Sammy's Little Soldier

Дина будит хлопнувшая дверь в ванную, но недовольный возглас сам собой замирает на губах, потому что Сэм выходит из ванной в одном полотенце на бёдрах. Дин сомневается, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому зрелищу. Особенно, когда определённые части тела реагируют на него совершенно неадекватно. Точнее, очень даже адекватно. Затаив дыхание, Дин наблюдает из-под длинных ресниц за процессом переодевания. У Сэма под кожей играют мышцы даже когда он просто одевается. Широкая спина, сверкнув ямочками на пояснице, скрывается под футболкой. Следом падает полотенце (Дин сглатывает) и на бедра натягиваются боксеры и джинсы. Кажется, это и называется искусство. А ещё этот его чертов изгиб поясницы. Если Дин выгнет спину ВОТ ТАК, он будет выглядеть беременным. Что. Как. Как у него это получается. Дин даже иногда хочет, чтобы это говорила в нем зависть. Но это не зависть. Не зависть заставляет его процессор зависнуть прямо посреди фразы при одном взгляде на этот блядский изгиб. Дин знает, что в такие моменты в его глазах включается BSOD. Сэм всегда, практически всегда, старается как-то ужаться, уйти в тень, не пугать людей своим ростом и разворотом плечей. В этом он мастер, иногда они с Дином даже кажутся одного роста. Но в минуту опасности его младший брат перестаёт притворяться простым человеческим существом, распрямляется во все свои шесть футов пять дюймов, и становится тем, кто он есть — долбаным Т-800, Сэмом мать его Винчестером. А Дин, вместо того, чтобы заниматься семейным бизнесом (спасать людей, охотиться на монстров, защищать брата), не может оторвать взгляд от этого изгиба поясницы, который появляется, когда Сэм расправляет плечи. И старший Винчестер практически видит, прямо сквозь футболку, эти чёртовы ямочки на спине, сразу над ремнем, который удерживает слишком широкие для младшего джинсы. Они всегда слишком широкие. На эти шестикилометровые ноги при таких узких бёдрах массовое производство одежды не рассчитано. Сэм этим доволен — ещё больше болтающейся ткани, в которую можно спрятаться, завернуться целиком. А Дин в полном раздрае. Он хочет одеть (раздеть) брата так, чтобы все видели какой он — и восхищались, и в то же время хочет спрятать его от всех, чтобы не соблазнились, не украли его у Дина. Он совершенен. Его младший брат — совершенен. Боги Олимпа с ним и рядом не стояли, Дин в этом уверен. И не завидует. Тому, что и так целиком и полностью принадлежит тебе — не завидуют. Чего Дин не может понять — это почему Сэм смотрит на него точно так же, как будто видит перед собой самое прекрасное в мире создание и не может оторваться от этого зрелища… — Насмотрелся? В голосе Сэма явная насмешка мирно уживается с нежностью. — Ты о чём? Я только что открыл глаза, — насквозь фальшиво тянет Дин и демонстративно зевает. — Тогда могу всё повторить в обратном порядке. Дин на пару секунд зависает на середине зевка, но закрывает рот и разочарованно стонет, потому что на это явно нет времени, даже если брат предлагает всерьёз. Что вряд ли. Он тоже прекрасно знает, что впереди полно работы. Поэтому Дин вылезает из кровати, и, глядя в глаза младшему, медленно стаскивает с себя боксеры до колен, потом позволяет им свалиться на пол и переступает через них. Нагнувшись, подцепляет их с пола одним пальцем и, как ни в чем не бывало, отправляется в таком виде в ванную. Не одному же ему сегодня мучиться. Втянутый со свистом воздух, вспыхнувшие скулы и круглые глаза брата вознаграждают его за всё. До самой двери ванной он чувствует спиной взгляд Сэма. 1:0 в пользу Винчестера-старшего. Они выходят из номера в холодное туманное утро. Сэм набирает полную грудь воздуха, словно его только что выпустили из душного, зловонного подземелья, а Дин морщится от неприятного ощущения на коже и в носу. Дину не нравится этот туман в частности и этот город в целом. И дело даже не в том, что где-то там во тьме сидят вампиры, ведьмы, вурдалаки — кто бы это ни был, тот, кто сообразил затащить на самый верх Шпиля несчастную Бескровную Мэри, чтобы завлечь их сюда. Опасность привычна, как вторая кожа, как четвёртый слой одежды. Но Северная Калифорния вообще гордо занимает почётную вторую строчку в «Топ-10 самых нелюбимых мест Дина Винчестера», уступая пальму первенства только аду, и намного обгоняя рай и чистилище, которые расположились на третьей и четвёртой строках соответственно. Мало того, что, повернись всё немного иначе, и он мог бы потерять Сэма здесь, во Фриско, ещё семь лет назад, так ещё и всего в 37 милях отсюда — меньше часа езды — находится жуткое место под названием Стэнфорд. Рана из тех, которые не рубцуются никогда, на всю жизнь остаются открытыми и гноящимися. Но это всё причины разумные. А есть и ещё что-то, что Дин никак не может сформулировать. Ему почему-то кажется, что городу он тоже не нравится, это раз. (Ну да, жизнь в сверхьестественном оказывает влияние на мозг.) И два — не доверяет он таким обманчивым местам. Это же мать её Калифорния. Юг, солнце, океан, пляжи, все дела. В середине сентября тут должно быть градусов 80. Какого Люци он здесь мёрзнет даже в любимых трех слоях одежды?! *** Сегодня им нужно попасть в морг, в полицейский участок, к родственникам жертвы, ну и на Пирамиду Трансамерика забраться тоже не помешает. Они ещё вчера решили начать с морга, где можно заодно набрать пару-тройку шприцов мёртвой крови, а потом осмотреть Шпиль, как наиболее вероятное место, где их будут ждать, либо где можно найти какие-нибудь улики, поэтому сегодня оба в привычной одежде, в которой мачете и шприцы спрятать гораздо проще, чем в официальном костюме. В морге им выкатывают тело жертвы, и раны по обеим сторонам шеи действительно выглядят как укусы вампиров. Не тех, которые сверкают на солнце бриллиантовым блеском, а настоящих. Истинных детей тьмы. «Никаких других следов насилия» представляет собой огромную сквозную рану прямо посреди живота. Жертву буквально надели, как на вертел, на тонкий металлический шпиль на самой верхушке пирамиды. В газеты эта маленькая подробность не попала, видимо, чтобы не тревожить население. Зато стал немного более понятен выбор слов для того самого заголовка в «USA Today», впрочем, как и общий истерический тон статьи — журналист видел эту картину собственными глазами, с вертолёта спасателей. Учитывая, что за последнюю неделю радары не зафиксировали никакие другие вертолёты над пирамидой, а одно из стёкол на самом верху было выбито, тело не было принесено туда по воздуху. Кто-то забрался изнутри на самую вершину, дотащил с собой жертву и, подняв на высоту человеческого роста, надел на шпиль — металлическую трубу с закруглённой вершиной. Пока Сэм отвлекает коронёра, выспрашивая подробности, Дин наполняет шприцы из соседнего трупа (в этом крови не осталось ни капли) и выходит в коридор мимо беседующих, не забыв хлопнуть брата по заднице. Взгляд вышедшего следом за ним Сэма обещает убийство. Издалека Пирамида Трансамерика очень напоминает высокую, хрупкую девушку в кружевном платье до пола. Два выступа наверху по бокам до жути похожи на плечи и тонкие руки. Практически живая, вот-вот ветер рванёт кружевную юбку… Дорога до пирамиды идёт вдоль путей знаменитых кабельных трамвайчиков Фриско. Насколько понял Дин из краткой Сэмовой лекции, это как воздушная канатная дорога, только проходящая по земле, и вагончики скользят, прицепившись к тросу, который непрерывно движется в желобе под землёй. Старший Винчестер не видит смысла в подобном транспорте, в котором нет ни скорости, ни мощи, ни вместительности — максимум человек десять запихать можно, и то пятеро из них будут висеть на подножках. Зато Сэм всю дорогу зачарованно пялится из окна импалы на вагончики, которые словно сняли со сказочного детского паровозика. И Дин готов зуб дать, что брат твёрдо намерен в ближайшее время непременно прокатиться на этом недотранспорте. При такой высоте вагончиков ему придётся там сложиться в два раза, ха. Дин даже не против посмотреть на это. Он с трудом находит место для парковки у Шпиля и обгоняет Сэма на пути к кружевному входу в пирамиду, чтобы открыть перед ним дверь и склониться в церемонном поклоне, пропуская его вперёд. Сэм, проходя мимо, выдергивает из услужливо склоненной макушки пару волосков, и когда охнувший брат поднимает на него изумленный взгляд, делает страшные глаза, что-то шепчет над волосками и сдувает их с пальцев. Дин давит улыбку, почёсывая пострадавшую макушку. Кажется, у них сегодня снова наметилась небольшая война, из которой при любом раскладе Дин выйдет победителем — либо Сэм сдастся, либо у Дина получится его выбесить, и тогда… Пирамида Трансамерика закрыта для публики, поэтому только удостоверения федералов позволяют им добраться до лифта на последний, 48-й, этаж. Старший Винчестер оглядывается по сторонам, но возле лифта они одни. А младший молчит. Дин поднимает глаза на брата и нервно сглатывает — судя по взгляду, Сэм не простил ему ни утренний стриптиз, ни шлепок по заднице на глазах у изумленного судмедэксперта, и сейчас наступает час расплаты. С мелодичным «динь» открывается кабина лифта, и младший Винчестер буквально затаскивает старшего внутрь, ухватив его за ворот. Сэм впечатывает его спиной в стенку лифта, крепко взяв за горло огромной лапищей, и почти отрывает его от пола, так что Дин практически не может вдохнуть и вынужден балансировать на цыпочках и цепляться за куртку Сэма, чтобы уменьшить давление на горло. Дверь даже не успевает закрыться, когда Сэм грубо врывается языком в рот старшего, целует так, что у того совсем не остаётся воздуха в уже и так перекрытых лёгких. Головокружение и цветные круги перед глазами, мгновенно вспыхнувший жар, бросившаяся в виски кровь, губы брата на его губах, на шее, поцелуи сменяются укусами, Сэм кусает не жалея, оставляя следы, Дин глухо стонет и подставляется сам — сильнее, ещё сильнее, Сэмми, воздуха всё меньше, за каждый глоток приходится бороться, кровь вскипает, руки брата на его теле — одна всё ещё на горле, периодически позволяет глотнуть немного воздуха, вторая уже справилась с ремнем и молнией, забралась в боксеры и крепко обхватила стоящий колом член. Слишком, это всё слишком, слишком ярко, слишком мучительно, слишком горячо, Дин уже на пределе, и ему хватает всего нескольких резких, сильных движений ладони брата, чтобы кончить так, что он на несколько мгновений теряет сознание. Он обмякает и буквально падает в объятия Сэма, когда тот отпускает его горло. Всё с тем же мелодичным «динь» дверь лифта открывается, и младший Винчестер, приподняв, выносит старшего на площадку 48-го этажа. Там он прислоняется к стене, по прежнему поддерживая практически лежащего на нем Дина, и, поглаживая по спине, ждёт, когда он придёт в себя. — Сэм. — М? — Ненавижу тебя. Смеётся, паршивец. — Неправда, ты меня любишь. — Выкуси. Сделаешь так ещё раз, и я… — И ты?.. Дин сдаётся: — … и я буду умолять сделать это ещё. — Если я позволю тебе умолять. Дин вздыхает, полностью признавая своё поражение по всем фронтам в сегодняшней войне. Или победу… Он не уверен. Дин отыскивает в карманах платок, который отчасти спасает ситуацию с промокшими и липкими боксерами, и они выдвигаются на поиски способа попасть на шпиль Шпиля. С 48-го этажа есть выходы на «плечи» пирамиды, но выше — только окна, причём совсем узкие, в руку толщиной, не пролезть. Дин находит вход в лабиринт дверей и узких лестниц, по которому они плутают до тех пор, пока не выходят в пустую верхушку пирамиды. Собственно, она не пустая — перекрестья железных балок создают впечатление, что они попали в паутину огромного сумасшедшего паука. Мимо балок поднимается узкая, крутая лестница на множество пролётов. Дин поднимает голову, пытаясь высмотреть окончание лестницы, и присвистывает. Парни переглядываются, синхронно вздыхают и отправляются в путь. Лестницы идут под углом 60 градусов, и если первую половину пролетов они буквально взбегают, балансируя, как канатоходцы, то на вторую половину дыхалки не остаётся, и приходится подниматься, как простым смертным, — запыхавшись и подтягивая себя за перила. В конце концов лестничные пролёты заканчиваются. И начинается просто лестница. Две металлические трубки с перекладинами, ровно уходящие в высоту. Дин обессиленно сползает на пол возле их основания и желает всех адских мук архитектору этого недоразумения конструкторского дизайна под названием Пирамида Трансамерика. Но раз начали — надо закончить. И они ползут вверх. Внутри пустой верхушки завывает ветер, которого, по идее, здесь быть не должно. Снаружи тоже ветер, и вся конструкция раскачивается под его порывами. Братья понимают, что так и должно быть, но уверенности и цепкости рукам на металлических перекладинах это не придаёт. Тем не менее, они без приключений добираются до самого верха и вытягивают себя на площадку, на которой едва хватает места им двоим. Несколько минут просто лежат, пытаясь отдышаться. Над площадкой красуется невысокий стеклянный купол в ажурном перекрестье металлических балок. Тут внутри ночью включается красный маячок для самолётов, а вид на город и океан отсюда открывается просто потрясающий. Выбитое стекло ещё не вставили, поэтому ветер свободно гуляет по «кокпиту» пирамиды, шуршит листами журнала, в который вписаны имена всех тех, кто побывал тут, на самой вершине. Имён удручающе мало. И самым последним красуется имя Мэри Куппер. Дин с вожделением смотрит на журнал. — Сэм, у тебя есть ручка? Ручка у Сэма есть. А ещё есть умело состроенное bitch face, и Дин с сожалением отказывается от затеи оставить здесь своё имя для потомков. — Зануда, — бормочет он. — Придурок, — не остаётся в долгу Сэм. — Сучка, — ставит точку Дин. Они выглядывают из выбитого окна и понимают, что если сюда они с трудом ещё могли бы вдвоём затащить неудобный труп, то выбраться с ним наружу и насадить вот на эту толстую трубу, которая играет тут роль шпиля, они не смогут ни при каких обстоятельствах. Что оставляет вопрос: а кто же тогда смог? Обычные вампиры тоже не настолько превосходят их силой и ловкостью, чтобы это сделать. Можно было бы справиться, будь этих вампиров тут много, но на этой площадке даже они вдвоём с трудом помещаются, так что — максимум двое. Что ж, всё понятно, что ничего не понятно. Ясно одно — следственным экспериментом доказано, что простыми вампирами здесь дело не обошлось. Надо возвращаться, и заодно уточнить, что тут у них с камерами наблюдения. Дин смотрит в тёмную дыру в полу, в которую уходит бесконечная металлическая лестница, и понимает, что тут, на «кокпите», ему очень даже уютно. Можно тут и остаться. Примерно так насовсем. — Дин? Ты в порядке? — Всё отлично, Сэмми. Устал чуток. Сейчас, пару минут, и поползём. Дин снова смотрит вниз и чувствует, что ему не хватает воздуха. Ладони становятся влажными от холодного пота. Он делает несколько глубоких вдохов, стараясь, чтобы это не заметил Сэм. Никто не посмеет обвинить Дина Винчестера в том, что он боится высоты. Он просто устал сюда карабкаться, и его слегка тошнит, потому что «кокпит» под ударами ветра раскачивается совсем как настоящий, на настоящем корабле во время настоящей бури. Возьми себя в руки, Дин. Давай, дьявол тебя побери. Он делает ещё один глубокий вдох и хлопает младшего по плечу: — Ну? И долго тебя ещё ждать? Дин игнорирует возмущенный возглас за спиной и, рисуясь, соскальзывает в дыру. Пока Сэм не видит, он вытирает об джинсы сначала одну вспотевшую ладонь, потом другую, и начинает спуск. Что ж, всё оказывается не так страшно. Главное — не смотреть вниз. Примерно на середине пути ветер становится сильнее. Дин, раскачиваясь на металлической лестнице, как на вантах, смотрит вниз, пытаясь понять, далеко ли ещё до твёрдой поверхности. И понимает, что это была большая ошибка. Воздуха почему-то снова перестаёт хватать, хотя за горло его никто не держит, в глазах темнеет, зрение сужается, и главное — опять выступает холодный пот. Дин приникает к лестнице, надеясь переждать приступ головокружения и тошноты, пытаясь дышать глубоко и ровно. Он отрывает от перекладины ладонь, чтобы вытереть её об джинсы, и в этот момент пирамиду качает снова. Ноги соскальзывают со ступеньки, Дина, повисшего на одной руке, мотает сначала назад, а потом вперёд, со всего маха прикладывая лицом о металл. Дикая боль взрывается сполохами перед глазами, и всё темнеет. — Дин!!! Испуганный крик младшего приводит в сознание. Дин умудряется нащупать ногами опору и ухватиться за перекладину обеими руками. Так он и замирает, крепко прижавшись к лестнице. У него явно сломан нос. Скорее всего, рассечена бровь, потому что кровь заливает левый глаз, который не открывается совсем, а от правого осталась совсем узкая щель. Дину страшно подумать как он сейчас выглядит. Ещё страшнее — как он будет спускаться дальше. Теперь он ещё и ничего не видит. — Я в порядке, — выдавливает он из себя. Старший Винчестер чувствует, что младший спускается ниже, перелезает на противоположную сторону лестницы и вскоре, как паук, сползает мимо него по другой стороне, задержавшись, чтобы вытереть платком заливающую глаз и рот кровь. — Держись, Дин. — Держусь, как видишь, — с последней осознанной мыслью хрипит Дин. С его головой происходит что-то странное - всë словно отдаляется, лестница, пирамида, ветер, ступеньки, журнал, журнал, в котором нет его подписи, почему? она должна там быть, их сейчас стряхнет, как муравьёв с ветки, потому что у них нет якоря - его подписи в журнале... Сэм сползает ещё ниже и перебирается на прежнюю сторону лестницы, встав прямо под ногами брата. — Дин, давай, ты сможешь. Я тебя страхую. Слова доносятся словно сквозь вату. Дин не очень понимает, чего от него хотят. Он мёртвой хваткой вцепился в перекладину, зафиксировался локтями, и сейчас ничто не сможет его оттуда оторвать. — Дин, дыши. Мне нужно, чтобы ты дышал. Возьми себя в руки, я страхую. Дин пытается дышать. Если это нужно Сэму, он постарается. Он постепенно успокаивается, дыхание становится ровнее, боль уже не бьёт раскаленным кнутом, а глухо колотит в виски. — Вот так, молодец. Давай, Дин, ради меня. Дыши. Перецепи одну руку ниже. Молодец. Теперь вторую. Опускай ногу. Вторую. Вот молодец. Ты справишься. Ты должен справиться, иначе куда я без тебя? Голос Сэма успокаивает, обволакивает, даёт простые инструкции, которые его тело уже по привычке выполняет совершенно бездумно, без участия самого Дина. — Перецепи руку. Вторую. Теперь нога. Вторая. Молодец. Продолжай. Я здесь. Я поддержу. Дин спускается за Голосом. Быть послушным маленьким солдатом легко и не страшно. Когда верхушку пирамиды мотает ещё раз, он этого даже не замечает, несмотря на то, что одна нога всё-таки соскальзывает. Правда, её вовремя ловит Сэм и ставит на место. — Вот так, молодец. Я горжусь тобой. Ещё немного. Давай, Дин. Рука, вторая, нога, вторая. Молодец. Вот так. И вдруг всё заканчивается. Дин внезапно оказывается в крепких объятиях брата и вцепляется в него изо всех оставшихся сил. Сэм гладит его по голове, спине, плечам, нашептывая какую-то успокоительную чушь. Впереди ещё много узких лестничных пролётов, но если Сэм всё это время будет держать его за руку и говорить, что он им гордится, то всё будет хорошо. *** В номере Сэм запихивает Дина в душ и отмывает всё то, что не отмылось в туалете 48-го этажа Шпиля. Рассеченную бровь приходится зашивать, сломанный нос вправили ещё в пирамиде, а на глаза явно требуется повязка со льдом. Её роль сейчас выполняет пакет с мороженым горошком, захваченный Сэмом по пути в каком-то магазинчике. В полицейском участке в таком виде лучше не появляться. Правый глаз всё же немного видит, в отличие от полностью закрывшегося левого, поэтому они решают, что младший Винчестер пойдёт («пешком, оставив импалу у мотеля, и это не обсуждается, Дин») разговаривать с детективами, а старший заглянет одним глазком («дерьмовая шутка, Дин») в криминальные сводки Фриско за последние несколько лет — вдруг что интересное обнаружится. Интересного обнаруживается столько, что Дин вскоре звонит Сэму. Тот берет трубку сразу. — Дин, всё нормально? Как твоё лицо? — Всё ещё симпатичнее твоего. Узнал что-нибудь? — Ничего интересного, кроме того, что за тот день все камеры наблюдения в Шпиле по пути на 48-й этаж показывают сплошную статику. Охранник божится, что пропустил наверх только одного нового уборщика, и убей, не помнит его лица. — То есть зацепок нет. — То есть зацепок нет. — Зато слушай сюда. Я просмотрел криминальную сводку за последние пару лет, и странных смертей, самоубийств и исчезновений здесь столько, что хватило бы всему Западному побережью на целый год. — Ничего удивительного, учитывая сколько людей сюда приезжает, чтобы спрыгнуть с Золотых ворот. Дин почему-то волнуется, пересаживается с ноутбуком из-за стола на кровать и перекладывает телефон к другому уху. — Нет, Сэм, ты не понимаешь масштабов. Даже учитывая мост, ситуация тут совсем отстой. — Понял. Ладно, вернусь — будем думать. Копай пока что дальше. — Когда вернёшься? — Пока не знаю. Хочу прогуляться по городу, посмотреть, что тут к чему. — Сэм, это опасно. — Знаешь, если честно… мне так не кажется. — Что?! — Всё, Дин, давай. Буду нужен — звони. И отключается. — Буду нужен — звони, — неверяще бормочет Дин. — Буду нужен — звони. Он воздевает руки к небу, одновременно отбрасывая телефон куда-то назад, и падает спиной на кровать. Буду нужен — звони. Ты мне нужен всегда. А сейчас у меня ещё и сердце не на месте. Чёрт побери, Сэмми. Сэм не приходит поздно вечером. На звонок отвечает сразу, спрашивает что случилось. Узнав, что всё в порядке, обещает перезвонить и вешает трубку. Сэм не приходит под утро. Опять же, сразу отвечает на звонок и обещает скоро быть. Появляется только в девятом часу утра и сразу падает спать, даже не раздевшись и не сходив в душ. Дин садится на кровать, глядя на спящего брата, и размышляет — задушить гаденыша во сне или расцеловать, потому что тот вернулся живым и здоровым. Так и не решив, ложится рядом и крепко обнимает, тоже сразу провалившись в сон.