say hello, honey, I'm home

Будильник не успел зазвенеть.   Тусклый свет сочится сквозь тяжёлые шторы, ложась размытой полосой на край потрёпанного матраса, и освещает грязную комнатушку. Здесь совсем нет источников света: только выбитые пробки и давно сгоревшие лампочки, которые хозяин квартиры не спешит менять. Смрад пронзает до рвоты и слезящихся глаз: настолько ужасно пахло в комнате, не знавшей ни уборки, ни банального проветривания. Этот запах прижился ещё очень давно, кажется, что он практически как сосед делит место с заспанным мужчиной. Здесь воняет неубранной пепельницей, до краев наполненной окурками, грязным бельем и пылью, что с годами только копилась и копилась на всевозможных поверхностях. Сказать, что хозяин квартиры давно потерял и силы на уборку, и смысл в этой уборке — ничего не сказать.   Мужчина поднимается с матраса, чешет неряшливо растущую во все стороны бороду и оглядывает уже приевшееся помещение. С каждым днём оно раздражало всё сильнее.   На ватных ногах он тащится к окну, минуя разбросанные на полу вещи, вроде грязной, скомканной одежды и упаковок из-под еды быстрого приготовления. Как давно он не думал о том, чтобы хотя бы расфасовать мусор по пакетам? Квартира выглядит слишком побитой, будто её давно забросили, и жить тут вообще никто не должен: полумрак лишь усиливал это ощущение, ведь несмотря на то, что это мансард, и солнце первым ложилось именно на его окна, здесь царствовала темнота. Хозяин, очевидно, не любитель света, и это отразилось на его здоровье, одарив бледной, практически серой, как у мертвеца, кожей, а впалые от недоедания щеки и огромные синяки больше глаз только дополняли образ. Мужчина выглядел жутко во всех пониманиях этого слова.   В любом случае, ничего не имеет значения, пока путь его проложен от матраса до окна.   Мужчина слегка отодвигает штору, морщась от яркого утреннего солнца, выглядывает из-за неё и присматривается. В точку.   Он подходит к окну вплотную, опираясь ладонями о практически прогнивший подоконник, и всматривается внимательно, кусает сухие губы, облизывает. Всё точно вплоть до секунд.   Вот кудрявый мальчик выходит из парадной двери, клацает в экран телефона и, поправив ручку портфеля, направляется по дороге налево. На его пути стоит парень повыше, с короткими прямыми волосами, его бордовая в белую полоску рубашка не меняется уже второй год. По крайней мере, именно столько Бруно следит за милейшим мальчиком, проживающим напротив его дома.   Камило. Так звали подростка, который изо дня в день заставлял Бруно тяжело дышать и чувствовать, как к паху приливает кровь. Он был прекрасен, идеален во всем, словно божество, снизошедшее с небес в этот ужасный мир.   Рука машинально скользнула вдоль футболки, но стоило ему прикоснуться к резинке семейников, как его лицо искривилось в омерзении: его солнечный мальчик так грязно и пошло целует подошедшего брюнета. Карлос, вроде — парень Камило, но такая формулировка совсем не по душе Бруно. Он не собирается отдавать своего мальчика какому-то уроду. Камило просто нужно время для того, чтобы он понял, как Бруно на самом деле любит его. Тогда бы он определенно принял правильное решение. Бруно уверен.   Камило отстраняется, ласково улыбается и заливается смехом, судя по тому, как зажмурены его глаза и как широко раскрыт рот. На секунду Бруно будто ловит на себе его взгляд. Дразнит, дрянной мальчишка.   Берет Карлоса за руку, прижимается к нему чуть ли не всем корпусом, показательно трётся, требуя к своей персоне как можно больше внимания. Бруно позволяет себе провалиться во влажные фантазии с головой, представить себя на месте этой паскуды.   На его законном месте.   Они о чём-то беседуют и, наконец перестав лобзаться, направляются дальше по дороге, в школу. Бруно следит до последнего, пока окончательно не скрывается за очередным поворотом косматая макушка. Он отстраняется от окна.   Стоило хотя бы немного привести себя в порядок. Нужно подготавливаться заранее. Он заберёт этого мальчика себе, посадит под свое крыло, окутает любовью и никому не отдаст, и Камило, в свою очередь, будет очень благодарен Бруно за всё то, что он сделает ради его счастья.   Два года. Два года назад семья Камило переехала в этот спальный район, два года назад семья Камило поселилась в доме напротив, два года назад Бруно обратил особое внимание на милого парня, которого прежде не видел в их местности.   Камило не выглядел и не вел себя как плохой человек, наоборот, он был добрейшим и милосердным, с присущим всем подросткам юношеским максимализмом и тягой к актерскому мастерству. Что же такой лучик света забыл в не самом благополучном районе небольшого городка? Он достоин большего. И это "большее" Бруно, несомненно, собирался ему подарить.   Бруно долгое время не видел совершенно никакого смысла в своей жизни, если это вообще можно было назвать жизнью — он просто нёс на себе бремя нецелесообразного существования. Просыпался с неохотой, ел, что попало, как бездомная собака, проживал очередной несуразный день и закуривал на ночь несколько крепких сигарет, надеясь, что на следующее утро он уже не проснётся. Но каждый раз не добирал дозы — боялся. Как трусливое животное, боялся смерти.   Его отец умер, а мать бросила на произвол судьбы, как только сыну стукнуло восемнадцать. Бруно до сих пор подчас задумывался о том, как дожил до своих тридцати девяти, а совсем скоро — сорока. От таких цифр становилось по-настоящему страшно, он прожил эту жизнь зря. Абсолютно зря. До абсурдности. Но силы духа не хватало, чтобы покончить с этим.   И в один день он увидел смысл, которого так не хватало. Увидел смысл в мальчике, что каждый день улыбался ему своей солнечной улыбкой, заставлял сердце всколыхнуться и пропустить удар, будто всё это время оно совсем не билось, и Бруно жил в анабиозе, не ощущая вокруг себя ничего.   Как глупо было полагать, что мальчик обратит хотя бы толику своего внимания на старого чудака, но почему-то чем больше проходило времени, тем меньше для Бруно имели значения такие мелочи. Камило просто ещё не знает, как значим для него, стоит только ему это понять и прочувствовать, тогда...   Бруно умывает лицо ледяной водой, лишь больше растирая грязь. Если по-хорошему, то стоит принять душ и заново приучить себя к соблюдению личной гигиены. Бруно давно перестал видеть смысл в том, чтобы следить за собой: он нечасто выходил на улицу, а когда для него открылись доставка еды и работа на дому, вовсе перестал вылезать из своей обители. Выходить на улицу спустя столь долгие годы изолированного образа жизни было страшно, но стоило представить, как будет счастлив Камило, когда они встретятся, и все сомнения отходили на задний план. Бруно знает подход. Знает, на какие точки давить, как правильно использовать полученную информацию. Камило стоило бы научиться фильтровать то, что он выкладывает в социальные сети.   Он ведёт аккаунт, где на ежедневной основе делится с несколькими читателями всем, чем только можно: произошедшими ситуациями, шутками, своими выступлениями и практикой, фотографиями себя любимого, рисунками, ненавистью к семье. Сколько раз Камило позволял себе применять не самые лучшие эпитеты к своей "психичке-мамаше", своему "бате-каблуку", своей "сестре-сучке, не знающей личных границ", и только по отношению к младшему брату Камило был снисходителен. Маленького Антонио он старался уберечь от криков и разбирательств, защищал его, как мог.   Бруно только мечтательно вздыхал, каждый раз восхищаясь тем, насколько его мальчик образцовый и заботливый старший брат. Антонио с ним определённо повезло.   Буквально час назад до того, как Камило ушел в школу, он выслушал от матери тирады о его неблагодарности и неправильности. По крайней мере, именно так гласит запись, уведомление на которое Бруно заметил, когда взял телефон в руки.   Есть ещё много вещей, которых Бруно не может узнать из социальных сетей, но это, впрочем, не так важно: Камило сам ему всё расскажет. То, что ему нужно, у него есть. Это главное.   Сегодня четверг. Через семь часов у Камило заканчиваются уроки. Если на сегодня у него нет дел, о которых он ничего не писал в профиле, то он пойдет в сторону дома к четырём или четырём тридцати. Не станет заносить в дом портфель, придет на площадку напротив подъезда, усядется на скамейку и станет ждать. Скорее всего, с ним будет Карлос, чуть позже подойдут двое его друзей: Николас и Алехандро. С собой у них обязательно будут энергетики или сигареты, а может всё вместе. Родители Камило работают до девяти, младшего брата забирать только через час, старшая сестра на подработке до шести. Как всё идеально рассчитано. В какой-то мере Бруно горд за такую расчётливость.   Его накрывает лёгкая сонливость, и совсем скоро часы превращаются в минуты: время идёт так незаметно и неощутимо до момента, пока будильник не вытаскивает уснувшего мужчину из сна. — Не переживай, друг, мы с тобой, — низкорослый беловолосый парнишка, Николас, похлопывает своего товарища по плечу.   Практически каждый день друзьям и парню Камило приходилось выслушивать о семейных разборках, которые устраивала мать, будучи в плохом расположении духа.   Камило не вспомнит, с какого момента ему настолько осточертела собственная семья. Возможно, с момента, когда отец перестал показываться дома, чуть ли не круглосуточно находясь на работе, а мать, которую более ничего не сдерживало, окончательно разошлась.   Папа всегда был в ответе за какую-никакую спокойную обстановку в доме. Теперь некому было успокаивать мать в прилив злости. И Камило принимал на себя удары.   Он не понимал, почему именно его так невзлюбила мать. Младшего сына она холила и лелеяла, старшую дочь всем ставила в пример, а средний сын был белой вороной, каким-то разочарованием и грандиозным провалом. Периодически она раскаивалась, лезла обниматься и извиняться, говорила Камило о том, как любит его, но... все её извинения забывались на следущий же день.   Камило тяжело вздохнул.   Карлос прижимает возлюбленного к себе, заботливо поглаживает сквозь ткань рубашки утренний синяк — единственное, о чем Камило не рассказывал даже самым близким друзьям. Пожалуй, только со своим парнем он мог позволить себе побыть слабым, почувствовать защиту, которой ему катастрофически не хватало. Карлос обещал, что когда Камило через полгода исполнится восемнадцать, он обязательно его заберёт. — Осталось всего-ничего, крепись, мы тебя не бросим, — подхватывает Алехандро, высокий рыжий юноша с россыпью веснушек на вечно радостном лице. Он достает из рюкзака банку энергетика, протягивая другу. — так что расслабься и не нагоняй. Всё обязательно наладится.   Последнее, что помогает Камило спокойно выдохнуть — нежный поцелуй на щеке. Он со слабой улыбкой принимает из рук Алехандро банку и, щёлкнув крышкой, отпивает. Терпкий привкус мигом ставит мысли на свои места, заставляя расплыться на половину скамейки, окончательно завалившись на Карлоса. Тот и не против: прижимает парня к себе, упираясь подбородком в кудрявые волосы, и протягивает руку к раздаче.   Тишина пустой площадки разгоняется незамысловатыми разговорами об учёбе и ближайшем будущем, пока Хан, ведомый любопытством и глупостью, оглядывает окна дома напротив. — Гляньте, опять стоит. Молодцом стоит. — Ну просили же! — огрызается Карлос.   Камило нервно сглатывет, поднимая взгляд с самым настоящим страхом. Этот чудак пугал его до чёртиков. Карлос чувствует, как Камило инстинктивно жмётся к нему, ища, где спрятаться от пристального взгляда. — Чего ты как мразь себя ведёшь? — А чего сразу мразь? Это он мразь, а не я! Чё он там встал опять? — он щурится. — Он вообще живой? Может, он там сдох?   Два года. Два года Камило живёт в животном страхе, что не покидает его, даже когда он находится достаточно далеко от дома. Этот странный человек появляется в окне всякий раз, стоило Камило покинуть пределы квартиры, хотя, кто знает, может, он стоит там и в это время — Камило стал зашторивать окна от греха подальше. Ему вовсе не хотелось казаться каким-то параноиком, но инстинкты самосохранения брали своё. Он отнюдь не понимал, что движет этим чудаком вот так часами стоять и наблюдать за другими людьми, неужели у него нет своих дел? Ещё страшнее было то, что он лишь изредка двигался и подавал признаки жизни, и взгляд его будто постоянно был направлен точно на Камило — по крайней мере, он это чувствовал. — Прекратите, ну... — Так, тебе вообще нервничать не положено. А вот ты, — Николас отвешивает рыжему подзатыльник.  — остолоп, прекращай. — Ладно, ладно! Простите. Я просто проверял... ну не понимаю я, зачем он там стоит.   Николас заводит с Алехандро спор.   Склонившись к уху Карлоса, Камило еле слышно шепчет: — Можно сегодня у тебя?   Бруно с интересом клонит голову вбок, повторяя действие мальчика, и слегка хмурится; он прекрасно знает, о чем Камило просит Карлоса именно так. Каждый раз, когда он наклонялся к юноше вплотную и о чем-то обеспокоенно шептал, он не возвращался домой. Потому Бруно сделал вывод, что его мальчик ночует у этого... у этого.   Как же сильно вымораживало одно лишь существование Карлоса. Такой мерзкий, наглый. Ему невмоготу целиком и полностью осознать, какого хрупкого ангела доверила сама судьба в его руки. В эти небрежные руки, которые не способны сохранить и уберечь Камило. Бруно сжал кулак до побелевших костяшек.   Ничего, Ничего. Что бы там не придумала судьба, Бруно знает, как всё должно быть на самом деле. Иначе почему она привела Камило именно в этот район, в этот дом, верно? — А родители?... — Я не хочу и не могу здесь оставаться, пожалуйста...   Карлос выдыхает. Он правда любит его, безумно любит и готов на всё ради него, но в последнее время Камило был... особенно нервным. На то у него были свои причины. Ведь в любой момент его мать могла разойтись и потерять остатки самообладания, бить слишком сильно, кричать до крови в ушах. А Камило терпел. Смиренно молчал и терпел, как паинька, даже не плакал и злил этим мать ещё больше. Она повторяла что-то о том, что он усмехается над ней, над всей семьёй.   Карлос всегда был на чеку. Таскал с собой спирт, таблетки всякие, пластыри с милыми мордочками котят, которые заставляли Камило улыбнуться, пренебрегал собственным комфортом ради него. Одним словом — заботился. Со всей искренностью, что в нем была, и сам удивлялся, что способен на такое. — Тебе все равно придется забирать вещи... — Заберу. — И учебники. — И учебники... — И лекарства.   Камило совсем забыл о брате. — А Тони... — А с Тони ничего не случится. Твоя мамаша слишком сильно его любит.   Он покачал головой. — Тоже верно... но мне всё равно стыдно его оставлять. Кстати, скоро нужно будет идти его забирать. — Чё вы там шушукаетесь? — Алехандро фыркает, когда их с Николасом спор подходит к концу, и они обращают внимание на притихших друзей. — Говорю, брата скоро забирать. — Рано ещё! Давай лучше с нами, за компанию, — и протягивает ему сигарету.   Камило не любил курить сигареты, а то, что помогло бы по-настоящему расслабиться, сейчас покоилось дома у Карлоса. Парень отмахивается, морщась. Алехандро пожимает плечами.   Что же ты делаешь? Не нужно порочить свой священный образ, мой ангел.   Бруно задумчиво щурится, думая о том, что ему ещё предстоит отучить мальчика от вредных привычек, всё же, не положено столь прекрасному существу заниматься богохульством. А эти мелкие уродцы только подначивают Камило. Ничего, нет. Бруно обязательно защитит его от всего плохого. Совсем скоро.