eyes out for greatness without shape or distance

                                            — что мы будем делать? — ёнбин смотрит на инсона и джэюна, надеясь на гениальные предложения, но вместо этого ожидаемо получает:       — ничего?       — прокрастинировать?       он вздыхает.       джэюн и инсон переглядываются с довольными улыбками, разве что пять друг другу не дают, и затем всё-таки поворачиваются к нему с едва посерьёзневшими лицами.       — может, проведём опрос, как в прошлый раз? — инсон внезапно озаряется, но джэюн и ёнбин, словно отражаясь, вздрагивают и машут головами (и для убедительности руками), потому что проще умереть сразу, чем умереть от скуки в процессе.       они делали исследование мнения студентов в предыдущем семестре, потому что так и не смогли определиться с сутью проекта на социологию к нужному сроку и преподаватель сам придумал им тему и задание, и такой нудисткой до этого они в жизни не занимались.       составить анкету было половиной беды (ёнбин пару часов нейверил исследования с похожей темой и перефразировал вопросы, чтобы они более подходили под местные реалии, пока инсон изобретал вступление и «актуальность проводимого исследования» (он за это, по единогласному мнению ёнбина и джэюна, памятника достоин, потому что придать хоть какой-то смысл пишущейся ими херне — это настоящий подвиг)), а вот сам опрос проводился в фактически боевых условиях.       бегать по аудиториям и договариваться с преподавателями выделить пятнадцать минут, чтобы студенты заполнили распечатанные под слёзы по потраченным впустую деньгам анкеты, отправили джэюна как самого милого из них, того, кто наименее вероятно будет отправлен к чёрту и выставлен за такую просьбу, хоть инсон и возмущался всю дорогу до университета, что самая приятная внешность у него так-то. ёнбину очень хотелось из вредности напомнить, кто буквально за пару дней до этого засыпал его личку сообщениями о том, какой джэюн нереальный и сияюще красивый даже во время работы, пока ёнбин, в отличие от халявящего инсона, к его сведению, тоже трудиться на благо общества пытался, разрываясь между приготовлением кофе и вибрирующим телефоном.       несмотря на все усилия, нужное количество респондентов в итоге всё равно не набралось, а часть бланков оказалась испорчена, и неожиданной решительности, воспылавшей в джэюне в этот критический момент, ёнбин ещё один памятник ставить готов был: тот лично выловил и попросил заполнить анкету недостающее для минимума число людей. за сие чудо ему без каких-либо возмущений со стороны ёнбина или инсона передали право переключать презентацию во время ответа, создание которой инсон возложил на себя, сообщив, что он сгорит от стыда, если человечеству от них троих предстанет творение ёнбина, известного своими «убогими презентациями, посмотрев на которые, начинаешь задумываться, зачем жить в таком мире», поэтому ёнбину автоматически досталось, собственно, устное выступление с докладом о ходе и результатах их исследования.       отведённые десять минут оказались такими нескончаемыми, что ёнбин и сам успел задуматься, зачем он живет в таком мире (хоть презентация инсона и была лучшей презентацией, что он видел в своей жизни: минимум текста, максимум важной информации и оформление такое, что он почти влюбился), и преподаватель, вообще-то давший им тему, уже на втором слайде залип в телефон, а ближе к концу едва не заснул (инсон утверждает, что вовсе не едва — слышал, как тот сопит). даже вопросов к презентации ни у кого не нашлось: не было того героя, кто внимательно выслушал хоть одно ёнбиново предложение, да и профессору, судя по всему, хотелось поскорее забыть об этом преступлении против слушающих, поэтому, выставив им высокие баллы, наверное, как единственным, кто смог сделать настолько убийственное выступление, тут же перешёл к следующему.       — нам пора, — джэюн смотрит на время и встаёт, сцепляя висящий на спинке стула рюкзак и заканчивая мозговой штурм, от которого разве что унылее стало, потому что угроза вновь делать опрос нависла только сильнее, раз уж даже один из них, отчаявшись, добровольно это предложил.       такой же страдающий, на экране главный герой прячется в шкафу от преследующего его неизвестного монстра, зажмурившись и мысленно умоляя все существующие и несуществующие силы помочь ему, ещё не подозревая, что его противник на самом деле — это весь дом, каждый предмет мебели и каждая лежащая рядом вещь, каждый комочек пыли, просто играющий с ним, позволяющий поверить, что у него хоть что-то под контролем, хотя это совершенно не так, и ёнбин неосознанно задерживает дыхание вместе с ним. они уже видели, что произойдёт, если до героя доберутся: дом поглотит его, заберёт его облик и будет использовать, чтобы других людей так же заточать. каждое движение может стать последним, на каждой мысли всё может оборваться, и перспектива провести свои финальные секунды скованным страхом, а после навсегда себя лишиться пугает ёнбина сильнее всего остального.       зал, кажется, погружается во встревоженную тишину вместе с ним — или же он перестаёт обращать на него внимание — и ёнбин осознает прохождение каждого мгновения, словно мир разбит на отдельные кадры длиной в секунду. монстра не видно, но несчастный парень, с которым он уже нерушимую связь разделяет, чувствует его приближение. он пытается замереть и не дышать, но дрожит лишь больше, выдавая свою и так известную позицию, и ёнбин сжимает подлокотники, подаваясь вперед.       персонажу не спастись, это очевидно, но ёнбин продолжает надеяться, фильм ведь только недавно начался, ещё не всё потеряно, должен быть выход.       точно должен.       даже частицы в воздухе застывают.       должен, должен.       все окружает темнота.       неприятный скрип.       должен.       — я не могу!       ёнбин чуть не падает с кресла и хватается за сердце, дико глядя влево, на придурка инсона, внезапно заоравшего в тишине и, похоже, перепугавшего всех в зале больше фильма.       это общеизвестный факт, что инсон не может смотреть ужасы, пугается с каждого шороха и постоянно отворачивается, но на этот чёртов фильм их притащил именно он, уверяя, что такая ерунда его не проймёт.       джэюн берет его за руку, и ёнбин возвращается к картине, хоть и кульминацию той сцены он уже пропустил, и повествование перескочило на других героев, оставив аудиторию в неведении касательно судьбы первого.       инсон вскрикивает ещё раз.       и ещё.       джэюн поднимает разделяющий их подлокотник и обнимает его за плечи, немножко потянув на себя.       ёнбин чувствует, что на них уже пялится весь зал, и поэтому беззвучно просит прощения, надеясь, что их не попросят сейчас выйти. инсон усилиями объятиями джэюна становится тише, но на них всё равно бросают взгляды, стоит им издать хоть какой-то звук, и ёнбин неловко улыбается на эту реакцию, продолжая извиняться, хоть и считает, что все уже перегибают палку.       особенно нервирует парень, сидящий на два ряда впереди, буквально не перестающий разъярённо смотреть на них каждые десять секунд, из-за чего даже складывается впечатление, что, как только свет включится, он драку затеет или на выходе из торгового центра их подкараулит.       встретившись с ним глазами и извинившись раз пять, ёнбин решает его игнорировать, потому что уже сделал всё, что мог, и фильм ему ведь интересен, так что можно он хотя бы часть его спокойно посмотрит? пока ему не будут мешать придурки слева и неутомимый придурок с девятого ряда?       финал истории всё ещё страдающий ёнбин не до конца понимает, потому что, оказывается, самые важные моменты пропустил, и зарекается ещё раз с инсоном на хорроры в кино ходить — максимум на просмотр дома согласится, и то сначала подумает, стоит ли оно того.       они вдвоём занимают столик на фудкорте возле залов, пока джэюн исчезает в уборной, и ёнбин смотрит на инсона, не зная, что тут и сказать. не обвинишь же его в том, что он испугался.       — о, — он замечает того пялящегося с девятого ряда, надевающего куртку и направляющегося после этого в их сторону, и наклоняется к инсону, всем своим видом показывая, чтобы тот не смотрел открыто: — этот чувак чуть тебя не прибил во время сеанса. мне пришлось извиниться раз двадцать.       — кто? — инсон, естественно, начинает вертеть головой как ненормальный.       — в черной кожанке, сюда идет, — ёнбин шепчет, наклоняясь ещё сильнее, и на последних словах инсон замирает и легонько оборачивается, стараясь выглядеть неподозрительно, но не слишком в этом преуспевая.       — ты же меня защитишь? — он интересуется, когда парень останавливается, потому что ему кто-то звонит, и введение военного положения на территории их столика приостанавливается.       — ну, не знаю, — ёнбин вздыхает. — я пытался за тебя извиниться в зале, ему этого было мало. мне кажется, он больше на нас смотрел, чем на экран.       — эй, — инсон возмущается шепотом. — после всего, что я…       — ты взгляни на него, — ёнбин так же тихо возражает, — он на вид спортивный. наверняка очень опасный. ты готов бросить меня ему на растерзание?       инсон, очевидно, хочет сказать какую-то гадость в ответ, но ёнбинов разум спасает вернувшийся джэюн, которого тут же озадачивают, хватая за рукав:       — джэюн, защити меня.       — что? от кого? — тот осматривается, пытаясь понять, насколько ситуация серьёзная и нужна ли действительно его помощь или инсон, как всегда, хернёй страдает, и, придя к выводу, что больше похоже на последнее, садится к нему на колени, позволяя себя обнять и делая вид, что прячет его, пока инсон кратко вводит его в курс дела.       ёнбин великодушно встаёт, чтобы забрать две чашки с кофе и стакан с лимонадом и спасти инсона и джэюна от необходимости возвращаться в реальный мир, параллельно наблюдая за их новым архиврагом. тот раздражённо о чём-то говорит, к счастью, не обращая на них никакого внимания, и ёнбин, поставив поднос на стол, собирается вернуться к обсуждению проекта. это его волнует сейчас сильнее, потому что инсона они с джэюном в случае чего отобьют, а вот ещё один опрос переживут вряд ли.       — я подумал, может, нам про тот ген что-нибудь сделать? — инсон смотрит на ёнбина, прижимаясь щекой к джэюновой спине, скорее всего построив такую же логическую цепочку. — помнишь, нам про ген счастья на биологии рассказывали? мы ещё хотели тест сделать, но у нас денег не хватило.       ёнбин кивает: помнит. даже почти название может воспроизвести — 5-HTT-что-то там — потому что столько про него тогда прочитал, что мог бы в тринадцать лет диссертацию на эту тему написать.       очень херовую, естественно.       «геном счастья» напугал его тогда, потому что 5-HTT-что-то там способствует переносу серотонина, следовательно, чем он длиннее, тем лучше, а вдруг вот у этого самого ким ёнбина он или едва выраженный, или, если это возможно, вообще отсутствует, и не познать ему счастье никогда?       будь у него деньги, он тест для успокоения бы точно сделал, но через несколько дней их с инсоном увлекло что-то другое, и «геном счастья» был на тот период благополучно забыт, хотя заданный вопрос с ёнбином остался.       навсегда, кажется.       он счастлив?       он может испытывать это чувство?       — защищайте меня, — инсон провозглашает, головой указывая на архиврага, убирающего телефон в карман, и ёнбин от неожиданности начинает хихикать, а джэюн разминает пальцы с псевдосерьёзным лицом, словно и правда в бой собирается, но до этого не доходит: при их грозном виде (вернее, даже не взглянув на них) парень разворачивается и просто направляется в сторону выхода из торгового центра. — что ж, — инсон по-деловому отпивает из своей кружки. — видимо, эта проблема решена.       джэюн сползает на соседний стул, раз настоящая опасность только-только нарисовалась, стоило им возобновить разговор про исследование, и здесь необходимо готовиться к жестокой борьбе, и спрашивает, что за ген, беря одной рукой лимонад, а другой — инсонову ладонь.       озвученный вариант кажется ему сомнительным — они же не биологи, что они будут изучать? — но ёнбин всё равно записывает его в онлайн-документ, созданный для всех гениальных идей, которыми они могут воспылать, чтобы ничего не забыть (хотя пока что все поступившие предложения только забыть и хочется).       — давайте на сегодня закончим с проектом, — ёнбин бормочет, потому что чувствует, что уже ничего придумать сейчас не сможет, а тратить время впустую не хочется. у них есть ещё месяц, чтобы выбрать тему (спасибо преподавателю, что предупредил настолько заранее), и за это время на кого-то из них вдохновение обязано снизойти.       сейчас на них разве что снисходит сообщение соку с предложением пойти выпить.

***

      не умеешь пить — не берись, думает ёнбин, когда инсон пишет в чат, что придёт ко второй паре, если всё-таки переживёт подъём с кровати, и возмущается, что ёнбин с джэюном ушли в универ, бросив его умирать в одиночестве, а через секунду приходит сообщение с миллионом сердечек джэюну за оставленный завтрак.       — придурок, — ёнбин тихо замечает, пока джэюн отсылает равное количество сердечек в ответ и издаёт смешок с его комментария:       — да ладно, это мило.       ёнбин ничего не говорит, потому что инсон в любом случае пожизненный придурок — как и джэюн. как и ёнбин в принципе тоже — и просто достаёт ноутбук, чтобы печатать лекцию.       джэюн, повторяя его движение, открывает рюкзак, вот только вытаскивает планшет и наушники и, похоже, опять собирается всю пару угрожать ёнбину спойлерами, потому что тот хотел подождать, пока побольше серий выйдет, а джэюн их тут же смотрит.       преподаватель объявляет тему, джэюн отворачивает планшет к себе, прикрывая наушник рукой, на которую он якобы опирается, и ёнбин честно пытается на экран не пялиться, потому что он посмотрел только первые две серии, а это практически середина сезона, но настроение какое-то противно-паршивое, и сосредоточиться на продуктивных вещах вроде записывания того, что говорит преподаватель, не получается. а ведь жизни их всех троих сейчас именно от него зависят! инсон полуживой предположительно пытается доползти до университета, джэюн вот-вот расплачется из-за дорамы, и вся надежда только на ёнбина, но и он сегодня не в состоянии быть национальным героем.       он честно борется с собой, ноутбуком, всей образовательной системой кореи минут сорок, но в итоге сдаётся, и на ослабевшее сознание тут же другой враг нападает.       ёнбин отцепляется от клавиатуры и легонько толкает джэюна локтем, протягивая ладонь, и тот смотрит на него как на ненормального, потому что это же с п о й л е р ы, но ёнбин сегодня — бесстрашный борец со всем и даже со здравым смыслом и поэтому кивает, показывая, что ко всему готов, продолжая держать руку открытой.       джэюн отдаёт второй наушник и разворачивает экран, и ёнбин опять ни черта не понимает, что происходит (уже почти привычное для него состояние), но это лучше, чем пытаться вникнуть в какие-то процессы, до которых ему нет никакого дела.       тот самый другой враг нападает на ёнбина внезапно, когда он позволяет себе расслабиться за дорамой и забыть обо всем, и стреляет на поражение одной единственной фразой, сказанной при прощании —       «будь счастлива».       ёнбина пронзает насквозь, лишает дыхания и ясности разума, всё немеет — лишь что-то холодное горит у сердца, распространяясь и убивая — и он автоматически продолжает смотреть на экран, не видя ничего, потому что два слова, словно огнестрельные вспышки, стоят перед глазами.       «будь счастлива»       «будь счастлив »                             а              «будь »              с               ч              а             ɔ              т                    л               и                     в                    ɐ                     ёнбин не несчастен.       ёнбин просто не понимает, каково это быть счастливым.       не может сказать, был ли он когда-нибудь счастлив.       ему хорошо с инсоном и джэюном, он любит проводить время с ними, и вчера было приятно и весело, не хотелось отпускать тот момент, поэтому он сделал всё, чтобы растянуть его, поэтому, попрощавшись с соку, они пошли разговаривать и пить оставшуюся ночь у инсона дома, но он не понимает счастье достаточно чётко, чтобы сказать, были ли оно с ним с эти моменты.       он бы и не обращал на это внимание, наверное, если бы упоминания счастья не устраивали ему засады повсюду с самого детства: пожелания на праздники, мотивационные напоминания, что главное — быть счастливым, один из общественно признанных смыслов жизни, одна из центральных тем в искусстве.       разговоры о счастье преследуют его везде, но само счастье, «важнейшая цель» и «основа существования», для него непостижимо, и даже если он его когда-то испытывал, ёнбин не мог узнать его.       «мне нравится, что я сейчас делаю, но счастлив ли я?»       «я должен быть счастлив, но я не понимаю это чувство».       «как мне различить его?»       «что нужно сделать, чтобы ощутить, как это — быть счастливым?»       мысли, вертящиеся вокруг одного и того же, неразрешимые проблемы, потому что как найти формулу для того, что все определяют по-разному, а на физиологические реакции положиться нельзя?       розыск ответов, постепенно превратившийся в преследование пустоты, погоню за идеалами других, потому что ёнбин должен понять, хочет понять, что такое быть счастливым, но это, кажется, вне его компетенции, счастье — противник, которого ему не победить, и вся эта безумная гонка завершается лишь новыми и новыми ранениями, полученными из-за своих же усилий, своим же оружием, и пора всё это закончить, но сложившееся перемирие каждый раз нарушается.       джэюн шмыгает носом слишком громко, из-за чего соседние ряды пялятся на него и ёнбина выкидывает из мыслей, но, к счастью, преподаватель слишком занят, чтобы заметить.       ёнбин молча протягивает руку, чтобы джэюну было за что зацепиться и происходящее на экране не унесло и не выкинуло его, не затопило в слезах посреди одинокой реальности, и тот действительно хватается за неё, бросая на него благодарный взгляд.       интересно, джэюн считает себя счастливым?       хотел бы ёнбин с уверенностью сказать, что да, но разве он может? и тут же страшно становится, что, если он его спросит, джэюн ответит отрицательно.       серия кончается через несколько минут, и он решает, что лучше задать вопрос, чем теряться в догадках и, он надеется, безосновательно переживать, поэтому спрашивает как есть, стоит им выйти из аудитории.       — ты счастлив?       джэюна это заставляет затормозить и удивлённо посмотреть на него — естественно. кто же ожидает такие философские вопросы после первой пары? — и он молчит несколько секунд, приоткрыв рот и собираясь с мыслями, но ёнбин успокаивается и улыбается ещё до того, как джэюн кивает, потому что видит ответ по его глазам.       — спасибо.

***

      настроение остаётся херовым даже вечером, несмотря на то что слова джэюна ёнбина немножко утешают, а притащившийся в полумёртвом состоянии инсон заставляет забыть о несчастном счастье, перетягивая всё внимание на себя.       играющая в здании музыка только удручает больше, но так хорошо вписывается в ёнбиново состояние, что он не сразу улавливает то, какой угнетающий плейлист соку включил. душераздирательство заканчивается, только когда кто-то из покупателей, не выдержав, подходит и просит поставить что-нибудь пободрее.       пособник мучений окружающих, соку, ничего не замечая, атакует кофемашину, пока ёнбин музыку переключает, и пробивает свой любимый американо по скидке сотрудника.       — сделал бы и мне тоже, — ёнбин подаёт голос на эту несправедливость, но соку лишь смотрит возмущённо, словно его самым злостным образом оклеветали.       — я же не себе, хён. но потом могу и тебе приготовить.       ёнбин отмахивается.       соку с чашкой в руках исчезает за стеллажом, украшенным цветами и свечами, ленточками, кружками и рекламными упаковками их кофе, книгами и разделяющим здание на две зоны: кофейню и цветочный магазин, слишком маленькие, чтобы осилить аренду в одиночку.       американо передаётся второму его ценителю — тэяну, флористу — и соку уже собирается честно возвращаться на рабочее место, но разговор мгновенно слишком серьёзно клеится, и он машет ёнбину рукой с умоляющим видом, указывая на себя и тэяна. ёнбин кивает, потому что людей пока всё равно немного, он и один справится, и думает, что надо ему свой плейлист сделать, а то у них их всего три, два соку составленные и один — тэяном, и от первого из них умереть хочется, другой не обновлялся с прошлого века, а третий, единственный нормальный, они вечно слушать не могут.       он задумывается об атмосфере, что хочет музыкой создать, пока готовит сырный латте и затем отдаёт стаканчик с нарисованной на нём улыбкой (это не входит в их обязанности, но ему кажется, это хотя бы части людей поднимает настроение).       нежную?       или расслабляющую?       он листает песни, что ему нравятся, пытаясь собрать их в органичный список, но они слишком разные и друг с другом стоять не хотят, одного целого из них не получается.       ёнбин облизывает губы и раздражённо стучит пальцами по кассе.       хочется проветриться, и он бросает в сторону цветочного взгляды, думая, что пора напомнить соку, что он уже время всех будущих перерывов на этой неделе за сегодня на тэяна потратил, но в то же время не хочется быть тем, кто вырвет их из сложившегося уединения в мир.       слава вселенной, соку, вероятно, сам начинает чувствовать, что уже слишком наглеет, или же стрелы-взгляды ёнбина до него долетают, и он возвращается на рабочее место с виноватым видом.       — сделать кофе?       — нет, спасибо, — ёнбин проверяет сигареты в кармане и машет единственному здесь человеку с нормальным музыкальным вкусом: — тэян, покурим? соку напишет, если срочно нужно будет вернуться.       — он же не курит, — рядом в очередной раз замечают, словно ёнбин и без того не в курсе или впервые так говорит.       — знаю, но перерыв ему всё равно не помешает.       «да и пока ты рядом вертишься, он спокойно уйти на обед не может» ёнбин не произносит, потому что соку тогда скорее себя во всех смертных грехах обвинит, чем признает, что тэяну просто нравится болтать с ним больше, чем есть.       тэян достаёт бутылку воды и ланч-бокс и ждёт у входа, и они обустраиваются на своём привычном месте в проулке сбоку от их здания.       — спасибо, я не голоден, — ёнбин улыбается, когда часть тэянова обеда протягивается ему. настроение сегодня и правда какое-то саморазрушительное — даже вон есть не хочется, хотя единственный раз за сегодня он перекусил перед парами.       его тянет на поболтать, и он, зажав сигарету пальцами, рассказывает о книге, что недавно прочитал, и рекомендует её: там как раз всё, как тэян любит, ему, скорее всего, будет интересно.       — да, она у меня с собой. напомни, как будем закрываться, я тебе отдам, — он затягивается и смотрит на улицы, полные суматохи, от которой они почему-то ограждены оказываются: словно по негласному соглашению, все придерживаются основной улицы, как будто не замечая к ним поворота.       ёнбина это вполне устраивает.       умиротворённо он смотрит на мир за пределами их родного места, пока тэян молча занят обедом, и сознание словно уплывает за незнакомцами, цепляется то за одного, то за другого, отталкиваясь и ни на ком не задерживаясь, и выбрасывает его из этого состояния только внезапно возникший знакомый силуэт.       в темноте кинозала ёнбин его не особо рассмотреть сумел, а потом они были слишком далеко (больше по одежде его узнал, когда инсону о своей закулисной битве рассказывал), но всё равно понимает, что это тот же человек, когда взгляд перебегает на него, идущего мимо совсем рядом.       у ёнбина есть теперь немного времени, чтобы рассмотреть его вблизи, прежде чем он исчезнет из поля зрения (если только ёнбин за угол выглянуть не решит, чтобы проводить его глазами).       (он не решит.)       он тратит эти несколько секунд на изучение сосредоточенно хмурого профиля, зафиксированного прямо взгляда, и думает, что забавно вот так случайно два дня подряд встречаться.       интересно, увидит ли он его завтра? и жалко, что нельзя проверить, видел ли он его позавчера.       может, они пересекались бесчисленное множество раз. может, однажды столкнувшись, они будут пересекаться бесчисленное множество раз.       но гипотезу только завтра подтвердить или опровергнуть можно будет.       — хён, — тэян зовет, когда щепотка позволенных ёнбину мгновений высыпается и сигаретный дым словно занавес скрывает соседнюю улицу и на этот раз розовую кожаную куртку. — мы с друзьями устраиваем маленький квартирник завтра. придёшь? можешь захватить пару человек.       — а много людей будет? — ёнбин оперативно пытается оценить, насколько большую компанию домосед вроде джэюна благополучно пережить может.       — человек двадцать, наверное. мы договорились, что каждый позовёт пару друзей, и эти двое могут пригласить ещё кого-нибудь. только кого-нибудь нормального.       ёнбин мысленно прикидывает: соку вроде вчера, познакомившись, инсона и джэюна пережить смог и даже сегодня не сказал ёнбину держаться подальше, расценив, что окружение у него долбанутое, так что, наверное, в понятие «кто-нибудь нормальный» они должны более или менее входить.       — я понял, — он кивает. — я приду. скинешь адрес и время?       тэян вытаскивает телефон из кармана, и через пару секунд ёнбин чувствует вибрацию входящего сообщения и на неожиданную мысль наталкивается.       если тэян его зовёт, то и соку он точно позвать должен был.       неужели у него больше никого нет, кого бы он пригласить хотел?       они, конечно, не просто коллеги, и знакомыми ёнбин бы их не оклеймил — слишком малозначащее слово — но можно ли назвать их друзьями?       они любят болтать друг с другом, иногда ходят выпить или поесть после работы, обедают вместе, обмениваются музыкой и книгами, переписываются в свободное время — этого же, по идее, достаточно, чтобы считаться друзьями?       но кто тогда инсон и джэюн?       тоже друзья?       просто лучшие друзья?       стоящие выше в иерархии дружбы?       можно вообще вывести «иерархию дружбы»?       инсона ёнбин знает чуть ли не с возникновения вселенной: они познакомились, когда им было по четыре. будь этот придурок рядом, ёнбин бы заметил, что одна мысль об этом заставляет его удивиться своей выдержке (справедливости ради, инсон тоже в праве собой гордиться, раз так долго его ответно терпит), но его здесь нет, и можно просто признать, что он безумно любит его и бесконечно рад, что их дружба не разорвалась за это время.       сколько бы они ни раздражали друг друга, сколько бы ни ругались в детстве, и даже когда ёнбин был вынужден переехать, они не теряли связь.       тратили по очереди все карманные деньги на автобус, чтобы увидеться, переписывались как сумасшедшие, и никогда друг от друга не отказывались.       джэюна ёнбин знает гораздо меньше (примерно в четыре раза меньше), но это не так важно на самом деле. он любит его совершенно так же — это два его самых любимых человека во вселенной — и время над его чувствами не имеет никакого контроля.       стоило им познакомиться, неважно, сколько лет назад, ким ёнбин уже не мог бы существовать без ким инсона или ли джэюна.       вернее, мог бы, конечно, но это был бы совсем другой ким ёнбин, потерявший часть своей вселенной, часть себя, ким ёнбин, вынужденно изменившийся, потому что, лишившись чего-то настолько важного, он бы не сумел остаться прежним.       но…       ёнбин смотрит на тэяна, прислонившегося затылком к стене и прикрывшего глаза, кутаясь в свитер.       может ли этот ким ёнбин неизменным существовать без ю тэяна?       тихий звук пришедшего уведомления позволяет ему не отвечать на этот вопрос, потому что тэян сообщает, что соку просит напарника вернуться: слишком много людей набежало.       может ли этот ким ёнбин неизменным существовать без ким соку?       ёнбин прячет сигареты и надеется, что их запах не сильно ощущается, после чего замечает, что тэян тоже уходить собирается.       — ты же можешь остаться ещё, — он его останавливает. — отдохни. ты и так без выходных работаешь.       — не хочу, — тэян улыбается почти что не устало, но по нему и так всё понятно. всё его тело его выдаёт. кажется, придётся пробить американо и по ёнбиновой скидке тоже. (соку всё равно только рад будет напроситься в цветочный магазин хоть ненадолго.) — мы же обедаем здесь вместе.

***

      ёнбин легонько размахивает пакетом с алкоголем, пока тэян спускается, чтобы встретить их.       короткое приветствие и знакомство, подъём на семнадцатый этаж пешком, потому что лифт недавно сломался, едва освещённая для атмосферы квартиры, краткий тур от тэяна, и так полный алкоголя стол, заставленная баночками и тюбиками раковина, неожиданно возникший в поле зрения соку, к которому они втроём гравитируют, когда тэян уходит за гитарой.       — привет, — инсон здоровается первым, тут же занимая крошечное единственное свободное пространство на диване — ёнбин с джэюном переглядываются и незамедлительно стаскивают его, ничего не успевшего понять, на пол. инсон хмурится и дуется, такое предательство ведь посреди бела дня (вечера), но джэюн уже плюхается на освободившееся место, словно весь мир у его ног (на деле не мир, а просто сваленный ими инсон).       — ты один? — ёнбин спрашивает, пока джэюн под хихиканье соку всё-таки уступает обратно место морально пострадавшему.       — нет, с другом. эй, чанхи! — на голос соку парень с расположенного на другой стороне комнаты, у столика с алкоголем, кресла поворачивает голову и неохотно поднимается, когда его жестом просят подойти. — ребят, это кан чанхи. чанхи, это мои друзья. ки…       — хён, — кан чанхи перебивает с приподнятой бровью. — тебе не говорили в детстве, что обманывать нехорошо? он, — он указывает на ёнбина, — работает с тобой, я видел его у кофейни в вашем фирменном фартуке, а этих двоих ты вообще никогда не упоминал.       кан чанхи определённо пьяный — ёнбин смотрит на его порозовевшие щеки и вязкий взгляд — и определённо уже ему знаком: он видел его достаточно раз, чтобы сразу узнать.       осталось встретить его завтра, и ёнбин выведет теорию заговора или станет первым человеком, научно доказавшим существование судьбы.       — и поэтому мы не можем быть друзьями? — соку скрещивает руки на груди. ёнбин чувствует, что должен вмешаться.       вчерашние вопросы вновь возникают, и он по-прежнему не хочет ответ на них внутри искать, но то, с чем их с соку сейчас в угол загоняют, не такое сложное.       ёнбину не нужно решать, насколько сильно он соку, тэяна или кого-то ещё любит.       важно, что он любит.       — мы друзья.       он говорит твёрдо, смотрит прямо на кан чанхи, а потом поворачивает голову к соку, пересекаясь взглядами и одновременно с ним начиная улыбаться.       и продолжает, когда кан чанхи пожимает плечами и уходит куда-то вглубь квартиры и они вновь остаются вчетвером:       — я правда так думаю.       — я тоже, — соку провожает своего злополучного спутника глазами и, вздыхая, всё же отлипает от стены. — я пойду проверю, как он. кажется, он уже слишком много выпил.       стоит ему немножко отойти, его перехватывает тэян с гитарой в руках и машет ёнбину с ребятами присоединяться (наверное, все наконец-то собрались), и ёнбин оказывается на полу между тэяном, соку и инсоном с джэюном. кан чанхи притаскивает кто-то ни ему, ни, похоже, самому чанхи незнакомый, и, хоть соку жестикулирует, что они подвинутся для него, чанхи садится на первое попавшееся свободное пространство на полу — по диагонали от них — потому что комната уже заполняется звуками, срывающимися со струн.       тэян касается медиатором чуть позже. сначала вливается в мелодию своего согруппника — судя по всему, санхёка — дополняя, одновременно продолжая её и привнося новый смысл своим звучанием — она та же, но немножко другая, неизменённая в сути, но звучащая иначе — а затем, уже один, резко преобразовывает её опять. неожиданный переход сбивает, ёнбин поначалу теряется, но через мгновение открывает в себе пришедший с небольшим опозданием восторг.       эта вариация словно скомканный нотный лист, едва работающий проигрыватель, наушники с пропадающим соединением. тэян специально делает ошибки, останавливается, путает, ломает звуки, выбивается из ритма, и ёнбин словно видит перед глазами, как всё рушится, попытки успокоиться, дрожащие, роняющие всё руки, прерывистое дыхание. он видит отчаяние, разбитость, которые тэян пальцами рисует, замирает, потому что никогда такого не слышал, потому что это не музыка, это вскрытая грудная клетка, сердце, бьющееся несмотря на порезы, вопреки всему.       звуки теперь в мягкую мелодию складываются.       тэян теперь в мягкой улыбке расплывается.       эта композиция — послание самому себе и каждому из них — все они когда-либо теряли — и ёнбин тянется через соку, когда она заканчивается, чтобы коснуться тэянова плеча, чтобы показать, что он п р о ч у в с т в о в а л, и получает благодарный взгляд в ответ.       ребята играют несколько своих новых инструменталок — тэян давал послушать демки, чтобы ёнбин сказал своё мнение — и смешивают затем старые мелодии с каверами.       ёнбин узнаёт песню, часто звучащую на работе, имеющуюся и в плейлисте соку, и в плейлисте тэяна (вероятно, ему придётся добавить её в свой тоже, дабы продолжить дело предшественников), и откидывается назад, когда приятный, напоминающий мягкое касание голос заполняет комнату.       тэян смотрит на соку, беззвучно подпевающего, и широкая улыбка сквозь слова пробивается, пока он глазами приглашает его на дуэт.       соку встречается с ним через две строчки.       ёнбина внезапная волна тепла накрывает, он ощущает, как нежность распространяется внутри, и взгляд направляется куда-то за эту комнату, ёнбин смотрит на тёмные стены, но видит вечернее небо, смотрит на сидящих напротив людей, но видит вселенные, смотрит рассеянно и внимательно, полуприкрыв глаза и вглядываясь, замечая весь мир в своем поле зрения и в итоге фокусируясь на кан чанхи, потому что его движения выбиваются из представлений ёнбина об универсуме, что сейчас перед ним складывается.       кан чанхи прикрывает глаза и тихо подпевает играющей песне, мягко переплетает пальцы, опустив руки на бёдра, и улыбается слишком искреннее и чувственно, словно сейчас, в этот вряд ли значимый момент своего существования, в обычной квартире, среди едва знакомых друг другу людей, он чувствует себя невероятно счастливым, и ёнбин не может перестать смотреть.       он понятия не имеет, как счастье ощущается, но может попробовать угадать его в других и заговорил бы сейчас с кан чанхи, если бы они сидели рядом, но — он понимает — не будь они друг от друга далеко, он никогда бы не увидел его таким.       кан чанхи замечает, что на него пялятся, и таращится в ответ, но ёнбин всё равно не отворачивается. окружающие его музыка, голос тэяна, восторги джэюна, тепло инсона и соку, счастье, заливающее чанхи, медленные ресницы и медленный взгляд — время словно близ ёнбина идёт теперь по-другому, позволяя ему недозволимое — наслаждаться этим моментом чуточку дольше.       инсон очень вовремя завещает ему полупустую бутылку, и ёнбин пьёт прямо из горла, раз, второй, третий, четвертый, пока слева не тянется рука и он, моргая, не передает её, практически пустую — соку за один глоток с оставшейся жидкостью расправляется.       ёнбину хочется танцевать, и он легонько качается в такт музыке, закрывает тяжелые глаза, увидевшие бесконечность в конечных вещах, и говорит алкоголю накрыть его, смешаться с нежностью и провидением, плавно наклоняется в сторону, опускает голову на инсоновы колени и поворачивается, оказываясь на спине, чувствует, как мягкая джэюнова ладонь проверяет лоб, касается волос, гладит.       вязкий взгляд устремляется вверх, на потолок, на едва горящие огоньки, множащиеся в расфокусированных глазах, такие далекие, что ёнбин не сразу может их опознать. смотрит лишь, ослепляясь, пока не приходит к выводу, что, раз он продолжает слышать только музыку, это должны быть звёзды.       они мигают и пропадают, меняют свое расположение, стоит ему тягуче моргнуть, и словно созвездием указывают путь куда-то, когда он запрокидывает голову и видит, как они сияют за пределами комнаты. он поднимается, шатаясь, медленно, но упорно, решив несмотря ни на что до звёздного неба добраться.       — с тобой пойти? — инсон спрашивает, уставившись, и ёнбин, глядя на ещё три лица с таким же вопросом в глазах, качает головой. не вывалится же он из окна. подоконник довольно высоко, он видел.       путь до балкона он осознает плохо, перед глазами стоят лишь огоньки, зовущие и тёплые, и становится странно, когда они перестают пропадать, когда они остаются на своих местах, сколько бы он ни зажмуривался.       холодный ветер через распахнутое окно пронзает насквозь, восстанавливает дыхание и ясность разума — ёнбин жалеет, что не захватил с собой алкоголь — но ночное небо, целое, совсем не раненное, не покрытое дырами от пуль, не несущее на себе следов войны, заставляет забыть об этой неприятности. это действительно звёзды, ёнбин не обознался, не ошибся.       это красиво.       он скрещивает на раме руки.       — зачем пить, если не умеешь? — раздаётся сзади, и неожидаемый здесь кан чанхи прислоняется к подоконнику рядом.       — я умею. я хотел быть в таком состоянии, — ёнбин нежно и пьяно улыбается, глаз с неба не сводя, словно не только время рядом с ним изменилось, но и гравитация тоже: он притягивается не к земле, а к звёздам, его на самом деле нет здесь, он где-то там, далеко, витает в неизведанной бесконечности, среди крохотных точек, поражающих своей громадностью.       он дышит там, где невозможно дышать, существует там, где невозможно существовать, существует без дополнительного снаряжения, без руководств и правил, существует просто как ким ёнбин, существует так, как всегда хотел существовать.       — не пялься на меня больше, — чанхи резко меняет тему, и ёнбин не сразу может за ним последовать.       — я не пялился, — он молчит секунду. — а нет, пялился. но ты первый начал. тогда в кино.       кан чанхи не отвечает и смотрит куда-то вдаль, ёнбин пытается за его взглядом увязаться и наталкивается только на такую же многоэтажку, стоящую словно огромное зеркало, на такие же балконы, на которых ёнбин пробует их с чанхи, отражённых, разобрать.       — что ты видишь? — он спрашивает, опасаясь, что самостоятельно понять не в состоянии.       — себя, — глаза, устремлённые вперед, замершие, на секунду оживают, мажут по ёнбину, прежде чем обратно приковаться.       — я — звёзды.       чанхи равнодушно кивает.       ёнбин вытаскивает сигареты и зажигалку, протягивает на всякий случай, предлагая, но тот лишь кривится, рассматривая упаковку.       — не люблю ароматизированные.       с тихим «окей» ёнбин закуривает и собирается убрать пачку в карман, но покрасневшие пальцы всё же тянутся к ней, вылавливают табак с персиковым чаем и просят зажигалку.       вкус очень яркий — чанхи кривится, раздавив капсулу, но продолжает затягиваться, окружённый подслащённым дымом и холодным ветром, неосознанно ёжащийся в одной рубашке и не обращающий на это внимание, мечтательно задумчивый и легкомысленно бесцеремонный, несдерживающийся и закрытый, всё глядящий на отражение за стеклом.       кан чанхи.       кан-чан-хи.       он всегда разный, когда бы ёнбин его ни встречал: злящийся, раздражённый, хмурящийся, отталкивающий, нахальный, счастливый, грубый и искренний, погружённый в мысли — впору научную работу на тему «состояния кан чанхи» писать, хотя она, наверное, вышла бы такой же хреновой, как и о 5-HTTLPR (ёнбин в тот раз понейверил название).       объектом для исследования кан чанхи был бы никудышным и идеальным. своенравным и противоречивым, интересным в этом сочетании, едва поддающийся анализу и объяснению и вызывающий поэтому желание проанализировать и объяснить, но, к радости, к людям ёнбин не испытывает интерес как исследователь.       он испытывает к ним интерес как ким ёнбин.       разговаривает с ними и задает дурацкие вопросы, потому что нравится общаться, а не потому, что до сути их докопаться хочет — ему войн с собой хватает. и сейчас, в ходе этого временного затишья под звёздным небом, в голове формируются вопросы, которые он хотел бы кан чанхи задать. вот только тот, судя по всему, не настроен говорить.       и ёнбин может только смотреть.       уже не так вязко и смело, не так своевольно, но, хоть и мир перед ним приобретает резкость и имитация уединённости нарушена (ёнбин слышит раздающиеся за дверью музыку и мягкое пение джэюна, хлопки, резко ворвавшиеся и едва не заглушившие шорох сигарет и изредка бросаемых чанхи взглядов), а мысли становятся связнее и сложнее, глаза он по-прежнему не отводит.       — ты опять пялишься, — чанхи замечает, повернув голову, и ёнбин виновато улыбается:       — прости. в мыслях потерялся.       — со мной тоже бывает.       ёнбиновы руки ловят ночной ветер за окном, а взгляд в никуда устремляется, хочется думать и говорить обо всём, но получается ни о чём, потому что эффект стремительно выветривается, и чанхи просит сигареты и зажигалку ещё раз и кривится и затягивается, кривится и затягивается, чтобы хоть как-то его продлить.       — я слишком протрезвел, — ёнбин бормочет, и чанхи согласно кивает.       — я возвращаюсь, — он тушит сигарету и уходит первым, после себя персиковый запах оставляя, слишком приторный для него и идеальный для ёнбина.       хочется существовать здесь ещё, но уже чересчур холодно и недостаточно пьяно, и он направляется следом.       всё успело поменяться: джэюна окружают тэян и его друзья/музыкальная группа, инсон атакует стол с едой, а чанхи рядом с соку наконец садится. до ёнбина доносится «прости» — «за то, что нес всякую херню», видимо — пока он располагается на свободном пространстве на полу рядом с джэюном. соку извинения принимает, и закидывает руку чанхи на плечо в знак мира, и обращается к ёнбину.       — хён, он же тебя не обижал?       чанхи фыркает и оскорблённо поднимает взгляд.       — эй, может, это меня обижали, — он возмущается и из объятий соку пытается вырваться.       — хён, это правда? — соку в справедливого инспектора играет, серьёзно ёнбина допрашивая и показания сопоставляя.       — конечно нет, — он с каменным лицом машет головой, а у незадачливого клеветника наконец выходит руку соку с себя скинуть и встать, чтобы, очевидно, оказаться от всяких придурков где-нибудь подальше.       ёнбин сканирует оставшийся алкоголь, прикидывая, сколько ему можно выпить, прежде чем его объявят охреневшим, и успевает мысленно остановиться на одной бутылке, которую через мгновение внаглую забирает кан чанхи и, к ёнбинову удивлению, возвращается и лениво распластывается рядом с соку. на заветный сосуд остаётся только смотреть, но ёнбин решает не отчаиваться, потому что это, вероятно, знак, что ему хватит пить.       вот только как же хорошо, думает он, что у вселенной наверняка нет времени, чтобы оставлять ему знаки, и поэтому просто берёт выглядящую более или менее привлекательно розовую бутылку. ещё раз оценив ситуацию, он решает всё-таки напиваться не слишком активно — первую пару утром никто не отменял, да и пока ещё только вторник: никогда не знаешь, какую пьянку телу позже на неделе выдержать придётся — но всё равно ему кажется, что по уровню поглощённого алкоголя к нему разве что какая-то незнакомая девушка и кан чанхи приближаются.       ёнбин решает, что это то соревнование, которое он ни за что не проиграет, а потом виснет на инсоне, когда все уже расползаются, или уставшие, или пьяные в хлам, и тэян выходит их проводить. глубокая ночь и выпитое вино внутри разливаются, джэюн, тэян и соку что-то напевают, но ёнбин слишком плохо соображает, чтобы текст со своей ментальной библиотекой песен сопоставить, а кан чанхи в пьяном, но спокойном одиночестве шагает немного впереди.       ёнбин думает, что им всем надо его догнать, но, объективно рассмотрев свои возможности, понимает, что инсону и так не очень легко, и просто зовёт по имени, сбивая ритм неожиданно сформировавшегося хора и напоминая всем про существование чанхи.       соку и джэюн срываются с места и догоняют его, и с ними ему всё же приходится остальных дождаться, вот только вместе они ненадолго: на перекрестке чанхи сообщает, что его остановка на другой стороне, и прощается, и ёнбин ещё несколько мгновений смотрит на него, идущего впереди на противоположной стороне, прежде чем им приходится, стрясши с тэяна обещание написать, когда вернётся домой, что с ним всё в порядке, в только что созданный общий чат из них пятерых, свернуть налево.       пьяный, ёнбин валится на кровать джэюна в их съёмной квартире, потому что она ближе к окну, и, засыпая, видит звёзды.

***

      — почему просто не скажешь ему? — задает логичный вопрос ёнбин, когда инсон в очередной раз смотрит на джэюна влюблённо, а потом порыв к рефлексии ловит и автоматически грустнеет.       — я не могу, — тот даёт такой же, видимо, по его мнению, логичный ответ, но понятнее не становится.       — почему?       инсон переводит взгляд обратно на бейсбольное поле, тренировку университетской команды, и вздыхает тяжело, словно это его отправляют бегать миллион кругов по стадиону, хотя его сердце, наверное, уже пробежало с джэюном не меньше.       — мне страшно, — два слова, которые ёнбин в жизни не подумал бы, что от инсона услышит. он решает не говорить, что может всю свою зарплату поставить, что его чувства взаимны, потому что ситуация, очевидно, всё же более серьёзная, если инсон, всё всегда решающий разговорами, теперь к ним прибегать не решается. — мы выпускаемся в этом году, и джэюн единственный из нас троих не подаёт документы в магистратуру.       — знаю, но он так и не объяснил почему, — неожиданное течение разговора. — это из-за денег?       — я тоже так сначала подумал, — инсон качает головой. — но нет, не похоже, что в этом дело. он говорит, что не знает, чем хочет заниматься, поэтому не может пойти в магистратуру, не знает, какое направление выбрать. мне кажется, он может вернуться в пусан.       — тебе кажется? — ёнбин смотрит на него уточняюще-скептически, потому что всё равно ответа на свой первоначальный вопрос не видит. — мы с тобой жили в разных городах, а теперь на разные направления идём, но не думаю, что даже так друг от друга отвязаться сможем, и с джэюном так же. будь он хоть здесь, хоть в пусане, разве что-то поменяется?       инсон молчит несколько секунд, гнетущих и невыносимых, а потом ёнбина одной фразой добивает.       — если признаюсь и мы распадемся, хотя бы этот год хочу провести с ним рядом.       — думаешь, если скажешь, что он тебе нравится, вы перестанете общаться? — мысль, которую ёнбин в жизни не подумал бы, что инсон будет серьёзно рассматривать. — ты совсем придурок? — он взглядом буравит, всем видом показывает, что это он сейчас сомневается, стоит ли продолжать рядом находиться, потому что быть таким идиотом — это надо постараться. — помнишь, он в драку влез на втором курсе, когда наша группа решила, что это из-за тебя всем снизили баллы за экзамен, хотя ты был ни при чём? сейчас разве что-то было бы по-другому?       немного, отвечает на свой вопрос ёнбин. сейчас бы джэюн не просто в драку влез. сейчас он бы её за инсона устроил.       он тогда чуть стипендии не лишился — всем еле получилось ситуацию от администрации скрыть: разбитое лицо джэюн объяснял тем, что на тренировке поранился — но от инсона хотя бы отстали, пока не выяснилось, что он и не виноват вовсе.       ёнбин запомнил этот момент ярко: не думал, что джэюн действительно ударом на удар ответит, хоть и видел, как его всё это раздражает, вещи их троих едва от джэюновой крови отмылись, после того как они его оттаскивали и приводили в порядок, и в их общем чате до сих пор на фоне стоит селфи ёнбина, ярко улыбающегося в белой футболке, запачканной красными пятнами, пока на заднем плане окровавленный джэюн, выглядя так удовлетворённо, словно он единолично мира во всём мире добился, сияет, а напуганно-расчувствовавшийся инсон с ним рядом просит вселенную дать ему сил.       — вряд ли, — вспоминая, инсон улыбается. мягко и сентиментально, глаз с площадки не сводя, потому что джэюн. финальные минуты тренировки отсчитываются, и он встаёт, проверяя кошелёк в кармане. — я пойду за водой. тебе как обычно?       ёнбин кивает, закидывая голову назад — перед глазами розово-синие облака послезакатного неба и кусочек вышестоящих сидений — и гадает, сколько ещё инсон сможет разговора с джэюном избегать.       — он оставил телефон? — ёнбин резко дёргается и садится прямо, едва не матерясь на испугавшего его джэюна, остановившегося посреди пробежки у их трибуны. хочется возмутиться: у одного из самых близких ему людей чуть не случается сердечный приступ, а он вместо беспокойства вещи взглядом окидывает и протягивает руку, цветастый чехол замечая.       ёнбин знает, он тут же камеру открывает — постоянно так делает — и, убирая мокрые волосы назад, улыбается тепло-тепло, с милыми ямочками и нежным взглядом, а потом по-дурацки кривит лицо и ставит первое фото на экран блокировки, а второе — на главный.       он проверяет, не заметил ли тренер его махинации, и невозмутимо возвращается к бегу, а инсон подходит через несколько минут с тремя баночками в руках и начинает светиться, когда берёт телефон в руки.       ёнбину нравятся такие моменты: инсон выглядит влюблённым и — ёнбин не побоится этого слова, потому что тот сам так сказал — счастливым, улыбается сначала широко и сияюще, а потом сладко и мечтательно, уголками губ, и всё в нём — черты лица, поза, голос, взгляд — полно такой бездонной нежности, такой безграничной ласковости, необъятной любви, словно он воплощение всей той слащавой музыки из начала двухтысячных, что джэюн так любит, вроде майкла бубле или брайана макнайта.       у инсона даже плейлист — «джеюни» — с таким песнями и их совместной фоткой на обложке есть. (если бы ёнбин не был сейчас рядом, он наверняка именно его и слушал бы.)       переодевшийся джэюн притаскивается к ним минут через двадцать и тут же лучезарно улыбается, потому что инсон ему его любимую газировку протягивает.       — спасибо, — он поправляет влажные после душа белые прядки, лезущие в глаза, и дёргает алюминиевое колечко.       — давайте поедим? — ёнбин спрашивает, неожиданным чувством голода атакуем, словно это у него сейчас все силы на тренировку ушли, и возражений ни у кого не находится.       погрязший в марте мир встречает их послеуниверситетскими толкотнёй и шумом, и пробираться приходится, маневрируя и протискиваясь, и ёнбин оглядывается, проверяя, не унесло ли их всех в разные стороны. и инсон, и джэюн прямо позади, держатся друг за друга, и ёнбин цепляется за инсонов рукав, будто ещё одна деталька пазла.       чуть вдали от университета становится легче: можно больше обществу не противостоять, и ёнбин благодарен джэюну, что он каким-то чудом это небольшое кафе нашёл, достаточно далёкое от корпусов, чтобы даже в такой час были свободные места, и вместе с тем достаточно близкое, чтобы пешком легко добраться было.       сделав заказ, джэюн достаёт планшет и проверяет домашку — стипендию, ничего не делая, не сохранишь — и ёнбин решает его примеру последовать: следующие несколько дней у него смены в кофейне, было бы неплохо задания на неделю выполнить в спокойной обстановке сейчас, а не под покровом ночи в окружении энергетиков и кофе, стараясь джэюна не разбудить и умирая на следующий день больше, чем если бы он это время, чтобы напиться, потратил.       они делят теоретические вопросы — ёнбину словно по традиции попадаются самые непонятные и водянистые — и на какое-то время погружаются в тишину. работать приходится под нелюбимым им девизом «я ничего не понял, но сейчас я что-нибудь сделаю», однако выходит почти что неплохо: он заканчивает последним, но всё же заканчивает, а не запрягает джэюна и инсона ему помогать, потому что перед тайнами современных коммуникационных процессов бессилен.       эти двое неосознанно отвлекают его иногда — даже не подозревая, от какой участи он их спас — когда он над следующим предметом страдать начинает, а они решают устроить перерыв.       они делят огромную порцию кофе и наушники, оживлённо переговариваются недошёпотом (спасибо, что хотя бы пытаются быть тихими — у них не получается, но ёнбин усилия оценивает), стул к стулу, джэюнова рука на инсоновом бедре, инсоновы пальцы, по другой ладошке джэюна шагающие.       они поглощены разговором, заливаются смехом, и ёнбин жалеет, что инсон не может на них сейчас через его глаза посмотреть. хотя вряд ли это помогло бы: инсон видит ведь, но не воспринимает, что джэюн такой же. у него такой же излучающий любовь взгляд, та же неконтролируемая искренность в движениях, та же мягкость в голосе, те же теплота, радость, доверие, забота, которые, чтобы не заметить, надо быть или совсем идиотом, или, судя по всему, ким инсоном.       ёнбин мог бы сказать, что это слова-синонимы, но у него ещё есть вера в лучшее.       но в конце концов, если она не оправдается, джэюн всегда был не настолько безнадёжным.

***

      судьба, кажется, не хочет, чтобы её существование раскрыли.       или чтобы это сделал ким ёнбин.       или же просто не нужно придавать вещам больше смысла, чем в них на самом деле есть.       ёнбин решает, что последнее походит на правду больше всего.       он не встречает кан чанхи на следующий день после вечера у тэяна, как предполагала его теория.       он его вовсе на протяжении двух недель не видит — хоть и начинает теперь слышать про него от соку и получает десяток рандомных фактов в день вроде того, что ему нравится американо, он учится на первом курсе, играет на скрипке, а его любимый цвет — красный — а потом случайно узнаёт то, что соку не упоминал или же он прослушал — что они из одного университета — когда сидит на подоконнике корпуса, где занятия раз в три года бывают, и задумчиво пялится на бежевые стены.       проходящая толпа их на несколько секунд перекрывает, зато он неожиданно замечает в ней чанхи и приветственно кивает ему, рассудив, что раз они недофилософствовали на пару на балконе, а потом даже почти вместе домой шли, имеет на это право, и чанхи действительно делает небольшой кивок в ответ.       ёнбин продолжает стену взглядом разрушать, придя к выводу, что всё это не даёт ему право на что-то ещё, и решает кан чанхи не дёргать, но через несколько минут тот опять появляется в поле зрения, когда ставит рюкзак на пол и садится напротив.       — занятие же скоро начнётся, — ёнбинова версия «почему ты не со своими однокурсниками, а здесь?».       — они достали спрашивать, откуда я знаю кого-то со старших курсов, и я ушёл, — чанхи накидывает капюшон толстовки и устало облокачивается о стену, лениво и пусто смотрит на дождливый кампус за окном.       ёнбин почти протягивает ему свой кофе.       — на подоконниках сидеть нельзя. получишь выговор, — он говорит вместо этого, надеясь так помочь отвлечься.       — а ты нет? — ему в ответ фыркают.       — они обычно только первокурсников гоняют. чтобы «научить дисциплине», — ёнбин пожимает плечами и кривится на последних словах — сколько бы ни пытался, так и не смог найти в этом смысл.       — тогда я скажу, что это ты мне плохой пример подаёшь, — кан чанхи усмехается и переводит на него взгляд. — и вообще прогуливаешь при этом, к тому же.       — у нас пару отменили, — ёнбин почти оскорбляется, как будто в жизни ни одной не пропустил, но в этот раз занятия действительно же официально не будет. — я составляю плейлист для кофейни.       уже две недели пытается.       — о, — чанхи внезапно загорается. — можно я тоже сделаю? — замешательство ёнбина, похоже, слишком ярко проявляется, и поэтому тут же следует пояснение: — я вообще-то часто у вас бываю, и иногда играет такое, что я начинаю сомневаться в своей адекватности при выборе друзей.       — я тебя ни разу не видел, — ёнбин констатирует, предполагая, что он тогда хотя бы немного знакомым ему в кино показался бы.       — ещё один врушка-хён, — чанхи с укоризненным взглядом машет головой, словно разочаровался во всём и первым делом в ёнбине.       — мы с соку не….       — вообще я тоже не помню, чтобы мы пересекались, — он перебивает и беспечно сообщает, улыбаясь довольно и по-дурацки. — но по теории вероятности мы могли, а с ней я спорить не буду. э… думаю, мы могли просто друг друга видеть и не запомнить? вряд ли соку-хён доверил бы тебе делать мой кофе.       — тебе на пару не пора?       пьяного кан чанхи, думал ёнбин, тяжело вынести, но трезвый он, видимо, мало чем отличается.       — наверное, — он смотрит на время на телефоне, однако с места не двигается, — но мне неохота.       — эй! — ёнбину быть пособником его неуспеваемости не очень хочется. — начинай прогуливать хотя бы со второго семестра.       в уже опустевшем коридоре отрывистый смех особенно звонко раздаётся.       — ладно, — чанхи постепенно успокаивается. — но, эм… я составлю плейлист?       ёнбин соглашается, заключив, что новая музыка им не помешает, и одинокий рюкзак подхватывается, и чанхи машет рукой, спокойно направляясь к аудитории, хотя ёнбин по часам на запястье видит, уже десять минут пары прошло.       тайну своей души касательно того, чему будет посвящён его плейлист, он, сколько ни пытается, не постигает и поэтому решает просто накидать своих любимых песен, а потом как-нибудь их рассортировать, но даже так он миллионы лет возится: это нельзя, потому что нецензурный текст, это — потому что ёнбин расплачется, если много раз послушает, это — потому что тэян эту группу не любит. в итоге к тому моменту, как в черновом варианте у него оказывается не только песня тэяна и соку, проходит полпары и забытый кофе превращается в холодную жижу. ёнбин думает купить ещё, но он сегодня уже три чашки выпил (технически две с половиной) и баланс на карточке всё-таки не безграничный, поэтому придётся допивать то, что есть, или оставаться без ничего, и этот поток безрадостных мыслей прерывает сообщение.       ему приходит ссылка и «хён дал твой аккаунт», и ёнбин пролистывает выбранную чанхи музыку, отмечая, что совпадений у них нет и большинство треков он не слышал даже (песня соку и тэяна зато насмешливо завершает список, и он гадает, не обладает ли чанхи суперспособностями, потому что он не говорил ему, что её по традиции нужно добавить, но заключает, что, наверное, просто соку его или он соку на неё подсадил).       этот неизведанный музыкальный мир — хороший повод отвлечься, и он включает первую композицию, прислоняясь головой к стеклу.       ему нравятся эти мелодии, нравится по этой вселенной гулять и всё исследовать, выполняя свою квоту ежедневной рандомной информации о кан чанхи, и про время он постепенно забывает, потому что мерцающие огоньки троя сивана увлекают его в настоящий момент больше, чем мимолетность сущего и тот факт, что он должен вместе с окружающим миром вперёд двигаться.       ёнбин смотрит в окно, замечая, как его зрение вновь расплывается, как он видит меньше и одновременно больше, остывший кофе кажется кладбищем угасших звёзд, а растаявший сахар —испарившимися черными карликами, и в этой термокружке на самом деле ведь весь мир скрывается. ким ёнбин, этот университет, всё вокруг так же когда-нибудь растворятся в тёмной бесконечности, и только один вопрос светится сейчас цветами, звёздами излучаемыми и людьми не видимыми:       может ли эта вселенная неизменной существовать без ким ёнбина?       ёнбин чувствует, как его коленки касаются, и резко открывает глаза, на настоящей реальности фокусируясь.       — хён? — чанхи смотрит на него растерянно, непонимающим взглядом скользит. — пара скоро начнется. чего не идёшь? — и добавляет после секундной заминки: — опять в мыслях потерялся?       — типа того, — ёнбин проверяет время. пять минут до начала (группу чанхи, видимо, задержали). от джэюна и инсона десяток сообщений с вопросами, живой ли он и появится ли на занятии. — чёрт.       он сползает с подоконника и собирает вещи, смотрит на наблюдающего за всем этим чанхи.       — а у тебя где сейчас пара? — может, им по пути.       — нигде. они хотят пойти поесть вместе, я сказал, что подумаю, — он пожимает плечами, пряча ладони в кармане толстовки, апатичный и недоговаривающий. ёнбину почти хочется предложить уйти вместе.       здравый смысл его останавливает: пара слишком важная, чтобы прогуливать, но он понятия не имеет, куда кан чанхи может его завести, и борется с самим собой в проигрышных условиях информационного недостатка.       кан чанхи не говорит прямо и ожидающе не смотрит, сообщает всё как факт и не даёт пояснений — ёнбину только играть в угадайку остаётся, даже не зная, участвует в ней чанхи или его воображение.       — ты же опаздываешь на занятие? — тот спрашивает через несколько секунд обмена дипломатическими взглядами и поправляет лямку рюкзака.       — да.       — тогда увидимся, — чанхи машет рукой и догоняет ушедших однокурсников. говорит что-то, вливается.       ёнбин направляется следом за ними, к лестнице.

***

      названия плейлистов у них, конечно, красноречивые.       ёнбин смотрит на       плейлист #1       плейлист #2       плейлист ю тэяна ☀️       и думает, что здесь только предупреждения не хватает, что ни одна креативность в процессе не пострадала — не использовалась даже.       он печатает «бинлист #1», решив далеко от соку и тэяна не отходить, но и слишком близко не стоять, и спрашивает сообщением у чанхи, как его работу подписать.        ответ не приходит, пока он выполняет несколько заказов, и он просто забивает «чанхи», рассудив, что это всегда поменять можно.       ёнбин сегодня работает в кофейне один, и на перерыв с тэяном не выйдешь, поэтому приходится страдать безютэянную и безникотиновую жизнь, облегчённо выдыхая, только когда время к закрытию близится и он уборку завершает.       так же закончив все дела, тэян сидит, зарывшись в учебники, и ёнбин крадёт у одного из столиков стул, тихо располагаясь рядом. он читает сегодняшнюю лекцию, записанную джэюном, потому что он сам с плейлистом возился, и периодически взгляд на часы бросает.       окончание рабочего дня подбирается, и им бы уходить пора, но тэян что-то так сосредоточенно пишет, что ёнбин не находит в себе сил его прервать. сохраняет комфортную тишину и всегда возникающее рядом с тэяном желание быть продуктивным и совершенствоваться и, закончив с лекцией, открывает недавно вышедшую книгу с новыми исследованиями в области искусствоведения.       — может, прогуляемся? — тэян внезапно отрывается от учебника и поднимает взгляд, и, несмотря на поздний вечер, ёнбин совсем не против.       в это время их район довольно тих — здесь ни клубов, ни работающих допоздна кафе, и от центра он далеко — и они оказываются совсем одни, размеренно шагают по аккуратным улицам в тёплой компании друг друга. тэян молчит с лёгкой улыбкой на лице, и ёнбин его не торопит. знает, что они начнут разговор чуть позже, смогут обсудить книгу, которую тэян вернул ему перед началом смены, ёнбин расскажет ему о идеях, которые занимают его в последнее время, и вместе они придумают миллион способов их реализовать, и, что бы тэян ни рассказал, ёнбин выслушает.       всё это обязательно произойдёт, но позже: иногда тэяну нужно просто помолчать вместе, как сейчас, сконцентрироваться на своих мыслях, пока он не будет готов, и ёнбин его всегда дождётся.       оверсайз джемпер плохо справляется с холодом концемартовского вечера, и ёнбин неизбежно мёрзнет, пряча ладони в карманах брюк. недавно покрашенные и ломкие, волосы больно колют глаза, введённые в хаос беспорядочным ветром, а руки дрожат и мурашками под одеждой покрываются.       — давай зайдем куда-нибудь, — тэян предлагает, смотря на него внимательно и обеспокоенно.       — всё в порядке, — ёнбин улыбается. он сам виноват, что на прогноз не обратил внимание — тэян, как здравомыслящий человек, ведь в куртке — и, к тому же, они и так столько времени в здании заперты были. ёнбину хочется дышать. тэяну, предложившему прогуляться, наверняка тоже.       — хён, ты как маленький, — тот цокает и стягивает зелёную куртку, протягивает её, оставаясь в водолазке. ёнбин качает головой — тэян же сам так замёрзнет — но того это не останавливает, он продолжает настойчиво ему её в руки впихивать. — отдашь, когда согреешься.       выбора не остаётся, и ёнбин куртку надевает и застёгивает до самого конца, намереваясь как можно быстрее от холода избавиться и вернуть её тэяну, так сильно переживающему за других, что за него переживать ещё сильнее приходится.       он достаёт сигарету и зажигалку и смотрит вопросительно. тэян запах табака не любит и вообще ёнбиново стремление к физическому саморазрушению поощрять не хочет, но всё равно кивает. он не возражает, хоть и хотел бы, наверное, и на персиковый дым, распространяющийся в воздухе, ничего не говорит, потому что знает, что это часть ёнбина, он вечно пахнет кофе и чем-то сладким, химически-приторным — синтетическим персиковым чаем, и тэян просто принимает это. ёнбин ему за это благодарен.       — музыка сегодня была приятная. мне понравилось, — тэян сообщает, и это словно одни из самых важных слов в мире. ёнбин сияет, довольный и радостный, потому что в его вселенную экскурсия увенчалась успехом.       — спасибо.       тэян кивает и сам начинает улыбаться и продолжает эту тему развивать, и ёнбин смотрит на часы, только когда замечает, что они уже не болтают о музыке или книгах, а выясняют, что предпочтения в ордерах говорят о человеке (им обоим нравится ионический — необходимо ещё кого-нибудь опросить).       на телефоне сообщение от чанхи, что он потом придумает, и время, втайне от них на два часа сдвинувшееся, и ёнбина резко сносит осознание, что он вообще-то жутко замёрз: куртка вернулась тэяну почти сразу, стоило мурашками уйти.       дома его ждут намётки для статьи, которую надо на этой неделе закончить, чтобы к новому выпуску студенческого журнала успеть, и ёнбину уже хочется поскорее к ней приступить — он ведь любит писать научные работы, да и делать простые рефераты или доклады на пары тоже, если тема ему интересна, если это что-то, что он действительно хочет изучить — но и от прогулки с тэяном отрываться не хочется.       мир кажется сейчас особенно нежным — то ли из-за сложившейся атмосферы, тихого вечера и мягкого света вывесок и фонарей, то ли это просто эффект ю тэяна — и ёнбина озаряет в момент, когда они замирают посреди холодной улицы, звонко смеющиеся, словно эта ёнбинова шутка не была самой дурацкой во вселенной, и понимание приходит, что его заданный самому себе бессмысленный вопрос по сути своей не отличается от того, в чём чанхи обвинить их пытался.       он любит их всех — инсона и джэюна, тэяна, соку — и это чувство не различается по яркости или насыщенности, не сияет по отношению к кому-то сильнее или слабее — просто по-разному. и именно это, эта разная любовь делает их в любом случае незаменимыми.

***

      тэян его убьёт.       первая мысль, когда он понимает, что выглядит, наверное, ещё хреновее, чем себя чувствует, потому что джэюн молча притаскивает все лекарства от простуды, что у них дома есть, и ставит перед ним.       он выпивает на всякий случай всё, и противное ощущение в горле на время проходит, а голова начинает соображать чуть лучше, но, видимо, дела у него гораздо хуже, чем он предполагал, потому что инсон ужасается, стоит ему его увидеть, даже несмотря на то что ёнбин в маске.       — ты зачем пришёл? — он спрашивает, и джэюн устало вздыхает, потому что все его попытки образумить результатов не принесли и он уже ни на что не надеется.       — мне надо на следующей паре ответить, ты же знаешь.       — хотя бы эту пару отдохни и после второй уходи, — инсон пытается воззвать к здравому смыслу. — у тебя такой взгляд, будто ты сейчас умрёшь.       логику в его словах ёнбин признать вынужден.       сегодня удивительно тепло, едва в категорию «жарко» не переходит, на границе балансируя, и ёнбин направляется на крышу — единственное место в университете, где тихо и спокойно, потому что мало кто знает, что она открыта, а те, кто знает, об этом не распространяются. сам ёнбин только инсона и джэюна просветил.       он кивает стоящим у ограждения девушкам — часто тут пересекаются, хоть и не говорили ни разу — и останавливается вдалеке от них, за разграничительной линией, которую они, не согласовываясь, провели, чтобы друг другу не мешать.       ёнбин привык к их присутствию, к приглушённым, убаюкивающим голосам, но с началом пары они уходят и на крыше остаётся он один. вытаскивает из рюкзака книгу и лекарства, которые вскоре повторно пить нужно, и пытается сосредоточиться на словах, хоть и кажется, что в голове одновременно десяток песен на полной громкости звучит.       сообщение высвечивается, и он думает, что это наверняка инсон или джэюн переживают, не умер ли он, но, оказывается, для этого ещё рано. пока что это просто кан чанхи с более насущными проблемами.       где ты обычно куришь в главном корпусе?       ёнбин задумывается и после коротких прений с самим собой пишет, как на крышу пройти, решив, что это тайное знание должно жить, а не уйти с ним в могилу.       дверь распахивается через несколько минут с такой силой, что ёнбин почти её боль чувствует и понимает, что ошибался, когда думал, что чанхи тогда в кино разозлился. по сравнению с тем, насколько он выведен из себя сейчас, в тот раз он совсем немного недоволен был.       не желая сделать хуже, ёнбин ничего не говорит, кроме мягкого приветствия, когда тот подходит, и просто ждёт, пока он сам расскажет. чанхи рваными движениями достаёт зажигалку и сигареты, чуть не роняет одну и ругается, и, закуривая, судя всему, вызывает небо на дуэль.       затяжка, другая, ёнбин смотрит на него: лицо совсем чуть-чуть расслабляется и руки дрожат едва меньше, злость ещё отпустить не готовые, но находящиеся хотя бы на пути к этому.       — что случилось? — он приходит к выводу, что уже, скорее всего, можно.       — меня хотели выгнать с пары, потому что я спал, когда преподаватель появился. поэтому я сам ушёл, — чанхи тушит сигарету и сползает на пол, вытягивая ноги. он смотрит упрямо, словно по-прежнему кому-то доказывая, что не считает себя неправым, и бормочет, меняя тему: — я не знал, что крыша открыта.       — немногие в курсе, — ёнбин подхватывает. — не рассказывай об этом кому попало, хорошо?       чанхи кивает. и фыркает спустя мгновение:       — с каких пор я не кто попало?       — с тех, как ты мой партнёр по курению, — ёнбин пожимает плечами, не представляя, как ещё их назвать можно. они не близки, и знания о нём у него совершенно спутанные, хаотичные. наверное, для этого существует слово «знакомые», но у него, похоже, с ним война тоже. словно хочет появлению каждого человека в своей жизни придать какой-то смысл.       чанхи издаёт смешок. ёнбин и сам под маской легонько улыбается.       — ты заболел?       — да, — он, как специально, закашливается. — только соку не говори.       — почему?       — он сообщит тэяну, и тэян меня убьёт, — ёнбин смеётся, предчувствуя, что ему всё равно этого не избежать. сегодня у него выходной, но, если ему завтра не полегчает и придётся работу пропустить, тэян точно сразу поймет причину.       — не волнуйся, — кан чанхи смотрит на него снизу вверх. — с чего бы нам с соку-хёном внезапно тебя обсуждать?       ёнбина от такой неожиданной наглости и одновременно логичности вопроса на смех пробивает, и он хохочет, тут же чувствуя, как горло начинает разрезать словно до крови.       он хрипло кашляет и жмурится от боли, и ясности в голове становится всё меньше, в ней будто добавляется миллион огромных колонок, разное на полной громкости играющих, и взрывающихся каждую секунду мин — ёнбин решает, что второй прием лекарств можно устроить чуть раньше.       — если тебе плохо, тебе необязательно говорить со мной, — чанхи замечает, когда он взводом таблеток закидывается.       — но я хочу.       стоять уже слишком тяжело, и он опускается на пол рядом.       вопросы, которые он хотел ему задать, всё ещё сохранены в памяти, и ёнбина даже собственное предсмертное состояние не останавливает.       — чанхи, — он начинает, пытаясь на нем усталый взгляд сфокусировать. — ты счастлив?       — из-за того, что я поругался с преподом и мне теперь извиняться придётся? — тот уточняет, но особо расстроенным своими действиями на деле не ощущается.       — нет. я имел в виду в целом.       ёнбин хотел бы объяснить, что он пытается спросить, получше, но у него нет сейчас на это сил. вопрос в таком случае, по-хорошему, задавать вовсе не стоило, но он не уверен, что у него ещё шанс появится.       чанхи многообещающе молчит ровно шесть секунд — ёнбин отсчитывает, чтобы сохранить концентрацию — и в итоге не так многообещающе пожимает плечами.       — не знаю. я никогда об этом не задумывался, — он смотрит куда-то в сторону и затем, серьёзно, на ёнбина. — а ты, хён?       — я не понимаю, как это, поэтому я тоже не знаю.       ёнбин чувствует себя очень глупо сейчас. со стороны наверняка кажется, что он ерунду какую-то говорит, и можно, наверное, в случае чего на болезнь списать, но, к счастью, не приходится: выслушав ответ, чанхи в мысли погружается и никак не комментирует. пожалуй, это лучший исход, на который ёнбин мог бы в этой ситуации надеяться.       лекарства наконец начинают действовать, и он ощущает, что умирает теперь чуть меньше. вдыхает свободнее, и закрывает глаза, пока его состояние переходит в просто «паршивое», и вспоминает, что ещё сказать хотел:       — можешь поспать здесь, кстати, — он глядит на чанхи. — я разбужу тебя, когда пара закончится.       тот качает головой, продолжая в мыслях теряться, и ёнбин не уверен, нужно ли его вытаскивать. не знает, о чём он рассуждает, и просто ждёт, пока он ему какие-нибудь подсказки оставит.       — я подумаю над твоим вопросом, — кан чанхи внезапно обещает спустя несколько минут уже отпустившему разговор ёнбину.       — спасибо, — «за то, что не решил, что это бред какой-то».       — и это тебе бы поспать, хён, — он продолжает. — раз ты болеешь.       ёнбин отмахивается, потому что, если решит подремать, вообще расклеится и всю сосредоточенность потеряет. он лучше кан чанхи миллион странных вопросов задаст, пока есть возможность.       — какой у тебя любимый ордер?       чанхи переводит на него растерянно взгляд.       ёнбин почти смеяться начинает, останавливаемый только больным горлом, и поясняет:       — я люблю спрашивать. хочешь тоже у меня что-нибудь узнать? я отвечу.       — нет, конечно, — чанхи смотрит на него, взглядом «хён, ты с ума сошёл?» передавая и дразня — ёнбин уже собирается в шутку обидеться, но не успевает: — расскажи про своё непонимание счастья.       он решает изложить военные действия, которые на протяжении всей жизни ведёт, максимально кратко, чтобы чанхи в них сильно не вовлекать, но тот себя, похоже, председателем совета безопасности оон почувствовал: слушает внимательно и уточняет, что кажется ему непонятным, пытается вникнуть в подробности конфликта, и у ёнбина создаётся впечатление, что они уже почти сотню вопросов превысили.       — надеюсь, ты сможешь стать свободным, хён, — кан чанхи говорит и смотрит серьёзно-серьёзно. ёнбин не находит, что ему ответить.       чанхи прав ведь.       эта война — это ещё и борьба с оккупацией, борьба за свою свободу, погоня за счастьем — попытка от него убежать, и даже то, что ему сейчас слишком плохо из-за простуды, сражениям разгораться не мешает.       он опять заблудился, ёнбин понимает, когда чувствует руку чанхи у себя на плече.       — если ты такой потеряшка, хён, хотя бы говори остальным, как можно помочь тебе отыскаться.

***

      чанхи, судя по всему, решает на крыше поселиться.       следующие полторы недели ёнбин натыкается там на него столько раз, что, вероятно, уже и своим местом её называть скоро не сможет.       она станет местом кан чанхи.       но, он приходит к выводу, если тому она нужна так же, как ему самому, он всё же рад, что ею поделился.       частое присутствие кан чанхи — его следующее заключение — его не напрягает. территориальные границы они не определяют и демаркационные линии не проводят, но угрозы ёнбин не чувствует. не чувствует, что в его области вторгаются или ведут на них подрывную деятельность, и обмениваться с кан чанхи различного рода нотами — разговаривать — на самом деле интересно.       он открывает дверь, поднявшись на крышу, и понимает, что зря он сначала в окно не посмотрел. нежданные им холодные капли шумно разбиваются о поверхность, и он уже собирается разочарованно уйти — курить хотелось безумно — но ловит чанхи на их привычном месте взглядом. тот, кажется, дождь не замечает: стоит как всегда, положив руки на ограждение и зажимая сигарету пальцами, уже потухшую и смятую, смотрит куда-то перед собой и ничего больше не видит.       да уж, «со мной тоже бывает».       ёнбин ручку отпускает и быстро подходит, сводит ладони над головой чанхи словно крошечный зонтик, потому что у него с собой даже куртки нет, чтобы укрыться можно было.       на перемену в обстановке и ощущениях чанхи реагирует: находится и переводит взгляд на ёнбина, смотрит, как капли по начинающему замерзать лицу стекают, и наконец ситуацию осознаёт.       он снимает толстовку, когда они по другую сторону двери оказываются, и скидывает её на подоконник, оставаясь в чуть менее промокшей футболке. у него красное лицо и дрожащие, покрытые мурашками руки, волосы, с которых моросит, будто дождь за ними внутрь последовал, и ёнбин протягивает ему упаковку бумажных платков. чанхи водит ими по коже, пытается хотя бы немного высушить голову и смотрит на него, замершего.       у ёнбина под свитером — жёлтый, он словно утонувшее солнце — ничего, и поэтому ему остаётся только ждать, пока всё само подсохнет. надеяться, что он не умудрится второй раз менее чем за две недели заболеть.       чанхи пялится и молчит, глядит коротко на почти опустевшую пачку и вновь пристально на него. тянется и одним движением убирает мокрую чёлку ёнбина назад, передаёт оставшиеся салфетки, пялится и молчит.       ёнбин смотрит в ответ, смотрит на упаковку, на белый бумажный квадратик, в пол, когда вытирает лицо и волосы, на телефон, смотрит на чанхи. он думает предложить сходить вместе за кофе, время до занятия ведь ещё есть — немного, но всё же — думает спросить, может ли чанхи опоздать, если будет очередь, думает, что сам он — да: с этим предметом у него никогда проблем не было.       — у тебя сейчас важная пара? — чанхи спрашивает.       ёнбин машет головой.       и это он плохой пример подаёт?       — ничего не будет, если ты пропустишь занятие? — он уточняет, и чанхи пожимает плечами.       — я собирался прогуливать в любом случае. ты — как хочешь.       он смотрит на свои вещи теперь, мимо ёнбина, проверяет, не забыл ли что-то, словно его ответа и не ждёт вовсе, но разговор всё же не обрывает.       ёнбин отвечает: кивает и наблюдает, как он на ходу аккуратно складывает мокрую толстовку; пишет инсону, чтобы тот забрал его сумку после занятия, потому что он не придёт, и, спускаясь рядом с чанхи, чувствует себя странно.       ему холодно и мокро, он вполне уверен, что прогул ему ничего не испортит, но что угодно ведь может случиться, и, если у чанхи из-за этого проблемы возникнут, он будет испытывать вину, хоть он и ни при чём совершенно, но несмотря на это он улыбается.       кофе в руках наполняет теплом, ливень создаёт фоновую музыку, и, хоть и приходится сидеть на обычном стуле, он словно тонет в самом мягком кресле в мире.       ему хорошо и комфортно, только чанхи, по-прежнему погружённый в себя, в момент не вписывается.       — спроси уже, — чанхи бормочет, взгляд от окна отрывая.       — прости, — ёнбин смеётся, думая, что, похоже, новую постоянную в мире открыл — хмурый чанхи и его извинения. — что-то случилось? о чём ты задумался?       — ерунда, — тот пожимает плечами. — пытался прикинуть, отчислят ли меня, если я продолжу пары этого идиотского профессора прогуливать, и насколько меня пугает эта перспектива.       — и к чему ты пришёл?       — не знаю.       чанхи молчит и ни совета не спрашивает, ни тему не переводит, и ёнбин не знает, что именно тому хотелось бы, чтобы он сказал. он не собирается поучать или говорить, что прогуливать — плохо, это ведь бесполезное, бессмысленное замечание. за его оценкой не обращаются и слушать её никто не собирается, и единственное толковое, что он может сделать, — это разве что просто дать понять, что, хоть они и не близки, если чанхи будет нужно, он постарается его поддержать.       — тебя не отчислят, если ты наберешь нужные баллы по всем тестам. даже если ты не будешь появляться на занятиях.       чанхи удивляется мимолётно — наверное, ожидал, что ёнбин его безоговорочно на пары отправит — и хмурится ещё больше.       — по правде говоря… я не хочу пропускать этот предмет. он мне интересен. но я не буду извиняться за то, в чём я не виноват, — он кривится. — я извинюсь за то, что ушёл, но я не собираюсь извиняться за то, что спал перед парой.       — преподаватель может не понять тебя, — ёнбин мысли чанхи озвучивает — тот кивает.       — это глупо. я же не спал на занятии. я спал на перемене, и, когда он пришёл, я проснулся, — чанхи качает головой. — раздражает. я… я не стану добровольно подчиняться тому, с чем не соглашаюсь.       ёнбин не знает, какое бы решение в такой ситуации принял — слишком многое от разных факторов зависит — но в одном он уверен абсолютно.       — если ты чувствуешь, что будет правильно поступить определённым образом, разве не стоит так и сделать и идти до конца?       чанхи смотрит на него несколько секунд задумчиво и тянется к нетронутому кофе.       — точно.       — если нужна будет помощь, говори, ладно? — хочется убедиться, что тот знает, что может на это рассчитывать, но кан чанхи — это кан чанхи. он не отвечает и внимание на окно переводит, выглядя, однако, чуточку расслабленнее, и ёнбин решает, что хотя бы это лучше, чем ничего.       и заключает, что его слова всё-таки были приняты, потому что тот через несколько мгновений о предстоящей музыкальной премии говорить начинает, тоже моментом постепенно будто окрашиваем, и ёнбин любимую чанхи теорию вероятности обманывает, потому что на сто процентов уверен, что со временем всё будет в порядке.

***

      наблюдать в цветочном магазине не тэяна, а кого-то другого — странно.       соку через несколько секунд ту же мысль озвучивает.       заканчивает протирать столики и прислоняется к прилавку возле ёнбина, незаметно уставившись на что-то объясняющего клиенту парня. они оба понятия не имеют, что он за человек, и без тэяна как-то пусто, но ёнбин всё же новенькому благодарен, потому что тэян почти весь март без выходных работал, пока люди приходили и исчезали после второго раза, а этот до-сих-пор-незнакомец уже третий день заканчивает.       ёнбин не хочет заранее радоваться, но должно же хоть когда-то всё сложиться.       — надо будет подойти представиться, — он замечает, но соку, похоже, сейчас энтузиазм поубавить посоветует, выдыхает устало и затем сам над собой смеётся.       — я вчера пробовал поболтать с ним, он меня проигнорировал.       ёнбин начинает хихикать следом, представляя выражение его лица, когда это случилось, и пытается реакцию несчастного флориста проанализировать. соку не страшный ведь, вокруг него всегда спокойная атмосфера царит, и с ним комфортно, ёнбину безумно нравится.       он идеально их кофейне-цветочному магазину подошёл, хоть и казался сначала слишком неловким и странным. работающему на тот момент уже два года ёнбину поручили его обучать, и смешно вспоминать, сколько раз он хмуро тэяну сообщал, что ким соку, судя по всему, эта работа мало подходит, и как потом он перед соку за эти слова извинялся — хоть тот и не подозревал о них даже — потому что понадобилось время, чтобы свою ошибку осознать, чтобы соку понять.       с тэяном ёнбин за секунду без каких-либо усилий сдружился, но — он с соку убедился — это не значит же, что, если сразу не склеилось, дальше не станет лучше.       инсон и джэюн заходят, когда до закрытия час остаётся, и, устраиваясь с ними, ёнбин на неловкого соку смотрит, пытаясь показать, что они все будут только рады, если он к ним присоединится.       — как работа? — инсон спрашивает и тут же пустой стул рядом с собой отодвигает, взгляд поднимая: — посидишь с нами?       соку кивает с лёгкой улыбкой и наверняка лёгким сердцем благодаря инсонову предложению — подтверждению, что они хотят, чтобы он был с ними — и в срочное совещание погружается.       завтра надо объявить тему проекта и начинать работать, и, пусть им бы сейчас много чего более интересного обсудить хотелось, выбора нет.       они перебирают все записанные в документе предложения, стойко не поддаваясь отчаянию, потому что все уже готовы к худшему. джэюну осталось два пункта дочитать, и ёнбин произнесёт те три слова, которые несут в себе боль и ужас и с которыми они мысленно уже согласились: «давайте проведём опрос».       — больше никаких идей не появилось? — он, будучи главным оптимистом, на всякий случай спрашивает, но понижается до реалиста, когда джэюн и инсон ожидаемо качают головами. жаль, что от того, что он ждал этого, менее уныло не становится. — тогда давайте проведём опрос?       — опрос? — соку удивляется. — хён, ты же говорил, что больше никогда.       — у нас нет выбора… мы целый месяц ничего не могли придумать. по-моему, чем больше мы пытались, тем меньше идей у нас было… — ёнбин смеётся.       — в марте отмечают день счастья или что-то такое, и преподавателю, видимо, очень этот праздник нравится, поэтому тема должна быть как-то связана со счастьем в современном мире, — инсон поясняет, чтобы всю тяжесть ситуации передать, но соку это, кажется, не убеждает.       он сосредоточенно стучит по столу пальцами, пытаясь со сбежавшим от них вдохновением договориться, а ёнбин, осознавая то, что им придётся ближайшие пару недель делать, потихоньку до пессимиста скатывается, представляя, как умрёт со скуки, обрабатывая ответы совершенно не интересующих его людей. возможно, какой-то из них мог бы дать ему подсказку к счастью, это он признать готов, но, скорее всего, он просто будет пытаться разобраться в стандартных фразах, которые для него ничего не значат, в счастье, представленном так, как он уже миллионы раз видел и ничего не почувствовал.       — вы же все любите музыку, да? — судя по виду соку, ёнбину повременить со своей безысходностью стоит. инсон и джэюн тоже оживляются и кивают. — может, вам сделать что-то вроде «понятие счастья в современной музыке»?       соку смотрит на них выжидающе, а ёнбин почти дышать боится.       и д е а л ь н о .       (не совсем их профиль, но с такой темой разве это важно?)       — мне нравится, — джэюн говорит, пока идея не ускользнула, не испарилась в воздухе, и инсон с ёнбином кивают. благодарят соку, заслуживающему явно больше, чем простой памятник, потому что они наконец-то могут быть спокойны.       потому что, хоть к счастью ёнбин положительных эмоций не испытывает, музыку он любит.       потому что, тратя почти всё свободное время на эту работу для научного проектирования, он может получать знакомое удовольствие.       ёнбин чувствует это с первой секунды, как они начинают песни отбирать и затем на троих их делить, чтобы каждый сделал равную практическую часть, и поэтому, когда они обязанности распределяют, сам вызывается писать введение и заключение, теоретическую основу работы и компоновать результаты анализа вместо чаще всего делающего это инсона, потому что ему интересно. это очевидно, кажется: ребята знают его научно-исследовательский режим, а сейчас и вовсе максимальная мощность включилась, и соглашаются, единогласно закрепляя за инсоном презентацию, а за джэюном выступление.       ёнбин из жизни на эти две недели немножко выпадает. не из всей, конечно, — работу никто не отменял — но перемены, свободные пары, вечера после кофейни, выходные проводятся в ноутбуке, а не с ребятами или фильмами, и даже курит он одновременно меньше и больше, потому что для этого совсем нет времени в университете, зато дома его постоянно персиковый запах окружает.       соку и тэян понимают и подбадривают: тэян уже постоянно две порции обеда приносит, хоть ёнбин и безуспешно пытается отказаться каждый раз, а соку, стараясь, чтобы было незаметно, всегда у кофе машины вертится, ёнбину более простой приём заказов оставляя.       они невероятные — он улыбается, ощущая, как всё вокруг светится благодаря их любви, и думает, что нормальные люди месяц, который им был дан, наверняка не на то, чтобы выяснить тему, потратили, и уже весь проект сделать успели, и вот так напрягаться и напрягать окружающих им не приходится, но его столько приятных эмоций сейчас окружает, что он ни о чём не жалеет.       заканчивать работу становится в какой-то мере странно, потому что ёнбин слишком полюбил её, и, скинув итоговый вариант, чтобы остальные одобрили, он чувствует себя радостно-грустно. смена, к его удаче, сегодня тэяна: тот искренне интересуется исследованием, и ёнбин получает право каждую свободную минуту о его ходе и результатах рассказывать и с ним их обсуждать.       джэюн, судя по всему, сейчас такой же. пишет, что он рядом, и спрашивает, не зайти ли за ним, чтобы они вместе домой пошли, хоть до закрытия ещё почти полтора часа, и вскоре машет ему и тэяну, слишком занятому заказами, чтобы к ним присоединиться, располагаясь у прилавка. он болтает о сегодняшней тренировке и соревнованиях в следующем месяце, но неизменно в итоге на их работу скатывается, взволнованный и полный энтузиазма, ведь сам привязался к ней не меньше.       они просматривают её ещё раз, сверяются со своими набросками — всё ли они раскрыли, что хотели — и джэюн лучезарно улыбается, удостоверившись. разговору незаметно удаётся в другие темы перетечь, и они качаются на мягких звуковых волнах, пока он не поднимается, в сторону цветочного магазина указывая:       — я пойду поздороваюсь.       ёнбин кивает — ему как раз по плану надо начинать уборку — и гадает разве что, почему он не заметил, как они сблизились.       хотя это его вовсе не удивляет.       и, глядя на тэяна, улыбающегося, когда его подходят отвлекать, на них, весело общающихся, и джэюна, любопытно цветы рассматривающего, безуспешно пытается прогнать мысли о том, что он действительно может всех их оставить.       этот страх иррационален. если бы не инсон, у ёнбина бы никогда мысли такие не возникли, но теперь они всегда где-то внутри, маячат на заднем плане и не дают забыть о себе, даже если он уверен, что они безосновательные.       он хочет поговорить, чтобы прояснить всё окончательно, но обходит эту тему за несколько километров, оказываясь в итоге в замкнутом круге.       это будет в любом случае решение джэюна, ёнбин на него повлиять не может, и лучше быть готовым заранее или узнать по факту?       всегда считавший, что проще спросить, чем мучиться в догадках, в этот раз, всё время до конца рабочего дня на размышления об этом потратив, он не уверен.       им с тэяном не по пути, и, закрыв здание, они втроём неловко топчутся у входа, не зная, как попрощаться, и не желая это делать.       вечер слишком ёнбинно-джэюново-тэянный, чтобы расходиться, и ёнбин смотрит на этих двоих, чтобы понять, чувствуют ли они то же, и убеждается, что разве может быть сейчас иначе?       ребят, тэян рассказывает, сегодня нет дома (джухо собирался с парой одногруппников готовиться к завтрашнему тесту, чтобы из университета не вылететь, а санхёк — потащиться за компанию), и его дом совсем близко, поэтому вскоре они оказываются в магазине, а после — в знакомом дворе с полными пакетами.       в этот раз они без алкоголя — тэян практически не пьёт — и ёнбин аккуратно расставляет на столе газировку и еду, пока тэян джэюну какие-то книги по музыкальной теории показывает.       ёнбин не знает, сколько они разговаривают, и отказывается на часы внимание обращать, потому что так он лишит момент бесконечности, прикуёт его с точностью до секунды к определенной координате и заставит время вперёд двигаться. они охватывают вселенные словами, касаются необъяснимого и необъятного, и он мог бы остаться здесь навсегда, наверное.       он поднимается, только когда понимает, что сидеть уже болят ноги, и направляется в сторону балкона, приветствуя находящиеся всё так же далеко и близко звёзды.       ёнбин не пьяный, но внутри всё равно всё теплеет и очаровывается ими, и он достаёт телефон и фотографирует их, рассыпанные, зацепляя часть зеркала напротив, и, не задумываясь, отправляет чанхи с подписью «звёзды».       он вынужденно замечает время — уже час ночи — и почти на себя ругается за то, что так поздно пишет, но тут же успокаивается: чанхи наверняка не спит. и действительно получает ответ через пару минут:       и мы       и мы.

почему ты тогда сказал, что видишь себя?

      ёнбин смотрит на зеркальный фасад, объясняя следом, что пытался ведь их двоих там в прошлый раз найти, но не смог.       зачем искать меня где-то, когда я рядом?       я могу заметить частицы себя где угодно, но       только я — настоящий я       хён, если хочешь видеть меня, смотри на меня       «и задавай свои дурацкие вопросы», ёнбин мысленно продолжает и улыбается.                     я купил твои сигареты                     сбивает с толку.       ёнбин замечает, что всё это время держит ту, что у чанхи давно ещё одолжил, но так и не выкурил, перекладывая из пачки в пачку.              

я курю, которую у тебя взял.

                    он понуро усмехается.       они всего две недели не виделись — у ёнбина проект, у чанхи доклады по темам, что он прогулял («я подумал, это справедливо, так что я согласился») — но ощущение такое странное, время и пространство сейчас странные. балкон, ассоциирующийся с ним + запах его сигарет = кан чанхи должен тут быть. всё на это указывает. но его нет.                     изоморфизм                     изоморфизм.              ёнбин тоже по нему скучает.              

***

                    на экране схемы с выведенной ими статистикой, что джэюн объясняет на этот раз хотя бы частично заинтересованной аудитории, и ёнбин и так прекрасно каждую строчку помнит, но всё равно смотрит внимательно и не может перестать улыбаться. обычно публичные выступления он встречает невозмутимо, будь то простая пара или научная конференция, но сегодня его чувства другие. исследование, которое они сейчас представляют, ёнбин чуть слишком любит, чтобы быть равнодушным.       во всех напечатанных ими строчках сохранены их усилия и интерес, их обсуждения, на которых зачастую было больше смеха, чем продуктивности, но о которых ёнбин вспоминает с нежностью, поддержка тэяну и соку, их усилия и интерес, их забота. даже «постарайся сегодня на презентации, хён» кан чанхи там сохранено.       ёнбин гордится выполненной ими работой, любит её и рад, что они её сделали.       джэюн заканчивает, и преподаватель принимается закидывать их вопросами — к большинству ёнбин заранее подготовился, и трудностей с ответом не возникает — после чего даже несколько студентов подключаются, и отведённые на это пять минут превращаются в, как минимум, пятнадцать, прежде чем разошедшийся любитель счастья решает всё закончить на «хорошей ноте» и с довольной улыбкой задаёт Тот Самый Вопрос.       — вы проделали замечательную работу и сегодня так много рассказали нам о том, что счастье для других, как оно выражается в современной корейской поп-музыке, но что это слово означает для вас?       ёнбин молчит, смотря перед собой, потому что ожидал это, это самое очевидное, что вообще можно спросить, и он запросто может ответить любую банальность вроде «когда моя семья здорова», или «когда есть любимый человек», или «когда занимаешься тем, что нравится», но он не хочет врать.       даже музыка ему с ответом не помогла, хотя мысль о том, что эта кампания может привести его к победе, в процессе работы у него мелькала. а потом опять началась позиционная война.       это бесполезно, он не понимает, не знает, и как выяснить второй компонент выражения «я счастлив, когда…», если ему и первый неизвестен?       инсон тоже молчит почему-то — ёнбин поворачивается в его сторону, и удивление сменяется осознанием: эти двое так и не поговорили. инсон по-прежнему переживает, беспокоится и боится, и небезнадёжность джэюна ёнбин, похоже, переоценил, хоть и у того единственного на вопрос преподавателя разгадка есть.       — это моменты, — джэюн мягко загорается. — когда я с людьми, которых люблю, или делаю то, что люблю. или когда я делаю то, что люблю, с людьми, которых люблю.       этот ответ такой простой и клишированный, но, зная джэюна, ёнбин уверен, что искренний, и они пересекаются втроём взглядами, смотрят и улыбаются, ничего не говоря и не нуждаясь в словах, потому что знают, что они неизменные участники этих моментов.       преподаватель, выслушав, удовлетворяется и успокаивается, оправляет их садиться, и следующая группа начинает готовиться к выступлению.       и, направляясь к своему столу, ёнбин едва смех сдерживает.       ранее лежащие на соседнем стуле его вещи все на заднюю парту сбагрены, а на освободившемся месте кан чанхи ладонь в приветствии приподнимает. инсон и джэюн занимают свой стол перед ними и тут же оборачиваются, ожидающе на чанхи смотря.       — мне было интересно послушать, — тот объясняет и обращается к ёнбину: — можешь скинуть мне работу, я хочу целиком прочесть? если никто не против.       никто против не оказывается, и ёнбин кивает и тянется за телефоном, уточняя одновременно:       — что будешь делать, если преподаватель спросит, что ты тут забыл?       — скажу, что я твоя моральная поддержка. только подыграй мне, — чанхи фыркает и бросает взгляд на проснувшийся экран телефона. — спасибо.       от аудитории просят тишины, но ёнбин и так замолкает: резко выпадает отовсюду на несколько секунд, потому что осознание, что ему действительно кан чанхи не хватало, рядом с ним проявляется отчётливо, и он осмысливает его, спотыкаясь и запутываясь и смотря.       джэюн говорит что-то, очевидно, шутку, потому что чанхи смеётся, а затем инсон переключает внимание на себя, вызывая реакцию ещё сильнее, и так странно — то, что ёнбину кажется практически невозможностью, они совершают и воспринимают легко, не придавая значения. для них этот смех — мимолетная деталь, ожидаемая реакция, для ёнбина — редкий момент, потому что отрицательные эмоции чанхи различить просто, у него плохо выходит их контролировать, но вот другие он практически всегда хранит в себе.       он не хочет открываться, ёнбин это уже понял, не хочет, чтобы его чувства видели, не хочет ими делиться — они только для людей, которых он сам выбирает, кому он решает их доверить, и в окружении остальных он показывает их только, когда они слишком сильны и ему их не сдержать.       ёнбин постепенно учится их различать, подцеплять детали и всячески пытается чанхи понять, и, когда тот смотрит на него, что-то спрашивая, и начинает смеяться, стоит ёнбину сказать первое, что приходит в голову, он понимает, что чанхи если и объект исследования, то точно не его.       он не хочет кан чанхи исследовать.       он хочет чанхи понять, потому что, как любит инсона, джэюна, тэяна и соку, начинает любить и его.