***
Истошные крики женщин. Треск сломанных костей мужчин. Ведьма шла вперед по заснеженной улице среди деревянных бедных домишек в окружении дикарских глыб, что по своему желанию обязались ее защищать. Редкие руки просачивались сквозь спины северян в попытке схватить и остановить Даму в Красном, но лишь иногда им удавалось слегка коснуться алого бархата ее платья. И она не обратила внимания ни на одного из них. Целенаправленно смотрела прямо. Туда, куда держала свой путь. К церкви, к дверям которой уже тащили брыкающихся и плачущих детей. — Остановись, прошу тебя! — донеслось из недр воцарившегося крика и плача голосом ее гостя. Ведьма остановилась и остро уставилась на мальчишку, протиснувшегося сквозь спины дикарей. Запыхавшись, он встал перед ней с жарким ужасом в глазах. — Это же дети… зачем… как… — Это правило, мой дорогой друг. Его придумала не я, и не мне его под силу изменить. — Это слишком жестоко! — юноша всплеснул руками, неверяще оглядевшись по сторонам на тот кошмар, у порождения которого ему довелось присутствовать. — Что это за Бог такой, который посягнул на святая святых? Это неприемлемо! — Я уже поясняла тебе, что не существует истины. У каждого деяния есть две стороны, и в каждой стороне есть присущая ей правда. — Тогда вы выбрали не ту сторону! — Ты обвиняешь меня в чем-то? — ее тихий голос бил набатом по его ушам, словно балаганский шум вокруг исчез в холодном вакууме. Острый взгляд резал всю его уверенность. — Я просто не понимаю, зачем… я… — Поймешь чуть позже, — отрезала ведьма и резко развернулась, твердой походкой продолжив свой путь. Крепко схватила ладонь мальчишки своей, не предоставляя возможности сбежать от его нареченной участи. — За каждым делом таится смысл, и только нам выбирать, будет это злом или добром. Я слишком много потеряла, чтобы не быть уверенной в необходимости принесенных жертв. И ты поймешь. Возможно, и ты сможешь обрести смысл своего никчемного существования на этих прогнивших землях. Исай! Дикарь, что шел ровно перед ней, обернулся и перехватил из рук ведьмы мальчишку, толчком предоставляя ему возможность идти впереди сей процессии. Откровенно стушевавшись, конюх шел к церкви сквозь расступавшуюся от сил северян толпу, то и дело запутываясь в собственных ногах и запинаясь. В его сторону летел смрад из грязных ртов, всевозможные угрозы под гнетом ненависти. Он чуть было не упал, когда ему в ноги упала плачущая женщина и почти схватила его своими обмерзшими посиневшими ладонями в мольбе отдать ей ее дочь, чей испуганный крик смешался с другими детскими в самом начале шествования. Сбежать, скрыться и переждать мешали огромные спины дикарей вокруг. Он подступил к церкви и увидел ее уже запертые двери, когда спины перед ним расступились. Ведьма поравнялась с ним. В ее глазах конюх больше не видел той уверенности, что смертельным ядом распространялась по пути до места очередного ритуала. Плечи ведьмы опустились и сгорбили ее спину так сильно, будто кости под весом тягот вот-вот оглушат ревущую толпу своим треском. Ее обволокла мольба. Взяв ладонь мальчишки в свою, похолодевшую, Жизель достала из ножен с пояса небольшой клинок и скользнула острием по ладони конюха. По самой линии жизни, позволив расслоиться коже и выпустить влагу. Под шоком юноша и не заметил, как она проделала то же самое и с собой. Очнулся лишь в тот момент, когда их кровь соприкоснулась, а почерневшие, полные тоски, глаза, обволокли его своей темнотой и закружили в беспросветном хаосе сливающихся вокруг красок. Он предстал перед будущим королем в раскопанных подземельях, что были ранее погребены после сотрясения земель. В окружении своей немногочисленной свиты в сияющих доспехах и рабочих, молодой принц благоговейно ласкал взглядом открывшийся трофей. Позолоченная глыба с высеченными рунами сверкала под светом поднятых факелов изнуренных грязных работяг. — Сейчас же рассечь камень, — грозно скомандовал отпрыск короля, чем ужаснул всех присутствующих. Повисло молчание, рабочие в страхе начали аккуартно переглядываться, не веря, что кто-то из них сможет поднять руку на камень языческого короля. — Но, мой принц… — аккуратно начал старик-рудокоп, осмелившись подойти на шаг ближе. — Этого делать нельзя. То, что здесь скрыто, может нас всех погубить. Вспомните историю о святом источнике, что разрыл ваш дед, покойный король… — Молчать! — рявкнул принц и, оглядев всех и убедившись, что никто не осмелится пойти против негласных правил коренных богов, взял первую попавшуюся на земле секиру. Размахнувшись, он ударил по камню. Вырвавшийся порывистый ветер сбил конюха с ног, и тот упал на колени, вцепившись пальцами в землю. Разлепив глаза от хлынувшего в них песка, он ужаснулся. Подземелье растворилось. Картинки перед его глазами возникали и видоизменялись с огромной скоростью, позволяя уловить лишь главную суть. То, что выпустил принц, нынешний король, на свободу — погубило счастье плодородных земель, предоставив лишь единую возможность выживания — жертвы. Десяток детей в обмен на выжившую сотню. Десяток детей в обмен на выживание отпрысков незваных гостей, прибывших с других континентов пару сотен лет назад. Потеряв своего ребенка от неизвестной болезни, пронаблюдав, как угасала в нем жизнь и любая помощь оказывалась бесполезной, Дама в Красном воззвала к богам своей открывшейся незадолго силой. Ей открылось таинство обмена. Она приняла роль палача не для того, чтобы принести своей жизни смысл. А чтобы принести жизнь другим. Тем, кому может повезти больше, чем ее незаконнорожденной дочери, что умерла глубокой ночью под светом полной луны. Полный отчаяния взгляд простолюдинки загорелся уже знакомым ему огнем встретившейся ведьмы. Прикрыв глаза, ощутив очередной прохладный ветер, конюх вскоре их обреченно приоткрыл. Зеленеющее лето. Несуществующее для конюха солнце касалось пергаментными ослепляющими лучами его глаз, и тот прикрыл эти стрелы поднятой ладонью. На небольшой лиственной опушке собрались с десяток расписных фургонов вардо, вокруг коих кипела жизнь в старании поскорее отправиться в путь. Женщины подгоняли детей на непонятном языке. Мужчины оседлали вороных коней, мягкой поступью блуждая вокруг своих поклаж контролируемой процессией. — Подожди! — донеслось из леса следом за шуршанием листвы зарослей. — Постой! Обернувшись, конюх увидел ее. Прекрасную деву. Будущую ведьму. Но не было в ней ни стати, ни ярости, ни власти. В старых обносках и порванной юбке, что та приподняла над землей взволнованной хваткой, темноволосая девушка подбежала к одному из мужчин и остановилась, пригвожденная его снисходительным светлым взглядом, совсем близко к нему. Конюх подошел ближе. Мужчина выглядел довольно странно в несоответствующей рослому худому телу той власти, что источала его аура вокруг. Отчаяние девы мягко сплелось с покровительственным умилительным взглядом молодого мужчины. — Я готова дать ответ. Я… я согласна. Отправиться с тобой. Кочевник ласково улыбнулся, кинув беглый взгляд на одну из повозок. — Это было твое вымученное решение или обдуманное? — выдохнул он тихим голосом и поднял ладонь, благоговейно коснувшись кончиками пальцев щеки девушки, от успокаивающего прикосновения которых та прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь пресечь удушающую отдышку. Подметив, что прибежавшая девица была не в силах вымолвить единственно-верный ответ, конюх перевел взгляд на мужчину. Тот ждал. В бескомпромиссном спокойствии, словно видел подобную картину слишком часто для того, чтобы не быть уверенным в последующем ответе. Но девушка молчала. Проглатывала раз за разом воздух, испуганно оглядывая повозки и оставшихся зевак, что ожидали окончания разговора последнего своего брата. — Ты должна хотеть отправиться со мной, а не избавиться от того, что тебя настигло, — мягко, нежно и любовно прошептал он, словно пред ним стояло несформировавшееся дитя. — Твоя сила не в моем присутствии, а в тебе самой. — Я иду не за силой, — резко выплюнула девушка, озлобленно скривив губы. — А за тобой. — Это бессмысленно, ты знаешь это. — Но… — Твоя надежда несостоятельна. И ты сама прекрасно знаешь это, Жизель, — он аккуратно взял ее руки в свои и под пристальным взглядом девичьих глаз поднял их, выдохнув в ее пальцы. Открыл ее ладони. На них маленькими огоньками играл свет под лучами яркого солнца. Волшебные крупицы хаотично блуждали друг вокруг друга, образуя невиданную простым зевакам сферу. — Твоя сила с тобой. И ты сама в праве распоряжаться ей, а не предоставлять на сие возможность твоему отцу, мужу и прочим. Ты — и есть сама сила, дорогая моя девочка. Ее лицо исказилось, выказывая ее истинное состояние — девушка имела в виду совсем не то, что говорил мужчина. Ей не нужно было все, что он ей предоставил. Ей не нужна была эта богохульная мистерия. Ей нужен был он. В ее почерневших глазах было столько раскалывающейся любви, что даже слепой не смог бы не заметить увядающего в эту секунду влюбленного девичьего сердца. Словно ожидая этого, но будучи совершенно к этому не готовой, наигранно-спокойно она убрала от кочевника свои ладони в яростном желании вымолвить угрозу от предоставляемых им самим последствий, но промолчала. Разочарованно качнула головой, усмехнувшись своей неискоренимой наивности, и молча пошла обратно к тропе в деревню под умоляюще-ласковый взгляд любимого мужчины, оставшегося стоять на месте. Его плечи сникли. В его глазах блеснуло сомнение. Но девушка к сему ослепла от принесенного морального увечья. Толчок. Юноша упал на четвереньки, успев уткнуться ладонями в сухую промерзлую землю, и поднял на ведьму свои глаза. Дама в Красном была в ужасе. Боязненно смотрела на мальчишку, попятившись назад. Ему не должно было это открыться. — Он поспешно решил, что предоставленная с его рук моя жертва и будет той единственной, что нужна неокрепшей силе. А вместо этого обрек меня на сотни таковых, — прошептала Дама, и конюх мог поклясться, что услышал в ее голосе оправдание, не особо обращая внимание на подавленные боль и злобу. Поджав губы, девушка остервенело подошла к ожидающему северянину и резко забрала из его руки горящий факел, чуть ли не бегом отправляясь к дверям церкви. Дрожь в ее руках не прошла мимо глаз вставшего мальчишки. — Мессангуинем, — прошептала ведьма, на мгновенье замерев, впиваяь взглядом в деревянные запертые двери, что дрожали от ударов маленьких ручек изнутри. Под умоляющий ор толпы девушка склонилась и подожгла приготовленную под дверьми солому.Жертва
8 января 2023 г. в 20:36
В темноте сырого каменного подвала звучали лишь приглушенные лязганья кольчуги стражи, что менялась на охрану крайне редко. Холодные темницы пустовали, подтверждая факт наличия лишь одной угрозы земель, и эта угроза сейчас находилась под пристальным вниманием власти.
На устах девушки невольно скользнула легкая улыбка от осознания своей значимости для истории царствования столь слабого короля.
Не блуждая по предоставленному за решеткой пространству, ведьма сидела в отдаленном от света факелов углу, беззастенчиво изучая колодки, что сдерживали движения всех ее конечностей. На каждой были выгравированы простейшие руны, которые, по уверению придворного колдуна, могли сдержать ее силу.
Какая неимоверная любительская глупость.
Единственное, что приносило неудобство — деревянный обруч на шее, который неимоверно давил.
Подогнув к груди колени, ведьма повернула руку ладонью вверх и поднесла ее к губам, слабо выдая. Между ее пальцев заиграла серебряная пыль в хаотичном порядке, сверкая легкой, тихой и невинной магией в темени заточения. Девушка вглядывалась в мерцающие частички, предаваясь своим старым воспоминаниям.
Кто бы мог подумать, что одно ее верное решение сможет обернуться подобным казусом.
Внезапный удар меча по кованным прутьям резко вырвал ее из раздумий. Но внешне девушка лишь спокойно подняла глаза с немым вопросом на нарушителя спокойствия. Бриллиантовый свет на ее пальцах потух.
— Ну что, ведьма. Меня просили доложить, что казнь приведут в исполнение уже на рассвете, — с нахальной улыбкой проговорил молодой стражник, недвусмысленно блуждая глупыми глазами по ее облику.
Ведьма сладко улыбнулась в ответ:
— Будь добр, поведай, а какое сейчас время суток?
— Глухая ночь. Тебе осталось совсем немного.
Поднявшись на ноги при помощи стены, на которую девушка уперлась ладонью и плечом, она медленно подошла к решетке и обхватила нежными пальцами прутья, не спуская лукавого взгляда с недалекого юнца в полном обмундировании королевского стража.
— А как же мое последнее желание, сир? Разве оно мне не полагается по закону? — сладко пропела девушка, игриво склонив голову и прижавшись лбом к холодному железу, от которого не убирала рук.
— Король против, — мальчишка облизал свои губы, поддавшись исходящему игровому лукавству, и подошел ближе, явно рассчитывая на работоспособность «сдерживающих» рун. — Но, думаю, мы с тобой сможем договориться.
— И тебя не пугает вся та невинная кровь, что покоится на моих руках? — Жизель скользнула ладонью за прутья к подошедшему ближе заинтересованному стражнику, сумев дотянуться до его лица подушечками пальцев. Загрубевшая кожа над кромкой отрастающей плешивой бороды юнца была ей не то, что противна. Она ненавидела каждую клеточку тела любого, кто был приверженцем сложившихся королем устоев. Но это была лирика, а жизнь требовала жертв. Как и ее цель. — Не смущает вся та сила, которой я наделена? — Мужчина на это промолчал, открыто обомлев от столь нежного прикосновения самой смерти и поддавшись ему. — Не боишься ли ты меня?
Его глаза запеленало желание, точно так же, как ее — тоска.
Его страх был скован жгучей магией, пробуждающей первородное.
— Сделай это ради меня. Осчастливь меня, мой рыцарь, — прошептала девушка и убрала от него руку. Отошла на пару метров от решетки, жадно наблюдая.
Наблюдая, как тот достал из ножен свой меч и обхватил обеими ладонями черенок. Как безмятежно подставил острие к своему горлу, не опуская почерневшего обезумевшего взгляда с ведьмы. Как надавил им, разделяя кожу, и полоснул им вверх, вырывая из себя капли крови. Сначала быстрые, струящиеся ввысь, а после слабые, окончившие миссИю. Гаркнул пару раз, захлебнувшись, и опал на колени.
Ведьма успела поймать пару алых капель, вылетевших из его рта, пальцами, и скользнула ими по колодке на шее. С глухим скрипом железные замочки отворились. Обруч упал, позволяя сделать жадный глоток воздуха.
Под приближающийся быстрые железные шаги ведьма рассмеялась, поигравшись пальцами в воздухе перед собой, снова выпуская из них в темноту бриллиантовую мерцающую пыль.