Sammy's Little Soldier

Дин просыпается, всё так же крепко обнимая брата. Похоже, ни один из них даже не шевельнулся во сне.  Дин осторожно поднимает руку, чтобы посмотреть время на часах.  14.38. Неплохо они провалялись.  Дин даже не делает попыток встать, и его совершенно не мучает совесть, что они теряют время, когда расследование ещё не закончено. Брат наконец-то там, где должен быть — в его руках, и он не собирается никуда его отпускать.  Сэм всё ещё выглядит измотанным. Спит, уткнувшись носом в плечо старшего.  Внезапный приступ нежности накрывает Дина так, что становится трудно дышать. Он осторожно прижимает младшего к себе ещё крепче, стараясь не разбудить. Он помнит, каким сегодня с утра вернулся Сэм — как будто целые сутки без сна и отдыха подменял Тантала. Ну или трахал по очереди всю сборную Фриско по чирлидингу, не обращая внимания на пол.  Какого же дьявола он делал всё это время, пока Дин прохлаждался в номере?..  Он не хочет думать о том, что Сэм действительно мог быть с кем-то.  Старший Винчестер тихо трётся щекой о мягкие волосы брата — нежность, которую он ни за что не позволил бы себе, если бы Сэм не спал. Он утыкается носом в мягкие завитки на макушке и вдыхает такой знакомый запах — шампуня и Сэма. Запах дома.  Дин прижимается губами к макушке брата в беззвучном поцелуе и закрывает глаза. Он дома. Они дома.  Он не замечает, как засыпает снова. Просыпается он от того, что брат поворачивается в его объятиях.  — Утра, Сэмми.  Сэм садится на кровати и потягивается, как кот, зевая.  — Утра, Дин. Который час?  — Пять вечера.  Сэм замирает на середине зевка.  — Шутишь?  — Похоже на то, что я шучу?  — Похоже на то, что твою голову использовали в качестве футбольного мяча. Как себя чувствуешь?  — Гораздо лучше, чем когда младший брат сваливает на всю ночь, ни о чём не предупредив, и на все звонки отвечает «Пока, Дин». Ну и кто она? Или он?  — Дин, ты что, ревнуешь?!  — Пошёл ты.  — Ты ревнуешь! Охренеть…  — Отъебись.  Сэм обрушивается всем своим двухтонным весом на грудь Дину и загребает его к себе.  — Тише ты, Сэмзилла, ты мне все рёбра переломал!  — Как переломал, так и склею, — отвечает Сэм прямо в губы брата и накрывает их своими.  Несколько секунд Дин упрямо не разжимает губ и пытается выбраться из снова обхватившего его кокона, но видит прямо перед собой заломленные домиком брови и щенячий взгляд, и сдаётся, со стоном открывая рот, принимая в себя язык Сэма, обмякая в его объятиях, обнимая и прижимаясь ещё крепче, не зная что делать — смеяться, плакать, ругаться или умолять трахнуть. Но язык Сэма у него во рту творит какую-то сказку, и весы медленно, но верно склоняются к последнему варианту.  Его член, впрочем, уже давно не знает сомнений и бодро упирается Сэму в бедро.  Он просовывает руку между их телами, чтобы коснуться члена брата. Он тоже уже твёрдый и горячий, и прикосновение заставляет Сэма глухо застонать в поцелуй.  От этого звука у Дина перемыкает в голове, высвобождая что-то практически звериное.  Он возвращает поцелуй, и уже сам врывается языком в рот младшего, чувствуя, как ослабевают руки, которые до этого держали его так, что он не мог пошевелиться.  Одно движение — и вот уже Сэм лежит под ним, задыхаясь. Дин отрывается от его губ на пару секунд, чтобы сдернуть с себя футболку, и снова целует глубоко, горячо, расстегивая непослушными пальцами ремень Сэма, пока тот пытается справиться с его собственной пряжкой. Они это делают практически одновременно, стягивают друг с друга джинсы, не особо соображая, где чьи, вслед за джинсами улетает и нижнее белье, Дин седлает бедра брата, а тот садится на кровати и помогает стянуть с себя футболку, и они снова вцепляются друг в друга, целуясь, кусаясь, впиваясь пальцами до синяков.  — Сэм… — хрипит Дин.  Он отчаянно, до темноты в глазах, хочет секса, настоящего секса, не взаимного передергивания, не минета, он хочет быть частью единого целого, он хочет почувствовать Сэма в себе, и в то же время остатками мозга понимает, что их обоих сейчас не хватит на долгое и вдумчивое растягивание, а без этого Сэм просто порвёт его. Он согласен и на это, он потерпит, но если вдруг брат позволит…  Он стонет, чувствуя, как в животе скручивается огненная спираль, как в висках бьётся кровь.  Тюбик со смазкой лежит в боковом кармане сумки, сумка под кроватью, и сейчас вопрос жизни и смерти добраться до этого тюбика.  Он справляется с задачей и тяжело дыша замирает над телом брата.  — Сэмми, пожалуйста… Можно я?.. — Дин и сам не узнает свой хриплый, каркающий голос.  У Сэма в глазах ни единой осмысленной искры, только желание, горячее, бешеное, огненное. Но, кажется, он понимает о чем его просят, потому что он бросает взгляд на тюбик, поджимает губы и коротко кивает, отпуская бедра Дина, кладя руки вдоль тела, глубоко вдыхая и закрывая глаза, предоставляя себя брату в полное пользование.  Дин откручивает крышку трясущимися пальцами, дважды уронив в процессе тюбик, выдавливает смазку на пальцы и слезает с Сэма. Тот подтягивает ноги, сгибает их в коленях и суёт под задницу подушку, открывая Дину полный доступ. Старший Винчестер почти благоговейно проводит кончиками пальцев по внутренней стороне бедра младшего, вызывая у него рваный вздох.  Дин пристраивается между ногами брата, нащупывая скользкими пальцами плотное колечко мышц. Сэм чуть поднимает бедра и расслабляется, так что палец Дина легко входит внутрь.  Тот неверяще смотрит на брата.  — Сэм?..  Младший пожимает плечами.  — Колледж.  — Охуеть.  Дин не в силах уделить этому вдруг открывшемуся факту столько внимания, сколько тот заслуживает, потому что внутри Сэма горячо и узко, и это полностью отключает ему мозг. Он вставляет сразу три пальца, не обращая внимание на вздох и болезненную гримасу, наскоро растягивает, одновременно целиком смазывая свой член, вынимает пальцы и, положив себе на плечи все три километра ног брата, пристраивается головкой ко входу. Первая же попытка толкнуться внутрь вызывает стон у обоих. Головка входит туго и, видимо, болезненно. Сэм настолько узкий и горячий внутри, что у Дина темнеет в глазах и сносит практически все остатки самоконтроля, но он всё же пытается остановиться, чтобы дать брату привыкнуть. Сэму очевидно некомфортно, но он сам двигается навстречу, разбивая в прах все благие намерения. Дин закрывает глаза, откидывает голову и, удерживая Сэма за бедра, медленно входит до самого конца, застонав от полноты ощущений. Наконец-то. Наконец-то они действительно вместе. Чувство единения накрывает с головой, отодвинув на второй план даже желание и необходимость двигаться. Он замирает. На этот раз Сэм тоже не шевелится, видимо, привыкая к ощущениям внутри. И тут Дин изумленно распахивает глаз. Потому что, оказывается, брат подобрал тюбик смазки и успел выдавить её себе на пальцы, и сейчас разводит ладонями ягодицы Дина и начинает массировать щель между ними. Один палец осторожно входит в анус, и в Дине словно что-то взрывается. Он отпускает ноги Сэма, нависает над ним, опустившись на локти, наполовину выходит из брата и снова врывается внутрь, тело движется само собой, ощущая, как длинные пальцы растягивают его, оглаживают стенки, трахают его, в то время, как он трахает Сэма. В голове всё путается, в глазах снова темнеет, он не очень соображает, кто из них кого сейчас трахает, но точно знает, что умрёт, если кто-то из них остановится. Длинные горячие пальцы в очередной раз проходятся по простате, Дина выгибает так, что если бы он хоть чуть-чуть соображал, то испугался бы за свой позвоночник, и с хриплым стоном он кончает в брата, буквально свалившись ему на грудь, потому что руки его не держат. Отзвуки оргазма долго не хотят покидать тело Дина, так как твёрдые пальцы всё ещё оглаживают его изнутри, не желая уходить. Внутри у Дина уже четыре пальца, и до него только сейчас доходит, к чему всё это ведёт. Он всё ещё не вышел из брата. И при этом его продолжают беззастенчиво трахать пальцами. Это какой-то пиздец. Он чувствует, как его член уже снова поднимается, наливается кровью, растягивает узкое, горячее отверстие, и на это неожиданно реагирует Сэм. Длинный стон, закрытые глаза и пальцы, замершие в анусе Дина — кажется, головка поднимающегося члена нашла правильную точку. Сэм начинает слегка двигать бёдрами, короткими, плавными движениями, словно массирует простату о неподвижную головку внутри. Почему «словно». Он именно это и делает, понимает вдруг Дин, зачарованно наблюдая за лицом брата — за закушенной нижней губой, заломленными бровями, пылающими скулами и закрытыми глазами с дрожащими ресницами. Он давится воздухом, когда пальцы брата снова приходят в движение в его уже растянутом анусе. Сэм разводит все четыре пальца как можно дальше, словно проверяя готовность. Опять же, почему «словно». Они замирают, задыхаясь, глядя в глаза друг другу. — Как ты хочешь? — спрашивает Дин. — Точно так же, — отвечает Сэм. — Хочу твои ноги на своих плечах. Хочу тебя видеть… Хочу видеть, как… вхожу в тебя… Хочу видеть твой… член… Хочу… трахнуть тебя… так, чтобы ты… кончил, не прикасаясь… к себе… Хочу… видеть… твоё… лицо, когда ты… кончаешь… Диииин… Сэм тяжело дышит и делает паузы между словами. Чем дальше, тем больше. И имя в конце звучит жалобным стоном, потому что у Дина от его слов пылает всё, и он не может не двигаться. Он медленно выходит практически до самого конца, и так же медленно входит обратно, и снова, и снова, с каждым предложением. И если кто-то решит, что Дин сейчас дразнит брата, то он будет… почти неправ. Почти. — Дииин… Сэм выстанывает его имя, и это настолько сносит крышу, что Дин почти уже готов сдаться. Почти. Он в очередной раз входит до самого конца и дотягивается до губ младшего, чтобы прошептать между поцелуями: — Ты в курсе, что ты мог бы просто приказать? Дин смотрит в затуманенные глаза брата и понимает — не сегодня. Сегодня «кнута» не будет. Тем не менее, Сэм чётко объяснил ему, чего хочет. И долг старшего брата — выполнять все капризы младшего. Особенно, когда у самого рвёт все заслоны при одной мысли об этом. Он выходит из Сэма, чувствуя, как высказывают пальцы из него самого и слыша разочарованный стон, который бальзамом ложится на душу. Устраивается рядом, тянет брата на себя. Сам нащупывает тюбик смазки и щедро смазывает член младшего. Тот немного приходит в себя, встаёт на колени между расставленных ног Дина и закидывает их себе на плечи. Дина вздёргивает наверх. Сэм высок, очень высок, и старший Винчестер сейчас опирается на кровать только лопатками и затылком, всё остальное повисает в воздухе. Опасная, неустойчивая поза. Дин чувствует себя настолько уязвимым и зависящим от брата, от его рук, которые сейчас поддерживают его под ягодицы, что у него снова в голове что-то отключается. Возможно, это отключилось чувство самосохранения. И остаётся только желание и доверие. Сэм никогда не причинит ему вреда. Он растянут настолько, что Сэм входит, не вызвав даже искры боли. Дин перестаёт дышать, ощущая, как его заполняет и растягивает практически до предела. Вот оно. То самое. Он хочет двигаться навстречу, он хочет сам насаживаться на член, он хочет больше, дальше, сильнее, быстрее, но может только висеть в воздухе и надеяться, что его удержат. Он полностью сейчас зависит от Сэма. А тот не торопится. Медленно входит до половины, так же медленно выходит полностью. Снова пристраивается головкой ко входу, надавливает, входит, любуется тем, как она исчезает в теле брата. Поворачивает голову и целует Дина во внутреннюю часть бедра, заставляя его вцепиться в простыни. Снова входит до половины. Дин пытается двинуться навстречу, но у него не получается, а Сэм снова выходит. Дин стонет отчаянно, до всхлипа. — Сэмми… — Просто попроси, Дин. — Сэм… — Что, Дин? — Трахни меня уже, сукин ты сын!!! — Ты забыл волшебное слово, — смеётся Сэм, но устраивается поудобнее и наконец-то резко, почти грубо, входит до самого конца. И мир перестаёт существовать. Сэм трахает размашисто, равномерно, с каждым толчком вызывая у Дина низкие, хриплые стоны и нескончаемые фейерверки под зажмуренными веками. Дин уже не сдерживается, он стонет, просит, умоляет. Он не знает, о чем просит, его уже трахают именно так, как ему хотелось, до темноты в глазах хотелось, до ломоты в пальцах, но он просит: — Сэмми, пожалуйста… Продолжай? Не останавливайся? Никогда больше меня не бросай? … Люби меня? Он не знает. Дин кончает именно так, как хотел Сэм — не дотронувшись до себя. Он чувствует, как бешено пульсируют стенки его заднего прохода, сжимая член Сэма, вызывая у того длинный, утробный стон и заставляя кончить сразу вслед за братом. Сэм пошатывается, но Дина опускает на постель бережно; выскальзывает из него и вытягивается рядом. Своих ног Дин не чувствует. Кровь плохо умеет подниматься наверх, поэтому ноги на плечах у Сэма жутко затекли, и кровь, возвращаясь в привычное русло, сначала всего лишь покалывая иголками, в конце концов начинает ломать так, что Дин не сдерживает болезненного стона и садится, чтобы попытаться их растереть. Сэм подхватывается: — Дин, что?.. — Затекли чуток. Сейчас пройдёт. — Ложись. — Не на… — Ложись, я сказал. «Кнут» наконец-то щёлкает и привычно вынимает из Дина все кости. Он буквально валится на кровать. Сэм садится рядом и начинает растирать. Это пиздецки больно поначалу, и Дин изо всех сил пытается не стонать и не кривиться. Но кровь наконец расходится, и дальше он уже лежит, наслаждаясь умелыми прикосновениями рук брата, пока не вспоминает, что ему так и не ответили на вопрос. — Так кто она? Или он? Сэм улыбается, опустив взгляд на ступню, которую он сейчас прокручивает по часовой стрелке, превращая Дина в кисель. — Не поверишь. И он, и она. «Кисель» мгновенно возвращается в прежнее агрегатное состояние, выдергивает ногу и садится на постели. — ЧЕГО?! Смеётся, зараза такая, показывая ямочки на щеках. Дин готов убить кого-нибудь за эти ямочки. — Пошли в душ, Отелло. Потом расскажу. Они сидят за столом с бутылкой виски и Сэм рассказывает о своих приключениях. Дин шестым чувством понимает, что брат что-то не договаривает, но решает не давить. Рано или поздно всё равно всё вскроется. — Русалки. Очешуеть. А пиратов там случайно не было? Сэм смотрит на него и почему-то еле сдерживает смех: — Не видел. Может, не там искал. — Ну, зато нашёл фаната. Тоже мне, архангел с туманными крыльями. — Завидуй молча, отцовская фигура в кожаной куртке. Тебя нарисуют только раз. Да и прекрасные русалки тебе в любви не признавались. — Принц Эрик нашёлся. Иди, трахай свою Ариэль. — Это приглашение, принцесса? — Пошёл ты. Сэм смеётся. Он вообще непозволительно много смеётся в этом городе. Словно в кои-то веки действительно счастлив. — Пойду схожу за ужином. Сможешь полчаса не думать о том, как я трахаю русалку? — Не уверен. У меня сейчас перед глазами сплошные рыбьи хвосты и лифчики из ракушек. — Дин, там нечего было прикрывать лифчиком. — Ну спасибо, утешил. Запал на русалку, у которой даже сисек нет. — Она и так очень красивая, Дин. Сэм набрасывает на плечи куртку и выходит из номера. Через полчаса он не возвращается. Через полтора тоже. В очередной раз выслушав автоответчик Сэма и попросив перезвонить, Дин идёт в ванную и смотрит на себя в зеркало. Один глаз более-менее открылся, хоть и багровеет кровоподтёком, второй всё ещё закрыт и, если не приглядываться, выглядит точь-в-точь как будто на нём чёрная пиратская повязка. — Сучка, — бормочет Дин. Он прислоняется лбом к зеркалу и закрывает глаз. — Где ты, Кроули тебя побери… Белая рубашка, галстук и костюм федерала вообще не скрашивают впечатление от разбитой физиономии, но Дин всё же старается хотя бы одеждой походить на представителя власти, а не на бомжа, которых во Фриско — с его круглогодичной температурой в 60-70 градусов — словно веснушек на его собственном лице в далёком детстве. С фотографией Сэма он обходит ближайшие кафе и магазины. В одной из забегаловок официантка за стойкой, лет пятидесяти на вид, говорит, что да, заворачивала этому красавчику с собой ужин на двоих. Махнув значком, Дин требует запись с камер наблюдения. На записи видно, как Сэм, забрав пакет, выходит из кафешки, внезапно поворачивает голову, пару секунд медлит и идёт за угол. Оттуда он уже не появляется. Камер с той стороны нет. Дин выходит и заворачивает за тот же угол. Там стоят несколько мусорных баков, возле одного из которых валяется знакомый пакет. Внутри пакета обнаруживается тот самый ужин на двоих и Сэмов телефон с нарисованной маркером на крышке издевательской зубастой улыбкой. И ни малейших следов драки или крови. Дин прислоняется спиной к кирпичной стене и сползает по ней на землю.