against the devil

                   Солнце клонилось к горизонту, и это не предвещало ничего хорошего. Каким бы хищным не казался человек, его возможности не безграничны, они никогда не сравнятся со способностями той же кошки. Люди не могут видеть в темноте и не могут быть настолько же ловкими. К тому же, сцепка пары зверушек в мартовский период не может оказаться опасной в той же мере, в которой опасны целые съезды с использованием нескольких видов химического и десятков видов огнестрельного, сопровождаемого парочкой колюще-режущего, сейчас тщательно натираемого Такахиро. В его лице не было страха, ни грамма. Впрочем, как и в физиономиях его союзников, за исключением одного молодого стажера, вошедшего в их ряды с помощью просьб дослужившегося до хорошего статуса в деле снабжения оружием отца.       — Нам стоит перенести все это! Мы же проиграем! Они явно что-то замышляют, какой человек в здравом уме будет стреляться ночью?! У них как минимум очки ночной видимости, а мы будем как ду…       — Заткнись. И смотри сюда. — Такахиро медленно поднялся с земли, становясь напротив белобрысого, явно дешево крашеного юноши. Мужчина оглядел его с ног до головы, останавливаясь на грязной обуви, и презрительно усмехнулся, все же поднимая глаза на его уровень. — Сейчас все видишь?       — К-конечно… Так еще не стемнело. Парень запинается, а Такахиро кивает в ответ, с усмешкой наблюдая за нервозом новенького. Он делает шаг ближе, замирая в нескольких сантиметрах и видя краснеющее молодое личико, еще не испещренное шрамами. Пока что. Он сокращает расстояние до минимума…       — Босс, я не такой… …и ударяет по его виску, следом сжимая область около глаз и надавливая на нее без лишнего усилия, вырывая из парня стон боли, вскрик, а после наблюдая за его падением на землю.       — А теперь нет. Как видишь, наличие функционирования наших органов чувств не зависит напрямую от времени суток. Можешь не переживать, это временная атрофия зрительного нерва. Мне не нужен слепой новорожденный котенок в бою. Благодари отца за жизнь.       В тот же момент мужчина развернулся и ушел к заниженному «Opel», открывая багажник того и доставая несколько равномерных пластов зеленого цвета небольшого размера, которые тут же передал помощнику, давая пару инструкций. Заполучить выход не только к Канаде — задача не из легких.       — Как что-то может получиться в темноте… — вновь зашелестел молодой парень. Такахиро усмехнулся, стягивая с себя джинсовку и надеваю толстый жилет.       — Наглядный пример ты уже получил. Никогда не сомневайся в том факте, который является заведомо правильным. Если это не так, заставь его быть правдивым. — он подошел ближе, внимательно оглядывая все еще ослабленного парня, и презрительно скривился. — К тому же, для тебя я Господин Мориучи. Никаких босс в моем присутствии и выжимок из бесполезных сериалов.       — Они подъезжают! Но похоже, они готовы мирно поговорить, они протягивают руки! — возгласы раздаются неровным строем, когда Такахиро выходит вперед, сощуривая глаза и наблюдая за приближающейся шеренгой. Он хмыкает, опуская руку в карман и сжимая иглу.       — Нет. Ко дну второй машины привязана свето-шумовая. Разойтись по шеренге. Ваша задача действовать как можно чище, нам не нужно много крови.       — А что с главой?       — Не получится взять — убирайте его.       Подъезжающие увидели направленное на них оружие. Прозвучал первый выстрел, а после разнесся оглушающий залп ответных.       — Спасибо, мне действительно приятно это слышать, профессор. — девушка лучезарно улыбалась, передавая мужчине больничную карту переведенного в обычную палату пациента. Он благодарно кивнул и пожал бывшей студентке руку. Тишину и приятную атмосферу в ординаторской прервал вопль зазвонившего телефона, причем какой-о особой, противной мелодией: ранее у профессора Софья подобного не слышала. Он отскочил от нее буквально за секунду, тут же отходя в сторону и отвечая. По мере прослушивания его лицо становилось все белее, а толстые статичные пальцы все сильнее сжимали стащенную с головы медицинскую шапочку.       — Сколько? — говорит он в трубку и рвано выдыхает в ответ. — Хорошо, подвозите по обычаю. Придумаем. Звонок сбрасывается, и он оборачивается к девушке. Его лицо в белесом освещении помещения выглядело ужасно изможденным, болезненным. Софью пробрал холодный пот. Она ожидала, что сейчас будет произнесено что-то, что очень сильно ее подкосит: все нутро говорило об этом.       — Софья, вас интересуют деньги? — он проговорил это членораздельно, с особой интонацией, словно Воланд, беседующий на Патриарших и знающий что-то гораздо большее, чем другие. Словно вторя его словам, на потолке замигала лампа, что сопровождалось неприятным, скрипучим звуком. Девушка осеклась, не зная, что ответить. Однако его взгляд показывал, что дело не терпит отлагательств. Она оступается и медленно кивает, на секунду прикрывая лицо вьющимися прядями и поспешно выдыхая воздух, стараясь унять непонятно почему сбившееся сердцебиение.       — А… Сколько и за что?       — Много, даже не представляете насколько. — его тон был серьезен, как никогда. Мужчина нахмурил седые брови и торопливо достал телефон, отправляя сообщение, после чего вновь поднял какие-то суровые глаза. — Ничего такого, мне нужны лишние руки. Я должен рассчитывать на конфиденциальность с вашей стороны. Иначе нам обоим несдобровать.       — Я Вас поняла. — девушка кивает и опускает глаза. Только она открывает рот, чтобы расспросить все же подробности заработка, мужчина поспешно выходит в коридор, кидая напоследок «Через две минуты в холле без опозданий. Немедленно.»       Софью одолевают смутные сомнения на счет такого решения. Словно она потеряла здравый рассудок, соглашаясь на эту эпопею, неизвестно с чем связанную. Вдруг у нее будут из-за этого проблемы? Но что-то внутри, какой-то грызущий червячок настойчиво нашептывал, что все идет по плану, известному причем, видно, только Всевышнему. Она должна была так ответить. Должна была согласиться. Она должна нырнуть в эту пучину, чтобы больше не смочь из нее выплыть.       Через две минуты она уже далеко не в холле, а внутри просторного спорткара, принадлежащего профессору. Впрочем, сейчас о законности оснований его приобретения девушка могла бы поспорить. Он не являлся ни деканом, ни ректором, хотя в отличие от них же мало в чем себе отказывал. И он никогда не брал дополнительную подработку в ВУЗе, дополнительных часов и при этом ни в чем не нуждался. О легализации его заработка речи не шло, но на удивление, сам факт того, что девушка также сейчас в это втянута, ее уже не пугал. Напротив. Она ощущала приближение чего-то знаменательного, интересного. Словно впереди перед ней открывалось занимательное приключение, наконец вытягивающее из серых будней и придающее жизни хоть какие-то краски: впрочем, учитывая последние вечера, те лишь сильнее сгущались. Потому что на ее трельяже лежит уже около десятка фотографий, где она идет по улице или передвигается в автобусе. Съемки ее в комнате больше не было, да и по понятным причинам: каждый день она начинала с того, что завешивала шторы. И больше никогда, никогда не оставляла ни единой щелочки.       — То, что вы сейчас увидите, должно остаться в пределах той же комнаты. Это ясно? — голос профессора отвлек от нежизнерадостных мыслей. Тот на мгновение отвлекся от дороги, обращая внимания на поникшую практикантку, и надрывно вздохнул. — Не переживайте только сильно. Я зачту это… частью практики. Ценный опыт, новый взгляд на настоящую жизнь. Представьте, что это небольшой эксперимент по попаданию в… несколько необычные условия.       — Что мне предстоит?       — Только делать качественно свою работу. Я надеюсь, что вы не забыли курс общей хирургии. Девушка нахмурилась, не зная, что ответить. Она отвернулась к окну, начиная перебирать собственные пальцы. На улице темнело, тучи сгущались. Скоро пойдет дождь.       — Приехали.       Они остановились перед порогом непрезентабельного, серого низкого домика, сильного заросшего плющом, покрытого зеленью на местами облупившейся штукатурке. Наверное, раньше он был белым, но за ним явно никто не ухаживал. На улице окончательно стемнело, девушка с трудом шла за профессором.       — Сюда. Аккуратнее, порог. Я сразу вас предупрежу, в стенах хорошая звукоизоляция, не смотрите на внешний вид. — аккуратно преподнес он, заставляя девушку непонятливо нахмуриться. Зачем ей это… Профессор открывает деревянную, забитую досками поверх основного материала дверь и пропускает ее вперед. Девушка замирает на пороге. На полу дома сидят, рассредоточившись по всей небольшой комнатке мужчины, перемазанные кровью. Одни затянулись тканью собственной одежды, другие помогают своим «сокамерникам». В комнате изредка раздаются кроткие постанывания: она замечает вдалеке двое лежащих молодых людей, окруженных другими.       Да уж, ночь предстоит быть долгой.       — Те, кто не пострадал, помогают мне. Нужно перетащить господина в операционную. — голос профессора на удивление стал казаться моложе, но оттого он не прекратил быть строгим. Мужчина взял руководство на себя, направляя свободных людей и раздавая указания. — Быстрее. Какое было оружие?       — Сверхзвуковые пули. До того, как потерять сознание, он говорил, что попадание пришлось в позвоночник.       — Плохо. У кого та же группа и резус?       — У меня, сэр.       — Быстрее. — профессор ускорил шаг, открывая двери подвала и приглашающе показывая на него рукой. Двое мужчин, облаченных в зелено-черную амуницию последовали прямо вниз по лестнице, оттаскивая на себе тело одного из них же. — Поспешите. Пуля пробивает не только узкий канал в тканях, но и создает вокруг себя зону пульсирующего ударного воздействия. Мог быть поврежден спинной мозг, даже если пуля и прошла мимо позвоночника. Ты, — взгляд профессора остановился на замершей в комнате девушке. Он сделал шаг вперед, слегка хлопая ту по плечу, — Медикаменты в дальнем серванте, их достаточно. Зашиваешь открытые раны, ножевые и колотые все на тебе. Первая помощь так же. После пуль заживать ткани нельзя, надеюсь, помнишь: только повязка. Будут сложности — не беспокоить. Я на операцию.       — Я здесь. — резко в дверь вошел высокий черномазый юноша, которому слегка перевалило за 35. Он оглядел комнату и остановился взглядом на профессоре, тут же срывая с себя большой шарф палантин и скидывая пальто. Он рывком открывает один из шкафов, пройдя к нему размашистым шагом, и надевает голубое облачение, пряча немного курчавые волосы под шапочку.       — Наконец-то. Пошли, ситуация тяжелая.       Не прошло и минуты, когда они скрылись в подвале, тут же озарившемся светом. Перед тем, как дверца в него захлопнулась, девушка услышала низкий хрип.       Она растерянно поворачивается к сидящим мужчинам и на мгновение делает глубокий вдох, тут же приходя в себя.       — Так. Ваша задача сейчас рассесться по степени тяжести. Те, кто находятся совсем в ужасном состоянии, подаете сигналы. Другие отсаживаются. Ждете своей очереди, точно описываете симптомы и ситуацию.       — Это конфи…       — Сейчас это моя забота. На эту ночь я ваше спасение, и даже разговаривать по этому поводу не буду. От меня зависит ваша жизнь. Заткнулись и исполнили.       На удивление, возражений больше не последовало. За окном громыхнуло. Ливень начался с новой силой, сопровождаемый шквалистым ветром, из-за чего в доме не было никакой тишины: поскрипывала старая крыша, либо это на потолке мыши скреблись, в окно то и дело бились ветки деревьев, царапающие стекло, плющ, прилипший к нему, отбрасывал зловещие тени, а из подвала то и дело раздавались краткие команды или громогласный кашель: судя по всему, донор крови чувствовал себя явно не лучшим образом. Девушка села за невысокий стол, расстеливая импровизированную клеенку, на которую разложила необходимый инструментарий. К ней потянулись люди, сообщающие, где и кого задели. Первым показали мужчину лет пятидесяти с ножом в груди. Внутри у Софьи что-то опустилось: она не ожидала, что ей, как трансплантологу. придется заниматься чем-то подобным, в особенности принимать решения за чью-то жизнь.       — Помогите Реду! Он совсем плох.       В самом деле, мужчина начал медленно белеть. Вместе с тем оттенок кожи менялся и у девушки. Пальцы медленно холодели.       — Я… Я не могу взять такую ответственность. Если вынуть нож из груди, он перестанет препятствовать заражению, и в плевральную полость напрямую пойдет воздух. У него разовьется пневмоторакс, я не смогу оперировать его без нужного оборудования. И неизвестно, не задеты ли органы…       — Вы врач или нет?! Вы должны спасти нас! Он не может умереть! У него дочь растет!       — Не обижайтесь. — раненый проговорил совсем тихо, хрипло, тут же закашливаясь. Он едва смог восстановить голос, после чего мягко улыбнулся. — Она у меня еще совсем кроха. Три годика послезавтра.       Девушка вздыхает. В голове проносятся вычисления, словно высветившиеся на компьютере. Она не может так рисковать ради него. Даже если у него есть дочь.       — Вначале разбираемся с легкими ранениями. После я осмотрю вас и дам оценку состоянию. Если профессор не выйдет, я посмотрю, что будет в силах сделать. Надо спасти их. — она кивает на рассредоточенных по комнате мужчин и дожидается ответного кивка раненого, тут же отворачиваясь к другим. — Приступаем. Больше тяжелых нет? Отлично. Принесите еще бинтов, крови будет много. Присаживайтесь. — она указывает на стул парню с пробитой рукой, и он в ту же секунду беспрекословно выполнил указание. Через минут семь рана была зажита и обработана. Следом после него прошло еще человек девять. Остальные в помощи не нуждались. Вздохнув, Софья обернулась на мужчину, с силой сжимающего детскую фотографию и все еще лежащего на полу. Внутри что-то екнуло. Криминал криминалом, но дочь жалко. Видимо, у нее любящий отец.       — Что ж… Давайте смотреть, что у вас с ножевым. Те, у кого свободные руки, найдите полотенца и принесите таз с чистой водой. И еще, мне нужна небольшая трубка, как от капельницы. Шкафы в вашем распоряжении. Пациента на стол. — она кивает на свое бывшее рабочее место и смотрит на замешкавшихся мужчин. — Быстро! Ты и ты, подняли и положили! Вы двое — за вышеназванным! Времени мало, он умрет до вашего теления!       Процесс тут же пошел с новым ходом. Все ускорилось в разы. Девушка встала у двери, обрабатывая руки и натягивая перчатки.       — Как так вышло, что столько раненых?       — Облава. Помощь чужакам, откуда не знали. Это небольшие жертвы, у них больше.       — Понятно… — девушка задумчиво кивает и оборачивается, оглядывая новое рабочее место. — Так. Один из вас берет фонарь и держит над телом все время. Надеюсь, крови не боишься. — мужчина в ответ лишь хмыкает, исполняя приказ. — Группа крови какая?       — Вторая положительная.       — У кого здесь такая же, либо первая?       — У меня вторая. — с пола встал юноша с колотой, которому только недавно зашили рану. Софья кивнула, указывая на стул.       — Сюда. Можешь понадобиться в любой момент. Все подготовили? Блять, анестезия…       — Делай без нее. Все хорошо, не в первой.       — Я попрошу…       — Господину нужнее. Стен, подай флягу. — лежащему на столе тут же влили почти всю, ожидая пару секунд, а после помогая допить. Софья холодела от ужаса. Она никогда не могла подумать, что ей придется проводить свою первую операцию в подобных условиях даже не в военное время. — Готов.       — Что ж… Сделайте глубокий вдох. Я извлекаю инородное тело. Полотенца мне, полотенца!       Она надавливает левой рукой на мужскую грудь, а правой с силой вытягивает клинок, что получается не сразу. Сбивает еще и хрип боли, раздавшийся вверху. Она на минуту отвлекается и видит налитые ужасом глаза с изменившимися зрачками. Мужчина начинает открывать рот и судорожно глотать воздух, но постепенно это сопровождается лишь беззвучными стонами. Она была права, она предчувствовала. Осложнения пошли, причем невозможно быстро для данного ранения. Гребаное отсутствие аппаратуры… Она не может потерять первого же пациента.       — Берете полотенца и держите поперечно к груди, закрывая ему обзор. Сейчас будет больно. Искусственное дыхание кто делать умеет? — в это время она нервно прижимает к груди давящую повязку, стараясь остановить кровь.       — Дочь…       — Я умею.       — Хорошо, готовься, по моей команде. Мне нужно сделать дренирование плевральной полости. Зажим мне, хоть какой-то. Смотри, держи вот здесь. — кивает она другому человеку, оставляя того раскрывать внутреннее содержимое мужчины. Он кричит от боли, начиная подгибать ноги. — Держите его, мне нельзя, чтобы он дергался!       Вся спина залита потом, на глаза скоро начнут накатывать слезы. Она экстренно выхватывает трубку из-под капельницы и заостряет конец скальпелем.       — Что ж… Приступим.       Трубка входит аккурат в приоткрывшееся легкое, не задевая закрытых ребер. Нож задел орган не сильно, но сделал достаточно для угрозы здоровью. В таз сливается кровяная, гнойная жидкость, разносящая неприятный запах по всему дому.       — Так, хорошо, после дренирования должно стать лучше… Черт, как я могу расправить легкое, если ребра закрыты? Я не могу раздвинуть их!       — Док, мы можем чем-то помочь?       — Молитесь. Мне нужно сделать надрез и отвести широчайшую мышцу спины. Только тогда у меня будет доступ к нужному участку. Если совсем туго, пересечем вышележащие реберные хрящи. Пульс?       — Есть.       — Продолжаем. Таз поменять, нужен новый. За пульсом следим, не теряем. Скальпель мне.       И за словами следует новый разрез, от края грудины до средней подмышечной линии. Она понимает, сколько ошибок допускает, но не может бросить все, не может позволить ему умереть.       — Пульс снизился!       — Не в мою смену… Ты, делаешь дыхание! Если что, будем запускать сердце. Самое главное осталось, я расправляю легкое по мере возможности. Следим.       Все руки в крови, стол тоже. Без специального отсоса проводить операцию почти невозможно: мало что видно. Просто невыносимо. Девушка стоически выполняет нужные действия, слыша, что ему становится все хуже и хуже. Невыносимо. Он умирает у нее на столе.       — Я расправила. Зашиваю. Подготовьте все для давящей повязки.       — Пульса почти нет!       — Черт…       — Он остановился!       Ее руки ложатся на область сердца ладонью, пальцы специально отведены от грудины.       — Минуту засекайте. Делаем 110 надавливанием. Начали.       Она не знает, зачем комментирует это все незнающим людям, но так легче сосредоточиться. В голове ничего лишнего, только инструкция выполнения, она и пациент, которому необходимо спасти жизнь. Ее толчки строго вертикальные, плавные, ритмичные. Четко. Выверенно. Словно в тясячный раз. Время идет к концу, а ее тело покрывается ледяным потом. Она его потеряла, она взяла отвественность и не оправдала ожидания…       — Сто два…       Грудная клетка резко дергается, а мужчина вздыхает, заходясь в кашле.       — Шьем, быстро!       Она говорит это преувеличенно громким голосом, словно дает команду, которую тут же сама и выполняет. В отдалении слышится скрип, на который она не обращает внимания. руки и мозг заняты иным. Она старательно соединяет то, что должно было быть единым по праву рождения. Так калечить людей… Такого она в меде не видела. Разве что при вскрытии тела.       Она накладывает ровные швы один за другим и теряется во времени. Может, прошло пятнадцать минут, а может весь час. Тело ощущается невыносимым, когда она, наконец, делает шаг назад и произносит облегченное «Все». «Хвала небу», проносится в ее голове.       Мужчина давно уже был не в сознании, но дышал. Это радовало. Она сделала все, что могла.       — Молодец, студентка. — послышалось после небольшой паузы. Девушка оступилась, резко оборачиваясь и едва не падая: поддержал стоящий рядом мужчина, все это время помогающий с полотенцами.       — О чем вы? Вы стояли здесь?       — Того. что я увидел, достаточно. Об оплате не переживай, господин пришел в себя, он не обделит. Можешь отдохнуть.       Она ничего не ответила, резко разворачиваясь и уходя вглубь дома, находя ванную. Под холодной водой в раковине она долго отмывает себя от крови, чувствуя, как глаза медленно наполняются слезами: сказывается стресс, перенесенный за эту ночь. На улице светает. В окно дует свежий, пахнущий озоном ветерок. Она рваными движениями достает поленец и начинает до боли тереть кожу лица, стараясь прийти в себя.       — Ну здравствуй… Софья.       Ее сердце падает куда-то вниз, в Бездну. Словно в кошмарах, пульс начинает стучать в ушах. Она медленно поднимает взгляд и сталкивается с чужим в отражении зеркала. Он стоит позади нее, почти такой же, как и всегда: жесткий, с пронзительным пустым взглядом. Только туловище перемотано бинтами.       И губы повторяют очертания слогов ее имени.       Она молчит, не сдвигаясь с места. Его рот медленно искажается в кривой улыбке, меняющей лицо.       Ранен он. Но в тупике — она.       — Я тебя нашел.       — Я-я-я… — она запинается, оступаясь, но он делает шаг ближе, заставляя ее замереть.       — Тшшш… — он прислоняет палец к своим губам и почти бесшумно прикрывает за ними дверь в ванную, отсекая от остального дома. — Теперь все хорошо.