Аутист/ Девять месяцев тишины

Пятясь задом и обливаясь потом, Билл втащил в небольшую гримёрную огромный свёрток с декорацией и, шумно отпыхиваясь, свалил его на диван. Это был третий, осталось ещё два. Едва мальчишка разогнулся, как в маленькую комнату ввалилось сразу несколько человек. — Туфли, туфли, я не могу идти на сцену босиком, — Карла заметалась по комнатушке, разыскивая свою королевскую обувь, — все ищем мои туфли. — А я потерял роль, — Вальтер, в отличие от бестолково топчущейся Карлы, начал энергично обследовать ящики стола и трюмо, — ну куда же она запропастилась? Чёрт, я отлично помню, что положил её на стол. Его монолог прервал Генрих: — Шляпа, — заорал он, — кто сидел на моей мушкетёрской шляпе и смял её? Билл от греха подальше выскользнул в коридор и устало прислонился к стене. После его болезни прошёл почти месяц, но порой Билл чувствовал себя настолько плохо, что был вынужден останавливаться и пережидать приступы дурноты. Тем не менее, вся эта закулисная суета, весёлые друзья Тома и какая-то бесшабашная театральная возня нравились ему чрезвычайно. Ещё пару месяцев назад Билл даже мечтать не мог, что станет таким центром внимания. Что с ним будут советоваться, как со взрослым, что он станет таким знаменитым и уважаемым. А всё благодаря Тому.Билл подошёл к балюстраде и внимательно посмотрел вниз, разыскивая брата глазами. Поначалу он не очень-то ему верил, точнее, не верил свалившейся удаче, и вот надо же, как оно всё повернулось. Конечно, Том порядочная бука и зануда, но Билл очень скоро понял, что это всего лишь маска. Том просто боится показаться слабым и добрым. А на самом деле, он очень славный и заботливый. Сколько он всего сделал для Билла, сколько накупил, сколько потратил времени. И самое главное, он всегда был рядом. Особенно в больнице. Где Биллу было очень страшно и тоскливо. Буквально, не отходил ни на минуту. Порой просто держал за руку, и от этого уже становилось легче. Наверное, впервые в жизни Билл почувствовал себя защищённым и нужным. Порой, даже неловко становилось, что он познакомился с ним так нелюбезно. Брат. Старший брат. А какой он красивый. А какой он красивый. Хм, только причёска у него странная. Дрей… брей… тьфу., как их там??? Надо будет спросить. И потрогать. Странно, они столько времени вместе, а Билл так ни разу и не потрогал эти странные штуки на его голове. Хи-хи… волосяные колбаски. Интересно, Том расплетает их, когда моется? Это тоже надо спросить. Или нет. Том, конечно, рассердится или ещё вернее — смеяться начнёт. Нет, всё-таки его брат просто супер. Такой весёлый, задиристый. Билл отлично видел, как на Томе виснут девчонки. Интересно, он таким же вырастет? Все говорят, что они очень похожи. А вдруг на нём тоже начнут виснуть девчонки? Хм…но они же чужие. Интересно, это приятно целоваться с чужими девчонками? Билл даже невольно покраснел при одной мысли о том, что его возьмёт и поцелует какая-нибудь девочка. Правда, все его знакомые барышни — это ровесницы Тома, его однокурсницы и представлять себя с такими взрослыми девушками просто нелепо. Надо будет подумать о тех одноклассницах, что учатся в его новой художественной школе. Хотя зачем целоваться и обниматься с чужими? Гораздо приятней и безопасней делать это с тем, кто родней и ближе. Как Том, например. С ним так приятно обниматься. Зарываться носом в его толстовку, обнимать руками и прижиматься всем телом. Ведь он самый родной, самый лучший. Он не предаст и не обидит. И пахнет от него всегда так хорошо. Чем-то тёплым и сладким. Так пахнет в жаркий полдень на лугу. Терпким и медовым. Вот бы подушиться его одеколоном. Хотя, стоп. А на полочке в ванной нет никакого одеколона. Том пахнет так сам! Вот Карле везёт, её он целует! Приятно, наверное, когда к тебе прикасаются такие губы. Билла он только обнимает, и то, не на людях. А уж поцеловал-то всего один раз, да и то, как-то неловко и криво, словно стесняясь, пока Билл спал после наркоза и ничего не чувствовал. А что здесь такого? Они же родные! Надо будет и это спросить. Почему неприлично целоваться на людях? И вообще, где же ты шляешься, милый братишка, когда твой младшенький так проголодался? Подскакивая, словно козлёнок. Билл сбежал вниз по лестнице и поймал Тома за руку. Тот был чем-то чрезвычайно озабочен. Он задумчиво крутил перед собой мобильный телефон и, кажется, не замечал, что Билл вертится рядом. — Том, я есть хочу, — Билл выцарапал крупную тёплую ладонь и прижался к ней щекой, — пойдём поскорее. С некоторых пор он вдруг начал есть и днём и ночью, словно навёрстывая те годы, когда от тоски и раздумий пища не лезла в глотку. Билл вёл себя словно благородная собачка, сбежавшая от хозяйки и не брезгующая порыться в объедках. Он ел всё, что плохо лежало, не стесняясь кусочничать или ныть в магазине. — Ну, Том, пойдём скорее в кафе! А ещё он начал говорить. Пока не много и не часто. Стеснялся оттого, что отвык и порой не мог сформулировать мысль. Но говорил фразами. Достаточно сложными и разумными. — Том, ну! — Билл обнял Тома двумя руками и привычно зарылся лицом в старенькую толстовку, — Слышишь, как урчит в животе? — Сейчас, потерпи немного, — Том расцепил тонкие ручонки и подошёл к какому-то парню со старшего курса. Билл разочарованно нахмурился. Тем более, что Том отлучился только на пять секунд, чтобы взять маленький пакетик. Для этого было совершенно не обязательно отталкивать младшего от себя. — Фигня какая-то, — Билл обиженно кивнул на пакетик и, тут же забыв, зачастил, — купи мне булочку. Нет, две. С джемом и сосиской, — Билл умильно улыбнулся и опустив глаза, скромно добавил, — а лучше три. — Ну всё, завтра генеральная репетиция, — подталкивая Билла к автобусу, констатировал Том, — а потом премьера. Костюмы, надеюсь, готовы? Билл кивнул. Том подвинул его к свободному сидению и строго поинтересовался: — А уроки ты выучил, отличник? Завтра будет уже не до занятий. Билл старательно закивал, хотя на нём висела математика и физика. Но на кой чёрт ему сдались эти предметы? Ведь всё ясно как божий день. Он выучится, станет художником, и все эти точные науки в его жизни никогда не пригодятся. А сосчитать стоимость булки и сосисок в супермаркете он сможет и без всяческих интегралов с законами Ома. — Между прочим, мы сегодня на хозяйстве одни, — напомнил Том, — Карла поехала домой. Дела у неё какие-то, — проворчал старший брат, а Билл невольно просиял. Сегодня их ждёт чудесный холостяцкий вечер, с пивом, мультиками и посиделками на кухне до глубокой ночи. И главное, при всём при этом не будет нудных нотаций про режим, алгебру и немытые руки. Том будет принадлежать только ему одному. — Давай выйдем здесь, — Том кивнул на белоснежную громаду торгового комплекса, — а то у нас в холодильнике пусто, а ты вечером заноешь — хочу булочку, хочу чипсов, хочу каку на лопате. Билл невольно захихикал. Какой у него всё-таки замечательный брат. Вроде и говорит давно не смешные вещи, но в его устах это звучит так, что животик надорвёшь. Пока они бродили среди полок и выбирали, чем будут ужинать, Билл ни на минуту не прекращал любоваться братом. Его даже подкалывало от ревности, когда на него бросали аналогичные взгляды молоденькие девушки-продавцы.Вот было бы здорово приехать с Томом в приют, навестить фрау Эструп. Пусть его увидят все прежние обидчики и задиры. Они-то до сих пор сидят в детском доме, а они приедут нарядные, на Томовом мотоцикле, обязательно с подарками и гостинцами. Все из себя щедрые и великодушные. Теперь-то никто не посмеет сказать, что Билл наркоманский выкидыш и сын проститутки.Когда к нему приезжала мама, он стыдился её, старался увести подальше и демонстративно сокращал время визита до минимума. Она приезжала довольно часто, слюняво целовала «малышика» в губы, распространяя ужасный запах перегара, нарочито громко восхищалась тому, как он вырос, а потом начинала громко рыдать пьяными слезами. Но самое ужасное заключалось в том, что хорошенько проплакавшись, мамочка, шла в корпус, ловила каждого встречного ребёнка и долго внушала, что Билл самый милый сыночек, и умоляла его не обижать. Дети помладше испуганно шарахались от шатающейся тётки с размазанной косметикой, а старшеклассники наоборот находили отличный способ поиздеваться. Они кидались к Шарлотте в объятия, громко надсадно ревели, изображая горе, и потом клятвенно обещали защищать малыша до последней капли крови. Шарлотта опять начинала рыдать, лезла целоваться к милым детишкам, и кончалось всё это одинаково. Фрау Эструп вызывала охрану, и сердитый герр Пелко выдворял мамашу на улицу. В такие дни Билл не мог есть. От всего происходящего было мучительно стыдно и горько. А вечером его ждали тычки, тумаки и угрозы. Порой весьма болезненные и главное несправедливые. А один раз красавица старшего класса девушка по имени Матильда оттаскала Билла за волосы. Её парень увидел, как Шарлотта повисла на шее Матильды, и решил, что она мамаша девицы. Попробовала бы она теперь тронуть Билла хоть пальцем, когда с ним такой серьёзный и красивый брат. — Билл, да ты спишь что ли? — младший очнулся от оклика старшего брата, — я уже третий раз прошу расстегнуть рюкзак. Это всё твоё, понесёшь сам, — Том сгрузил кучу пакетов и кульков в распахнутый рюкзачок и громко сказал, — Поехали. Темнеет уже. Домой они завалились, когда над городом распростёрся ранний осенний вечер. Том протопал на кухню, включил плиту и чайник, а Билл начал перекладывать покупки в холодильник. — Что готовим? — спросил Том, — яичницу или спагетти? Билл на секунду задумался. Порешили, что холостяцкие посиделки стоит отметить картофельным пюре с сосисками, и младший отправился мыть руки.В ванной Билл опять задумался, машинально запуская мыльницу, как лодочку. Он всем сердцем полюбил их старую квартирку и уже не представлял себе жизни без милых закутков, гулкой ванны и уютного дворика. Он буквально боготворил Тома за то, что тот дал ему возможность бывать одному, за отдельную комнату, за покой и комфорт. Попробовал бы Билл в приюте мыть руки по полчаса и пускать в раковине кораблик.Надо сказать, что благодаря Биллу их скромное жилище преобразилось. Что-то купили, что-то подарили, что-то просто отдали. Билл сам сшил на старенькой машинке занавески, расставил игрушки, повесил картины. Он был милый и услужливый, соседи часто дарили ему домашние вещи, и хозяйственный мальчишка тащил в дом всё, что приглянулось его взору. «Хорошо бы ещё собачку завести или кота, — сам с собой рассуждал Билл, — тогда дом будет совсем живой». — Билл, да что сегодня с тобой, устал что ли так? — окликнул Том, — зову зову, принеси полотенце из шкафа. Это совсем грязное. Пока они ужинали, Билл то и дело кидал на Тома любопытные взгляды. Интересно, а Том его любит? Всё-таки так и не понятно, зачем он его взял. Вроде добрый, заботится, всё покупает, даже уроки с ним делает, но почему всегда такой хмурый? Не улыбнётся лишний раз, не приласкает, а если и обнимет, то так, словно повинность исполняет. И лицо у него сразу становится испуганное, словно перевёрнутое. — Уроки сделал? — ещё раз спросил Том, — точно? Что-то я не видел тебя за учебниками. Пришлось признаваться, что задачу по алгебре он не решил, да и на физику тоже забил. Хорошо, что Билл теперь ходит в специальную художественную школу. Класс там крошечный, и за общеобразовательные предметы не ратуют даже сами педагоги. Но всё же стыдно приходить в четвёртый раз с пустой тетрадью. Пока Том пыхтел и грыз кончик карандаша, Билл сделал за брата задание по черчению и потихонечку рассматривал старшего, изучая, как тот хмурит брови. — Том, а ты меня любишь? — вдруг (даже неожиданно для самого себя) спросил Билл, — ну любишь? Или так просто? — Что просто так? — Том вздрогнул и оторвался от тетради. — Ну просто так взял меня из приюта или полюбил? — Том даже крякнул от неожиданности. Выпустил из рук карандаш и с недоумением посмотрел на младшего брата. — Ну и вопросы у тебя, — хмыкнул он и, увиливая от ответа, зачастил, — открой-ка задачник. Что-то у меня не сходится. Ну и примеры детям задают. Я так и знал. Сорок в тридцать шестой степени. Вот фигня. Пойду, позвоню Генриху. Спрошу, как решать. Он в математике отлично рубит. Том ушёл, а Билл так и остался со своим вопросом один на один. Ему почему-то стало нехорошо. Очень тревожно и горько, словно приятный уютный мирок был готов лопнуть, как радужный мыльный пузырь. — Решили, — Том вернулся в комнату, — записал решение на бумажку и милостиво разрешил, — перекатывай своим почерком. Потом они вместе помыли посуду, запустили стиральную машину и по очереди отправились мыться. Билл принял душ первым, закутался в толстый халат Тома и уселся в своей комнате смотреть мультики. Однако, нерешённый вопрос сверлил сознание мальчика всё сильней. От волнения его даже затошнило. Билл вдруг представил, что надоест Тому, тот его разлюбит или того хуже женится на Карле. Младший станет помехой, и его вернут в приют, как возвращают испорченный товар в магазин. Он этого не переживёт. Он просто умрёт от одного сознания, что опять придётся жить в общей комнате, что мыть руки, кушать и даже ходить в туалет надо будет по расписанию, а не тогда, когда хочется. Что рядом будут чужие равнодушные люди, и он никогда не станет художником или модельером одежды. И рядом не будет Тома, пусть немного ворчливого и придирчивого, но зато такого родного и доброго. «Это всё из-за Карлы! — внезапно догадался Билл, — Том любит её больше, чем меня. Она ему интереснее. Она взрослая, деловая. Всё так легко решает. Помогает ему. А ещё она с ним спит. Да!!! Она спит с Томом!» Мальчишка даже задохнулся от этого открытия. Честно говоря, Билл не очень-то понимал, зачем пары спят вместе. Но ещё в детском доме он слышал столько пикантных намёков, что проникся к этому вопросу с полной серьёзностью. Даже среди самых маленьких детей было столько интриг и недомолвок, что Билл считал совместный сон делом очень важным, таинственным и немножечко стыдным. Даже не немножечко. От всех этих разговоров его кидало в жар и мучительно пламенели щёки. Что любопытно, как все аутичные дети, Билл не имел ни малейшего представления о тайне зачатия. Все эти разговоры о совместном сне носили для него непостижимый, пикантный и отвлечённый характер. Со всей наивностью он полагал, что люди просто лежат вместе и, как апогей, целуются и ласкаются. О сексе он знал ещё меньше, чем о тайных мыслишках, что бродили в голове его старшего брата. Смущало Билла и то, что для совместного сна люди полностью раздеваются. Как всякий стеснительный ребёнок, он очень трепетно относился к своему телу и стыдился малейшего проявления вольностей.Весь горя от смущения и главным образом от волнения, Билл запахнул на себе тёплый халат Тома и осторожно высунулся в коридор. Старший уже намылся и сейчас напевал какую-то весёлую песенку в своей маленькой спальне. Билл тихонько открыл дверь и робко заглянул в комнату.Том был полностью обнажён, не считая большого банного полотенца, что мягко обвивало пышную гриву дредлоков. Билл замер, невольно залюбовавшись стройной фигурой старшего брата. В его разглядывании не было ни малейшего эротического подтекста. Он просто любовался Томом, как любовался бы красивым пейзажем, античной скульптурой или замысловатым рисунком. Не очень высокий, но удивительно пропорциональный, загорелый, с мягкой бархатной кожей и сильными мускулистыми ногами, он показался Биллу настоящим Апполоном. Классическим совершенством, идеальной натурой, которую он недавно пытался нарисовать сам. Тем временем Том тщательно вытерся вторым полотенцем и начал смазывать кожу, выдавливая крем из большого тюбика. Он поворачивался перед зеркалом, и Билл невольно отметил, какие у брата яркие выпуклые соски, плоский рельефный живот и главное упругие русые завитки внизу живота. Сам Билл ещё не постиг прелестей превращения в мужчину, и развитое тело брата повергло его не столько в смущение, сколько в недоумение пополам с досадой. Билл почувствовал себя хилым и смешным. Он бы и дальше грыз себя за нелепость, но Том выключил свет и с грохотом повалился на кровать. Билл постоял ещё несколько минут и затем, задержав дыхание, как перед прыжком в воду, осторожно вошёл в комнату. — Ты чего не спишь? — удивился Том, включая ночник, — голова болит, или опять есть хочешь? — Мне страшно, — Билл и сам не знал, почему ответил именно так. Но ему и вправду было страшно за свой едва устоявшийся мирок, который он так боялся потерять. Том сел в постели и с трудом подавил раздражение. Он хотел спать, и младший братец со своими причудами был очень не к месту. — Можно я лягу с тобой? — Билл произнёс эти слова и почувствовал, как бешено, запылали его щёки. Ещё в детском доме он слышал грубые и ехидные намёки на парней, кто спит друг с другом. От этих слов становилось ещё более страшно и стыдно. Но сейчас он был готов пожертвовать даже своей честью, лишь Том оставил его дома. — Ох, ну ложись, — не очень охотно согласился старший и подвинулся к стене. Билл зажмурился и нырнул в тёплую нагретую постель. Сам он был босиком и уже порядком озяб. — Что, опять заболеть хочешь? — сердито пробурчал Том, — ноги совсем ледяные! Билл промолчал, с ужасом поджидая, что вот сейчас начнётся ОНО. Тот неведомый сон вдвоем, о котором так любили болтать одноклассники. Но, как ни странно, ничего страшного не произошло. Том просто обнял его за плечи и крепко прижал к себе. Правда, куда как крепче и приятней, чем делал это на людях. — Приснилось что-то страшное? — он чмокнул его в макушку, и Билл, растаяв, словно кусочек сахара в горячем чае, уткнулся Тому в плечо. Нет, он его всё-таки любит. Билла до сих пор никто не обнимал с такой нежностью. Удивительно приятно оказаться в плотном коконе рук, словно в уютном гнезде, чувствуя себя в полной безопасности. — Нет, — Билл помотал головой, — просто захотелось к тебе. — Спи, дурачок, — Том прижал Билла к себе и тихонько погладил по спине тёплой ладонью, — завтра тяжёлый день. Билл так и заснул, совершенно забыв о том, зачем пришёл. Он спал крепко и сладко, как не спал давно, только иногда приоткрывая глаза и убедившись, что Том рядом, снова погружался в сон.Утром Билл проснулся первый и долго рассматривал Тома в мутном свете осенней зари. Тот раскинулся и спал беспокойно. Билл полюбовался на старшего брата и уже хотел было вылезти из тёплой постели, как его озарило ужасное сознание. ОН ПЕРЕСПАЛ СО СВОИМ СТАРШИМ БРАТОМ!!! ОН ПРОВЁЛ С НИМ НОЧЬ! ОН СДЕЛАЛ ЧТО-ТО УЖАСНОЕ, И ТЕПЕРЬ… что теперь будет, Билл и сам не знал. Весь дрожа, он свесил ноги с кровати. Том тоже проснулся и сочно потянулся, хрустнув застоявшимися мышцами. — Ну чего? — спросил он, видя хмурое лицо брата, — опять кошмары во сне? — Том, — Билл побледнел и едва шевелил губами, — Том, скажи, мы переспали? Да? — Что? — Не понял старший, — что ты сказал? — Том, мы переспали? — повторил Билл, — мы ведь переспали, правда? Его лицо сменило все цвета, начиная мертвецкой бледностью и кончая пунцовым румянцем. — Так вот зачем ты припёрся, — Билл так и не понял, почему старший брат ржёт, как ненормальный, едва не свалившись с кровати, — экспериментатор хренов!