Жизнь продолжается. Ученикам нужно ходить в школу, учителям — на работу, хозяевам выгуливать своих питомцев, родителям кормить своих детей, а Чимину… Ему бы встать с кровати и просто поесть.
С того самого случая прошло ровно три дня. Омега за это время ни разу не поднялся с кровати. Его тело физически ломит от того, насколько ему больно внутри. Он просто не сможет спокойно вернуться в школу и продолжить вести занятия как ни в чем не бывало, зная, что носит в себе детей одного из своих учеников… Чимину снова хочется залиться слезами. Чувство беспомощности и ненужности съедает его изнутри, не давая спокойно дышать. Оно пробирается сквозь желудок, диафрагму, ползет сквозь легкие, пронизывает Пака тончайшей иглой, а в конце вырывается наружу очередной порцией истерики и криков в подушку.
Чимин понимает, что все его мечты о спокойной жизни в полноценной, счастливой семье превратились в пыль. Дымка, которая дурманила и дразнила с раннего детства представлениями о красивом альфе и милых, маленьких котятах на его руках, в один момент бесследно испарилась, будто ее и не было вовсе.
У Пака изначально не было шансов. Его слабость и инстинктивная покорность погубили его, подставив в самый ответственный момент и не дав даже шанса на побег. Как можно сбежать от альфы, который хочет оплодотворить тебя? Ох, Чимин может рассказать вам целую балладу о вариациях способов спасения собственной шкуры, но в жизнь он ни одну из них воплотить не сможет.
С ним всегда было так: он относится к тому самому типу омег, которые на уровне подсознания убеждены в том, что служить альфе — их предназначение, то, для чего они были рождены. Независимо от уровня осознания ситуации с точки зрения морали, если альфа дарит им внимание – они его принимают, хочется им того или нет. Если альфа что-то попросит – они тут же сделают это без лишних вопросов: лишь бы услужить. Если альфа хочет – они отдаются и буквально мгновенно раздвигают ноги, ведь они должны выносить потомство.
И Чимин такой. Отдался школьнику, зная, насколько это неправильно и страшно, ведь не мог противостоять своему внутреннему желанию и влечению. Ему хочется проснуться однажды утром и увидеть на будильнике дату того страшного дня и время 7:00, осознать, что это все было лишь страшным сном, видением. А потом пойти в школу, где спокойный школьник Чон Чонгук будет просто сидеть за своей партой и записывать конспект по истории, а затем спокойно соберется и уйдет на перемену, пусть даже с кокетливым «Пока-пока, учитель Пак».
Но этого не будет. Уже третье утро Чимин просыпается в надежде, но трижды разбивается лицом о грязную, отвратительную реальность, в которой он — всего лишь игрушка для одноразового использования, которую бросили на произвол судьбы. Карьера, личная жизнь, ментальное здоровье… Всему этому однозначно пришел конец из-за чиминовой глупости и неосмотрительности.
На самом деле, омега всегда мечтал о детях. Мечтал не просто о счастливой семье, но и о том, каким прекрасным папой он был бы для своих милый сыновей. Он хотел себе троих или четверых, хотел бы любить их всех больше всего на свете и дарить им всю любовь в этом мире на пару со своим мужем. Мечтал о том, как бы кормил нелепые ротики, как одевал бы пухлые лапки, когда было бы холодно, как кормил бы их по очереди и как учил бы их сидеть. Он бы вылепил в своей памяти отпечатки их первых маленьких шажочков и обязательно сделал бы миллион фотографий, чтобы потом показать своим родителям и остальным родственникам. Чтобы потом, когда ему будет за пятьдесят, он бы вместе со своим любимым супругом открывал фотоальбом и разглядывал бы своих прелестных малышей, из которых они вместе вырастили бы восхитительных зрелых людей, желающих познавать мир и любящих всех и все вокруг.
Но ничего не будет. Не будет счастья от жизни, в которой он будет пахать как конь на ужасной работе, чтобы заработать своим котятам на ломтик хлеба и цветные карандаши в школу, живя при этом в старой квартире родителей. Он не сможет сидеть со своими детьми достаточно времени для того, чтобы вложить в них частичку себя и воспитать их приличными членами общества, и он не будет чувствовать себя полноценным, никогда… Ведь в этом мире ни одному альфе не нужен поношенный, залетевший от подростка омега с прицепом.
Чимин скребет ногтями одеяло, воет в голос и пачкает кровать соплями и слюнями, срываясь на ор и обращаясь куда-то ко вселенной с вопросом, чем он заслужил этот ад на земле. Что он сделал не так, где он не послушался силы свыше и обеспечил себе и своим детям отвратительное, грязное существование?
Маленькое омежье тело такой эмоциональной нагрузки не выдерживает и просто выключает само себя, погружая Пака в бессознательное состояние и пытаясь хоть немного остыть.
За окном раздается вой сирен скорой помощи.
***
Чонгуку, на самом деле, не лучше. Все могло бы даже быть хорошо, не будь он молодым и глупым альфой, который захотел поиграться, а в итоге испортил прекрасному омеге жизнь и теперь спать по ночам спокойно не может.
Чимина нет в школе уже который день после того случая, и Чон места себе не находит, не имея возможности даже позвонить омеге и спросить, как у того обстоят дела со здоровьем… Да черт с этим, он бы первым делом извинился и попросил дать возможность приехать, хотя и понимал, что в любом случае Пак вряд ли захочет его видеть.
Альфа пропускал уроки, с глупой надеждой стоя под дверью закрытого кабинета истории и молясь на то, чтобы там правда оказался Чимин и дал возможность войти. Он каждый день спрашивал почти у каждого учителя, как Пак, а те говорили, что, наверное, тот хорошо проводит свой неоплачиваемый отпуск. Но Чонгук единственный из всех догадывался, насколько омеге на самом деле плохо.
Чонгук не думал, что совесть будет грызть его так агрессивно и интенсивно. Альфа по натуре своей распутный, своенравный и безразличный к чувствам окружающих, ведь он — настоящий факбой, которого не заботят последствия его похождений.
Сейчас же все иначе… Каждый раз перед сном Чону хочется зарыться в кучу одеял и скулить, как щенку, ведь все его мысли забиты бедным омегой. Никогда он не чувствовал себя настолько виноватым, настолько неправым, ведь это Чонгук не сдержался и повязал омегу, а предотвратить это мог только он. Его внутренний зверь с одной стороны хохочет о том, как он рад оплодотворить покорную сучку, а с другой — кричит о том, что это прекрасное создание сейчас одиноко и нуждается в сильном плече рядом с собой. Первую сторону поддерживает чонгукова гордость, а еще его принципы и аморальность, а другая разрывает его эмоциями, которые он испытывает глубже, чем просто на уровне инстинктов. Ему сердце подсказывает, что делать, а он все ломается и пытается отговорить себя, опять включив эгоиста.
На следующий день все меняется. Краем уха он услышал, что Чимин попал в больницу после нервного срыва. Благо учителя быстро распускают слухи, так что он легко выведал у них информацию о том, в какой больнице и отделении омега находится. После этого в школе в тот день Чона не видели, ведь он пулей вылетел оттуда, запрыгнул в первую подходящую маршрутку и чуть не нарычал на водителя, требуя поспешить.
Изнутри его съедало чувство того, что его омега в опасности. Его омега плачет, грустит, его омеге нужна помощь. Почему его? Чон сам не понимает, отчего так переживает за абсолютно левого по сути человека, но альфа внутри него воет и буквально скребется о стенки легких, не давая парню ровно дышать.
Чонгука заносит в здание со скоростью звука, и он тут же набрасывается на первую попавшуюся медсестру, поторапливая ее и веля отвести его к Пак Чимину.
— Вам нужно успокоиться и привести себя в порядок, я не могу пустить Вас к пациенту в таком настроении, — женщина качает головой, всем своим видом показывая, что настойчивостью и агрессивностью ее не проймешь.
Чонгук закатывает глаза и поджимает уши, совершенно не удовлетворенный ответом. Он чует своего омегу так сильно, что пес внутри жалобно завывает, но ему приходится остыть и успокоиться, как и было велено.
Женщина с приятной внешностью и запахом все же отводит альфу туда, куда ему так нужно, ведь прекрасно видит, что тот места себе не находит от желания увидеть этого пациента. Она приводит его к кабинету и просит подождать, а сама заскальзывает внутрь и обращается к полуспящему омеге.
— Пациент Пак, к Вам пришли наведаться.
Чимин тут же приоткрывает глаза и слегка удивленно глядит на медработницу. Он никому, кроме босса, не говорил, что он в больнице и не сможет выйти на работу в ближайшее время после отпуска, омега совсем никого не ждал, так кто же…
— Учитель..? — Чонгук нетерпеливо заходит, ослушиваясь медсестру, которая на непослушание лишь тяжко вздыхает. Она видит до глубины души напуганный и встревоженный взгляд омеги и не дает Чону подойти ближе.
— Присядьте, пожалуйста, — вежливо подталкивает Гука к стулу в углу комнаты, а сама подходит к душевно травмированному омеге. — Вы ведь помните, что Вам противопоказан стресс, да? Если хотите, я выведу его отсюда, чтобы Вы не…
— Нет! — Чон тут же приподнимается со стула, прижимая уши к голове и выглядя максимально эмоционально и взволнованно. — Я хочу поговорить, пожалуйста, не прогоняйте…
Чонгук еле сдерживает дрожь в голосе, глядя на Чимина, которому трудно даже глаза поднять, чтобы посмотреть на ученика. Чертов школьник, чьи дети в животе Пака довели его до этой койки.
— Все хорошо, — Чимин говорит на грани слышимости, сдавливая краешек одеяла между пальцев. Очень уж хочется сжаться и исчезнуть, только бы не находиться сейчас перед настолько влияющим на него альфой.
Беспокойство омеги берет верх лишь из-за того, что он совсем не ожидал увидеть альфу, да еще и воспоминания всплывают не самые приятные. Поэтому он сминает ладошками одеяло, стараясь не нервничать и благодарно кивая медсестре.
Та бормочет, что будет в коридоре и ее можно будет позвать в любой момент, и как только она выходит, Чонгук на коленях бросается к ложе Чимина, судорожно хватая его ладошку и сильно сжимая ее в руке.
— Уч.читель, я… я прилетел сюда, как только смог, я… простите меня, простите… — голос парня дрожит, и он смотрит на омегу так жалостливо, что у того все внутри сжимается до малюсенького комочка в районе сердца. Пак поджимает губки и опускает взгляд туда, где не встретится им с чоновым.
— Поздно извиняться, — Чимин пытается сдержать слезы, ведь его будущие детки этого не одобрят, а Чонгук, как по зову сердца, наклоняется к пока что совсем плоскому животику и прижимается к нему носом сквозь одеяло. Он делает глубокий вдох и издает тихий, собачий скулеж, поджав обычно колом стоящие уши к затылку.
Чонгуку и без УЗИ-аппарата понятно, что там внутри — его маленькие щеночки, его будущие дети, чей папа сейчас так до ужаса напуган и потерян, что у альфы не остается выбора. Он ласково целует костяшки тонких пальчиков, слыша, как из-за этого всхлипы сверху утихают.
— Я знаю, что я безответственный идиот, но… Я не готов просто так поджать хвост, учитель, — Чимин поднимает на него мокрые глаза и вытирает их салфеточкой, оставленной медсестрой. Чонгук-и смотрит на омегу с таким сожалением и отчаянием… Хочется просто забраться под одеяло и выть от того, как в этой жизни все несправедливо.
Он залетел от малолетнего школьника, который даже деньги на трусы у отца из кармана тягает. Глупый, глупый Чимин…
— Ух.ходи… — Чимин глазик промакивает салфеткой и на ерзанья Гука рядом лишь уверенно мотает головой. — Я хочу остаться один… Уйди…
Чонгуку самому хочется плакать. Но он ведь сам в этом всем виноват. Факт того, что он в тот раз отнесся к этому так безрассудно, ошеломляет теперь даже его самого. Какой же придурок…
Он слушается своего омегу. Встает, кланяется и, поджав дрожащие губы, уходит. Оставляет его, снова пытающегося сдержать поток горьких слез, одного. Он сам сделал этот выбор. Он справится. Он сильнее всех.
Чонгук опускается на лавочку в коридоре, пальцы вплетаются в растрепанные волосы. Он такой идиот, чертов уебок. Он впервые так корит себя за секс с омегой. Это ведь не первый раз, когда он совершает подобное, но этот случай будто особенный.
Чимин зацепил его. Всегда цеплял, ведь иначе Чон не стал бы жертвовать многим и банально рисковать ради простого перепихона. Сейчас он понимает, что ему просто нужен этот омега, что он
его. Другого объяснения своему странному поведению он найти не может.
Чимин опускает голову и сжимает в руках одеяло, которым накрыт, усердно пытаясь сдержать очередную волну истерики. Разум кричит о том, что он не должен подпускать этого альфу даже близко к себе, и Пак, который привык слушать в первую очередь именно его, а не сердце, парня прогнал. Хочется плакать рядом с ним, а без него хочется рыдать и кричать, лезть на стены и рвать салфетки в руках, лишь бы отвлечься от одиночества. Дети в его животе творят с ним просто невероятные вещи.
***
Чонгук приходит домой никакой. Заваривает чай, падает на диван, даже его не выпив, и закрывает руками лицо. Вдох, выдох. Это невыносимо.
С дивана спрыгивает альфа уже псом, уходя в самый угол комнаты и с тихим скулежом сворачиваясь там небольшим клубочком. Родители вернутся домой совсем скоро, нужно бы привести себя в порядок, но сил на это никаких нет.
Он закрывает глаза и представляет перед собой Чимина. В той же койке в больнице, но спокойного, расслабленного, с улыбкой на лице. Омега рад Чонгуку. Это их дети, и он рад этому. Они будут прекрасными родителями. У них будет настоящая семья.
Открывает глаза Чонгук лишь утром, когда на весь зал трезвонит будильник на его телефоне, что остался лежать на столике у чашки холодного чая. Он поднимается и потягивается, опускаясь грудью к полу и поднимая зад вверх. Пес пару раз мотает хвостом из стороны в сторону, а потом встает на человеческие ноги и потирает лицо ладонями. Уснул. В голове все еще картинка счастливого, спокойного омеги. Он трясет ею, хватая из шкафа свежие вещи и убегая принять душ. В пизду.
***
Чимин кушает завтрак без какого-либо желания это делать, а после засыпает, прося не беспокоить его хотя бы час. Полночи он не смыкал глаз, думая лишь об одном. И без подробностей понятно, о чем.
Пак открывает глаза из-за того, что чувствует слишком родной запах рядом с собой, а у одной из ног греется что-то очень теплое. Бело-серое.
— Что… — Чимин приподнимает голову и поджимает губки, видя рядом с собой на койке спящего пса, что уложил морду на его бедро и тихонечко сопит. Глаза наполняются слезами. Эмоции настолько противоречивы из-за борьбы разума и сердца, что влага сама предательски проступает. — Хор.роший мальчик…
Пак почти шепчет, рвано вздыхая. Его белые ушки дрожат, как и нежные, влажные губки. Он прикрывает второй рукой половину лица и как может удерживает слезы.
Чонгук дергает ухом, слыша всхлипы омеги, и поднимает веки. Он ползет по кровати вдоль стеночки, робко носиком упираясь в чужую ладошку.
— Я же просил оставить меня одного, — Чимин снова шепчет, вытирая с глаз подступившую сырость.
Чонгук лишь высовывает язык и нежно проводит им по дрожащим пальчикам парня. Он не хочет отвечать. Опять трусит, опять увиливает от ответственности, но он рядом. Он здесь, и он показывает всем своим видом, что он никуда уходить не хочет. Кладет морду на маленький животик и подергивает носом, глядя на кошечку темными глазами.
— Глупый… Глупый Чонгук-и… Не т.так ведь это делается… — омежка лепечет что-то невнятно, пытаясь побороть свой глупый страх перед тем, что если он пойдет на поводу у собственных эмоций, то все покатится к чертям, и ничего омежка исправить уже не сможет. Но он ведь не один.
Его альфа показывает ему, что они больше не одни. — Скажи мне, в.все наладится ведь, правда?
Чонгук снова ластится к маленькой ладошке и шумно выдыхает, уткнувшись в нее мокрым носом. Этот чарующий запах…
Все будет хорошо.
