Аутист/ Девять месяцев тишины

Билл стоял в огромном гулком холле художественной академии и нервно комкал низ кофты. До начала выпускного вечера оставалась четверть часа, а он всё ждал, когда же, наконец, подъедет отец вместе с Томом, которого, наконец-то, освободили под огромный залог. Все последние недели прошли для мальчика в нечеловеческом напряжении. Некоторые события он, вообще, помнил, как в тумане. Документы, юристы, нотариусы, полиция и опекунский совет. Вся эта круговерть наполняла холодный и просторный дом отца с раннего утра и до позднего вечера. Билл целыми днями сидел в его кабинете на скользком кожаном диване и ловил каждое слово, пока отец вёл переговоры с многочисленными представителями власти и своими адвокатами. Он так и засыпал на неудобном монстре мебельной промышленности и, измученный ожиданием, даже не чувствовал, как герр Хайнек сам относит его в спальню, укладывает в кровать и очень робко, даже боязливо целует на ночь в висок. К злорадству Билла, бабка и Карла как-то сразу притихли, сникли и съёжились. От их былой активности не осталось и следа, и если мальчик уже не мечтал о феерическом возмездии, то гарантированным спокойствием был вполне доволен. Но дело продвигалось медленно, и Билл едва не считал часы, когда же старший брат, наконец, вернётся домой. Он и не подозревал, что отец подготовил ему сюрприз, но о возвращении Тома было объявлено в утро окончания учебного года, и Билл весь извёлся, пока тянулась репетиция праздника посвященного выпуску из седьмого класса. Когда с прогоном стихов и примеркой костюма было покончено, Билл, словно ошпаренный, выскочил в огромный мраморный холл и буквально прилип к высокому витражному окну, что выходило на проспект. Его сердце колотилось, словно бешеное. Он кусал губы, дёргал за молнию наброшенной кофты и вздрагивал буквально от каждого звука. Движение перед академией было интенсивным, и мальчуган едва успевал вертеть головой, провожая проезжающие мимо машины. Отец и Том почему-то задерживались, и Билл просто не находил себе места, дрожа неприятной мелкой дрожью и поминутно набирая номер отца. В конце-концов, он так рассердил герра Хайнека своими бесконечными звонками, что отец перестал отвечать, а потом и вовсе пропал из сети. Скорее всего, они уже проезжали, какой-нибудь тоннель и мальчик, вздыхая, сунул телефон в карман. Как назло, в холле было очень людно, и Билл стеснялся, что все видят его нервозное состояние и тихонько смеются над незадачливым учеником. На самом деле, в просторном помещении собрались родители таких же взволнованных детей и на него никто не обращал внимание. А люди всё прибывали. Прямо в холле функционировал передвижной буфет, мамы и бабушки прихорашивали своих чад, толпились зрители, то и дело сновали распорядители, и от шума мальчишка даже не слышал своего голоса. Как назло, чей-то чрезмерно взбудораженный отец неправильно запарковал свой автомобиль, затем второй такой же истеричный родитель, врезался в выпирающую машину, мгновенно образовался затор, и улицу перегородили полицейской растяжкой. Билл досадливо охнул, когда увидел образовавшуюся пробку и уныло поплёлся в классы. До начала оставалось всего несколько минут. Как жаль, что Том и папа не увидят торжественного подъёма занавеса и той части декораций, которую помогал расписывать Билл. А может, даже пропустят момент его награждения и поздравления и тогда праздник будет точно испорчен. Впрочем, к радости мальчика, телефон звонко известил, что герр Хайнек снова появился в сети. Тем временем, на улице организовали объезд и новые гости заспешили в академию с бокового непарадного входа. Он уже поднялся на несколько ступенек, ведущих наверх, как его дёрнул за руку какой-то незнакомый мальчик — Ты, Билл? — Да. — Там к тебе приехали. Дядька такой пожилой. Скорее. Он просил помочь вытащить из багажника, какую-то хрень. И мальчишка ткнул рукой в сторону выхода. — Давай поживее. Наверняка, это прибыл отец. А хрень из багажника — это, вне всякого сомнения, громадный букет и может быть, даже какой-то подарок. Как назло, навстречу им шли люди, все толкались, шумели, нервничали. Мальчик, ловко лавируя между входящими, вытащил Билла на улицу и подтолкнул к небольшому дворику, где парковались всё новые автомобили. Билл закрутил головой, пытаясь рассмотреть отцовскую серебристо-серую Бугатти и вновь обретённого брата. Он, весь дрожа от волнения, почти на цыпочках, обошел ближайшие автомобили и дошёл до самого конца двора, который кончался тупиком и неприметным входом в подвал. Его волнение всё нарастало, и недоумение от того, что он не может найти автомобиль отца, превращалось в лёгкую панику. — Вот привёл! — радостно провозгласил мальчишка. Его голос потонул в переливе школьного звонка. Он грубовато подтолкнул Билла к совершенно незнакомой машине и мгновенно исчез в толпе зрителей, что устремилась ко входу. Билл растерянно захлопал глазами, не понимая, что за странные шутки. Он несколько минут молча пялился на пожилого господина, что стоял возле машины и вдруг почувствовал, как его затылок медленно, но верно леденеет. Перед ним стоял дядя Альфред. Как и всегда спокойный, невозмутимый и даже чуточку сонный. Внезапно перед глазами Билла пролетела сцена разговора в их квартире. Его угрозы разоблачить деяния сумасшедшего дяди. Холодная ухмылка Альфреда и какое-то перевёрнутое побелевшее лицо бабки. Билл почувствовал, как обливается холодным потом. Он молча повернулся, сделал несколько неловких шагов между припаркованными автомобилями и, зацепившись за какой то выступ, растянулся во весь рост. В ту же секунду на его горле сомкнулись две огромные холодные ладони, и дядя Альфред одним прыжком потащил Билла в приоткрытую дверь подвала. В длинном сумрачном коридоре было пусто и холодно. Дядя Альфред протащил Билла, словно пушинку, и заволок в какой-то далёкий тёмный и влажный закуток. Он продолжал держать мальчика за горло, и от удушья у Билла закружилась голова. Он даже толком не понял, что произошло. Ему было очень больно, а холодные жёсткие ладони стискивали горло всё сильнее. Дядя Альфред кинул Билла на пол, и в спину впились колкие мелкие камушки, но мальчик даже не почувствовал этих мелких неприятностей. Он судорожно колотил руками и ногами, пытаясь высвободиться из смертоносного захвата. Перед глазами заплясали алые сполохи. В ушах гудел басовитый колокол, а из носа тонкой струйкой побежала кровь, пачкая собой губы и влажные руки убийцы. Биллу казалось, что он засыпает. И без того слабые звуки подвала исчезали в ватной пелене, а взор вдруг стал серым и слабым, как меркнущее изображение старого телевизора. Мальчишка бился из последних сил. Он уже совсем ослаб, и его трепыхания больше походили на хаотичные нервные судороги умирающего. А дядя Альфред продолжал душить. Билл уже не чувствовал ни его странного кисловатого запаха, ни судорожного взволнованного дыхания, ни даже боли от судорожно стиснутых пальцев. Он вообще перестал ощущать окружающее, и перед взором вдруг поплыли чёткие и яркие образы его непутёвой мамы, воспитательницы фрау Эструп, приятелей и знакомых. Билл даже не почувствовал облегчения, когда дядя Альфред вдруг распустил захват, и перед его стекленеющим взором предстали лица отца и Тома… Том сидел на ступеньках крыльца, что вело в их уютный внутренний дворик, и плакал почти навзрыд. Он рыдал и никак не мог остановиться. Всё накопившееся, за последние недели, напряжение, наконец, вырвалось наружу, и он плакал не в силах сдержаться. Тюрьма, следствие, мучительное ожидание своего будущего, а потом чудесное избавление. Долгая и не слишком простая беседа с герром Ханеком. А затем тот ужас, что произошёл в подвале академии художеств. Он плакал и даже не слышал, как на улице звонко хлопнула дверь автомобиля и по коридору прогарцевала пара ловких ножек. Затем раздались уверенные неспешные шаги человека постарше, и во дворик спустились герр Хайнек и Билл. — Том, Томик, ну что ты? Ну перестань, — гибкие ручонки со всего маху обвили Тома за шею, и Билл, совершенно не смущаясь присутствием отца, расцеловал брата в обе щеки. — Томик, ну всё же в порядке. Я жив–здоров. В больнице сказали, что всё обошлось. Дядьку Альфреда арестовали, Карла укатила к своим родственникам в деревню, а бабка сидит, прижавши жопу. — Билл, — герр Хайнек строго погрозил младшему сыну пальцем, — твой французский хромает. — Вот говорил тебе папа, звал к себе, — Билл продолжал ласково укорять всё ещё ревущего Тома, а сам льнул всё ближе, не в силах выпустить обожаемого брата из объятий, — надо было слушаться. — Тогда бы я тебя потерял, — хлюпая носом, продудел Том. — А так ты мог потерять меня насовсем, — Билл сам смахнул со щёк брата слёзы. Шея у него была до сих пор синяя и пока Билл вертел головой, Том совершенно чётко разглядел отпечатки пальцев. Он невольно поёжился, не в силах понять то, как Билл смог пережить очередное потрясение и не сломаться. Мальчишка даже от больницы отказался хотя был безумно напуган. Он дал показания полицейскому инспектору и потребовал, что бы герр Хайнек отвёз его домой. — Пап, дай ему свой платок, — потребовал мелкий. — Возьми, — герр Хайнек усмехнулся и почти строго добавил, — я наивный человек, до встречи со своим сыном думал, что умею управлять людьми. Знаешь, чем он пригрозил, если я откажусь тебе помочь? Поклялся пойти в, какое-нибудь издательство посолидней и рассказать, как я сбагрил его в детский дом. Какого, а? Так, скажи мне Том, ты всё ещё продолжаешь раздумывать? — Герр Хайнек, после всего, что произошло, — Том вскинул зареваное лицо на мужчину, — я не могу принять вашего предложения. — Значит, ты последний дурак, — неожиданно грубо ответил герр Хайнек. — Папа, — возопил Каулитц-младший, — ты, что говорил про французский? Герр Хайнек только хмыкнул и продолжил: — Между прочим, я никогда не повторяю свои предложения дважды. Так что, ты первый! Но теперь, с небольшими изменениями. Скажу честно, ты мне полюбился, и видя твоё отношение к Биллу, предлагаю тебе перебраться ко мне, практику в моём концерне и параллельную опеку этого маленького нахального поросёнка. — Поросёнок, между прочим, сын свиньи, — вполне предсказуемо обиделся Билл, — ну, Том. Соглашайся же!!! Мы будем вместе и теперь всё будет хорошо. Том осторожно посмотрел на герра Хайнека, который чуть заметно улыбался, несколько секунд помолчал и просто кивнул головой. — Вот и отлично, — герр Хайнек тут же оживился, — тебе надо быть порасторопней и научится принимать решения. Том снова молча кивнул. — И хватит распускать нюни. Вставай и собирайся, скоро поезд. — Как? Куда? — Том испуганно вздрогнул. — Поедете от греха подальше, — герр Хайнек торопливо взглянул на часы, — в одно славное местечко в Швейцарских Альпах. В общем, собирайся живее. Мы тебе поможем. — Да, но как же квартира. Долги и прочее? — Мне придётся взять с тебя слово, что больше никогда в жизни не приблизишься к наркотикам, как бы плохо тебе не было, — герр Хайнек строго посмотрел Тому в лицо, — что бы ни случилось. С кем бы ты ни был и что не делал! — Даю, — хрипло ответил Том. — И я тоже, — вдогонку пискнул Билл, — чесслово, никогда-никогда. — Ну, а квартиру вашу придётся ремонтировать. Мне здесь тоже нравится, — герр Хайнек пожал плечом и оглядел уютный дворик с зацветающей сиренью, — но работы здесь много. — А жить мы, где будем? — завопил младший, — когда вернёмся. — У меня пока поживёте. — Пап, да ты, что, — Билл негодующе затряс головой, — мне из твоего дома до академии через весь город пилить. — Ничего страшного, — герр Хайнек только хмыкнул, — тебя будет возить водитель. На моей машине. — Папа, — Билл, аж побагровел от возмущения, — я и на такой машине с водителем? Ты опозорить меня хочешь? У нас даже преподаватели на электричке ездят. — О, Господи, — герр Хайнек устало закатил глаза, — хорошо! Куплю тебе электричку. — Чего??? — в один голос протянули оба брата, — электричку? На несколько секунд воцарилась тишина. Герр Хайнек похлопал глазами, вдумываясь в то, что сказал сам, затем весело расхохотался и обнял обоих парней за плечи. Молоденькая проводница Альпийского экспресса была новенькой и пока ещё с живым интересом приглядывалась к прибывающим пассажирам. Девушка пыталась угадать, кто все эти люди и какие у них истории? Куда они следуют? И чем собираются заниматься в Альпах весной? Ей было интересно фантазировать, угадывать и порой просто придумывать людям свои варианты событий. Перрон был почти пуст, когда к экспрессу подошли двое молодых людей. Оба очень красивые, стройные, с одинаково точёными лицами и тёмными раскосыми глазами. Они явно были братьями, но их немного странная манера держаться друг с другом вызывала откровенное недоумение. Казалось, что воздух вокруг них образует какую-то ауру. Тёплый и закрытый мирок, который ощущался даже на расстоянии. Закрытое и одновременно душевное пространство. В остальном, они были самыми обычными, одеты просто и скромно, да и путешествовали почти налегке. У младшего был этюдник, старший держал небольшую спортивную сумку с вещами. Ещё больше непонятности внесло появление пожилого, совершенно неприметного господина. Он выглядел более, чем скромно, но его сопровождало двое охранников, а юноши походили на старшего спутника не более, чем картошка на апельсины. Тем не менее, господин дотошно выспросил, когда будет обед, просил проследить за форточками и предупредить двух юнцов по приезде в Церматт. В нём чувствовалась властность, но молодые люди прислушивались к его наставлениям в пол-уха, и чувствовалось, что им не терпится остаться наедине. Потом девушка-проводница отвлеклась от своих молодых пассажиров и вновь обратилана на них внимание, только вечером. До этого юноши держались, как и все пассажиры. Рассматривали рекламные проспекты, глазели на пейзажи за окном, потом сходили пообедать, затем старший задремал, а младший что-то чирикал в блокноте. Второй раз она увидела парочку уже на смотровой площадке. Альпийский экспресс нёсся по самой красивой части дороги. Огромные вершины гор сдавливали трассу сразу с двух сторон, и белоснежные шапки тонули в вечернем розовом зареве. — Том, посмотри какая красота. Вот, смотри направо. — Я смотрю. — Это не право, а лево. — Так я туда и смотрю. — А я тебе говорю смотри направо. Ты до сих пор путаешь право с лево. Младший восторженно повизгивал от накатывающих эмоций и тараторил, словно испорченная печатная машинка. — Господи, сам не понимаю, как я тебя вытерпел все эти девять месяцев? — старший делано вздохнул. — Зато это были самые счастливые месяцы в моей жизни, — младший неожиданно притих и обвил старшего тонкими ручонками за талию. — Девять месяцев тишины, — добавил он, — тишины и покоя в моей душе! THE END. Драбблы к "Аутисту" https://ficbook.net/readfic/434241