Лиза возвращается в Мондштадт, цокотом каблуков извещая о своём приезде.
Рыцарь у ворот с подозрением косится на неё, сжимая пальцы на рукоятке меча. Юнец, едва дорвавшийся до службы, во всём видящий опасность. Лиза издалека отмечает его готовность к действию; пытливый взгляд, занесённая нога,
подозрение. Надежда спокойно дойти до штаба чахнет на глазах. Семёрка ей свидетели, Минчи просто хочет поскорее оказаться в горячей ванне. Несколько месяцев пути порядком измотали её.
— Мисс, какова цель вашего приезда? — его слова сквозят недоверием.
Откровенно говоря, это немного забавляет. Наивное в своей юности стремление избавить мир от зла, искоренить опасность всеми своими силами. Лиза вспоминает Джинн в самом начале службы, пуская картинки-вспышки по изнанке радужки. Следующим шагом запечатывает их, запирая воспоминания там, где им положено быть.
Она не враг этому городу и никогда им не была.
— Я возвращаюсь домой.
— К сожалению, не могу пропустить вас, — он бегает глазами по площади, высматривая других рыцарей. — Сначала нужно пройти некоторые формальности.
Некоторые формальности? Так Ордо Фавониус теперь называют допрос и обыск — абсолютно потрясающе. Она уехала, а старые методы остались.
Лиза вздыхает и мысленно извиняется перед Джинн. Влезать в голову к её рыцарям не входило в планы, но у Минчи нет времени на «формальности». Время, в целом, для неё теперь относительная величина.
Она сверкает глазами — зелень и обещание вечности — из-под капюшона, мягко касается его руки, что всё ещё сжимает рукоять меча.
Это почти льстит. Лиза ныряет в чужое сознание, шёпотом на задворках внушая свою правду.
— Вы пропустите меня в город и позаботитесь обо всех формальностях самостоятельно.
Она вкладывает в свои слова не наставление — приказ. Ломает его волю, решительным убеждением сминая щиты. И отступает на шаг, движением возвращаясь на исходную.
— Добро пожаловать в Мондштадт.
Лиза ему, несмышлёнышу со спутанными мыслями, улыбается и продолжает свой путь.
Цокот вновь раздаётся по брусчатке.
Люди оборачивают на неё свой взор и застывают. Тишина обволакивает главную улицу города на пару мгновений, а затем шёпот, как распространяющийся лесной пожар, заполняет пространство.
«Кто эта женщина?»
Потому что Лиза вся об изяществе и грации.
Хрупкие запястья сеткой вен на карте жизни, идеальная осанка, плащ цвета благородного индиго, ровный шаг на четыре счёта. Потустороннее спокойствие вуалью на её силуэт стелется, завсегдатаем сопровождая.
Капюшон спадает, влекомый ветром —
покажись мне, дитя, — позволяя каштановым прядям рассыпаться по спине.
Шёпот, следующий за ней по пятам, наконец смолкает.
Потому что ещё Лиза о силе.
Между сводом острых ключиц, в ярёмной впадине, покоится электро глаз Бога. И руны. Руны на кольцах отливом серебра, вязь символов меж браслетов на запястьях. Везде руны, как защита,
как предупреждение.
Мондштадцы расступаются, тревожно жмутся к стенам, почувствовав отголоски силы. Энергия — плотным смогом, почти туманом — окружает её, оттесняя людей с пути. По касательной затрагивает их сознания, незримо искажая волю.
Лиза поднимает бровь в кривом зеркале ситуации, улыбка на губах неровным краем съезжает в усмешку. Долгий вдох, горечь напополам с сожалением. В конце концов они всего лишь люди. Их реакция забавна настолько же, сколько и печальна.
Она продолжает идти, не сбавляя темпа.
Встречный ветер выцеловывает точёный профиль, приветствуя
своё дитя в городе свободы.
Проблема в том, что свободной Лиза больше не была.
***
Джинн — шок и узнавание — смотрит на неё несколько долгих мгновений. Пытается осознать увиденное. Сложить мир в прежнюю картинку до.
— Лиза?
— Совершенно верно, дорогая.
Минчи давит в себе зарождающееся тепло. Не сейчас. Ещё не время.
Настанет ли оно?
— Я вернулась. — Мягкий выдох смирения. — Вернулась насовсем.
Её голос, потёртые, покрытые пылью воспоминания, обволакивает Джинн, которая всё ещё не может поверить. Она беспорядочно проходится по Лизе взглядом, выцепляя все детали. И замирает, рассматривая глаз бога.
— Электро?
Джинн перебирает в голове все возможные трактовки.
«Иной взгляд на мир»
«Застрявшие между мирами»
«Сопротивление судьбе»
И ни одна ей не нравится.
Она тактично не задаёт лишних вопросов, но Лиза читает во взгляде «какого черта с тобой произошло?»
— Баал признала меня своей, — небрежно ведёт плечом, рассматривая через окно пейзаж позади Джинн. — Я благодарна ей за это.
Возможно, однажды Лиза расскажет ей историю одной ведьмы, что всегда хотела знать больше дозволенного. Ведьмы, что в каждой жизни искала ответы, переходя-стирая черту. И о богине вечности, что обратила на неё свой взор без причины и следствия.
Возможно, однажды.
— В следующие пару дней я найду себе жильё и попытаюсь придумать что-то с работой. До тех пор поселюсь в гостинице.
Холодными пальцами Лиза устало массирует глаза сквозь прикрытые веки. Дорога в этот город — вереница вечных солнца и луны, высосала из неё остатки сил. Легче от того, что она всё-таки добралась. Загнала свою лошадь, спала урывками, но добралась.
Жизнь в постоянном ожидании смерти выматывает.
Мысль, что она уже прожила на порядок больше жизней, чем должна, издевательски проскальзывает на краю сознания.
В следующий момент Джинн обнимает её. Пальцами проходясь по рёбрам, сцепляет руки на талии. Трогательно прижимается щекой к волосам. Держит её в своих объятиях фарфоровой статуэткой. Лиза склоняет голову на чужое плечо и сводит всё оставшееся расстояние между ними на нет.
Они стоят так несколько минут.
Почти вечность.
— Лиза, пять лет…
Три года на обучение в академии, и два на поиск ответов по всему Тейвату.
Достаточно долго, чтобы потерять всё, что имеешь. И слишком быстро, чтобы вернуть это обратно.
Сумеру стал её новым началом. Подарил знания и силу, но породил больше вопросов, чем ответов.
Фонтейн не дал ей заслуженной справедливости, а истины — изломанной и калеченой — там крупицы.
Натлан разбил Лизу на осколки и выковал из неё что-то лучшее. «Отвоюй своё право на жизнь. Борись до последнего вздоха.»
Ли Юэ неожиданной милостью в руки подарил покой. Напророченный астрологом по линии жизни, он грел где-то под кожей.
— Я знаю, милая, я знаю…
Лиза позволяет себе раствориться в этом моменте, впитать тепло и любовь. Вдохнуть запах чужих волос и задохнуться, крупицы счастья сквозь пальцы песком пропуская. Она позволяет себе забыть, что время — быстрая, неумолимая в своём течении река — разделило их, сделало чужими друг для друга.
— Я соскучилась… — Стеклянным шёпотом в каштановые волосы.
Лиза лишь крепче прижимается к ней.
***
Уверенным хватом за запястье её утягивают прочь от костра, ведут за собой в тень, где свет огненным заревом не коснулся стволов деревьев.
— Не устала? — ухо обдаёт горячим дыханием, мурашки змеями по коже, спуская с привязи.
Елена падает спиной в раскрытое объятие, опираясь на подставленную грудь. Знакомое тепло чужого тела мягко согревает сквозь слои одежды, успокаивая. Она не отрывает взгляда от сестёр, что пляшут вокруг костра, чары-заклинания рассыпая по земле. Пожухлые листья хрустят под ногами от каждого их шага, вплетаясь в мелодию треска костра.
— Этого мало, чтобы утомить меня, Алиса, — игривость напополам с ехидством в голосе, также правда, скрытая их положением. — Тебе ли об этом не знать?
Алиса — её защита, надёжная опора и нежность шёлком по коже в полутьме — по-кошачьи фыркает, но оставляет мягкий поцелуй на её щеке, чуть сильнее сжимая руки на талии. От неё всегда пахнет свежестью, травами,
домом, Елена закрывает глаза, вслушиваясь в давно знакомые ноты.
На другом конце поляны старейшины переговариваются вполголоса, россыпью редких улыбок присоединяясь к празднику. Тонкими пальцами трогают нити будущего, вплетая их в материю настоящего, загадочно переглядываясь только в им известном знании.
Луна вечным свидетелем смотрит на них сквозь вереницу облаков, размытыми по земле акварельными пятнами озаряя поляну по кайме. Под аккомпанемент женского смеха, что искрами в воздухе, счастьем по ветру, Елена размыкает веки, сильнее притираясь к чужой груди.
— Уже успела наставить свежую кровь на путь истинный? — и улыбается самым краешком губ, вторя общему веселью.
Алиса возмущённо тыкается холодным носом ей в шею, контрастом обжигая кожу.
— Я в высшей степени оскорблена, — притворство в её голосе до смешного очевидно, баловство, которое сегодня имеет место быть. — Свежая кровь всегда была твоей сферой.
Взглядом устремляясь в бесконечное сумрачно-синее небо, Елена откидывает голову на плечо позади, сияющее крошево звёзд созерцая. На каждый Алисин укол у неё уже готов выпад — годы практики, километры разговоров ни о чём, — но получается только зачарованно смотреть.
В конце концов сегодня особенная ночь.
Ковен собирается вместе всего два раза в год. Укрепить ритуалы связи, обновить защиту и позаботиться о земле, что порождает их, делясь своей энергией. Официальная часть прошла ещё пару дней назад, сейчас по праву их время. Небольшие шалости, вспышки света в глазах и магия нитями между душами.
Елена изворачивается в объятье, оплетая руками шею Алисы, прижимается щекой к щеке, подставляясь под ещё один поцелуй. Медленно выдыхает, наполняясь спокойствием и комфортом. Своими губами очерчивает скулу напротив, спускаясь ниже.
— И всё же меня учила именно ты…
— Ты мне сразу понравилась, — говорит Алиса, запуская пальцы в её волосы и притягивая ближе.
Вдох.
Из воспоминания её выбрасывает толчком, рыбой на горячий песок. Мятые, разбросанные по всей постели простыни и искры в глазах вместо тихой, приносящей умиротворение ночи.
Образы прошлого не хотят покидать создание, делирием её сопровождая. Всё та же луна на незыблемом и неизменном небе лишь усиливает морок, путая сознание. Лиза пытается отмахнуться от размышлений, выбросить их все из головы, но…
Алиса
Наставница, друг, любовь.
Два силуэта в тени деревьев, что отблесками огня становились одним целым.
***
Рыцарь, заменяющий Джинн, сообщил, что отряд во главе с временным магистром задерживается. И несмотря на небрежность в его голосе, Лиза уловила зарождающееся беспокойство. Выдохом сквозь сжатые зубы она успокаивает себя; Джинн Гуннхильдр — сильный воин, кроме того она ушла не одна.
Ожидание проверяет на прочность терпение.
Минуты в часы складываются, солнце меняет положение, но светлая копна волос не появляется в поле зрения. Лиза вовсе не параноик, но когда проходит два часа с назначенного времени их возвращения, она
настораживается. Информацию о местоположении отряда ей никто не даст — статус не тот, но у Минчи за рёбрами тянет ноющее беспокойство.
Что-то не так.
Опускаясь на колени, она сминает платье. Оголяет запястья, поочерёдно подцепляя пальцами края перчаток. Уверенным касанием прижимает ладони к голой почве, вслушивается в шелест ветра и шёпот деревьев, концентрируется на дыхании. Магия знакомо покалывает на кончиках пальцев, напоминая о силе и доме.
Про свободу она не вспоминает.
— Ostende mihi.
Лес, услышав зов, приоткрывает завесу. И Лиза падает в это ведение, как в пропасть. Мир приглушается, теряя своё звучание. Взор застилает мутная пелена, бледные росчерки чужих жизней проносятся перед глазами, прежде чем поле битвы наконец проявляется. Звон железа набатом в ушах, отряд, окружённый врагами, сквозь мутную пелену прозрения. Они, очевидно, не справляются. Рыцари — серость, дрожащих от усталости ног и медленные взмахи клинков. Лиза фокусируется на тяжело дышащей Джинн, и напряжение спадает на пол тона.
Она цела.
Когда виски прокалывает иглами, Минчи разрывает контакт, прикрывая глаза. С подбородка росчерком алого срывается вязкая капля крови. Лиза проходится языком меж губ, позволяя вкусу железа раскрыться на языке. Истощение.
Цена.
— Gratias agimus tibi…
У неё есть их местоположение и немного времени. Она справится.
Не то чтобы у неё был выбор.
***
Джинн смотрит на неё так, как и в их первую встречу, — шокировано.
Лиза бросается молниями, испепеляя всё живое, выписывает символы в воздухе, шагает по полю битвы с небрежностью и превосходством. Гримуар в её руках шелестит страницами, пока Минчи поджаривает очередного хиличурла до хрустящей корочки.
Джинн очарована.
Но она крепче перехватывает меч и продолжает разрубать врагов. Её замах — чужая вспоротая глотка, задушенные хрипы последних слов. Стрелы в завихрениях воздуха рядом, но мимо. И земля, сотрясаемая раскатами грома, Джинн мельком оборачивается на Лизу, что вальсирует под реквием чужих жизней, не сбиваясь с темпа.
Она помнит её.
Детство, яркой звездой аккурат перешедшее в юность, вызолоченные воспоминания о былом, где Лиза Минчи на подкорке. Прекрасная в зелени глаз и изломе губ, потусторонне мудрая и до одури живая.
Джинн
была в неё влюблена.
Украдкой переплетённые пальцы,
спасибо, что ты рядом, иногда печаль, спрятанная в уголках глаз,
я в порядке, мы в порядке, разговоры о будущем в тени деревьев,
ты со всем справишься, прикосновения кожа к коже,
бояться нормально, солнце в волосах,
сегодня небо цвета твоих глаз, взгляды вместо слов, опора и принятие.
— Ты невероятная, Джинн. — Руки на её щеках, большими пальцами по скулам.
Молния проносится рядом, рассыпая образ прошлого на осколки. Гуннхильдр прикрывает глаза, ослеплённая вспышкой до мошек под веками, пока хиличурл позади воет от боли. Тошнота подступает к горлу от запаха подпалённой плоти.
Не время.
С каждой секундой поле боя, мешанина всех оттенков красного, всё больше редеет. Гуннхильдр переступает через тела, делая очередной выброс. К моменту, когда последний маг бездны перестаёт быть угрозой, Джинн устало опускается на колени, выталкивая тревогу из лёгких.
Вдох-выдох.
— Ты опоздала.
Лиза улыбается, несмотря на укор в голосе.
Ведьма, думает Джинн, позволяя себе заново упасть в эту бездну. Минчи, усталость росчерком в движениях, протягивает руку для опоры. Кожа к коже, переплётные пальцы, прошлое-настоящее огнём по венам. Прикосновение обжигает, но Джинн продолжает сжимать чужую ладонь. Возможно, чуть дольше, чем того требует ситуация.
Возможно.
— Спасибо…
— Рада, что ты цела.
И разворачивается, покидая поле битвы, плавно покачивая бёдрами.
Что-то не меняется.
Джинн давит зарождающуюся на кончиках губ улыбку.
