просто сидел за столом от нечего делать, как и Айзек, который все время просто смотрел через окно на поле, Стайлз понял, что имел ввиду Айзек. Есть несколько типов пьяных женских превращений. Стайлз не знал их все. Но с типом Стейси уже встречался на чьем-то детском дне рождения, где пить слишком много было стыдно, но немного в самый раз, и где одна из матерей напилась парой бокалов и устроила свои безудержные, как ей казалось, крайне веселые игры. И может для кого-то они и были веселыми. Но Стайлзу было больше стыдно. И примерно тоже самое началось и теперь. Стейси вышла из-за стола и пошла включить музыку на музыкальном канале громче, не смотря на то, что была уже ранняя ночь. Потом она немедленно захотела заиметь веселый настрой от всех других присутствующих. И стала вытягивать всех из-за стола. Ноа долго тянуть не пришлось, потому что, как Стайлз заметил, отцу все даже нравилось, пить он любил, танцевать с женщинами вроде тоже. Но Стайлз не мог себя представить танцующим на ковре два метра на метр ни при каких обстоятельствах. Он танцы вообще не понимал. Особенно домашние. Что это за ужас такой? — Давай, Айзек, — после Ноа очередь дошла до бедного Айзека, который проморгал время и не улизнул вовремя из-за стола. — Пошли, не упрямься! Раньше тебе нравилось танцевать, я знаю… — Раньше мне было девять, — пробурчал Айзек и вцепился в стол крепкой хваткой. Стайлза удивило, как легко тот оставался на месте, и как Стейси не могла поднять внука, хотя Айзек и был щуплым. Наверное, рост все решает. Можно выглядеть как дрыщь, но из-за роста весить все восемьдесят. — Ха, возраст ничего не значит, — отмахнулась Стейси, расшатывая Айзека на стуле, а заодно расшатывая, судя по его лицу, и его нервы. И хотя это было веселой домашней картиной, от которой Стайлз не мог перестать улыбаться, ему стало жаль бедного Айзека, на чьем месте он хорошо мог себя представить. И видя, что сам Айзек явно не справляется с тем, чтобы сказать уверенное «нет», Стайлз решил немного помочь и позвал: — Стейси, может, вы отпустите Айзека и он проводит меня в комнату? Мы с моим папой весь день провели в машине. И у меня разболелась голова, если честно. Я думаю пойти спать. Если вы не против. Стейси, чьи маленькие ладони лежали на угловатых плечах Айзека, посмотрела на Стайлза и вздохнула: — О, конечно! Я совсем забыла, что вы были в дороге, — она взглянула в гостинную, где Ноа уселся на диване и было видно лишь его макушку, торчащую из-за диванной спинки, — и, должно быть, вымотались, еще с этой поломкой вашего джипа. Ладно, думаю, тогда мы можем потанцевать в следующий раз. Да, Айзек? Айзек вяло кивнул и встал из-за стола. — Спасибо, Стайлз, — сказал он на пути к лестнице наверх. И в этом спасибо читалось маленькое облегчение и успокоение.***
Айзек провел очень короткую экскурсию Стайлзу по дому, показал на ванную, на комнату, а потом, не заходя сам в свою спальню, ушел в ванную, где закрылся. Стайлз шмыгнул и пошел по маленькому зеленому коридорчику к месту, где собирался бы провести ночь в мучительных попытках уснуть, потому что всегда трепетно относился ко сну и месту сна. Стайлз не знал, как это работало. Но просто он ни в жизни бы не уснул в душной комнате, или на камне, а не подушке, или если бы рядом кто-то говорил даже шепотом или шуршал одеждой, хотя шум громкого компьютера в своей комнате его никогда не смущал, а, наоборот, успокаивал и убаюкивал. В общем, странности его еще одни, но уже обычные, человеческие около-закидоны, которые есть у всех. — Эх, — Стайлз окинул взглядом скромную небольшую комнату, где было посередине открытое окно, по стенам стояло две кровати, всего в двух-трех шагах от друг друга, и где был вмонтированный в стену шкаф-купе. Места так немного, что даже не нашлось метра-двух для стола. Интересно, где Айзек делает уроки. Если на кровати, то это как-то лакшери. А если на кухне, то полный отстой и тлен. Стайлз понял по виду, какая кровать временно его, та, что стояла слишком ровно заправленной фиолетовым одеялом, и та, над которой не было бы, как над другой, длинной полочки с разными книгами и парой фигурок. Стайлз любил фигурки. Дома у него много такого добра. Поэтому мини-коллекцию Айзека заценил. Кинув с плеча рюкзак на кровать, Стайлз решил взглянуть на полку поближе. Книги он тоже любил. Особенно те, что выглядели так, будто один пчих и раскрошатся. Пока Стайлз рассматривал книги, вытащив половину за дряблые корешки, прошло несколько минут. Потом Стайлз подошел к окну, открыв его выше вверх, и наклонился, взглянув на улицу, где совсем стемнело. Слышался стрекот кузнечиков, шорох листвы деревьев. Но деревья было не видно рядом, лишь за полем пшеницы очерчивались их острые силуэты, так как комната Айзека выходила окнами вперед, на крыльцо, а не назад дома, где как-раз начинался густой и нетронутый лес. Теплый воздух легкими порывами залетал внутрь спальни. Стайлз отошел от окна, наклонившись к низкой деревянной односпальной кровати, и подозрительно на свою кровать посматривая. Матрас выглядел прискорбно. Сплющенный, жесткий, выцветший, чуть ли не кашляющий своей же пылью. Стайлз присел и попытался во мраке рассмотреть кромку шва матраса, выглядывающего из-под ткани, получше. Вдруг там уже в крошках и ниточках кто-то поселился быстрее него? Спать на недостоверно пустом и чистом матрасе он как-то не горит сильным желанием. Лучше уж тогда в машине. — Надеюсь, в нем нет спальных клопов… — тихо пробормотал Стайлз, упираясь голой коленкой в шершавый темно-синий пол и нагибаясь задницей к двери. Потом, решив, что занимается хренью, Стайлз вздохнул и уперся ладонью в кровать, чтобы подняться на ноги. Но чуть не упал вместе со своим сердцем вниз, когда громкий голос Айзека, раздавшийся за спиной, его напугал: — В нем нет. Айзек вошел в свою комнату с белым маленьким полотенцем на плечах, был без футболки, только в шортах. Прошел к своей более приятно выглядевшей кровати и шумно на нее уселся. Та скрипнула и затихла. — Но, — продолжил Айзек более вальяжно и расслабленно, — в угловом кресле в гостинной могут быть. Лучше там не засиживайся. Айзек тихо весело хмыкнул Стайлзу, а потом качнул головой, словно уловил в воздухе какой-то аромат, и посмотрел на окно, а затем на свою кровать. Ну… ладно. Стайлз просто сел или полулег, прильнув спиной к прохладной белой стене, чуть расставив ноги и прищуриваясь. — Как ты услышал меня через стенку? — спросил Стайлз, чьи карие глаза стали темнее в ночном сумраке. В коридоре на втором этаже был включен свет, но лампочка там была такая же слабая, как на кухне. Наверное, этот дом слишком старый, чтобы проводить в нем новую проводку. Айзек перевел на Стайлза взгляд, а потом невозмутимо ответил: — Телепатия. Я читаю мысли. Прошло несколько секунд. Стайлз фыркнул: — Лгун. — И лег на кровать. В лежачем положении она воспринималась намного лучше. И Стайлз так устал за день, что был готов уснуть потным в потной одежде прям так, как лежал вверх-тормашками. Но через пару минут Стайлз все же пересилил себя, заставил себя подняться с кровати и отнести свое тело в ванную. Смыв потную пленку с тела и переодевшись, Стайлз вернулся в кровать. Айзек уже отвернулся к стенке. И Стайлз не осмеливался того позвать, чтобы узнать, уснул ли тот, кто все же оказался не немым, или же умело притворяется. Учитывая, как Айзек любит делать все быстро, Стайлз больше склонялся в сторону искренности храпа соседа по комнате. И, убаюканный шумом листвы, угуканьем совы вдалеке, дыханием Айзека и собственным затухающим сердцебиением, Стайлз почувствовал, как стал проваливаться в дрему. В тот странный полусон, когда вроде перестаешь понимать, как быстро течет время, но продолжаешь слышать все вокруг. И Стайлз не знал, который был уже час или как много прошло часов или минут, когда сквозь дрему уловил шорохи с кровати Айзека, потом скрип, потом звук, будто Айзек завязывал шнурки. Снова шорохи. И шаги. Стайлз перевернулся на другой бок и разлепил сухие глаза, смотря на пустую кровать Айзека. Потом, увидев на стене тень, Стайлз посмотрел на окно, успев уловить взглядом Айзека, вылезающего через оконную раму на козырек крыши. Звук шагов Айзека по крыше разбудил Стайлза окончательно. Куда этот парень собрался сбегать через окно посреди ночи? Разве он не пай-мальчик, который слушает бабушку и ночью мирно сопит под своим одеялом? Конечно, Стайлз встал с кровати и быстро прильнул к окну. Высунувшись из окна почти на половину туловища, чтобы что-то разглядеть, Стайлз хмуро прищурился. И потом увидел. Два белых пятна в темноте. Уже немного отдалившихся от дома по проселочной дороге. Но если одна тень Айзек, которого было не сложно узнать по высоте и кучеряшкам, по сжатым движениям рук и ног, то что это за более мускулистая фигура там рядом? Глаза Стайлза или привыкли к темноте, или он проснулся, или вдруг получил зоркость, но он разглядел вторую фигуру, что была возле стоящего спиной к дому Айзека. Там, увидел Стайлз, лицом к Айзеку и дому стоял взрослый парень. С широкой сильной грудью, с темными короткими волосами, с щетиной на лице. И со серьезными, чуть тоскливыми глазами. Не прошло и десяти секунд, как этот молодой супермен почувствовал на себе чужой взгляд. И встретился им со Стайлзом. Даже не встретился. А будто въехал. По крайне мере, так это почувствовал Стайлз, который совсем не ожидал, что его запалят. Глаза незнакомца просто увидели его среди почти полной ночной темноты и поймали, будто накинув лассо на тело. Невидимая сила внутреннего магнетизма молодого супергероя была такой ощутимой, что Стайлз почувствовал слабость в руках и будто толчок в спину, от которых чуть было не перевернулся через раму на улицу. Тупая бы была смерть. Но потом Айзек двинулся дальше по дороге, закончив рассказ. И его хмуро-прекрасный компаньон развернулся к дому спиной, удаляясь вместе с Айзеком по дороге неспешно все дальше и дальше. Стайлз мог только видеть два белых пятна в темноте, что двигались рядом, и желать присоединиться к ним. Но это было бы нелепо. Стайлз взглянул на крышу. Он бы скорее умер, чем удачно спрыгнул со второго этажа. Он через козла на физкультуре то нормально перепрыгнуть не может, куда тогда крыша. Да и даже если бы он спустился по лестнице, догнал бы Айзека и его приятеля, то что потом? Ничего, верно. Это не его знакомые или друзья, чтобы он с ними где-то шлялся, обжимался и/или наживал с ними приключений на свою пятую точку. Тяжко вздохнув, Стайлз влез в комнату обратно и вернулся к кровати, решив просто лечь спать дальше. У кого-то интересная жизнь, думал он. Сбегать ночью с каким-то красавчиком, чтобы заняться чем-нибудь с ним вместе. Айзек удивлял Стайлза все больше и больше с того момента, как заговорил. И Стайлз делал ставки, как Айзек удивит его в следующий раз. С такими вялотекущими путающимся мыслями Стайлз снова задремал до самого рассвета.***
Есть в том, чтобы просыпаться без будильника лишь от тепла солнца на коже, либо от тихих шорохов в комнате, что-то чудесное и сладко-вязкое, как мед, стекающий с деревянной ложки. Никуда не надо вставать, бежать. Просто просыпаешься и лениво лежишь в кровати еще парочку минут с закрытыми глазами. Примерно так Стайлз и встретил первое утро в доме бабушки Стейси и немолчуна Айзека. И, тогда, когда лежал повернутый лицом к свету, который пробивался через чуть грязное оконное стекло, Стайлз и застал Айзека за возращением домой. Стайлз было уже забыл о маленьком сбежавшем щенке. Приоткрыв один глаз, Стайлз увидел, как Айзек коряво кружит по комнате в сторону шкафа в попытке стянуть с себя кроссовок, который не потрудился прежде хотя бы развязать. На шершавом ковролине от подошвы другого кроссовка уже осталось немного полу-видимых пыльно-грязных следов. И в воздухе сильнее запахло пихтой и сыростью, шерстью и мятой. Айзек открыл дверцу шкафа, изнутри которой висело длинное зеркало, и Стайлз увидел в отражении на светлой футболке Айзека кровавые пятна в довольно не маленьком количестве. Те уже стали коричневыми и сухими, но узнать кровь на одежде не сложное дело, все подростки, даже если не девочки, часто видели кровь на ткани. Стайлз нахмурился и спросил, чувствуя, как во рту неприятно сухо, хриплым после сна голосом: — Откуда кровь? Айзек даже не обернулся на Стайлза. Только стянул с себя футболку и затолкал ее в недры шкафа. — У меня часто идет кровь из носа, — ответил Айзек с опозданием. И потом завалился на кровать, накрылся почти по самую макушку покрывалом, немногословно демонстрируя, что больше не доступен для мира и не ответит. Стайлз привстал на локте и почти с минуту бурлил спину Айзека взглядом. А потом сдался, вздохнул, и спустил ноги к полу, потирая еще бледное и заспанное после сна лицо и глаза. Еще через минуту Стайлз вытащил из рюкзака щетку, новую мятно-зеленую футболку на размер больше, чем он сам есть, и двинулся в ванную. Когда он спустился на первый этаж после всех процедур, то уловил вкусный аромат апельсинов, кофе, масла и хлеба. И притянулся этим запахом на маленькую кухню, видя, что у плиты стоит Стейси, а в тени холодильника тихо сидит за столом Ноа. — Доброе, — подал признаки жизни Стайлз и сел напротив отца. Ноа читал большую утреннюю газету, которую около семи утра оставила под дверью рыжеволосая девушка, разъезжающая на велосипеде. — Как спалось, милый? — Стейси поставила перед Стайлзом прозрачный высокий стакан с апельсиновым соком и потрепала Стайлза по его кофейным полувлажным волосам. — М-м… — Стайлз задумался, стоит ли ему вообще говорить о том, что Айзек сбегал ночью из дома. Решив, что это не стоит того, Стайлз закончил: — Да нормально. Ноа недоверчиво глянул на Стайлза поверх газеты, а затем перевернул страницу. — Голова уже не болит? — спросила снова Стейси и поставила на этот раз белую тарелку, на которой был поджаренный тост с арахисовым маслом и джемом. Вишневый джем был налит на масло в виде улыбающегося смайлика. Стайлз тоже ухмыльнулся. — Неа, — ответил он и лениво подпер голову рукой. Ноа сложил газету и положил ее на стол, вливаясь в разговор. — Не знаю, как это работает, — начал Ноа, — но моя лопатка тоже перестала болеть после ночи в этом доме… Или может это твой чай, Стейси, который я выпил вчера на ночь? С чем он был? Стейси слабо улыбнулась, переворачивая яйцо на сковороде. — Просто ромашка, Ноа, — ответила она. — Недалеко есть поле хороших ромашек. Я на днях нарвала. В ярком утреннем свете кухня казалась несколько иной. Вчера, в плохом освещении, уставший, Стайлз не замечал всех этих маленьких выпуклых баночек с сухими травами внутри. Скользя взглядом по кухне, Стайлз обратил внимание и на висячие на стене маленькие веники. Откусив тост и получив немного сахара для мозга, Стайлз понял, что это не просто веники, а еще одни сохнущие травы, может, полынь или шалфей. А на одном из ящиков стояла в серебряном подсвечнике растекшаяся зеленая свечка. Прямо-таки какая-то кухня лесной целительницы. Или ему кажется? Стайлз слизнул с губ арахисовую пасту и прищурился, случайно поймав улыбающийся взгляд Стейси, которая будто бы прочитала его в тот момент мысли. И заявление Айзека «я телепат» перестало казаться таким уж сумасшедшим. Что-то точно необычное есть в этом городе. Не только в этой семье, а словно и в других тоже. — А как мне дойти до автомастерской? — где-то тогда спросил Ноа у хозяйки дома. Немного погодя Ноа позвал Стайлза: — Ты пойдешь со мной или подождешь здесь, ребенок? — С тобой, — молниеносно решил Стайлз и выпрямился как струна в приятном предвкушении новых открытий и исследований. — Только фотик возьму. Ща! Стайлз ушел наверх за камерой, по пути чуть не врезавшись в угол стены. Ноа покачал головой, и Стейси перекинулась с Ноа молчаливым взглядом «эти дети», после чего Стейси вернулась к готовке. Масло зашипело на сковороде, а в чайнике забурлила вода. В комнате Стайлз замедлился и подошел к временно своей кровати медленным шагом, чтобы не беспокоить спящего Айзека. Достав камеру из рюкзака и повесив ее на шею, а маленькую сумку-банан на пояс, Стайлз бросил взгляд на шкаф, где спряталась кровавая футболка. И все же, это кровь не Айзека. Стайлз посмотрел на Айзека и с подозрением нахмурился. Кровь из носа точно не оставила бы пятен под таким углом. Кровь из носа замарала бы грудь и живот, капая сверху-вниз, а те пятна были такими, будто брызнули со стороны. Айзек совершенно не умеет врать. Но он великолепно заинтересовывает своими секретиками.***
Ночью, бегая по лесу в необращенной полностью форме, Айзек первым наткнулся на маленькую олениху, застрявшую в капкане задней конечностью. Судя по всему, животное пробыло в таком критическом положении уже давно, потому что в полуоткрытых больших глазах почти не осталось борьбы, лишь тоскливое смирение со своей грустной участью плескалось в этом карем омуте. Спрятав клыки и погасив желтые глаза, Айзек медленно шагнул в сторону завалившегося на зеленое покрывало животного. Олениха тут же подняла голову и испуганно задышала. Айзек сделал еще пару шагов ближе, и олениха задергалась в бесполезной попытке уйти от возможного охотника. Айзек выставил руки вперед и отошел обратно, завыв в темное звездное небо. Послышался треск веточек и шелест листьев кустов, и из-за деревьев вышел Дерек. Он окинул бету взглядом с немым вопросом, но понял ответ быстрее самостоятельно по старому медному запаху крови и быстро-ритмичному биению животного сердца, которое невозможно было игнорировать. — Давно ее нашел? — спросил Дерек, подходя к животному и сверкая ярко-алыми глазами. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы олениха успокоилась и доверилась альфе, достаточно сильному, чтобы помочь и благородному, чтобы не причинить боль беззащитному существу. — Только что, — ответил Айзек, аккуратно присаживаясь за Дереком на корточки. Дерек положил руку на олениху и погладил ее, скользнув сосредоточенным и спокойным взглядом, который лишь глубоко и скрытно был разгневанным и опустошенным от некоторой не физической, но душевной усталости, к ране оленихи. Капкан с острыми металлическими зубцами не переломил кость животного, но плотно засел в плоть. Кровь уже пропитала землю под капканом и окрасила место неприятным запахом тревоги, страха и боли. Дерек посмотрел в черные глаза животного, тоскливые и затуманенные, как осенний день, и сказал Айзеку низким размеренным голосом: — Охотник опять вернулся. Или он даже не уходил. Если он продолжит расставлять свои ловушки, то придется найти его. Айзек косо посмотрел на своего альфу. — А что придется потом? — Поговорить с ним, — ответил Дерек невозмутимо. Айзек разочарованно вздохнул. — Мне кажется, Дерек, что в некоторых случаях обычные разговоры уже не помогут. Иногда тебе придется быть плохим в хороших целях, даже если тебе это не по душе. Просто прими это наконец. Голос Дерека стал жестче, когда он сказал: — Тебя не спрашивали. Потом Дерек сел на колени и велел Айзеку найти палку покрепче, которой они бы смогли разжать капкан. Айзек нашел подходящую сосновую ветку через несколько минут, вернулся к месту и сел напротив капкана, упираясь руками в колени. Олениха, почувствовав неладное, снова запаниковала, не понимая, что ей просто хотят помочь. Когда Дерек стал разжимать капкан, что казался тугим даже ему, олениха, ощутив поцелуй свободы, попыталась вскочить на ноги, но тем самым сделала себе только хуже. Капкан снова захлопнулся и задел в уже существующей ране сосуды. Кровь брызнула на Айзека и на Дерека, и Дерек приказал Айзеку держать олениху. Хотя та брыкалась и громко сопела, Айзек был сильнее нее. В конце концов Дерек смог разжать капкан и вытащил ногу животного, захлопнул капкан веткой и швырнул его далеко в кусты с глаз долой. Кровь продолжала кропить из оленихи. Нужно было ее остановить. Дерек стянул с себя белую футболку, порвал ее на лоскуты и туго перевязал рану оленихи, сжимая ее ногу повыше, чтобы олениха перестала ею двигать, и чтобы кровь хотя бы замедлилась, а лучше остановилась, свернувшись. Было сложно понять в темноте, получилось ли остановить кровотечение, и насколько сильны или слабы повреждения. Но на повязках крови было не так много, как могло бы быть. И через несколько минут, когда Дерек не почувствовал сладко-гнилостного запаха смерти, который хорошо знал, стало понятно, что не все так плохо, и кровь начала сворачиваться. Олениха жила, хотя и это давалось ей не без боли. — И что с ней теперь? — подал голос Айзек. — Она не сможет бегать в таком состоянии, да и даже стоять вряд ли будет. — Айзек сделал шаг в сторону и поморщился, ощутив соленовато-медный запах, исходящий от всего вокруг, в частности от одежды, на которую брызнула кровь. Дерек не морщился и не избегал кровавых луж. Вместо этого он подумал и ответил: — Я отнесу ее к себе, а утром позвоню Алану. Айзек кивнул, соглашаясь с, казалось бы, самым логичным и простым решением. Через пару минут в лесу стало светлеть и проснулись первые певчие птицы, и Дерек посмотрел на Айзека и с усталостью в голосе сказал: — Иди домой, Айзек. Стейси не даст тебе снова спать до обеда, пускай и сама отпускает тебя по ночам. Айзек кивнул и поднялся на ноги. Прежде чем убежать, он на всякий пожарный уточнил: — Вечером в твоем доме? Получив в ответ слабый кивок, Айзек побежал домой.***
Найти мастерскую оказалось проще, чем они думали. Бейкон Хиллс, хотя и был им незнаком, имел привычные прямые улицы и нумеровку домов. Дома располагались далеко друг от друга, так как жителей было немного, а площади много, но в целом город, как город. Стайлз с отцом жили почти в таком же. — Простите, сэр, но сегодня точно не получится… — услышал чей-то громовой голос Стайлз из автомастерской. Сам Стайлз гулял на улице рядом, уже в третий раз фотографируя спящего на солнце бело-коричневого шикарного кота. Послышался голос Ноа. И снова того человека. Стайлз поднялся на ноги, когда старая дверь мастерской скрипнула, и обернулся к Ноа, который вышел из мастерской. По выражению лица отца Стайлз понял, что они застряли в Бейкон Хиллс еще минимум на день, если вообще не больше. — Это какое-то издевательство, — пробухтел Ноа и начал изливать свой поток недовольства. Когда отец замолчал, Стайлз осторожно спросил: — Так, если мы тут застряли, то можно я прогуляюсь по окрестностям? Ноа нахмурился и впился в Стайлза взглядом. — Опять «эти твои штучки»? Что на этот раз тебя зовет исследовать? Стайлз усмехнулся и поднял старую камеру. — Ничего. Я просто хочу пофотографировать. Здесь красиво. Вот и все. Стайлз передал отцу один снимок зажмурившегося толстого кота. Ноа довольно хмыкнул, глянув на фотокарточку, и передал фото обратно. — Твой телефон заряжен? — Получив кивок, Ноа сдался: — Ладно, иди. Но будь в обед у миссис Грувер, я серьезно, Стайлз. Не вынуждай меня искать тебя по всей округе. Ноа добавил уже вслед убегающему Стайлзу: — И не влипай в неприятности, Стайлз! Я серьезно! Слышишь? Стайлз закатил глаза, обернулся, жестом сказал «окей» и скрылся среди деревьев. Эта непримечательная тропа в лесу уже давно ему что-то шептала проверить.***
Ходить по лесу кажется скучной и неинтересной затеей. Но только если это обычный лес. Или обычный тот, кто по нему ходит. Человек-приключение же найдет чем себя занять даже в пустой комнате. Стайлз был со своими особенностями таким человеком. Много для того, чтобы увлечься чем-то, ему не требовалось. Даже обычная лесная тропа могла быть интересной Стайлзу, потому что он знал, что в самых обычных вещах часто и припрятан секрет. Куда прячут, когда не хотят, чтобы это нашли? На самое видное место, конечно же! Стайлз проходил с фотоаппаратом минут сорок по лесу, прежде чем нашел то самое место. Оно ощущалось Стайлзу еще издалека. Притянуло его к себе своим мистическим сладким магнетизмом. В том месте расступались деревья, и была поляна — уже заросшая высокой травой и белыми маленькими цветами, похожими на молочные кляксы. Солнце, поднявшееся высоко в небе, светило прямо над этой поляной через верхушки деревьев. И чего-то словно не хватало в этом пазле. Словно бы свет не должен был ложиться на землю в том месте, где он ложился, а должен был во что-то упираться. Как понимаешь по следам пыли более свежей и старой на подоконнике, что на нем не хватает цветочного горшка, так и здесь было что-то убрано. Стайлз завороженно поднес камеру к лицу, прищурил один глаз и сфотографировал пустое красивое место, чтобы разобраться с ним позже. Из-под камеры вылез белый снимок, начинающий очень медленно проявляться. Стайлз потряс им по привычке. И понял: это была последняя фотобумага из его запасов, которые он взял из машины с собой на прогулку. Еще две сотни картриджей лежат в машине. Но Стайлз не знал, был ли уже смысл идти за ними, потому что тогда, когда снимок проявился окончательно, и когда Стайлз опустил на него взгляд, он увидел того, чего точно не было в реальности. Дом. Большой темный дом с небольшими окнами, деревянной дверью и с маленькой террасой. — Какого… — вздохнул Стайлз и поднял снимок на уровень глаз, сравнивая фотографию и место, которое он сфотографировал. Стайлз было хотел сделать еще фотографию, еще, может, десять фотографий, просто на всякий случай, но было уже не на что. Мистика, которую он зафиксировал, доказывалась его последней фотографией. И это действительно была последняя фотография, из-за чего она вмиг стала космически ценной. Второй мыслью, которая пришла на ум Стайлзу, было: «Папа должен это видеть». Если Ноа увидит снимок и потом место, где снимок был сделан, то не сможет объяснить произошедшего, как и не смог Стайлз, потому что «мистика, да и только». Стайлз развернулся на пятках и галопом побежал обратно к автомастерской. Так быстро он не бегал даже на школьной физкультуре.***
— А я говорил, я говорил ему… — бормотал Стайлз себе под нос, выбегая из леса и спускаясь с маленького пригорка вниз туда, где он резко кончался и начинался тротуар. Поднимался Стайлз сюда по нормальной плавной тропе. И, наверное, просто где-то не там свернул, из-за чего вышел из леса не в том месте. Но Стайлзу было побоку в тот момент, что он вышел из леса черти где. Он видел на горизонте гараж. И так спешил показать снимок Ноа, что не думая спрыгнул с полтора метровой высоты пригорка на тротуар, пошатнувшись на пятках, которые тут же заныли от удара. Но не успел Стайлз ступить и третьего шага, как кто-то закричал на него из-за спины и затрезвонил в колокольчик. По колокольчику Стайлз понял, что это велосипед. Стайлз шагнул в сторону, разворачиваясь к мчащему велосипедисту лицом, в сторону проезжей части. Но видимо коннект ума Стайлза и велосипедистки не задался, она тоже свернула к обочине дороги и в результате сбила Стайлза с ног. БА-БАМ! Послышался крайне неприятный звук глухого удара, скрип шин по сухому асфальту, вздохи и ахи, звук падения тела и вещей. Стайлз упал на одну сторону, ободрав об бордюр коленку, а рыжеволосая девушка, что была на велосипеде, на другую сторону, поцарапав ладони, но в целом пострадав меньше. — Боже, прости меня! — вздохнула она, сведя рыжие и редкие брови вместе. — Все в порядке, все в порядке, я сам виноват, — отмахнулся Стайлз и перевел взгляд со своей красной коленки, по которой текла кровь, на девушку. Она была невысокая, бледненькая, ее рыжие мягкие волосы были убраны на затылке в незамысловатой небрежной прическе, и ее тело облегала короткая синяя майка, а бедра прикрывала недлинная белая юбка с синей полоской по кромке, как бывает на юбках чирлидерш. Стайлз смущенно облизнул губы и опустил взгляд обратно на свою ногу, мягко обнимая ее и думая, что в этом городе живут довольно красивые люди. Пока что все, кого он здесь встретил, были симпатичными и милыми. А еще странными. Не в том плане, что внешне с ними было что-то не так. Но просто Стайлз снова предчувствовал, как и при встрече с миссис Грувер и ее внуком. Это сложное и непонятное ощущение в кончиках пальцев, в груди и в животе, которое возникает, когда рядом возникает что-то мистическое — возникло снова. Некоторые люди ощущают его как «за миг до аварии» или «я знал, что все было не так просто». Это сложно назвать каким-то определенным словом, но чувство от этого не становится менее ярким. Это чувство пестрит, кричит и зудит, не давая покоя. — Ты появился так неожиданно, — девушка поднялась на ноги и подошла к перевернутым своим вещам, взяла бутылку с водой, вытащила влажную салфетку и присела возле Стайлза. Юбочка девушки от ветерка чуть поднялась, и Стайлз случайно заметил, что под юбкой есть белые недлинные шорты. Когда девушка оказалась рядом, Стайлз лучше разглядел ее светлые зеленые глаза, подкрашенные ресницы, вдохнул ее ненавязчивый цитрусово-цветочный аромат, делающий девушку похожей на благоухающий бутон. — Как тебя зовут? — спросил он, пока девушка раскручивала крышку. — Мое имя Лидия, — ответила она, подняв на него взгляд, — а твое? Я тебя раньше здесь не видела. Ты проездом или только что переехал? — Стайлз, мое имя. И да, проездом. Папина машина вдруг сломалась посреди дороги. Он не смог ее починить. Так что нам пришлось остаться. Стейси Грувер приняла нас к себе. Знаешь ее? Лидия кивнула: — Знаю, бабушка Айзека. — И спросила: — Можно я? — Она указала на коленку, и Стайлз кивнул. Казалось, Лидия немного неуклюжая или уставшая. Она чуть не завалилась набок, чуть не упала на асфальт, но устояла на корточках, разве что пролив немного воды мимо цели. Когда Лидия наклонилась, Стайлз ненароком зацепился взглядом за декольте девушки и поспешно отвел взгляд в сторону гаража, заговорив: — А ты давно здесь живешь? Как тебе вообще город? Лидия аккуратно стала промывать рану от дорожной пыли, попутно отвечая: — Всю жизнь. Тут хорошо. Я люблю это место и боюсь думать о том, как буду уезжать от сюда, скрипя сердцем, в следующем году. А ты сам откуда, Стайлз? — Лидия тихо фыркнула: — Такое странное имя. Стайлз стал отвечать, а Лидия, смачивая салфетку в стороне от их ног, заметила упавшую камеру и снимок, который Стайлз держал в руках, когда бежал, и который из рук выронил, когда навернулся. Что-то в этом снимке привлекло внимание Лидии. Может, тихий гул, который снимок издавал. Взглянув укромно на Стайлза, который увлекся чем-то другим, Лидия взяла снимок, чтобы рассмотреть его получше. Лидия нахмурилась. Она знала это место. И этот дом. Но этот дом сгорел еще шесть лет назад, а снимок выглядел очень новым, был еще теплым. Что-то не сходилось. Было неправильным. А когда что-то не сходилось и было неправильным, Лидия привыкла не закрывать на это глаза, а пыталась понять, в чем дело. И потому, хотя Лидия никогда не была воровкой и клептоманией не страдала, она запихнула снимок себе под майку, пока Стайлз не видел. Затем Лидия великолепно отыграла роль человека, не пропустившего мимо ушей весь монолог другого человека. — Готово? — очнулся Стайлз. — Спасиб. И извини меня, что так внезапно появился. Лидия улыбнулась: — Извини, что сбила. Лидия помогла Стайлзу подняться на ноги и отошла от него, подняв свой велосипед, сложив свое барахло обратно в плетенную корзинку. Лидия перекинула ногу через велосипед, заправила рыжий завиток за ухо, на мочке которого блестела белая жемчужинка, и хлопнув руками по рулю, сказала: — Ну, ладно. Пока, Стайлз. Больше не выпрыгивай из-за углов. Стайлз фыркнул в ответ и проследил взглядом за тем, как Лидия уезжает и сворачивает за первый угол уходящей вниз безлюдной тихой улицы. — А, точняк, папа! — вспомнил Стайлз и, морщась от боли, наклонился поднять камеру, которая чудом не разбилась и вроде была еще цела, и снимок… снимок? Где он? Стайлз нервно огляделся, но асфальт был девственно пуст. Стайлз огляделся еще раз и просканировал взглядом каждый угол, прошелся назад и вперед. Но везде было пусто. И даже у бордюра ничего не было, не было и щели, в которую снимок мог бы провалиться. Фотография просто исчезла. Стайлз гневно стукнул по асфальту рукой и вскрикнул: — Нет! Ты не можешь со мной так играться. Это тупо. Верни обратно. Че-ерт. На переднем дворе чьего-то дома закачались качели, чей скрип Стайлз отчетливо услышал в тишине. Сидя на тротуаре, Стайлз хмуро и раздраженно впился в эти чуть покачивающиеся качели взглядом. Тогда, когда Стайлз уже взял небольшой камень, чтобы запустить его в невидимого призрака, качели остановилась. Стайлз выронил камень из руки и потер с силой свое лицо. Тоска, разочарование и грусть упали тяжелым булыжником Стайлзу в желудок. Жизнь дерьмо. — Не смешно, — пробурчал Стайлз невидимым силам. — Совсем не смешно. Хотя доказательства мистики больше не было, Стайлз все равно пошел к отцу, который был в мастерской. Потому что маленькой крупицей себя Стайлз верил, что Ноа ему поверит наслово. Пускай подобного никогда и не случалось прежде. Или, может, Стайлз просто хотел, чтобы хоть кто-то послушал его сумасшедшую историю и посочувствовал тому, как призраки, его, казалось бы, милые приятели, так жестоко над ним поглумились. В общем, Стайлз просто хотел, чтобы кто-то его понял. И отец был его единственным вариантом в этом деле.***
Получить сочувствия от Ноа всегда было проблематично, ибо то, что являлось большой проблемой для него, казалось полнейшим пустяком для Стайлза. И наоборот — пустяк для Ноа, но катастрофа для Стайлза. И так постоянно. Стайлз не знает, чего он вообще-то ожидал от отца. Веры в своего ребенка? Ну-ну. Кому вообще нужна эта вера, думал Стайлз, устало слушая отца на улице у гаража, если он справляется и только с верой в самого себя, а этого более, чем достаточно. Наверное. Может быть. Стайлз запутался. — Я просто… — вздохнул Ноа. Тот концерт, что устроил Стайлз в мастерской, совсем не понравился Ноа. Одно дело любить сказки и увлекаться ими за закрытой дверью. А другое дело этими сказками жить, верить им и кричать о них при каждом удобном случае. — Просто не можешь поверить, что я не вру? — взмахнул рукой Стайлз. — Супер. Но даже если я вру сейчас, хотя я не знаю, зачем мне это, то что, когда мне было три, я тоже врал? С самого детства вру? Мне бы надоело. Ноа уперся в Стайлза глухим закрытым взглядом «не понимаю и не собираюсь пробовать понять». Стайлза так бесило это. Отец был таким упертым идиотом иногда. Он все усложнял. — Знаешь, Стайлз, — начал Ноа назидательным тоном, — в школе учитель литературы в день открытых дверей как-то сказал мне про тебя: «Месяц светит, но не греет», когда мы обсуждали с ним твой потенциал… — И что это вообще значит? — проворчал Стайлз, скрестив руки, сгорбившись и надувшись как филин. Стайлзу хотелось громко застонать или закричать, опрокинуть мусорку, быть может. Но он удерживал себя от взрыва. — Это значит то, что, может, ты и блистаешь, весь такой яркий, но смысла от этого блеска и сияния никакого, — пояснил Ноа занудно. Стайлз фыркнул: — А, так теперь, кроме того, что ты считаешь меня патологическим вруном, ты еще думаешь, что я бессмысленный? Класс. Спасиб, пап. Я тоже тебя люблю… Стайлз оттолкнулся от стены гаража и прошел мимо отца, чувствуя, что еще минута и точно скажет Ноа то, о чем после будет сожалеть. Лучше просто уйти. Хотя и с каждым разом просто уходить становится все сложнее. — Стайлз, — вздохнул Ноа. Но даже в этом вздохе ощущалась больше не вина, а простая усталость от борьбы и попыток добиться желаемых изменений. — Я только хочу, чтобы ты наконец-то вырос из этих глупых сказок и стал нормальным. Чтобы ты начал использовал свой потенциал как положено, а не распылялся по всяким пустякам. Стайлз остановился. — А знаешь, чего я просто хочу? Чтобы мой папа верил мне, а не пытался меня изменить из-за того, что боится, что люди подумают что-то не то! Ноа оторопело пожал плечами: — Как в это можно верить? Ауч. Его отец даже не допускает, что все это правда. Шикарно, что сказать. А вот Клаудия верила. И доказательств никаких не требовала. Ей хватало услышать. Стайлз покачал головой и облизнул обезвоженные от жары губы. Прежде чем уйти, он ответил из-за детского желания обидеть так же неприятно и метко, как это сделали с ним: — Как? Я не знаю. Просто верить. Мама же как-то мне верила. Может тебе надо было больше разговаривать с ней. И ты бы сейчас не задавал такие глупые вопросы. — Стайлз прикусил себе язык и цыкнул: — Я пойду к Стейси. — Стайлз, — снова позвал Ноа упавшим голосом. В ответ Стайлз просто отсалютовал отцу и двинулся лениво-тоскливым шагом по дороге вниз тем же путем, каким они пришли с Ноа ранее. Через некоторое количество шагов Стайлз услышал, как Ноа вернулся в автомастерскую. Металлическая дверь шумно закрылась. Стайлз вздрогнул от звука хлопка и злостно пнул камень, который отскочил через дорогу. — Дерьмо! — Солнечный день уже не казался таким привлекательным. В мастерской Ноа вернулся к большому парню, которого звали Бойд, чтобы продолжить с ним пытаться понять причину поломки джипа. Джип был уже таким старым, что обсыпался, кашлял и часто ломался. Но Ноа не мог заставить себя сдать эту машину на автозапчасти лишь потому, что это была машина Клаудии до ее смерти. После Клаудии мало чего осталось. Поэтому все то, что сохранилось от нее, было бесценным. Даже ее всегда доверительное отношение к их сыну было бесценным, важным напутствием, оставшимся после Клаудии, которое Ноа помнил и которым дорожил, пускай Ноа и было сложно подражать Клаудии в этом вопросе. Ноа надеялся, если не выходит поменяться у него, стать понимающим родителем у него не получается, что тогда Стайлз рано или поздно исправится сам, и они с ним найдут общий язык. Но как бы Ноа не хотел, чтобы все было, как он хочет, все всегда идет иными вольными путями. Кажется, словно жизнь просто окольный путь к смерти, а попытки все сохранить окольный путь к разрушению этого всего. Но что тогда делать? Ноа знает, что никогда бы не поверил в чудеса так, как верила в них его жена. Какие чудеса, если Клаудия умерла. Все, ее нет. Никаких чудес. Никакой загробной жизни. Это все только глупости. И чем быстрее бы Стайлз осознал, что сейчас он живет в вымышленном и несуществующем мире, а не в реальном, тем было бы лучше для него. Но правда в том, что другие люди не могут знать наверняка, как будет лучше для другого.ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…