Влюблённым предоставляется лечение

      4 года назад                     Большие стеклянные двери сверкали за спинами многочисленных людей, собравшихся для торжественной церемонии открытия. Вспышки фотокамер отражались от начищенных стёкол и заставляли Микки прятать глаза за головами коллег и недовольно хмурить брови.              Церемония открытия обновлённого отделения неотложной скорой помощи, построенного за кровные и не совсем честно заработанные деньги Терри Милковича — главного акционера Вейс Мемориал Хоспитал.              Микки хотел блевать. Он знал, что должен быть здесь. Знал, что ему полагается улыбаться и вежливо разговаривать с районной администрацией и журналистами. Но ничего не мог с собой поделать.              Он смотрел, как заведующая больницы передаёт заветные ножницы Терри и произносит хвалебную речь, поглаживая его отца по плечу в дружеском жесте.              — … и мы говорим спасибо Терренсу Милковичу, благодаря которому отремонтированное отделение неотложной скорой помощи открывается уже в этом месяце! Он выделил средства на ремонт, а так же для того, чтобы наша больница была оборудована новейшей техникой…              Микки зажмурился, чтобы попытаться унять головную боль, чем привлёк внимание рядом стоящей сестры.              — Тебе не хорошо? — обеспокоенно прошептала Мэнди.              — Они точно знают, как именно наш отец заработал эти деньги? — игнорируя вопрос сестры, прошептал в ответ Микки.              — Перестань.              Она устало вздохнула и обернулась на брата, чтобы оглядеть его уставшее лицо.              — Людям насрать каким путём достаются деньги, когда они нужны именно им.              Микки повернул голову в сторону сестры и легко улыбнулся ей, а затем достал руку из кармана белого халата и сжал хрупкую девичью ладонь.              Терри и мисс Лагард вместе взяли ножницы и, убедившись, что журналисты готовы запечатлеть этот момент, разрезали синюю атласную ленту. Микки выдавил из себя улыбку и поднял ладони вверх, чтобы присоединиться к общим овациям, когда тут же снова был ослеплён тысячами фотовспышек.              2 года назад              Микки быстрым шагом перемещался по своей детской комнате в особняке отца, бросая вещи на кровать. Он бы делал это во много раз быстрее, если бы не Мэнди, пытающаяся его остановить.              Она кричала, плакала и топала ногами, когда поняла, что обычные разговоры совершенно не действуют на брата. Но после того, как в спортивную сумку полетела любимая футболка Микки, означающая, что тот не изменит своё мнение, Мэнди опустилась на кровать.              Микки замер.              — Мэнди, перестань. Мы обсуждали это всю ночь, — сказал Микки, застёгивая сумку и садясь рядом с сестрой.              — Нет, придурок, мы не обсуждали это! Ты сказал, что уезжаешь и не хотел меня дальше слушать, — девушка закрыла лицо ладонями и наклонилась, чтобы упереться локтями в колени.              — Так будет лучше. Я не могу оставаться после того, что он сделал, это слишком тяжело.              — Ты говоришь про Чеда или про папу?              — Про обоих, — Микки подтолкнул сестру плечом, побуждая убрать руки от лица, что она и сделала. — Я буду приезжать, ладно? Не могу пропустить твой первый рабочий день в качестве медсестры.              Микки рассмеялся, за что получил подзатыльник от Мэнди. Поглаживая ушибленную голову, он повернулся и не мог не заметить, что сестра повеселела.              — Поехали напьёмся, — предложил Микки.              Одно из любимых совместных занятий брата и сестры — выпивка в барах или клубах. Ну или гей-клубах, когда Мэнди не против. Исключением не стал и сегодняшний вечер.              Они вызвали такси и отправились в Charli’s Chicago, где обычно проходят выступления дрэг-квин, но в среду вечером это просто обычный квир-бар с громкой музыкой и парой тройкой пьяных парней.              После третьей «маргариты» Мэнди снова расчувствовалась, но Микки знал, что это всего лишь одна из стадий опьянения его сестры, за которой идёт безудержное веселье. Он бы соврал, если бы сказал, что самому весь вечер не приходилось сглатывать неприятный комок в горле.              Прощаться с Чикаго не было трудно, особенно зная, что впереди его ждёт Мичиган и компания старых университетских друзей, один из которых предложил Микки работу в своей больнице. Да и в Чикаго его больше ничего не держало: ни ублюдок-парень, взявший деньги у его отца, чтобы отвалить от Микки; ни ублюдок-отец, выписавший чек. Скучать он будет только по своей больнице, стены которой стали родными за два года работы, и по сестре, чья голова сейчас согревает его плечо.              А по черноволосому красавчику с расплывающимся лицом, который второй час бросает на него неоднозначные взгляды, он скучать не будет. Поэтому Микки осушает какой-то там по счету стакан виски со льдом, и встаёт, крепко держась за барную стойку. Он пытается сексуально облизнуть нижнюю губу, глядя красавчику в глаза, но выходит у него, мягко говоря, плохо, и идёт в туалет.              Он расстался со своим парнем меньше недели назад, но прямо сейчас ему нужен член незнакомца во рту или в заднице — Микки неприхотлив. Вопрос лишь в том, станет ли парень с размытым лицом помогать ему покинуть Чикаго красиво.              И когда через пятнадцать секунд за его спиной скрипит дверь, Микки понимает — будет.              Микки не может сказать, кто из них пьянее, потому что он вталкивает язык парню в глотку, а парень их в кабинку. Поцелуи пьяные, слюнявые и от них кружится голова, хотя это скорее из-за алкоголя в крови. Они не говорят друг другу ни слова, пока черноволосый разворачивает Микки к себе спиной и грубо толкается вперёд несколько раз подряд.              Микки дезориентирован в пространстве, поэтому полагается только на сильные руки, всеми силами пытающиеся доставить ему удовольствие. Внезапно он понимает, что не отказался бы от минета, но не успевает опомниться, как сам уже стоит на коленях и неуклюже стягивает узкие джинсы с парня напротив, пытаясь добраться до его члена.              Микки держит себя в руках, чтобы не засмеяться в голос, когда на гладко-выбритом лобке видит улыбающийся смайлик. Две точки и скобка внизу чуть не сбивают его настрой, поэтому он обхватывает губами горячий длинный член, жалея, что тот сейчас не находится у него в заднице. Микки приходится поднять глаза вверх, чтобы смайлик своими глазами-точками не лупил ему прямо в душу, и когда он встречает взгляд парня, чей член с усилием сосёт, по его спине бегут мурашки. Момент кажется слишком интимным.              После ещё пары десятков движений головой и языком, черноволосый спускает Микки прямо в горло и, кое-как успев натянуть джинсы обратно, поднимает его на ноги, а сам падает на колени перед ним. Микки с облегчением выдыхает, когда член оказывается в плену тёплого рта. Он на грани, когда чувствует, что движения замедлились и хватка чужой руки на его члене ослабла. Микки опускает глаза вниз, чтобы понять, в чём же дело, когда видит, как парень отстраняется от его члена и тут же сгибается над унитазом.              Микки со злостью хлопает дверью, выходя из кабинки с чувством унижения и неудовлетворённости, не понимая, как прощальный секс, который должен был быть потрясающим, стал худшим за всю его жизнь.              1 год назад                     — Отец умер.              Всего от двух слов Мэнди Микки пробило холодным потом.              Смерть всегда была частью жизни брюнета в той или иной степени. Она ходила рядом, дышала в ухо и забиралась холодными пальцами под футболку ночью. Микки привык к смерти. Но он не думал, что она подберётся так близко.              Терри Милкович не был хорошим человеком, не был хорошим членом общества и уж точно не был хорошим отцом. Но он был частью семьи, а семья для Микки значит многое.              Они никогда не были близки. Терри не учил Микки кататься на велосипеде, не играл с ним в футбол и не брал на бейсбольные матчи. Он просто был.              Но это не значит, что после его смерти внутри у Микки не болело. Болело, скребло и тянуло.              А ещё Микки был ему благодарен. Терри спас Мэнди от пули, когда в больницу вошёл человек с оружием и начал стрелять по сотрудникам и посетителям. Теперь Терри не только был щедрым человеком в глазах народа, но ещё и любящим семьянином, который своим телом закрыл дочь.              Микки немедля и секунды собрался в дорогу, оформив отпуск по семейным обстоятельствам.              Чикаго встретил его дождём и на душе стало ещё паршивей.              Мэнди не плакала и не улыбалась. Но Микки знал, что для неё значило потерять единственного родителя. Терри не был настоящим отцом для него, но являлся таковым для Мэнди. Её детство поистине можно было назвать счастливым.              Она молчала в храме во время мессы. Молчала в машине по пути на кладбище. Молчала во время молитв у гроба, когда бросала цветок в могилу. И только когда ближайшие друзья и родственники вернулись в их дом на поминальный обед, она извинилась и ушла.              Микки понимал и не мог её винить.              Ему было тяжело. Он разговаривал с друзьями семьи, принимал соболезнования и пожимал руки.              — Микки, я рад тебя видеть. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах, — большая рука легла ему на плечо и немного сжала.              Он повернул голову вправо и увидел старого друга Терри, одного из спонсоров их больницы в Чикаго — Джеймса Ходжа.              — Мистер Ходж, тоже рад Вас видеть, — Микки протянул руку для пожатия, но вместо ответного жеста, мужчина притянул его для крепких объятий.              — Да брось ты, зови меня просто Джеймс.              — Ладно. Как Вы поживаете? — поинтересовался Микки, неловко отстраняясь.              — Ну, знаешь, всё по-старому. А ты? Как успехи в Мичигане?              Джеймс подвёл их ближе к фуршету, затем взял со стола креветку на шпажке и засунул в рот.              — Лучше, чем в Чикаго, — хмыкнул Микки. — Я подрабатываю в исследовательском центре.              — Неужели? — брови мужчины поползли вверх на его пухлом лице, заставляя очки приподняться. — Что ж, тогда моё предложение не будет таким заманчивым.              — О чём Вы?              — Понимаешь, я до сих пор думаю о том, как ты ушёл от нас год назад, — мистер Ходж обернулся вокруг себя и сделал пару шагов в направлении дивана, а потом похлопал рукой по подушке рядом с собой, призывая Микки присесть. — До сих пор не понимаю почему ты это сделал.              — На то были свои причины, Джеймс, — спокойно ответил Микки, не собираясь посвящать мужчину в события годичной давности. — Я не жалею о том, что сделал.              — Рад слышать, Микки, — он тепло улыбнулся, а у брюнета вспотели ладони. — Я обсуждал с Мирандой ту ситуацию, и мы оба считаем, что сделали большую ошибку, отпустив тебя тогда. Я бы хотел, чтобы ты вернулся.              Микки нервно улыбнулся и вытер вспотевшие руки о чёрные классические брюки. Внезапно в комнате стало душно, и он огляделся вокруг, чтобы проверить, включён ли кондиционер.              — Твой отец… — начал Ходж, заметив растерянность Микки, — он говорил, что вы повздорили и тебе пришлось уехать из города. И я подумал, что раз уж его больше нет, то почему бы тебе не вернуться.              Внезапно сердце Микки начало вылетать из груди. Он сам не мог понять, почему так реагирует, но прямо сейчас ему нужно было завершить этот разговор.              — Джеймс, мне очень жаль…              — Обещай хотя бы подумать, Микки.              И глядя в уставшие карие глаза мужчины, обрамлённые морщинами, Микки не мог сделать ничего другого, кроме как согласиться.              Он кивнул и коротко улыбнулся.              — Да. Да, я подумаю, — Микки поднялся с дивана и поправил пиджак. — А сейчас извините, мне надо найти сестру.              — Конечно.              Микки развернулся и направился прямо на второй этаж в поисках сигарет — ему срочно нужна ударная доза никотина. Он схватил пачку со своего стола, нащупал зажигалку в кармане и вышел на их общий с Мэнди балкон, обнаружив там сестру.              — Тебя ненадолго хватило, — хмыкнула она, затягиваясь сигаретой.              — Нахуй весь этот официоз.              Микки достал сигарету из пачки, прикурил и повторил позу сестры, поворачиваясь лицом к их переднему двору.              — Ходж предложил мне вернуться в Чикаго.              — Что? — Мэнди дёрнулась и чуть не выронила сигарету. — Ты шутишь?              — Нет. Сказал, что они с Лагард поговорили обо мне и поняли, что я им нужен, — ответил Микки, выпуская дым из носа.              — Естественно, блять, ты им нужен. У тебя руки золотые.              Милкович скривил лицо и посмотрел на сестру, приподняв брови.              — Незаменимых нет, — хмыкнул он.              — В твоём случае это не работает, — Мэнди потушила сигарету и бросила ее в пепельницу, а потом подошла ближе к нему. — Возвращайся. Я осталась совсем одна. Я пропаду без тебя.              Микки посмотрел на сигарету, а потом поднял руку, чтобы приобнять сестру за плечи. В последний раз затянувшись, он раздавил окурок о стекло и обнял Мэнди второй рукой.              И только в тот момент он понял, что, кажется, пришло время вернуться.              Сейчас              Микки переживал. Чувствовал себя не в своей тарелке всю дорогу до Вейс Мемориал Хоспитал. Каждый шаг давался с трудом, но он убеждал себя, что всё делает правильно. Он на своём месте. В своей родной больнице.              Но как только главные двери холла остались позади и он увидел первых людей в белых халатах, волнение как рукой сняло, а на губах растянулась счастливая улыбка. Мэнди в голубом медицинском костюме стояла, опираясь локтем на стойку, и приветственно махала ему рукой.              Не успел Микки открыть рот, чтобы крикнуть сестре какую-нибудь шутку, как звук множества пейджеров заполнил помещение. Сообщения приходили с разницей в одну секунду и уже через мгновение повсюду сновали врачи, а Мэнди громко прокричала:              — Массовая авария на Бикон-стрит, жертв много, все за работу!              За плечами Микки открылись двери, а за ними оказалось множество каталок с ранеными людьми, которых везли в разные отделения. Холл заполнился криками и шумом, когда Микки тяжело вздохнул и прошептал себе под нос:              — Добро пожаловать домой.